Она заговорила первой:
— По-моему, эта собака мне уже знакома. Она очаровательна.
Гордон мог бы подумать, что женщина проследовала за ним до Лонгслейд-Боттома и леса Хинчелси, если бы не тот очевидный факт, что здесь она очутилась раньше его. Они шли с разных сторон. К людям он относился с подозрением, однако не хотел быть параноиком.
— Вы — та женщина, что искала пруд Моне.
— Я его нашла, — ответила она. — Правда, прежде попала на коровье пастбище.
— Разумеется, — хмыкнул Гордон.
Женщина наклонила голову. Ее волосы снова сверкнули, как тогда у дома. «Уж не засунула ли она в них искры?» — глупо подумал он. Ему еще не приходилось видеть такие блестящие волосы.
— Разумеется? — повторила она.
— Ну, — медленно ответил он, — я же видел, куда вы свернули.
— Вот как? Вы смотрели на меня с крыши? Надеюсь, вы не смеялись. Это было бы слишком жестоко.
— Нет, — ответил он.
— Что ж, признаю: в картах я не разбираюсь, да и правую и левую сторону не различаю, так что неудивительно, что я снова заблудилась. Хорошо хоть, что лошади мне не встретились.
Гордон оглянулся по сторонам.
— Не слишком удачное место для прогулок. Тем более что в картах и направлениях вы не разбираетесь.
— Вы имеете в виду лес? Но у меня был ориентир. — Она махнула рукой в южном направлении, указывая на отдаленный холм, на вершине которого стоял огромный дуб. — Пока шла в лес, все время следила, чтобы это дерево было у меня с правой стороны, а теперь оно от меня слева. Поэтому сейчас я уверена, что иду в сторону автостоянки. Видите, я не совсем безнадежна, хоть и забрела сегодня сначала к вам, а потом на коровье пастбище.
— Это дуб Нельсона, — сказал Гордон.
— Что? Вы хотите сказать, что у дерева есть владелец? Оно стоит в частном владении?
— Да нет, земля государственная. Это дерево называют дубом Нельсона. Возможно, он его и посадил. Лорд Нельсон, то есть.
— А, понимаю.
Он посмотрел на нее пристальнее. Она втянула нижнюю губу, и он подумал, что она, наверное, не знает, кто такой лорд Нельсон. Сейчас не все это знают. Чтобы помочь ей и в то же время не смутить, Гордон пояснил:
— Адмирал Нельсон строил корабли в Баклерс-Харде. За Болье. Вы знаете это место? В устье реки. На корабли потребовалось срубить очень много деревьев, поэтому им пришлось снова начать посадки, чтобы восстановить лес.
Возможно, сам Нельсон и не сажал желуди, но дерево тем не менее ассоциируется с ним.
— Я не из этих мест, — призналась женщина, — но, думаю, вы это уже поняли. — Она протянула ему руку. — Джина Диккенс. Не родственница. Знаю уже, что она — Тесс. — Джина кивнула на льнущую к ней собаку, — а вас как зовут?
— Гордон Джосси, — сказал он и взял ее руку.
Мягкое прикосновение ее кожи напомнило ему, что его руки загрубели от работы. Сейчас они к тому же и не слишком чистые, ведь он весь день провел на крыше.
— Я так и понял, — сказал он.
— Что?
— Что вы не из этих мест.
— Да. Местные жители вряд ли заблудились бы.
— Не в этом дело. Ваши ноги.
Она посмотрела вниз.
— А что с ними не так?
— В саду на вас были сандалии, а сейчас это, — сказал он. — Зачем вы надели веллингтоны? Вы собирались пойти на болото?
Джина снова втянула губу. Может, так она удерживается от смеха?
— Вы, наверное, сельский человек и думаете, что я глупа. Все дело в гадюках. Я читала, что они водятся в Нью-Форесте, и мне совсем не хочется наступить на одну из них. А теперь смейтесь, если хотите.
Гордон улыбнулся.
— Боялись наступить на змей в лесу? — Он не стал дожидаться ответа. — Змеи на пустошах. На солнышке. Или на тропе, по которой идут через болото, хотя и маловероятно.
— Мне следовало посоветоваться с вами, прежде чем переодеваться. Вы все время здесь живете?
— Десять лет. Я приехал из Уинчестера.
— Так и я тоже! — Она взглянула в ту сторону, откуда пришла. — Можно, я немного погуляю с вами, Гордон Джосси? Я никого здесь не знаю, а я люблю поговорить. Вы кажетесь мне безобидным, к тому же у вас очаровательная собака…
Гордон пожал плечами.
— Как хотите. Но я просто выгуливаю Тесс. Нам с вами вообще не нужно ходить. Она сейчас побежит в лес и вернется, когда нагуляется… Может, вам лучше присесть?
— О, я с удовольствием посижу. По правде говоря, я уже устала.
Он кивнул на бревно, на котором сам сидел, когда она вышла из-за деревьев. Они уселись в нескольких футах друг от друга, но Тесс не оставила их, как предполагал Гордон. Более того, собака примостилась возле Джины, вздохнула и положила голову на лапы.
— Вы ей нравитесь, — заметил Гордон. — Пустота нуждается в заполнении.
— Это верно, — согласилась она.
В ее голосе послышалось сожаление, поэтому он задал ей очевидный вопрос. Странно, что такая молодая женщина приехала в деревню. Молодежь обычно предпочитает другие места.
— Да, вы правы. Просто я только что рассталась с одним человеком, и расставание было не из приятных, — сказала она с улыбкой. — Поэтому я здесь. Надеюсь работать с беременными девочками-подростками. Этим я занималась в Уинчестере.
— В самом деле?
— Чему вы удивляетесь?
— Вы и сами-то недалеко ушли от подросткового возраста.
Джина спустила солнцезащитные очки на кончик носа и взглянула на него поверх оправы.
— Вы что, флиртуете со мной, мистер Джосси?
У него мгновенно вспыхнуло лицо.
— Прошу прощения. Я ни о чем таком и не думал.
— Да бросьте вы. Я не возражаю.
Она подняла очки на темя и открыто посмотрела на Гордона. Глаза у нее были не голубые и не зеленые, а что-то среднее. Цвет неопределенный и интересный.
— Вы покраснели. Я никогда еще не заставляла мужчин краснеть. Это мило. Вы часто краснеете?
Он покраснел еще больше. Таких разговоров с женщинами у него еще не было. Гордон не знал, как их понимать, он не разбирался в женщинах и не умел с ними разговаривать.
— Я вас смущаю. Извините. Я не хотела. Иногда я дразню людей. Это плохая привычка. Возможно, вы поможете мне от нее избавиться.
— Да ничего, дразните, — сказал он. — Я… слегка растерялся. Видите ли, я только крыши крою.
— Днями напролет?
— Что-то вроде этого.
— А как же развлечения? Отдых? Что для разнообразия? Надо ведь и перерыв делать.
Он указал подбородком на собаку.
— Она у меня как раз для этого.
— Гм, понимаю.
Джина склонилась к Тесс и потрепала собаку там, где ей нравилось больше всего, — за ушами. Если бы ретривер мог урчать, то он бы точно сейчас заурчал. Джина, похоже, пришла к какому-то решению, потому что подняла глаза. Лицо ее было задумчивым.
— Может, придете ко мне чего-нибудь выпить? Как я и сказала, здесь я никого не знаю, а вы явно человек безопасный. Я тоже безопасная, и у вас красивая собака… Ну как, согласны?
— Я вообще не пью.
Она вскинула брови.
— Вы что же, никаких жидкостей не принимаете? Так не бывает.
Гордон невольно улыбнулся, но промолчал.
— Я хотела предложить вам лимонад. Я тоже не пью. Мой отец… Он много пил, поэтому я держусь от алкоголя подальше. Это отличало меня в школе… в хорошем смысле. Мне всегда нравилось отличаться от других.
Она поднялась и отряхнула брюки. Тесс тоже вскочила и замахала хвостом. Было ясно, что собака приняла приглашение Джины Диккенс. Гордону ничего не оставалось, кроме как согласиться.
И все же он колебался. Он предпочитал держаться подальше от женщин, но ведь Джина ничего такого не предлагала. К тому же она действительно казалась безопасной. Взгляд у нее был искренний и дружелюбный.
— В Суэе есть отель, — вспомнил Гордон.
Джина изумленно взглянула на него, и Гордон понял, как прозвучали его слова.
— Я хотел сказать, что к Суэю отсюда ближе всего, но в этой деревне нет паба, — пробормотал Гордон, чувствуя, как загорелись уши. — Все пользуются баром отеля. Если хотите, пойдем туда. Там и выпьем.
Выражение ее лица смягчилось.
— Вы и в самом деле чудесный человек.
— Я так не думаю.
— А я в этом уверена.
Они отправились в путь. Тесс бежала впереди, и потом произошло чудо, которое Гордон не скоро забудет: собака остановилась у края леса, там, где тропа спускалась с холма в сторону болота. Тесс явно ждала, когда на нее наденут поводок. Такое с ней случилось впервые. Гордон был не из тех людей, что ищут знаков судьбы, однако поведение Тесс явилось для него еще одним указанием на то, что он должен сделать.
Они подошли к собаке, Гордон надел на нее поводок и подал его Джине.
— Что вы имели в виду, когда сказали, что вы не родственница?
Джина недоуменно свела брови.
— Назвав мне свое имя, вы сказали, что вы не родственница.
И снова это изумленное выражение. В нем была мягкость и что-то еще, и Гордону захотелось понять, что именно.
Они подошли к собаке, Гордон надел на нее поводок и подал его Джине.
— Что вы имели в виду, когда сказали, что вы не родственница?
Джина недоуменно свела брови.
— Назвав мне свое имя, вы сказали, что вы не родственница.
И снова это изумленное выражение. В нем была мягкость и что-то еще, и Гордону захотелось понять, что именно.
— Чарльз Диккенс, — сказала она. — Писатель. Я ему не родственница.
— О, — сказал он. — Я не… Я мало читаю.
— В самом деле? — спросила Джина, и они стали спускаться с холма. Она взяла его под руку, а Тесс вела их за собой. — Думаю, нам нужно с этим что-то делать.
ИЮЛЬ
Глава 1
Мередит Пауэлл проснулась, увидела на своем электронном будильнике дату и в несколько секунд уяснила для себя четыре вещи: во-первых, сегодня ей исполнилось двадцать шесть, во-вторых, у нее выходной; в-третьих, в этот день ее мать захотела побаловать внучку и пригласила ее с собой в увлекательное путешествие; стало быть, в-четвертых, Мередит представилась прекрасная возможность извиниться перед старинной подругой за ссору, которая развела их почти на год. Последнее решение пришло ей на ум, потому что Мередит родилась в один день со своей лучшей подругой. С шестилетнего возраста они были неразлейвода с Джемаймой Хастингс, а с восьми лет всегда вместе праздновали свой день рождения. Мередит знала, что если не наладит отношения с Джемаймой сегодня, то не сделает этого никогда, а значит, столь дорогая для нее традиция будет уничтожена. Этого она не желала. Не так-то легко обрести настоящих друзей.
Над тем, как она станет извиняться, Мередит долго не думала. Осмыслила все, стоя под душем. Надо испечь торт. Она испечет его сама, отвезет в Рингвуд и преподнесет Джемайме вместе с извинениями и признанием своей вины. О сожителе Джемаймы, явившемся причиной их ссоры, упоминать не будет. Мередит уже понимала, что это бессмысленно. Надо смириться с тем фактом, что у Джемаймы романтичный взгляд на мужчин, в то время как она, Мередит, по своему горькому опыту знала, что мужчины — животные в человечьем обличье. Женщины им нужны для секса, рождения детей и ведения домашнего хозяйства. Если бы они не притворялись, а прямо говорили, чего хотят на самом деле, то женщины, вступающие с ними в отношения, делали бы, по крайней мере, сознательный выбор, а не верили бы в то, что «он влюблен».
Мередит напрочь отвергала идею любви. Она все это уже проходила, и вот вам результат — Кэмми Пауэлл. Сейчас ей пять лет, для бабушки она свет в окошке, но отца у девочки нет и, скорее всего, не будет.
Кэмми в этот момент ломилась в дверь ванной и кричала:
— Мама! Мама-а-а-а-а-а-а! Бабушка говорит, что сегодня мы пойдем смотреть выдр, а потом будем есть фруктовое мороженое и гамбургеры. Пойдешь с нами? Там ведь и совы будут. Бабушка говорит, что когда-нибудь мы пойдем в больницу к ежам,[5] только она считает, что я еще должна подрасти, потому что туда ходят поздно вечером. Она думает, что я буду по тебе скучать, но ты ведь пойдешь, да? Ты ведь сможешь, мамочка? Мама-а-а-а-а-а-а!
Мередит засмеялась. Каждое утро, едва проснувшись, Кэмми начинала свой монолог, не прекращавшийся до тех пор, пока она не засыпала.
— Ты уже позавтракала, детка? — спросила Мередит, обтираясь полотенцем.
— Ой, забыла, — сказала Кэмми.
Мередит услышала шорох: это ее дочка шаркала по полу тапками.
— Бабушка говорит, что у них есть детишки. Маленькие выдры. Она говорит, что, когда их мамы умирают или когда их съедают, детишкам нужно, чтобы за ними кто-то ухаживал, и это делают в парке. В парке выдр. А кто ест выдр, мама?
— Не знаю, Кэм.
— Кто-то должен это делать. Все поедают всех. Или почти всех. Мама! Мама-а-а-а-а-а-а!
Мередит надела халат и отворила дверь. Дочь была точной копией Мередит в том же возрасте. Для своих пяти лет она была слишком высокой и худенькой, как и Мередит двадцать лет назад. Какое счастье, что Кэмми ничуть не похожа на своего никчемного папашу! Тот поклялся, что если Мередит будет такой упрямой и сохранит беременность, то никогда больше его не увидит, потому что, «черт подери, у меня есть жена. Забыла, что ли, идиотка? И двое детей. И ты отлично это знала, Мередит».
— Обними меня, Кэм, — попросила Мередит. — И подожди меня в кухне. Я буду печь торт. Хочешь помочь?
— Бабушка готовит завтрак.
— В кухне хватит места еще на двух поварих.
Так и оказалось. Пока мать Мередит стояла у плиты и жарила яичницу с беконом, Мередит принялась за торт. Делать это было нетрудно, поскольку она воспользовалась готовой смесью, и мать осудила ее за это, наблюдая, как Мередит высыпает содержимое пачки в миску.
— Это для Джемаймы, — сказала ей Мередит.
— Не видала она твоих тортов, — проворчала Джанет Пауэлл.
Мать, конечно, была права, но тут уж ничего не поделаешь. Главное ведь — доброе намерение, а не торт. Кроме того, даже с помощью ингредиентов, ниспосланных кулинарной феей, торт Мередит никогда не сравнится с тем чудом, какое Джемайма творит из муки, яиц и прочих продуктов. Так к чему стараться? В конце концов, это ведь не соревнование. Это дружба, которую нужно спасать.
К тому времени, как Мередит закончила возиться с тортом, бабушка с внучкой уже пустились в свое путешествие с выдрами, а дед ушел на работу. Мередит сделала шоколадный торт с шоколадной глазурью. Изделие получилось чуть кособоким, и серединка немного провалилась, ну а глазурь-то на что? С ее помощью можно спрятать все огрехи.
В кухне стало очень жарко, и Мередит решила перед поездкой в Рингвуд еще раз принять душ. Затем, как и всегда, обрядилась в просторное длинное платье, скрывавшее ее худобу, отнесла шоколадный торт в машину и осторожно поставила его на пассажирское сиденье.
«Боже, как жарко, — подумала Мередит. — Еще и десяти нет, а солнце палит вовсю». Ей могло бы показаться, что дело не в погоде, а просто она перегрелась у духовки, однако это явно был не тот случай. Мередит опустила окна в автомобиле, уселась на раскаленное сиденье и тронулась в путь. Надо как можно скорее вынуть торт из машины, а не то от ее подарка на сиденье останется шоколадная лужа.
Путешествие в Рингвуд было недолгим, один стремительный бросок по трассе А-31. Ветер дул в окна, магнитофон был включен на полную громкость. Голос повторял снова и снова: «Я существую, и я могу, я существую, и я могу», и Мередит сосредоточилась на этой мантре. Она не слишком верила, что заклинание сработает, но для выстраивания своей карьеры была готова на все.
Вереница автомобилей перед въездом в Рингвуд напомнила ей, что сегодня рыночный день. В центре города будет пробка: покупатели двинутся к площади, на которой каждую неделю в тени церкви Святого Петра и Павла, построенной в неонорманнском стиле, выставляются красочные прилавки. Кроме покупателей здесь будут и туристы, ведь в это время года Нью-Форест кишит ими. Кто-то передвигается в трейлере, кто-то пешком, кто-то на велосипеде, много фотографов-любителей и прочих энтузиастов времяпрепровождения на открытом воздухе.
Мередит бросила взгляд на шоколадный торт. Надо было поставить его на пол, а не на сиденье. Солнце светило на него немилосердно, значит, глазури не поздоровится.
Мередит вынуждена была признать, что мать оказалась права: о чем она думала, когда решила испечь торт Джемайме? Ну, сейчас уже поздно что-то менять. Возможно, они вместе посмеются над этим, когда она доедет и принесет торт в магазин Джемаймы. Магазин «Королевские кексы» находился на Хайтаун-роуд. Мередит сама нашла здесь подруге свободное помещение.
Улица Хайтаун-роуд отличалась разнообразием строений, и магазину это шло на пользу. С одной стороны улицы стояли дома из красного кирпича террасной застройки, образующие приятную дугу из арочных крылечек, эркеров и мансардных окон с нарядными наличниками, напоминающими белопенное кружево. На этой же стороне улицы находилась старая гостиница «Рейлвей-отель», из стальных подоконных ящиков которой до самого тротуара свешивались яркие цветы. На противоположной стороне мастерские предлагали клиентам ремонт машин и продавали полноприводные автомобили. Рядом с прачечной разместился салон причесок. И когда Мередит заметила возле него помещение с пыльной вывеской «Аренда» в витрине, она тут же подумала о Джемайме — о ее кексах. Кексы Джемаймы успешно расходились в Суэе, в ее собственном доме, но бизнес требовал расширения. Мередит тогда сказала подруге: «Джем, это же здорово! Я смогу забегать к тебе в перерыв, и мы с тобой вместе будем обедать». К тому же, сказала Мередит, пришло время сделать скачок. Уж не собирается ли Джемайма всю жизнь торговать из собственной кухни? «Ты сможешь сделать это, Джем. Я в тебя верю». Мередит не стала уточнять, что верит в подругу только в отношении бизнеса. Что же касается личных вопросов, она совсем не верила в Джемайму.