– Ты мой почтенный отец.
Я отвел оружие от шеи врага, и он сел, тупо уставившись на кровь, хлеставшую из обрубков его ног, и две ступни, так и оставшиеся стоять рядом на оленьей тропе. Накидка из ягуара, составлявшая наряд благородного воителя, даже промокшая и заляпанная грязью, производила сильное впечатление. Пятнистая шкура крепилась к оскаленной голове хищника, служившей шлемом таким образом, что передние лапы зверя были своего рода рукавами, куда продевались руки воителя, а когти постукивали у его запястий. Ремни при падении не расстегнулись, и на его левом предплечье по-прежнему красовался круглый щит.
В кустах снова раздалось шуршание, и появился Коцатль.
– Мой господин захватил своего первого пленника сам, без посторонней помощи, – тихо, но гордо промолвил он.
– И я не хочу, чтобы этот человек умер, – отозвался я, задыхаясь, но не от усталости, а от возбуждения. – У него сильное кровотечение.
– Может быть, обрубки можно перетянуть и чем-нибудь замотать, – предложил воин, говоривший на науатлъ с сильным тлашкальским акцентом.
Коцатль быстро развязал кожаные ремешки его сандалий, и я туго перетянул ими обе ноги пленника. Кровотечение мгновенно ослабло: кровь уже не хлестала, а лишь сочилась. Потом я встал между деревьями, чтобы осмотреться и прислушаться, как хотел это сделать воитель-Ягуар. К моему удивлению, с юга доносился не яростный шум битвы, а лишь невнятный гомон, словно на рыночной площади, перемежаемый отрывистыми приказами. Очевидно, пока я совершал свой маленький подвиг, главное сражение подошло к концу.
– Похоже, мой возлюбленный сын, ты сегодня не единственный пленник, – сказал я угрюмому воину. – Кажется, вся ваша армия разбита.
Тот лишь хмыкнул.
– Сейчас я отнесу тебя туда, где твоими ранами смогут заняться лекари. Думаю, у меня хватит сил тебя нести.
– Да уж, теперь я вешу меньше, – сардонически заметил пленник.
Я взвалил его изуродованное тело на закорки, а тлашкалец обхватил меня руками за шею. Его разукрашенный щит прикрыл мою грудь, словно был моим собственным. Коцатль, уже успевший притащить мне плащ и копье, теперь подобрал мой простой плетеный щит и окрашенный кровью макуауитль. Засунув их себе под мышки, мальчик взял в каждую руку по одной отсеченной ступне и поплелся под дождем следом за мной. Пошатываясь, я брел на юг – туда, где, как я надеялся, собиралась и восстанавливала порядок после победоносного сражения наша армия. На полпути мне повстречались бойцы нашего отряда: Пожиратель Крови собирал своих людей с ночных постов, чтобы отвести их к месту сбора.
– Связанный Туманом! – проревел, увидев меня, куачик. – Как ты посмел бросить свой пост? Где ты?.. – И осекся. Челюсть у него отвисла, а глаза от изумления округлились, почти сравнявшись по размеру с разинутым ртом. – Чтоб мне провалиться в Миктлан! Вы только гляньте! Гляньте, что тащит на спине мой лучший ученик! Я должен немедленно доложить об этом командиру Ксококу!
И он побежал прочь.
Товарищи взирали на мою добычу с восторгом и завистью. Один из них предложил мне помощь, но я выдохнул: «Нет!» Даже это слово далось мне с трудом, однако подвиг был мой, и я не собирался ни с кем делиться славой.
Вот в таком виде – с угрюмым воителем-Ягуаром на спине и ликующим Коцатлем, следовавшим за мной по пятам, сопровождаемый аж двумя командирами, Ксококом и Пожирателем Крови, гордо вышагивавшими по обе стороны от подчиненного, – я и прибыл наконец к месту, где завершилось сражение.
Особого ликования и торжества там не наблюдалось: уцелевшие и легко раненные воины обеих армий отдыхали, в изнеможении повалившись на землю; остальные аколхуа и тлашкалтеки корчились от боли, стонали и кричали на разные лады.
Между ними расхаживали лекари со своими снадобьями и бормотавшие заклинания жрецы. Некоторые из уцелевших бойцов, превозмогая усталость, помогали лекарям или собирали разбросанное по полю оружие, а также трупы и отсеченные части тел: руки, ноги и даже головы. Непосвященному человеку сейчас было бы трудно разобраться, кто здесь победители, а кто побежденные. Над полем висел смешанный запах крови, пота, грязных тел, мочи и кала.
Лавируя между лежавшими бойцами, я озирался по сторонам, высматривая кого-нибудь из командиров, чтобы сдать ему пленного.
Но весть об успехе опередила нас, и передо мной неожиданно появился не кто иной, как сам Несауальпилли. Он был облачен, как и подобало юй-тлатоани, в мантию, но под ней носил оперенный панцирь воителя-Орла, сейчас основательно заляпанный кровью. Вождь аколхуа не просто командовал войском, но и лично участвовал в сражении. Ксокок и Пожиратель Крови почтительно остановились в паре шагов за моей спиной, а правитель Тескоко приветствовал меня, подняв руку.
Я опустил своего пленника на землю, устало исполнил жест целования земли и, тяжело дыша, с трудом проговорил:
– Мой господ... господин... это... мой возлюбленный сын.
– А это, – промолвил благородный воитель, с иронией кивнув в мою сторону, – мой почтенный отец. Микспанцинко, владыка Глашатай.
– Молодец, юный Микстли, – сказал командующий. – Ксимопанолти, воитель-Ягуар Тлауи-Колотль.
– Я приветствую тебя, старый враг, – обратился пленник к моему господину. – В первый раз мы встречаемся не в разгар сражения.
– И похоже, что этот раз окажется последним, – ответил юй-тлатоани, опустившись на колени рядом с пленником, словно тот был его товарищем. – Жаль. Мне будет недоставать тебя. Мы с тобой встречались в незабываемых поединках. Кто мог предположить, что такой великий герой будет взят в плен новобранцем? – Он тяжело вздохнул. – Порой терять достойного противника бывает не менее печально, чем доброго друга.
Я слушал этот разговор с некоторым изумлением. До сего момента мне не приходило в голову поинтересоваться символами на щите пленного, тем паче что его имя – Тлауи-Колотль, Вооруженный Скорпион, – все равно ничего мне не говорило. Но для опытных воинов оно, очевидно, было громким и столь славным, что отблеск этой славы падал и на человека, пленившего подобного героя.
– Чтобы вырваться из засады, мой старый враг, – сказал Вооруженный Скорпион Несауальпилли, – я убил четырех твоих благородных воителей. Двух Орлов, Ягуара и Стрелу. Но если бы я знал, что уготовил мне тонали, – он бросил на меня взгляд, в котором смешивались удивление и презрение, – то уж лучше бы позволил одолеть меня кому-нибудь из них.
– Ты еще сразишься с благородными воителями, прежде чем умрешь, – заверил его Чтимый Глашатай. – Я позабочусь об этом. А сейчас позволь мне облегчить твои страдания...
Он повернулся и окликнул возившегося неподалеку с раненым бойцом лекаря.
– Минуточку, – побормотал тот.
Одному из воинов аколхуа в бою отсекли нос, сейчас хирург пришивал его на место, используя колючку кактуса в качестве иглы и собственный волос вместо нитки. По правде сказать, смотреть на это было страшнее, чем на просто кровавую рану. Закончив пришивать, врач поспешно залепил швы пастой из подсоленного меда и поспешил к моему пленнику.
– Развяжи-ка ремни на его ногах, – бросил лекарь одному своему помощнику и, повернувшись к другому, распорядился: – А ты набери из того костра плошку угольев, да погорячее.
Стоило снять ремни, как обрубки ног Вооруженного Скорпиона снова начали кровоточить, а к тому времени, когда второй помощник вернулся с миской раскаленных добела угольков, по которым пробегали, вспыхивая, маленькие искорки, кровь уже хлестала ручьем.
– Мой господин, – услужливо обратился Коцатль к лекарю, – вот его ноги.
Хирург досадливо хмыкнул:
– Убери. Ступни нельзя взять да и пришить на место, как кончик носа. – И обратился к раненому: – Как будем прижигать, обе сразу или по одной?
– Как тебе угодно, – равнодушно ответил Вооруженный Скорпион.
Как до этого он ни разу не вскрикнул и не застонал от боли, точно так же раненый воитель не издал ни звука и когда лекарь, взяв в руки одновременно оба его обрубка, сунул их в плошку с углями. А вот Коцатль не выдержал: повернулся и убежал. Кровь зашипела, над плошкой поднялось облачко розоватого пара. Опаленная плоть затрещала, испуская чуть менее противный голубоватый дымок. Вооруженный Скорпион наблюдал за всем этим так же спокойно, как и лекарь, невозмутимо вынувший обуглившиеся и почерневшие обрубки из углей. Это прижигание запечатало рассеченные кровеносные сосуды и остановило кровотечение. Затем целитель щедро смазал обрубки бальзамом: пчелиным воском, смешанным с яичными желтками, настоем ольховой коры и корнем барабоско, после чего поднялся и доложил:
– Мой господин, смерть этому воину уже не грозит, но пройдет еще несколько дней, прежде чем он оправится от потери такого большого количества крови.
– Пусть для него приготовят носилки, подобающие знатному господину, – распорядился Несауальпилли. – Вооруженный Скорпион возглавит колонну пленников.
– Пусть для него приготовят носилки, подобающие знатному господину, – распорядился Несауальпилли. – Вооруженный Скорпион возглавит колонну пленников.
Потом он повернулся к Ксококу и, глядя на него холодно, промолвил:
– Сегодня мы, аколхуа, лишились многих бойцов, а еще больше их умрет от ран, так и не увидев свои дома. Враг потерял примерно столько же, но количество захваченных пленников приблизительно равно числу наших уцелевших воинов. Ваш Чтимый Глашатай Ауицотль должен быть доволен тем, что сделали мы для него самого и для его бога. А если бы он и Чималпопока из Тлакопана послали сюда настоящие армии, мы вполне могли бы захватить всю страну Тлашкалу. – Он пожал плечами. – Ну да ладно. Сколько врагов взяли в плен воины Мешико?
Благородный воитель Ксокок переступил с ноги на ногу, прокашлялся, указал на Вооруженного Скорпиона и пробормотал:
– Мой господин, наш единственный пленник перед тобой. Может быть, текпанеки захватили еще нескольких отбившихся... Пока не знаю. Но из мешикатль, – он указал на меня, – только этот йаокуицкуи...
– Как тебе должно быть хорошо известно, – съязвил Несауальпилли, – он уже не йаокуицкуи. После захвата первого пленника он получает право именоваться ийак. А этот единственный пленник, захваченный мешикатль в сегодняшней битве, как ты сам слышал, убил четырех благородных воителей аколхуа. Позволю себе заметить, что, говоря об убитых противниках, Вооруженный Скорпион всегда принимал в расчет только благородных воителей, что же до прочих, то он наверняка убил и захватил в плен сотни аколхуа, мешикатль и текпанеков.
– Да уж, – пробормотал Пожиратель Крови, на которого эти слова произвели сильное впечатление. – Выходит, наш Связанный Туманом – настоящий герой.
– Да какой из меня герой, – возразил я. – Мне просто очень повезло, да и этого не случилось бы без Коцатля и...
– Но это случилось, – оборвал меня Несауальпилли и вновь обратился к Ксококу: – Возможно, ваш Чтимый Глашатай сочтет нужным пожаловать этому юноше более высокое отличие, чем звание ийак, ведь, в конце концов, он единственный мешикатль, проявивший в последнем походе доблесть и отвагу. Я лично напишу Ауицотлю письмо, а ты представишь героя вашему повелителю.
– Как прикажешь, мой господин, – сказал Ксокок, чуть ли не буквально поцеловав землю. – Мы все гордимся нашим Связанным Туманом.
– В таком случае называйте его каким-нибудь другим именем! Но хватит разговоров, Ксокок. Построй своих людей, они будут «пеленающими» и «поглощающими». Действуй!
Ксокок воспринял этот приказ как оскорбление, да так оно, собственно говоря, и было. Однако они вместе с Пожирателем Крови бегом отправились его выполнять. Как я уже объяснял, «пеленающими» у нас называли вспомогательные отряды, бойцы которых связывали и охраняли пленников; «поглощающие» же должны были обходить поле боя, добивая тяжелораненых. Завершив обход, они собирали трупы как своих бойцов, так и врагов и предавали их все вместе огню, вложив в рот или в руку каждому погибшему осколок жадеита.
На несколько мгновений мы с Несауальпилли остались вдвоем, и он сказал:
– Сегодня ты совершил подвиг, которым нужно гордиться, но которого можно и стыдиться. Ты пленил могучего врага, самого грозного из всех вышедших сегодня на поле боя, но в то же время нанес благородному воителю несмываемое оскорбление. Даже когда Вооруженный Скорпион достигнет загробной обители героев, его вечное блаженство будет неизменно омрачено привкусом горечи и стыда, ибо все пребывающие там воители узнают, что его победил неопытный новобранец да вдобавок еще и близорукий.
– Мой господин, – заметил я, – я сделал лишь то, что казалось мне правильным.
– Так ты поступал и раньше, оставляя другим горькое послевкусие, – вздохнул правитель. – Я не корю тебя, Микстли. Твой тонали, как было предсказано, состоит в том, чтобы видеть правду и сообщать ее другим. Но у меня есть к тебе одна просьба.
Я почтительно склонил голову:
– Мой господин не должен ни о чем просить простолюдина. Его дело приказывать, а мой долг повиноваться.
– То, что я тебе сейчас скажу, может быть только просьбой, а не приказом. Я очень прошу тебя, Микстли, отныне обращаться с правдой благоразумно, даже осторожно. Поверь мне, истина может разить не менее беспощадно, чем самый острый обсидиан. Причем, подобно клинку, она может поранить и того, в чьих руках находится.
Он резко отвернулся от меня, призвал гонца-скорохода и велел тому:
– Надень зеленый плащ и заплети волосы в косу, как подобает носителю доброй вести. Захвати чистый новый щит и макуауитль и беги в Теночтитлан. Во дворец следуй не кратчайшим путем, но пробегись по улицам, размахивая щитом и мечом и привлекая внимание. Пусть люди осыпают тебя цветами. Пусть Ауицотль знает, что победа одержана и что он получил необходимых ему пленников. – Несауальпилли немного помолчал и закончил, обращаясь уже не к гонцу, а к самому себе: – И что отныне жизнь, смерть и само имя Жадеитовой Куколки должны быть забыты.
* * *Несауальпилли и его армия расстались с союзниками и направились назад тем же путем, каким мы все пришли сюда. А вооруженные отряды Мешико и Тлакопана вместе с длинной колонной пленников двинулись обратно по более короткой дороге – через перевал между пиками Тлалоктепетль и Истаксиуатль, а оттуда – вдоль южного побережья озера Тескоко, прямо к Теночтитлану. Двигались мы медленно, ибо многие раненые едва ковыляли, иных же, как Вооруженного Скорпиона, приходилось нести, но трудным для нас этот марш не был. Во-первых, дождь наконец прекратился, и мы радовались солнечным дням да теплым ночам, а во-вторых, сразу за перевалом началась ровная живописная местность. По одну руку от нас мирно плескалось озеро, а по другую – тянулись пологие, поросшие густыми лесами склоны.
Это удивляет вас, почтенные братья? Какие тут могут быть леса да еще в такой близости от города? Представьте себе, еще совсем недавно вся долина Мешико славилась изобилием деревьев. Чего здесь только не росло: вековые кипарисы, различные породы дубов, сосны с длинными и короткими иголками, лавры, акации, мимозы. Я, мои господа, ничего не знаю о вашей стране Испании или о вашей провинции Кастилии, но это, должно быть, сухие безжизненные земли. Как сейчас, вижу ваших дровосеков, оголяющих наши зеленые холмы ради получения строевой древесины и дров. Помню, они под корень вырубали растения, которые могли красоваться и зеленеть еще вязанки лет, и, отступив назад, горделиво любовались делом своих рук. А при виде голой, серовато-коричневой земли с тоской вздыхали и восклицали: «О Кастилия!», ибо этот унылый пейзаж напоминал им об оставшейся за морем родине.
Добравшись наконец до перешейка между озерами Тескоко и Шочимилько, то есть до земель, некогда входивших в обширные владения народа калхуа, мы привели в порядок наш строй, поправили амуницию и приободрились: впереди был Истапалапан, и нам надо было произвести на его жителей хорошее впечатление. Когда этот город остался позади, Пожиратель Крови сказал мне:
– Если не ошибаюсь, с тех пор как ты бывал в Теночтитлане, прошло немало времени, верно?
– Да, – согласился я. – Лет четырнадцать или около того.
– Ты увидишь, что город сильно изменился. Стал еще более величественным. Вид на него откроется уже со следующей возвышенности, вон с того холма.
Вскоре дорога пошла в гору, и, когда мы взобрались на вершину, мой учитель сделал выразительный жест:
– А теперь смотри!
Увы, мои близорукие глаза не могли различить деталей, однако, прищурившись, я даже на таком расстоянии углядел пятно сияющей белизны.
– Великая Пирамида, – произнес Пожиратель Крови. – Можешь гордиться: ведь ты своей доблестью поспособствовал тому, что ритуал ее освящения будет проведен достойно.
Так мы шли по долине Мешико, пока не вступили на дамбу, ведущую прямо через озеро к Теночтитлану. Каменная дорога была достаточно широкой, чтобы по ней бок о бок могли одновременно пройти двадцать человек. Но мы построили наших пленников в шеренгу по четыре, по бокам шли охранники. Не подумайте, что мы сделали это для того, чтобы придать нашей армии более внушительный вид, просто по обе стороны дамбы толпились горожане, высыпавшие нас поприветствовать. Из толпы были слышны восторженные крики и совиное уханье, нас осыпали цветами, как будто одержанная победа являлась исключительно заслугой немногочисленных воинов Мешико и Тлакопана.
На полпути к городу дамба расширялась, превращаясь в насыпной остров. Там располагалась крепость Акачинанко – цитадель, преграждавшая путь любому захватчику, которому вздумалось бы атаковать столицу с этого направления. Хоть и воздвигнутая на насыпной основе, эта твердыня по размерам могла соперничать с любым из городов, мимо которых мы прошли, а ее гарнизон присоединился к общему ликованию, приветствуя нас барабанным боем, завыванием труб, громкими боевыми кличами и ударами копий о щиты. Я, однако, смотрел на этих воинов с презрением, ибо никто из них не был с нами в сражении.