– Тихоном батя прокликал, господин вице-адмирал…
– Ты так меня называть будешь, так и сохранить мою драгоценную жизнь не сумеешь, Тихон. Пока это выговоришь…
Все засмеялись – осторожно, пока притирка идет. Начальство разное бывает. Иной вот так, то пошутит, а то и по загривку. В кулак засмеялись.
– Так вот, Тихон. Ты где в жизни бывал? Ты откуда вообще?
– Та с Вешенской. Ну, в Варшаве был… – Казак явно был не в своей тарелке, он подумал немного и добавил: – И в Ростове зараз с батей бывал.
– А ты там компаунды видел?
– Да нет… вроде.
– Правильно. Потому что их там нет. Если я поселюсь в компаунде – остальные тоже там поселятся, и будет так: в компаунде – безопасно, а в городе – по ночам стрельба. И не только стрельба. Мы будем управлять этими землями, отгородившись от них. И никогда не выйдем из этого компаунда. Компаунд – вот все, что будет здесь нам принадлежать, вот вся земля, которая будет здесь нашей. Потому что, когда ты поднял флаг над какой-то землей – дело не закончилось, дело только начинается. Понял?
По виду было понятно – не совсем. Но скоро поймет.
– Понял, господин вице-адмирал.
– Вот и дело…
Мы сидели так, в тишине, еще несколько минут, пока к нам не подошел сапер, не постучал в люк. Шлем свой он уже снял.
Один из казаков открыл люк, спрыгнул на землю, за ним последовал второй. Только потом выпустили меня.
– Ну?
– Чисто, господин вице-адмирал, только…
Судя по лицу сапера – произошло что-то, чего он не ожидал.
– Что – только?
– Да девицу какую-то нашли… Пряталась… Кусается…
Это что еще за девица?
– Местная?
– Да нет, Ваше Высокопревосходительство. По виду не местная, но на фарси только так шпарит…
– Знаешь фарси?
– Есть немного… Под Бухарой служил. Точики фарси – то же самое, диалект, можно сказать.
– Молодец.
– Служу России и Престолу, Ваше Высокопревосходительство.
– Пойдем смотреть на вашу девицу…
Зайдя в сад, верней, в то, что от него осталось, я увидел поразительную картину. Истошно лаяла собака – небольшая такса, саперы часто используют ее, потому что у нее острый нюх, и ее можно проще транспортировать, чем немецкую овчарку, да и корма она меньше требует. Один из саперов светил мощным, аккумуляторным фонарем, второй пытался справиться с кем-то, кто брыкался, вырывался и кричал. Слово «basta!», произнесенное несколько раз, меня удивило и заставило сделать определенные выводы.
Я подошел ближе.
– Ciao, signorina. Come stai?[36]
Итальянский я знал немного, в пределах нескольких десятков обиходных слов и выражений. Обычно аристократия знала все европейские языки хотя бы на этом уровне, это было нормой. Это позволяло везде чувствовать себя как дома и понимать свою принадлежность к высшему классу, который един, несмотря на границы. Естественно, я знал все фразы, которые позволяют познакомиться с женщиной, – для моряка, бывающего в разных портах мира, это немаловажно.
Сказанное на итальянском произвело эффект слова «шиболет», только в обратном направлении – драка моментально прекратилась.
– Chi sei tu?[37]
– Lo sono un ufficiale russo, un marinaio[38].
– Russo?
– Russo, – подтвердил я.
Один из казаков, тот самый, Тихон, встал рядом со мной – и только это уберегло меня от неожиданной и стремительной атаки. Женщину он успел перехватить, она тараторила как пулемет и билась в его руках. И плакала…
– Стоп, стоп, стоп… – сказал я, понимая, в чем дело. Она была так напугана, что хотела быть ближе к любому цивилизованному человеку. К любому, кто не хочет ее изнасиловать или зарезать, как свинью…
Женской одежды у меня не было – как-то не вожу с собой, не дошел до такого. К счастью, здесь была отдельная скважина с водой, вода шла чистая, питьевая. Нашлась и ванна, она была столь массивной, не ванна, а мини-бассейн, что ее не расколола даже автоматная очередь.
После того как прятавшаяся в подвале женщина (кой черт женщина? Почти ребенок) отмылась, переоделась в повседневную военно-морскую форму, которая ей оказалась велика, и причесала волосы – она оказалась очень даже недурна. Да кой черт недурна – просто красавица. Огромные, блестящие глазищи, тяжелые черные локоны волос, выразительная, чисто итальянская фигура. Газа здесь, конечно же, не было, но казаки развели прямо в саду костер, поставили на огонь большой котел. С чем с чем, а с котловым довольствием у казаков проблем никогда не было – каша с огромными кусками мяса и сала, дегтярно-черный чай, в котором чуть ли не ложка стоит. В районе боевых действий полагается чарка «от Государя» – но я первым своим приказом категорически запретил употребление спиртного, и казаки отнеслись к этому с пониманием. Если подняться на третий этаж, то видно трассеры, то тут, то там распарывающие небо. Стрельба идет почти непрерывно, это уже нормальный звуковой фон здесь.
Для девушки нашлась миска – и она набросилась на дымящуюся кашу, как изголодавшийся зверек.
– Кстати, со свининой… – как бы впроброс заметил я по-русски, потому что не знал, как будет «свинина» по-итальянски. Не знаю, поняла она меня или нет – только махнула рукой и с новыми силами налегла на кашу.
Похоже, что первый экзамен сдан. Правоверная никогда бы не стала есть кашу с мясом нечистого животного. Но кто же она тогда? Отстала от туристической группы и попала в самое пекло? Но сапер сказал, что она знает фарси…
Синьорина бросила на меня лукавый взгляд, заметила, что я на нее смотрю – и продолжила уничтожать кашу.
Окончательно стемнело. Я решил, что оборонять всю виллу смысла нет – слишком много места и слишком мало людей. Заняли третий этаж, заминировали первый этаж и сад растяжками, казаки выставили посты. Я собственноручно отнес наверх и закрепил, как смог, русский флаг – утром поднимем, сейчас смысла нет, сейчас скорее время спускать флаги на ночь. Ночь обещала быть неспокойной…
Предполагая, что все кровати уничтожены и спать будет негде, я взял с собой большой флотский спальный мешок, в нем можно спать даже на палубе корабля или в воде. Кровати и в самом деле были уничтожены – и сейчас передо мной возникла проблема… этического плана. О том, чтобы выгнать случайно попавшуюся нам девчонку на улицу, речи быть не могло – проще самому пристрелить, на улицах ночью шайтаны правят свой кровавый шабаш. Оставить ее здесь… сначала надо было кое-что выяснить. Слишком много я повидал разного, чтобы просто так во все верить.
Наверху раньше была обсерватория, теперь там был свинарник и хлам. Все разворотили – считалось, что наблюдать за небом харам, наверное, потому что, если долго рассматривать его, можно прийти к выводу, что на небе есть звезды, а не Аллах. Обсерватория была хороша тем, что можно было вести обстрел на триста шестьдесят градусов и были видны подходы к зданию. Это был последний этаж и последняя линия обороны.
Проверив посты – если от этого зависит твоя жизнь, будешь делать это сам, не барин, – я поднялся наверх. Девчонка сидела в сторонке, у самой стены, непонятно на чем, поджав под себя ноги. Так, как она сидела, европейская женщина сидеть не могла.
Время кое в чем разобраться…
– Поговорим? – сказал я по-русски. – Ты знаешь этот язык?
– Да… нехорошо, но знаю… Вы и в самом деле моряк? – по-русски она говорила с шепелявым итальянским акцентом. К тому же букву «ы» она произнесла правильно, значит, ее родной язык не арабский и не фарси. Ни в том, ни в другом языке нет этой буквы, и этот звук арабы и персы просто превращают в «и».
– Да, старший офицер флота, – из осторожности я не стал называть ей свое настоящее звание, – меня зовут Александр. И со мной можно на ты без излишних церемоний. А как зовут тебя?
– Луна.
– Это имя? – удивился я.
– Да… Хотя меня все зовут Люнетта. Маленькая Луна, Люнетта. Меня так зовут.
– Люнетта, значит. Piacere di conoscerti, Lunetta[39].
– Grazie, signor, – девушка церемонно наклонила голову. Вообще, несмотря на необычные обстоятельства, она умела держаться. Аристократию узнают по осанке и готовности держать любые удары судьбы. Тут это было.
И нравилось это все мне все меньше и меньше. Хотя бы потому, что соседнее с нашим посольством здание оказалось почти не повреждено.
– А какие языки ты еще знаешь?
– Английский, немецкий… немного. Арабский.
– Ты мусульманка?
Она скривилась.
– Нет…
– Родилась здесь?
– Недалеко отсюда.
– В этом городе?
– Да! – судя по тону, она разозлилась…
– Так вот, Люнетта. Дело в том, что этот дом сейчас принадлежит мне. Нет, не потому, что я ехал по улице и мне он приглянулся. Потому что я жил здесь до этого. Так что ты должна понимать – вопросы задаются тебе не просто так.
Она вскочила и направилась к лестнице, я едва успел ее перехватить.
– Lasciatemi andare![40] – попыталась вырваться она.
Драться с ней подобно тому саперу я не собирался, а поступил примерно так, как поступил Геракл с Антеем. Перехватив ее за талию, я оторвал ее от пола, переместил туда, куда мне было нужно, и поставил. Мимоходом успел ощутить весьма выразительные формы.
В астрокуполе были выбиты стекла – и были хорошо видны трассеры, взлетающие над Тегераном.
– Ты куда собралась, Люнетта? Хочешь уйти туда?
– Я здесь… жила… все время… пусти!
Я отпустил ее.
– Я не желаю тебе зла.
– Тогда зачем задаешь столько вопросов?
– Не буду, если ты расскажешь о себе сама.
Она прошла назад, но не к лестнице. Я заметил, как она идет – хм…
– Зачем тебе это?
– Я хочу знать, насколько я могу тебе доверять. И насколько я могу тебе помочь. Жизнь здесь очень опасна…
– Ты и в самом деле хочешь мне помочь?
– Возможно.
– Но…
Все, что она думала, было написано у нее на лице.
– Успокойся, я не попрошу от тебя ничего такого взамен. Я русский дворянин.
– Русский дворянин? Граф?
– Князь. Князь Александр Воронцов к вашим услугам, синьорита.
Она оценивающе посмотрела на меня.
– Князь… для князя вы ведете себя… странно.
– Как есть. Я флотский офицер и служу своей стране и своему Государю. Итак?
Она какое-то время смотрела на меня, потом сказала:
– Меня зовут не Луна. Люнетта – это мое прозвище, почти что имя.
Почему-то я не удивился.
– А как твое настоящее имя?
– Меня зовут Анахита. Это мое настоящее имя. У меня нет документов, но это настоящее имя…
– Пусть будет Анахита. А почему Люнетта?
– От мамы… – Люнетта – Анахита скривилась от боли, которую причиняли ей эти воспоминания, – ее имя было Луна, это было ее настоящее имя. Я – Люнетта, маленькая Луна. Мы с мамой… были очень похожи.
– Если не хочешь, можешь не рассказывать про маму.
– Нет… все нормально. Я расскажу.
История Люнетты была необычной – и в то же время обыденной и страшной для этого времени и этого места. Мать Люнетты была из рода обедневших итальянских дворян. В долгах как в шелках, отец объявил себя банкротом, и у красавицы Луны не оставалось никакого другого пути, как искать подходящую партию себе. В Италии такую найти сложно – итальянцы разложились, превратились в нацию сибаритов, извращенцев всех мастей, лодырей и пустозвонов. После нескольких неудачных попыток и одного аборта Луна поехала зарабатывать на Восток – если говорить жестко, можно сказать, что она пошла по рукам.
На Востоке, с его нефтяными доходами, итальянская графиня была высшим классом, ее благосклонности искали очень многие. Луна предусмотрительно выбрала Персию – нефтяные доходы и молодые офицеры, пришедшие к власти, во главе с только что провозглашенным Шахиншахом – Мохаммедом Хосейни, первым Шахиншахом династии Хосейни. От одной из связей родилась Анахита. Люнетта.
– Послушай… – перебил ее я, – так ты не знаешь, кто был твой настоящий отец?
– Не знаю. Я несколько раз спрашивала у мамы, но она меня постоянно обрывала и гнала прочь.
Тогда мне надо было насторожиться. Не насторожился.
– Хорошо. Что было потом?
– Потом… Потом у мамы появились деньги… много денег, мы никогда не бедствовали. Она открыла что-то типа дома свиданий… для старших офицеров. Связалась со своими друзьями в Италии, начала поставлять кое-что…
– Кое-что – это кокаин? – уточнил я.
– Если знаешь, зачем спрашиваешь?
– Просто интересно. Продолжай.
– Она купила особняк, потом еще что-то из недвижимости… Из Италии приезжали женщины, которые… но ты не думай, я не…
– Я верю, – успокоил я ее, – продолжай.
Конечно же, она в борделе не работала – мать никогда не позволит дочери работать в борделе, который она содержит. Если она, конечно, мать.
– Потом… потом все началось. Мама думала, что после парада…
А после парада в день Белой Революции начался кошмар. Самый страшный, какой только можно было представить. Шахиншах был мертв, разорван осколочно-фугасным снарядом на трибуне, и шахиншах Хусейн был мертв, застреленный в спину предателем, и я был почти что мертв, валяясь в своем кабинете с пулей в спине, и почти все из тех, кто должен был прийти вечером в дом удовольствий, тоже были мертвы. Но это было ничто по сравнению с тем, скольким людям еще предстояло умереть – и смерть их была нелегкой…
– Они… мама сказала мне бежать, но я не послушалась. Они… ворвались с оружием и стали стрелять. Я знаю, кто там был…
– Мулла?
– Нет… Там был белый человек… он говорил по-английски. Он бывал у нас в доме…
– Что он там у вас делал?
– Мама договаривалась с ним… о том самом, ну, ты понимаешь о чем.
Еще бы не понимать. Торговый дом «Жардин Матессон», чья деятельность на территории Российской империи запрещена законом и который является одной из крупнейших публичных финансово-промышленных групп со штаб-квартирой в Гонконге. Его история началась с того, что корабельный врач Уильям Жардин нанялся на корабль Ост-Индской компании в качестве судового хирурга. Корабль этот, равно как и сама Ост-Индская компания, занимался наркотранзитом в Китай, и каждому члены команды дозволялось взять в рейс по сорок килограммов собственного товара, чтобы продать его в Гонконге или Шанхае. Трудно представить это сейчас, но тогда наркоторговлей с Китаем официально занимался весь британский высший свет, вкладывались в это и деньги членов Саксон-Кобург-Готской династии, которая тогда еще не была Виндзорской. Пятнадцать лет Уильям Жардин плавал в Китай, и каждый раз он привозил и продавал по сорок килограммов опиумной эссенции. Потом оставил морской промысел, открыл агентство на берегу и стал одним из крупнейших оптовых наркоторговцев Гонконга. Когда китайский император повелел прекратить наркоторговлю в Китае – Британия объявила Китаю войну. Потом, когда Китай аннексировала Японская империя, Жардин договорился и с ними. Тогда же появился героин – японцы очень быстро сообразили, какое преимущество дает повальная наркотизация подконтрольных земель: миллионы рабов работали за дозу. Потом поток повернули в обратном направлении – и героин хлынул уже в Европу. Сначала через Марсель, но у немцев с юмором было совсем плохо, они ввели в Марсель дивизию парашютистов и перебросили туда лучшие сыскные силы баварской криминальной полиции. Через несколько дней в Марселе не было улицы, на которой не было бы виселицы, а еще через месяц поток наркотиков в страну прекратился. Англичане переориентировались на Монако, маленькое княжество на побережье, обладающее правом суверенитета на европейском континенте. Князь Монако отказался заниматься наркоторговлей, тогда у него убили жену, инсценировав дорожную аварию. Князь Монако обратился за помощью в Берлин – и порядок в стране стали охранять германские горные егеря. Тогда поток отравы переориентировался на Сицилию – итальянское королевство уже не было империей, а Сицилия готова была и вовсе отколоться от страны. Тут уже, на Сицилии, ни немцы, ни русские не могли действовать открыто – но скрытно действовали. Получается, что ублюдки тайпаны[41] протоптали тропу и сюда – с этим придется тоже разбираться. Николай, ныне Император, приказал спалить кабульский и джелалабадский базары и бомбить виллу брата афганского короля, контролирующего наркоторговлю. Думаю, что и я придумаю для борьбы с наркоторговлей нечто… радикальное.
– Как тебе удалось сбежать?
– У меня была паранджа. Я знала язык, и мне удалось выскользнуть. В доме был тайный выход для синьоров, которые…
Которые не хотят светиться в борделе. Понимаю.
– Что было потом?
– Потом… потом они сожгли и разграбили наш дом. Я видела, что они всех, и маму… сажают в машину. Они посадили их и увезли, понимаешь, увезли…
Люнетта расплакалась.
Не стоило даже спрашивать – куда увезли. Власть над городом, довольно культурным и просвещенным, если даже бордели с европейками есть, в считаные часы захватили малообразованные, в основном очень религиозные крестьяне – феллахи. Учитывая, что здесь была практика гаремов и приличного калыма, многие не то что не могли себе позволить содержать жену, но и не видели женщин вообще. Обходились так, как обходятся в мусульманских странах, в Афганистане, в северной Индии – тем более что тут было полно афганцев. Занимались сексом с маленькими мальчиками, вязали коз к дереву. А тут – несколько шикарных, для шейхов, распутных женщин, с которыми можно делать все, что угодно. А шариат, между прочим, за распутство карает забиванием камнями насмерть. И клянусь, им повезло, если их просто забили камнями или расстреляли на стадионе.
Сам не знаю, зачем я это сделал, но я сел с Люнеттой рядом – и она доверчиво прижалась ко мне. Невидимые нити связывали нас все прочнее и прочнее.
– Успокойся. Мы – русские. Мы пришли и никуда не уйдем. Больше такого никогда не будет.