Татьяна Минасян Оборотная сторона
В центре песочницы возвышалось замысловатое сооружение из ящиков, картонных коробок и еще какого-то не поддающегося идентификации мусора. Из прорезанной в одной из коробок круглой дыры выглядывала страшно довольная детская физиономия. Два других малыша — на вид не старше пяти-шести лет — с воем и визгом носились вокруг конструкции, держа позади себя пучки длинной сухой травы. Оба были так увлечены игрой, что не сразу заметили идущую через детскую площадку женщину средних лет и едва не врезались в нее на полной скорости, лишь в последний момент успев свернуть в сторону. Вернее, свернуть успел только один, а второй, попытавшись затормозить перед самым носом женщины, споткнулся и полетел головой вперед прямо на нее.
— Во что играем, ребята? — поинтересовалась та, подхватывая ребенка подмышки и с интересом разглядывая возведенное ими строение.
— В космонавтов! — в один голос объявили все трое. В их тоненьких голосах звучала недетская гордость, и женщина, сперва удивленно приподнявшая брови, неожиданно тепло заулыбалась мальчикам:
— И как, нравится вам такая игра?
— Да! — ребенок, прятавшийся в постройке из коробок высунулся из дыры и чуть было не развалил всю конструкцию. — Мы на Луну летим, как Петлов и Лайский. На «Тлиумфе».
— Ну что же, играйте. Веселитесь, мои хорошие… — и она, помахав им на прощание рукой, зашагала дальше. Ей хотелось сказать этим незнакомым малышам что-нибудь ласковое, хотелось расцеловать их, подарить им что-нибудь… А лучше всего рассказать им, что, вполне возможно, в будущем их игра в космонавтов станет реальностью. Да нет, теперь уже точно станет, они только что окончательно ее в этом убедили — раз теперь дети снова играют в космические полеты, а не в бандитов и полицейских, как во времена ее детства, значит, не зря она двадцать лет занималась своей работой. И значит, Петров и Райский, о которых теперь почти непрерывно по всем каналам шли экстренные выпуски новостей — это только первые «ласточки». За ними в космос полетят другие — на Луну, на Марс, на все остальные планеты и их спутники. Лишь бы только этот, первый полет к обратной стороне Луны был успешным: тогда космическую программу уже точно не закроют, а подготовку других полетов не отложат на неопределенное время. Лишь бы им повезло, лишь бы они смогли найти там что-то, по-настоящему важное и интересное… Виктория Мон, главный координатор «Лунного проекта», свернула на широкий проспект и, не дождавшись автобуса, бросилась ловить машину — она очень спешила на работу, спешила узнать последние новости о Луне. И о людях, которых она отправила туда несколько часов назад.
Лев Райский начал мечтать о том, чтобы стать космонавтом, в одиннадцать лет.
Он очень хорошо помнил, как это произошло: они с друзьями в очередной раз что-то натворили, и он отбывал наказание в кабинете заведующей детдома, делая ксерокопии каких-то никому не нужных бумажек. А в углу кабинета работал телевизор — как раз передавали новости, и Лев, скучая, вполуха прислушивался к голосу диктора. И вдруг с удивлением развернулся к экрану, забыв про работающий ксерокс, да и вообще про все на свете. Дикторша рассказывала о том, что Америка и европейские страны (следовал длинный перечень названий) приняли окончательное решение полностью отказаться от отправки в космос ракет с людьми на борту. За последний год у них взорвались на старте два шаттла подряд, и погибло больше двадцати человек, а потому власти решили — все, хватит, человеческая жизнь дороже научных исследований, тем более, что вести все эти исследования можно и с помощью автоматических модулей. Райский, помнится, воспринял тогда эту новость, как личное оскорбление. Раз богатые страны отказались от космических полетов, значит, туда уже никто больше не полетит. Никогда. Ну почему они такие трусы,
почему боятся любого рискованного дела? Можно подумать, на Земле люди не умирают — вон до этого в новостях про какую-то крупную аварию рассказывали, где куча машин столкнулась! Так что ж теперь, автомобили тоже все запретить?!
Он окончил школу, отслужил в армии, поступил в институт и устроился на работу в едва дышащий НИИ, он много, хотя и по-любительски, занимался спортом и время от времени заводил романы с девушками, и все это время где-то на заднем плане его сознания жила мечта. Мечта о том, что когда-нибудь в его стране все-таки возродятся космические программы, и люди будут не только «заглядывать» в космос через беспилотные спутники, но и вернутся туда лично. И может быть, если ему особенно повезет, он тоже окажется в числе этих людей.
И вдруг — гром среди ясного неба, мир переворачивается, и кажется, что вокруг как будто бы стало светлее: Райский опять краем уха слушал новости и узнал о начале подготовки полета на Луну и наборе добровольцев в центр подготовки космонавтов. Любых добровольцев, независимо от профессии и образования: главным критерием отбора было стопроцентное физическое здоровье — всему остальному, по словам дикторши, будущих космонавтов можно было научить. Он не мог в это поверить, он был почти убежден, что из этой затеи ничего не выйдет, и, тем не менее, уже через несколько дней, бросив и работу, и квартиру в столице, и очередную подружку, трясся в поезде, несущем его к Космическому городку. А еще через день, уверенный, что его отсеют после первых же тестов, записывался в центр подготовки, где уже числилось около сотни таких же бросивших все «земные» дела молодых людей. Его приняли, несмотря на уже не самый юный возраст: большинству записавшихся было не больше двадцати пяти лет, Райскому же — почти тридцать. Он почти сразу оказался одним из лучших в своей группе: помогала неплохая физическая подготовка, а также техническое образование и горы прочитанной в детстве и юности литературы о космосе — и научной, и фантастической. А еще у него, впервые в жизни, появился друг. Не приятель, с которым можно поболтать за бутылкой пива и обсудить проходящую мимо красавицу, а именно друг, тот человек, с кем можно поделиться всем самым сокровенным и самому рассчитывать на такое же доверительное отношение. Возможно, эта дружба и возникла-то именно потому, что ни пива, ни любого другого алкоголя в Космическом городке не было, да и девушек, можно сказать, тоже — только несколько медсестер, да две-три секретарши, чью внешность добровольцы обсудили в первые же несколько дней. Правда, познакомился Райский со своим новым товарищем все-таки за бутылкой какой-то безалкогольной дряни. Он и другие потенциальные космонавты сидели в «Черной дыре», единственном кафе Космического городка, и внезапно туда вбежал бледный и взъерошенный молодой человек, который убитым голосом сообщил, что на испытаниях случилась трагедия — двое парней не выдержали перегрузок. «Один сейчас в реанимации, а второй… Ну вы поняли…» — пробормотал вновь прибывший, присаживаясь за свободный столик, к которому тут же подбежали все присутствующие. На несколько секунд в кафе стало на редкость тихо, и даже музыку кто-то незаметно выключил. Все молча переглядывались друг с другом, и у каждого в голове вертелась мысль: что же теперь будет с лунным проектом? Не выйдет ли так, что его закроют или приостановят на неопределенное время? Не разбегутся ли из центра остальные добровольцы? Захара Волкова — так звали парня, сообщившего всем эту новость — тут же забросали вопросами, однако никаких подробностей случившегося он тогда еще не знал. Зато переживал за судьбу лунного проекта не меньше и, как мог, старался подбодрить остальных. Все оставшиеся осмотры и мероприятия для добровольцев в тот день отменили. А вечером два соседа Райского по общежитию стали неуверенно высказываться в том смысле, что, скорее всего, на Луну их все равно не возьмут, а интересных и не менее нужных человечеству занятий предостаточно и на Земле. Сам Райский участия в этом разговоре не принимал — он усиленно делал вид, что читает и ничего не слышит. Позже он узнал, что его товарищи были не единственными, кому пришла в голову мысль уехать из Космического городка: их примеру собирались последовать и многие другие. Но сделать этого никто не успел, так как на следующий день все тот же Захар пробежался по общаге, зазывая всех ее обитателей в главный лекционный зал:
— Координатор программы приехал, собирается выступить. Насчет вчерашнего. Зал набился до отказа — и добровольцами, и обслуживающим персоналом, так что Райскому с трудом удалось найти свободное место. Сидевшие позади него соседи по общежитию делились последними слухами. Из их сбивчивого шепота Лев понял, что испытуемые в центрифуге не выдержали перегрузок не потому, что у них было недостаточно крепкое здоровье, а из-за решения кого-то из руководства увеличить скорость резче, чем это делалось раньше, еще в те далекие времена, когда к первому космическому полету готовили Юрия Гагарина. Причем обоих парней об этом даже не предупредили, а то бы они, возможно, и не стали бы участвовать в таком эксперименте. На какое-то мгновение Райский даже поверил в эти сплетни, так уж убедительно они прозвучали. Но потом ему стало стыдно: какие-то идиоты языками треплют, а он уши развесил! Откуда они вообще могут знать, что там было во время испытаний, если один их участник погиб, а другой до сих пор не пришел в сознание? Вечно так получается — стоит где-то произойти трагедии, как обязательно кто-нибудь начнет болтать, что это, мол, не случайно и что виновата во всем нехорошая власть, чиновники и прочее начальство! Он даже хотел обернуться и прищучить шушукающихся всезнаек, но не успел: на кафедру в центре конференц-зала поднялся координатор «Лунного проекта», и Лев мгновенно забыл и о болтунах, и о самом несчастном случае, который они обсуждали. Он был уверен, что перед ними выступит какой-нибудь важный генерал, и никак не ожидал, что человек, от которого зависело, вернутся ли люди на Луну, во всех документах значившийся, как В.Ю. Мон, окажется женщиной.
А она подошла к кафедре, поправила микрофон и заговорила — спокойно, негромко, голосом человека, полностью уверенного в правоте своих слов. И способного передать эту уверенность всем, кто ее слушал. Она говорила о том, что не так давно, меньше ста лет назад, их страна считалась одной из самых развитых и могущественных и что именно она начала осваивать космос. И если бы потом, в конце двадцатого века, не произошло все то, о чем присутствующие должны знать по урокам истории, сейчас они, без всякого сомнения, вполне могли бы свободно путешествовать и на Луну, и на Марс с Венерой, а возможно, что и на более отдаленные планеты Солнечной системы. Но увы — случилось так, что пятьдесят лет назад люди отказались и от космических исследований, и от научного прогресса вообще, предпочли заботиться только о собственном благополучии, стали стремиться только к деньгам и к развлечениям. И лишь теперь люди начали постепенно возвращаться к той, казалось бы, давно забытой психологии, когда думаешь не только о себе и своем маленьком счастье, но еще и о высших человеческих ценностях — о счастье всех людей вокруг, о престиже своей страны, о движении вперед в науке и в культуре. И полет на обратную сторону Луны, для которого они с таким трудом смогли найти средства, должен стать одним из первых шагов именно в этом направлении. Она говорила, что случившееся на испытаниях — это, безусловно, страшное несчастье, но что благодаря ему ученым удалось узнать много нового о влиянии больших перегрузок на организм. А это значит, что для тех, кто полетит к Луне, старт с Земли будет более безопасным, так как все случайности, возможные на этом этапе, теперь будут предусмотрены. Так что Дмитрий Блинов отдал свою жизнь не просто так, и теперь его ждет слава первого человека, пожертвовавшего собой ради мечты людей по-настоящему подчинить себе космос. И когда у них появятся дополнительные деньги, ему будет поставлен памятник — обязательно будет, она, Виктория Мон, лично об этом позаботится. И она очень надеется, что и все остальные, пришедшие сюда, чтобы ее выслушать, будут такими же смелыми и решительными, как этот юноша, такими же самоотверженными, как он. Когда она закончила свою речь и спустилась с кафедры, в актовом зале сначала повисла совершенно мертвая тишина, а потом он разразился аплодисментами. Райский шумно выдохнул, огляделся вокруг и как-то по-новому, другими глазами увидел всех окружающих его людей, каждый из которых мог стать космонавтом и отправиться на невидимую сторону земного спутника. А потом он заметил пробирающегося мимо него к выходу Захара, который как-то странно встряхивал головой, словно только что пробудившийся человек, спешащий отогнать остатки сна.
Позже Райский узнал, что после этого выступления из центра подготовки не ушел никто.
Виктория Мон и в дальнейшем устраивала подобные встречи с добровольцами, на которых всегда с радостью рассказывала им об их же успехах и красочно описывала будущее «Лунного проекта». Захар, смеясь, почему-то называл эти собрания «двухминутками пафоса». Хотя почему именно «двухминутками» Райский так и не понял — длились выступления Виктории, как правило, гораздо дольше, а Захар в ответ на его вопрос только фыркнул и перевел разговор на другую тему. Однако в остальном его друг был очень даже неплохим человеком. С ним было легко общаться в свободное от занятий и тренировок время, на него можно было положиться в особенно тяжелые моменты подготовки. Сам он большинство тренировок переносил на удивлении легко, а во время первого испытания в невесомости и вовсе чувствовал себя, как рыба в воде. Остальные добровольцы, попавшие с ним в одну группу, показали себя гораздо более слабыми: двое из них весь полет не расставались с бумажными пакетиками, а еще один уже после первой сделанной самолетом «горки» ударился в панику. Пятым участником испытаний был Райский, и хотя он к концу полета сумел привыкнуть к новым ощущениям и даже начал получать от невесомости некоторое удовольствие, из самолета все равно выходил, пошатываясь, и цвет лица имел «успокаивающе-зеленый», как ехидно заметила одна из встречавших их на взлетной полосе медсестер. Правда, потом, сжалившись над будущим покорителем космоса, она достала из своей сумки маленькую бутылочку питьевой воды и одарила его кокетливой улыбкой. Но Захару, шагавшему рядом с безмятежно-счастливым видом, словно он не кувыркался только что в не имеющем ни верха, ни низа пространстве, а просто совершал легкую прогулку, достался гораздо более многообещающий взгляд.
— Кажется, ты ей нравишься, — шепнул тогда Лев своему другу. — Приглашай ее скорее ее в «Черную дыру», пока кто-нибудь другой не перехватил!
— И не подумаю, — покачал головой Захар. — Да и тебе не советую, по крайней мере, до конца подготовки.
— Почему? — удивился Райский. Если сухой закон и запрет на курение в центре соблюдался довольно строго (попавшихся отчисляли в тот же день, не слушая никаких оправданий), то вести монашеский образ жизни от учащихся никто никогда не требовал.
— Есть негласное решение — при всех прочих равных на Луну отправят тех, у кого нет ни родственников, ни любимых женщин, — наклонившись к Райскому зашептал ему в ухо Захар. — Чтобы на Земле их совсем ничего не держало, и они, если понадобится, были бы готовы пойти на любой риск. Ты ведь детдомовский — значит, шансы у тебя уже неплохие, так что романы тебе лучше пока не крутить.
— Откуда ты это знаешь? — не поверил ему Лев.
— Да были уже прецеденты, с той же центрифугой, — по-прежнему шепотом поведал ему всезнающий приятель. — Тот эксперимент с резким увеличением скорости еще до Блинова с Иванченко какому-то другому парню предлагали, так он подумал и отказался — побоялся, что если с ним что-то случится, у него мать совсем одна останется и этого не переживет. Потом его под каким-то предлогом отчислили: посчитали, что ценить свою мать выше космоса настоящий герой не должен.
— Ты циник, — пожал плечами Райский. — И вообще, вранье это все. Мало ли, что народ болтает!
— Может, конечно, и вранье, но откуда тогда вообще стало известно, что ускорение не случайно так резко увеличилось? Я так думаю, тот «маменькин сынок» и проболтался, когда узнал, чем испытания закончились. Хотя я ведь не спорю, что это только слухи! Но, как говорится, дыма без огня… И снова Лев едва не поверил в то, что руководители центра подготовки были не совсем честны с добровольцами. Но, подумав немного, он заставил себя отогнать все «крамольные» мысли, и чтобы Захар не привел еще какие-нибудь похожие на правду аргументы, поспешил перевести разговор на другую тему. А когда у них тоже начались испытания в центрифуге и никто из суетящихся вокруг профессоров даже не заикнулся о каких-либо «экспериментальных» условиях, у Райского окончательно отлегло от сердца. Разумеется, все это были глупые сплетни, и Захару должно было быть стыдно за то, что он их пересказывал! И именно с центрифугой Захару, в конечном счете, не повезло. До пятикратной перегрузки все шло нормально, но потом начались проблемы — организм не выдерживал. Молодой человек не отступился и, выждав несколько дней после неудачного испытания, уговорил врачей разрешить ему попробовать еще раз. Но и у второго, и у третьего испытания результат был все тот же: из аппарата Захара в бессознательном состоянии и с залитым кровью лицом прямой дорогой уносили в медпункт. После третьего раза, когда Райский пришел его навестить, Волков с кислым выражением лица попросил его сгонять в город за сигаретами.
— Ты что, узнают! — замахал руками Лев. — Медсестра обязательно дым унюхает.
— Пусть нюхает, я ухожу из центра, — ответил Захар. Говорил он спокойно, хотя и без особой радости. Райский же едва не подпрыгнул на месте от неожиданности:
— Ты уверен? Может, не надо так спешить? Вот Столярчук тоже долго к перегрузками привыкал, а теперь его нам всем в пример ставят! Отдохни как следует, а потом…
— Нет, — покачал головой его приятель. — Нет, с меня достаточно. Я сегодня ночью думал… Мне кажется, это было вроде как «последнее предупреждение». В следующий раз из центрифуги отправлюсь в морг. А это в мои планы на будущее ну никак не входит. Райский молча опустил глаза, не зная, что ответить. Без Захара в центре станет одиноко, и не только ему, но и вообще всей группе добровольцев. Черт, без него здесь вообще все будет совсем не так!
— Может, подумаешь еще? — осторожно предложил он лежащему перед ним товарищу.
— Ведь это же космос, это Луна, это слава на всю страну, на всю планету! Другого такого шанса у тебя уже не будет!
— А зачем мне слава, за которую надо расплачиваться как минимум здоровьем? — прищурился Захар. — Для чего мне Луна, если оттуда я запросто могу вернуться знаменитым покойником — если вообще туда попаду?
— Но ведь это неизбежный риск… — Лев вспомнил одно из выступлений Виктории Мон. — Без него космические полеты все равно невозможны. Зато если тебе повезет, ты только представь, что будет — ты ведь не только себя, ты всю нашу страну прославишь! Американцы захапали себе почти всю территорию на ближней стороне Луны, зато обратная сторона будет нашей! Все полезные минералы, какие там есть, будут принадлежать нам, все научные открытия — тоже… Ты только представь, как весь мир нас после этого зауважает! И причиной всего этого можешь быть ты.