«Пусть копают. У них будет дело, и они будут счастливы, — сказал ЛО-1. — И продолжайте нормально использовать уборные».
На следующий день полицейский отряд следил за шумами; они раздавались с короткими интервалами весь день и всю ночь. Стена была не больше восемнадцати дюймов в толщину. Попытка побега вот-вот произойдет. Пленные, должно быть, понимали, что не могли надеяться долго скрывать рабочий выход подкопа.
Мы сочли, что прорыв произойдет на выходные во время приема пищи. Наши офицеры тогда будут находиться в их столовой, караул — на дежурстве или на обеде. Здания комендатуры окажутся практически пустыми. Несомненно, они собирались пробраться в это здание, но как они собирались из него выбраться?
Попасть внутрь через уборную было только первым шагом. Каким-то образом им надо незаметно выбраться из комендатуры. Возможно, они полагали, что смогут выбраться из одного из наших окон без решеток с восточной стороны нашей части замка.
В любом случае мышка опять получит возможность уйти не дальше, чем позволит ей кошка. Мы тоже засели за работу: пробурили отверстие в двери спальных комнат караула, чтобы постоянно следить за дверью из уборных. Саму дверь мы оставили закрытой. Два дня полицейский отряд слушал и наблюдал. Наконец был замечен маленький глазок, проделанный в задней стене уборной на нашей стороне. Всем на боевые посты! Это было воскресенье.
Прибыл Тигр с шестью солдатами плюс дежурный офицер ЛО-1. В свое время из уборной вышла первая пара беглецов. Они двинулись вперед.
Мы распахнули нашу дверь — «сюда, джентльмены, милости просим!».
Ошеломленные, они последовали за нами вовнутрь, от изумления даже не подав знака остальным.
Теперь настал наш черед посмеяться. Унтер-офицер, отвечающий за помещение, в котором хранились посылки, и известный французам как Beaux Max[24], а англичанам как Nichtwahr[25], предложил раздеть этих двух первых беглецов и послать двух наших людей в парк в их одежде. Сказано — сделано (британский католический священник Платт в своем дневнике, попадавшем к нам время от времени для цензуры, описал наслаждение, с которым его товарищи наблюдали очевидный успех предприятия).
«Смелость — вот и все!» — «l'audake — toujours l'audake!»
С пятиминутными интервалами на «свободу» выбрались не менее пяти пар. Потом последовало долгое ожидание. Тигр, взволнованный неминуемой атакой на свои камеры, получил разрешение пойти и заглянуть в уборную — и игра кончилась. Мы позвонили на гауптвахту, полицейский отряд, промчавшись по двору, ворвался в британскую длинную комнату. Там уже все были в униформах — оставшиеся неудачники-беглецы быстро переоделись. Одна из печей была набита гражданской одеждой, а улов пропусков, денег и продуктов, найденных у пойманных нами десяти, производил сильнейшее впечатление. Ими оказались лейтенанты Эллиот, Аллен, Читхем (RNAS[26]) и Хайд-Томсон, капитаны авиации Мидлтон и Флинн, бельгийские лейтенанты Гастон, Арк и Веркест и польский кадет-офицер Карпф.
Глава 5 ЛАЗЕЙКИ И ПОДКОПЫ
Август выдался жарким. Процессия гулявших по парку пленных брела вверх по петляющей тропинке назад в замок медленнее, чем обычно. Никто не был особенно начеку. Внезапно вниз вдоль строя спустились два представителя гитлерюгенда в шортах и фуфайках со свастикой. Замыкающего колонну узников унтер-офицера они приветствовали гитлеровским салютом, но «Hergott»[27] — чем, они думали, это должно было быть? Гитлеровское приветствие? Гитлеровское приветствие, фашистское приветствие, коммунистическое приветствие?
Увы, это было скорее похоже на приветствие английских бойскаутов! Лейтенанты Том и Баустед выработали не совсем верный прием для этой попытки побега, хотя их маскировка была первоклассной.
Для офицера занять место ординарца в группе, выходящей из замка на работу, — не очень надежный метод побега: за годы службы наши два унтер-офицера, Муссолини и Диксон Хоук, тесно познакомились с ординарцами. Они знали всех вверенных им под охрану ординарцев, французских, британских и польских, по имени и в лицо, знали все их отличительные особенности. Ординарцы размещались в одном блоке и выполняли регулярную или штатную работу на территории, а также периодически получали наряды на работы вне лагерной зоны.
Полагая, что мы начали тонуть в пучине собственных догадок относительно сложных возможностей побега, один из пленных испробовал один из тех простых способов, о которых мы почти забыли. Его побег почти удался. Капитан Лотон втерся в группу британских ординарцев, идущих на работу в парк (всегда этот парк!), и сбежал, перебравшись через стену. К счастью, рядом с Чирла его заметили крестьяне и сообщили в полицию. Недалеко от Шкоплау его поймал наш велосипедный патруль. На этот раз «Zigarre» получил Муссолини.
Неделю спустя лейтенант Дюран повторил то же самое, но в группе французских ординарцев. Он поменялся с одним из них прежде, чем они отправились на работу, и так же перелез через парковую стену. Но его остановил старый солдат ополчения, ответственный за Arbeitskommando[28]. Он вел человека в Кольдиц на лечение. «Zigarre» на этот раз достался Хорьку.
Между этими двумя побегами «под чужими именами» произошел первый из ряда побегов в парке, довольно ощутимо поколебавший наш боевой дух. На мой взгляд, мы стали немного беспечными и излишне самоуверенными, но эти события заставили нас принять почти панические меры безопасности. Они приумножили наши собственные обязанности до такой степени, что мы буквально спотыкались друг об друга в ходе постоянных наблюдений и бесконечных проверок и пленных, и друг друга.
Главой голландской организации побегов был изобретательный и энергичный капитан ван ден Хювель. Мы никогда не знали, «происходило» ли что-нибудь среди голландцев. Их поведение казалось всегда одинаковым — они были всегда безупречно дисциплинированные, тихие и спокойные, естественно и легко умели поддерживать и избегать разговора по желанию. Никогда они не обращали на себя внимания. Отсюда их умение преподносить сюрпризы. Они умели обходиться без фамильярности, а их простота и ироничность располагали к доверию. Они использовали площадку для упражнений в парке в качестве полигона для маневров и извлекали из нее пользу больше, чем другие.
В тот самый день после прогулки пропали пять голландских офицеров.
«Sonderappell! — Пятеро пропало — боже мой!» Мы помешали нескольким мелким и одному крупному побегу в течение июля и августа и полагали, будто должным образом закупорили брешь. Мы, в некотором смысле, так полагали всегда. И каждый раз пленные выскакивали, словно пробки, из самых неожиданных мест.
Пропавшими офицерами в тот день оказались капитаны Ларив и Стейнмец и лейтенанты Круиминк, ван дер Крап и ван Линден (голландский военно-морской флот). Мы провели спешный обыск в помещении голландцев и нашли гражданскую одежду и, что самое интересное, карту с подробными инструкциями, как попасть из Туттлингена в юго-западной Германии к швейцарской границе и перейти через нее. Через несколько дней капитаны Ларив и Стейнмец перебрались через Швейцарскую границу, предположительно по этой самой схеме. Капитан Дюфур и Смит, сбежавшие чуть позже и тем же таинственным образом, были пойманы рядом с Зингеном на том, что раньше казалось обычным путем.
Трех других обнаружили десять дней спустя: они прятались в пустом помещении замка, к которому имелся доступ через замаскированный лаз в их комнатах.
И снова мы столкнулись со слабиной в наших укреплениях. На некоторое время мы прекратили прогулки и «затянули» каждую деталь нашей патрульной системы. Кроме того, по дороге назад из парка мы решили время от времени останавливать строй заключенных и проводить дополнительный пересчет, когда «процессия» этого не ожидала. Но как только прогулки возобновились, исчезли еще двое голландцев, майор Гибель и лейтенант Трийбар. Возможно, решили мы, в течение какой-нибудь диверсии, может быть, во время игры в футбол или гандбол в «загоне для овец», они сделали подкоп под ограждение, незамеченными спустились вниз к потоку и прятались под мостом, пока гуляющие не ушли. В свое время мы узнали, что и эти двое тоже благополучно пересекли швейцарскую границу. Это означало, что за шесть недель сбежали четверо из шестидесяти голландских офицеров. Мы могли с легкостью просчитать на бумаге, сколько при такой скорости пройдет времени, пока не сбегут все! Из французов сбежали трое. Англичане, поляки и бельгийцы — пока ни одного.
Через несколько недель один из наших более наблюдательных караульных на дежурстве в парке заметил толпу пленных, собравшихся вокруг люка в загоне. Он принялся следить за группой и увидел, как двое подняли крышку и исчезли внизу. Он поднял тревогу — внизу нашли лейтенантов Уордла и Войхецковски. Я же был убежден, что это было исключительно голландским путем побега, и задавался вопросом, что вынудило их «сдать» этот канал англичанам и полякам. Мы смотрели на эту крышку множество раз. Сверху имелся огромный болт, который мы пробовали снова и снова. Мы заглядывали вовнутрь. И никогда ничего не находили внизу. Возможно, лучше было бы вообще снять крышку. Внизу, примерно восемью футами ниже, находился водопровод. Мы пытались понять, как это могло быть использовано.
Через несколько недель один из наших более наблюдательных караульных на дежурстве в парке заметил толпу пленных, собравшихся вокруг люка в загоне. Он принялся следить за группой и увидел, как двое подняли крышку и исчезли внизу. Он поднял тревогу — внизу нашли лейтенантов Уордла и Войхецковски. Я же был убежден, что это было исключительно голландским путем побега, и задавался вопросом, что вынудило их «сдать» этот канал англичанам и полякам. Мы смотрели на эту крышку множество раз. Сверху имелся огромный болт, который мы пробовали снова и снова. Мы заглядывали вовнутрь. И никогда ничего не находили внизу. Возможно, лучше было бы вообще снять крышку. Внизу, примерно восемью футами ниже, находился водопровод. Мы пытались понять, как это могло быть использовано.
Если вспомнить, несколько голландских офицеров часто собирались вокруг этого люка, стоя, сидя и разговаривая. Они часто надевали длинные черные плащи, часть их униформы. Спустя некоторое время небольшая группка в этом месте перестала казаться чем-то необычным. Потом, трижды, под прикрытием людей и распахнутых и плащей они, видимо, незаметно спустили двоих вниз в канализацию. Этой парочке, должно быть, здорово потрепали нервы: иногда приходилось ждать по нескольку дней, прежде чем представятся те драгоценные несколько мгновений, когда двое или трое наших унтер-офицеров отвернутся или направятся в другую сторону в главном огороженном пространстве, а двое караульных на склоне с каждой стороны либо скроются за деревьями, либо отвлекутся каким-нибудь малозначительным инцидентом — может быть, перелетевшим через ограждение по другую сторону загона футбольным мячом или нарочитым спором между игроками и судьей.
Помещение людей под крышку представляло собой лишь треть всей операции. Во-первых, нужно было снять болт с крышки, а затем, когда люди окажутся внутри, его заменить. Заменяющий болт, однако, не был железным. На первый взгляд он казался таковым, но в действительности был смастерен из стекла с деревянной гайкой на конце. Когда стеклянный болт толкали снизу, он разбивался. Третий болт или, вполне возможно, оригинал ставили на место уже два беглеца, после того как выбирались наружу. Прежде чем уйти, они подбирали все осколки фальшивого болта и уносили их с собой.
И вновь мы столкнулись с проблемой: в целях безопасности двери и крышки должны быть заперты! Но в целях осмотра двери и крышки должны быть открыты! И снова, пока маятник качался между этими двумя правилами, пленные увертывались от него и сбегали.
Примерно в это же время мы начали проявлять значительный интерес к одному таинственному явлению, ключи к которому замечали в течение нескольких месяцев. Мы обнаружили поврежденную балку во французском помещении. Она треснула, как мы выяснили, вследствие веса «du Lieber Himmel»[29] тонн грунта и каменной кладки под внутренними свесами крыши двойных чердаков. Они и сами по себе были довольно тяжелые, а теперь благодаря кучам скопившегося там мусора стали по крайней мере на 25 процентов тяжелее. Мы исследовали этот хлам: кирпичи, тесаный камень, раствор, даже куски самородной порфирной породы! Мы задумались. Судя по всему, туннель находится где-то во французских помещениях. Объем мусора свидетельствовал не только о длинном туннеле, но и о туннеле, строящемся уже довольно долго. Это означало совершенную организацию оповещения и работ, поскольку до сих пор мы не располагали ни малейшим намеком на крупномасштабную деятельность вообще. Значило ли это подготовку массового бегства в недалеком будущем? Не поэтому ли сентябрь и октябрь выдались такими спокойными? Не собрались ли все эксперты вместе, чтобы завершить туннель и таким образом освободить всех за один раз? Не просто ли они копали, избавлялись от сора, отвлекали наше внимание? Должно быть, в системе предупреждения заключенных по этому туннелю участвовало не менее дюжины человек.
Чтобы сократить рабочие смены копающих, мы стали устраивать по три переклички ежедневно. Но в ночное время проводить переклички мы не могли. Нам бы никогда не удалось согнать заключенных во двор. Если они умудрялись обманывать нас с нашими подсчетами днем, они могли также обмануть нас в тусклом свете во дворе и ночью. Да и наши собственные люди вряд ли будут на должной высоте в ночную смену. Часовые, после двух часов на снегу (насколько мы все помним, в ту зиму 1941 года он начался 3 ноября), любили греться на гауптвахте, а не проводить свое свободное от службы на посту время, представая перед пленными во дворе в качестве промерзших до костей шутов.
Но мы придумали один вполне успешный трюк. Последнее дневное построение теперь проводилось в любое время между семью и девятью часами вечера, с лишь получасовым уведомлением по звонку во дворе. Но даже тогда для продолжения работ над туннелем по-прежнему оставались двенадцать часов ночью. Мы поставили двух унтер-офицеров во дворе. Они находились во дворе почти постоянно день и ночь: расхаживали туда-сюда без всякого определенного плана, просто искали этот туннель. Но большую часть времени за ним следовал, а подчас и опережал, некий глашатай, оповещавший об их приближении, в особенности когда они начинали подниматься по лестницам. Особым успехом они похвастаться не могли. Дрезден и Берлин (то есть абвер или 4-й отдел) и служба безопасности ОКБ заваливали нас советами, правда довольно бесполезными, поскольку они абсолютно ничего не знали о сложившихся обстоятельствах. Весь груз безопасности в Кольдице лег на нас десятерых, офицеров в комендатуре и унтер-офицеров в штабе.
«Не можете ли вы нам сказать, когда ваши туристы отправятся в отпуск?», «Это туннель под Ла-Маншем? Тайное оружие фюрера?» — эти вопросы возникали в различных формах в нашей столовой и в городе. «Не можете найти дыру, а?» — звучал вопрос на гауптвахте. Что-то нужно было делать.
Берлин и Дрезден прислали небольшую армию досмотрщиков, полицейских чиновников, сотрудников охраны из близлежащих лагерей и так далее, чтобы выручить нас, как они думали.
Итак, однажды после одного утреннего построения мы расставили караульных по лестничным входам, оставили пленных во дворе и впустили одну такую группу через ворота для небывалого доселе обыска. Никто не был особенно удивлен: суматоха в комендатуре, машины и деловая атмосфера — все было замечено нашими «гостями», и приветствие входящих «туристов» оказалось впечатляющим. Боже, только бы французские чердаки не обрушились, думал я. Жаль, что эта толпа бесполезных помощников не могла унести по мешку мусора каждый! Обыск продолжался до вечера. Все этажи с обеих сторон двора и два пустых этажа над часовней были тщательно осмотрены. Обыскали кухню и театр; даже помещения в юго-восточном углу двора, где старшие офицеры имели отдельные комнаты. Мы, члены основного штата, просто показывали этим посетителям, где двери. Один Господь Бог знает, приходилось даже показывать им верные двери, потому что многие из обычных дверей были замурованы. Общим итогом всего этого мероприятия явился улов, на который мы могли бы рассчитывать при нормальной месячной работе, но никакого входа в туннель!
Среди трофеев мы с удивлением обнаружили новенькие немецкие инструменты. Казалось, начинали работать взяточничество и коррупция. Домашний фронт ослабевал.
8 ноября мы услышали стрельбу в этом проклятом парке. Должным образом позвонил заместитель коменданта и приказал мне отправиться с ним во двор, в британские помещения на втором этаже, выходящие в парк. Взяв с собой нескольких членов полицейского отряда, мы поднялись по винтовой лестнице в правом юго-восточном углу возле столовой. Вокруг окна, откуда пленные вывесили британский флаг на ручке щетки, свистели пули.
«Уберите флаг!» — заорал наш майор. Никто, казалось, не понял его приказа. Я повторил команду на английском языке.
С пола, где пленные лежали ничком, послышался вопрос: «А почему бы вам самому не убрать его?» В конце концов заключенный — австралийский майор авиации — втащил полотнище внутрь. Но стрельба продолжалась. Мы осторожно выглянули наружу, но часовые теперь палили по французскому помещению на следующем этаже. Мы поднялись по лестнице.
Из одного из своих окон французы высунули шлем из картона. Именно он и стал мишенью для наших стрелков. Стреляли метко, и одна пуля врезалась в верхнюю часть амбразуры окна. Позже французы написали вокруг нее: «Il nous faut des victims»[30], процитировав одного из наших офицеров, однажды сказавшего: «Несколько мертвецов в этом замке, и все беспорядки быстренько прекратятся». Наконец они убрали шлем, и сражение окончилось. Тем временем во дворе собралась толпа заключенных. Французы взяли слово. «Où sont les Allemandes — dans la m… Qu'ils y restent — jusqu'au cou…!»[31]
Позже мы узнали истинную причину беспорядка. Два бельгийских офицера, лейтенанты Лерой и Ле Жён, сбежали через парк, и эти перестрелки в замке были организованы лишь с целью отвлечения внимания караульных. Столкнувшись с невозможностью перебраться через ограду парка, бельгийцы сдались. Когда мы провели расследование, пятеро наших караульных поклялись, что по ним стреляли из замка! А двое поклялись на их Diensteid[32], что видели дым от выстрелов! Это было слишком, хотя теоретически можно было ударить двумя пыльными досками друг об друга и выдуть облачко дыма или зубной порошок из бумажного пакета или футбольной камеры. Пятерка солдат были абсолютно уверены, что отстреливаются в целях самозащиты. Слава богу, они никого не убили. Хорошенькое было б дельце для лейпцигского военного суда или даже для Нюрнберга!