На часах было 7 утра. Рынки открывались в 9.30. По итогам вчерашних торгов стоимость акций «Крейн» составила 52,50 доллара, на 1,25 доллара больше, чем позавчера, потому что присяжные тянули с вердиктом и, похоже, не могли принять решение. Уже с утра эксперты предсказывали панические продажи, но оценки убытков просто ужасали.
Он принял звонок от директора департамента по связям с общественностью и объяснил, что не будет разговаривать с репортерами, журналистами, аналитиками и всеми остальными, как бы они себя ни называли и сколько бы их ни звонило и ни толпилось в фойе. Нужно всего лишь придерживаться лозунга компании: «Мы собираемся подавать апелляцию и рассчитываем выиграть». Ни словом больше, ни словом меньше.
В 7.15 явился Бобби Рацлаф вместе с Феликсом Бардом, финансовым директором. Тот и другой спали не больше двух часов, поэтому оба недоумевали, как их шеф умудрился за это время еще и в люди выйти. Они достали толстые папки, обменялись обязательными сухими приветствиями и поспешили к столу для совещаний. Здесь им предстояло провести следующие двенадцать часов. Многое нужно было обсудить, но на самом деле основная причина встречи заключалась в том, что мистер Трюдо не желал оставаться один, когда откроются рынки и разверзнутся врата ада.
Рацлаф начал первым. Куча ходатайств будет подана после завершения дела, ничто не изменится и дело передадут в Верховный суд штата Миссисипи.
— Этот суд славится тем, что отдает предпочтение истцам, но эта тенденция близка к изменению. Мы изучили решения по гражданским делам за последние два года, и, как правило, мнения судей разделяются как пять к четырем в пользу истца, хотя так происходит не всегда.
— Сколько нам ждать до того, пока закончится рассмотрение апелляции в последней инстанции? — спросил Карл.
— От восемнадцати до двадцати четырех месяцев.
Далее Рацлаф сообщил, что уже зарегистрировано около ста сорока исков против «Крейн» в отношении беспорядков в Бауморе, причем треть из них сопряжена с летальными исходами. По сведениям, полученным при тщательном и длительном изучении вопроса Рацлафом, его людьми и нанятыми юристами в Нью-Йорке, Атланте и Миссисипи, могло быть возбуждено еще от трехсот до четырехсот дел на вполне «законных» основаниях, то есть дел, связанных со смертью, вероятной смертью или же тяжелым либо средней тяжести заболеванием. Могли посыпаться тысячи исков, в которых истцы предъявляли бы мелкие жалобы на проблемы вроде кожной сыпи, повреждения кожных покровов или мучительного кашля, но пока они не представляли особой опасности.
В связи с тем, что доказать сумму понесенного ущерба было не только сложно, но и затратно, большинство из заявленных исков не форсировались, а мирно ждали своего часа. Теперь все должно было измениться.
— Уверен, что юристы истца сегодня проснутся с больной головой с похмелья, — заметил Рацлаф, но Карл не оценил его юмор. И никогда не ценил. Он всегда что-то читал, не глядя на человека перед собой, поэтому ничто не укрывалось от его внимания.
— Сколько дел ведут Пейтоны? — поинтересовался он.
— Около тридцати. Мы точно не знаем, потому что они не по всем еще подали иски. Нужно подождать.
— В одной статье писали, что дело Бейкер почти полностью разорило их.
— Это правда. Они заложили почти все.
— Под банковские кредиты?
— Да, так говорят.
— Известно, в какие банки они обращались?
— Не уверен.
— Выясните. Я хочу знать суммы займов, условия, все.
— Понял.
Вариантов как таковых нет, сказал Рацлаф, по крайней мере с его точки зрения. Дамбу прорвало, и начался потоп. Юристы вцепятся в них в порыве мщения, и цена защиты подскочит в четыре раза, до 100 миллионов долларов за год, причем легко. Следующее дело вполне могут принять к рассмотрению через восемь месяцев в том же зале суда под председательством того же судьи. Еще один большой вердикт, и кто знает, что будет дальше.
Карл взглянул на часы и пробормотал что-то о необходимости позвонить. Он встал из-за стола, прошелся по кабинету и остановился у окна, выходящего на юг. Его внимание привлекло здание Трампа. Оно располагалось по адресу Уолл-стрит, дом 40, рядом с Нью-йоркской фондовой биржей, где совсем скоро начнутся бурные обсуждения акций «Крейн кемикл», инвесторы, словно крысы, побегут с тонущего корабля, а зеваки будут жадно следить за бойней. Как мучительно и несправедливо, что он, великий Карл Трюдо, человек, который так часто радостно наблюдал за тем, как какая-нибудь процветающая компания шла ко дну, теперь должен сражаться со стервятниками. Сколько раз он сам подстраивал обвал акций, чтобы вовремя подсуетиться и скупить их за бесценок! О его грязной тактике ходили легенды.
Насколько плохи дела? Это был главный вопрос, за которым следовал еще один, не менее важный: как долго все это продлится?
Карл выжидал.
Глава 5
Том Хафф облачился в самый темный и лучший из своих костюмов и после долгих споров решил приехать на работу в банк «Секонд стейт» на пару минут позже обычного. Более ранний приход был бы слишком предсказуемым и, наверное, чуть самонадеянным. И, что еще важнее, он хотел, чтобы к его приезду все были на своих местах: старые кассирши на первом этаже, хорошенькие секретарши — на втором, а всякие вице-президенты, его конкуренты, — на третьем. Хаффи жаждал триумфального прибытия и огромной аудитории. Он поставил на карту все вместе с Пейтонами, поэтому уж точно заслужил минуту славы.
Но вместо этого кассирши его просто проигнорировали, секретарши дружно оказали ему холодный прием, а конкуренты лишь хитро ухмыльнулись, что не могло не вызвать его подозрений. На столе он обнаружил записку с пометкой «Срочно», в которой его просили зайти к мистеру Киркхеду. Что-то должно было случиться, и самоуверенность Хаффи быстро испарилась. Все это как-то не вязалось с его грандиозным пришествием, как он его запланировал. В чем же дело?
Мистер Киркхед сидел у себя в кабинете, ожидая его с распахнутой дверью, а это всегда был дурной знак. Шеф ненавидел открытые двери и даже хвастался пристрастием к стилю закрытого управления. Он был язвителен, груб, циничен и боялся своей собственной тени, поэтому закрытые двери служили ему хорошую службу.
— Садитесь! — рявкнул он, и не подумав сказать «Доброе утро» или «Здравствуйте», или, Боже упаси, «Поздравляю». Он устроился за огромным столом, склонив лысую голову с толстыми щеками так низко, как будто хотел понюхать распечатки таблиц, которые изучал.
— Как вы, мистер Киркхед? — только и смог выдавить Хаффи. Как же ему хотелось сказать «Хренхед», потому что он произносил это прозвище через раз, когда речь шла о его шефе. Даже старушки на первом этаже иногда так его называли.
— Прекрасно. Вы принесли дело Пейтонов?
— Нет, сэр. А меня не просили принести дело Пейтонов. Что-то случилось?
— Два происшествия, раз уж вы об этом заговорили. Во-первых, мы выдали этим людям огромный кредит в размере более четырехсот тысяч долларов, который уже, разумеется, просрочен и не обеспечен нормальным залогом. В общем, это худший заем в истории банка.
Он произнес «эти люди» так, будто Уэс и Мэри-Грейс славились тем, что воровали кредитные карты.
— Это уже давно не новость, сэр.
— Ничего, если я закончу? Теперь ко всему перед нами замаячила эта неприлично огромная сумма, назначенная к выплате присяжными, которая, наверное, должна радовать меня как банкира, имеющего отношение к делу. Однако как коммерческого кредитора и бизнес-лидера на местном уровне меня такая перспектива просто убивает. Какое мнение сложится о нас у будущих промышленных клиентов, если будут приниматься подобные вердикты?
— Не засоряйте наш штат токсичными отходами?
Лицо Хренхеда покраснело, и под кожей заходили желваки. Он отмахнулся рукой от ответа Хаффи и прочистил горло, чуть ли не прополоскав его собственной слюной.
— Это создает плохой климат для нашего бизнеса, — сказал он. — Газеты по всему миру пестрят передовицами на эту тему. Мне звонят из головного офиса. Очень плохой выдался день.
А в Бауморе вообще выдалось много плохих дней, подумал Хаффи. Особенно со всеми этими похоронами.
— Сорок один миллион долларов, — не унимался Хренхед, — отдать какой-то бедной женщине, которая живет в трейлере.
— Ничего плохого в трейлерах нет, мистер Киркхед. Масса хороших людей живут в них в округе. И мы даем им займы.
— Вы меня не поняли. Это неприлично большая сумма денег. Вся система сошла с ума. И почему именно здесь? Почему именно Миссисипи прославился как судейский ад? Почему юристы-судебники облюбовали наш маленький штат? Посмотрите на все эти опросы. Это плохо для бизнеса, Хафф, для нашего бизнеса.
— Да, сэр, но сегодня утром можно хотя бы порадоваться тому, что долг Пейтонов будет выплачен.
— Да, сэр, но сегодня утром можно хотя бы порадоваться тому, что долг Пейтонов будет выплачен.
— Я хочу, чтобы они его погасили, и как можно скорее.
— Я тоже.
— Предоставьте мне четкий план действий. Свяжитесь с этими людьми и разработайте график платежей, который я одобрю только в том случае, если он покажется мне разумным. И сделайте это сейчас же.
— Да, сэр. Но им может потребоваться несколько месяцев, чтобы вновь встать на ноги. Они практически разорены.
— Меня это не волнует, Хафф. Я хочу, чтобы эта чертова запись исчезла из наших бухгалтерских книг. И все.
— Да, сэр. Это все?
— Да, и больше никаких займов под судебные процессы, вы меня поняли?
— Не беспокойтесь об этом.
В трех домах от банка достопочтенный Джаред Кертин проводил финальный смотр войск перед отправлением в Атланту, где их ждал холодный прием. Их штабом было отремонтированное старое здание на Франт-стрит. Состоятельные защитники «Крейн кемикл» арендовали его еще два года назад, а затем модернизировали, наводнив новейшей техникой и персоналом.
Настроение в офисе царило мрачное, хотя многие из местных сотрудников нисколько не расстроились из-за вердикта. Проработав долгие месяцы под началом Кертина и его нахальных приспешников, они почувствовали некое удовлетворение, когда те потерпели поражение. И они должны были вернуться. Такой вердикт означал, что вскоре появятся новые жертвы, иски, процессы и так далее.
За сборами следил Фрэнк Салли, местный юрист и партнер в юридической конторе, которую «Крейн» наняла сначала, а потом сократила ее полномочия в пользу «крупной фирмы» из Атланты. Салли получил место на битком забитой скамье защиты и все судебное разбирательство длиной четыре месяца вынужден был, терпя унижение, сидеть на ней молча. Салли почти во всех аспектах не одобрял стратегию и тактику Кертина. Он испытывал такую нелюбовь и недоверие к юристам из Атланты, что даже разослал партнерам секретное заключение, в котором предсказывал назначение огромных штрафных санкций. Теперь же он втайне упивался своим злорадством.
Но все же Салли был профессионалом. Он работал на своего клиента настолько хорошо, насколько это было возможно, и никогда не подводил Кертина, выполняя его указания. И он с радостью согласился бы работать с ними и дальше, потому что «Крейн кемикл» уже заплатила его маленькой фирме более миллиона долларов.
Они с Кертином пожали друг другу руки у входной двери. Оба знали, что еще до конца дня успеют поговорить по телефону. Оба были слегка взволнованы внезапным отъездом. Два арендованных мини-вэна повезли Кертина и еще десять юристов в аэропорт, где симпатичный маленький самолет уже подготовился доставить их в пункт назначения за семьдесят минут, хотя они вовсе не спешили. Они соскучились по своим домам и семьям, но разве могло быть что-то хуже, чем вернуться из захолустья с поджатым хвостом?
Пока Карл спокойно отсиживался на сорок пятом этаже, слухи в деловом сообществе росли и множились. В 9.15 позвонил его банкир из «Голдман Сакс», уже в третий раз за это утро, и сообщил удручающую новость о том, что на бирже, вероятно, откажутся торговать обыкновенными акциями «Крейн». Сохранялась заметная неустойчивость. Давление, способствующее продаже акций, росло.
— Это напоминает распродажу по сниженным ценам, — резко сказал он, и Карлу захотелось его обругать.
Рынки открылись в 9.30 утра, и торговля акциями «Крейн» была отложена. Карл, Рацлаф и Феликс Бард, изможденные, сидели за столом в конференц-зале, засучив рукава, погрязнув в документах и бумагах, держа по телефону в каждой руке и лихорадочно ведя переговоры. Бомба разорвалась сразу после 10.00 утра, когда торги акциями «Крейн» открылись по цене 40 долларов за акцию. Покупателей не нашлось, даже когда цена упала до 35 долларов. Падение на время приостановилось на отметке в 29,5 доллара, когда в игру вступили перекупщики и начали приобретать акции. На этом уровне цена и колебалась в течение следующего часа. В полдень на пике торгов цена опустилась до 27,25 доллара, к тому же упоминаниями о «Крейн» с утра пестрели все главные бизнес-издания. В выпусках новостей ведущие с довольным видом передавали слово аналитикам с Уолл-стрит, каждый из которых в красках живописал крах «Крейн кемикл».
В заголовках газет мелькали три новости: «Подсчет жертв в Ираке», «Стихийное бедствие месяца» и опять же «Крейн кемикл».
Бобби Рацлаф попросил разрешения сходить к себе в кабинет. Он поднялся по лестнице, преодолев один этаж, и едва успел добежать до туалета. Там никого не было. Он зашел в дальнюю кабинку, поднял крышку унитаза, и его сильно вырвало.
Девяносто тысяч обыкновенных акций «Крейн» только что в совокупности рухнули с 4,5 до 2,5 миллиарда долларов, а ведь падение лишь началось. Ведь именно под залог акций он брал кредиты на все свои игрушки — маленький домик в Хэмптоне, «порше-каррера», половину парусного судна. Не говоря уже о более мелких расходах, вроде платы за обучение и членство в гольф-клубах. Неофициально Бобби уже можно было считать банкротом.
Впервые за все время своей карьеры он понял, почему люди бросались с крыш домов в 1929 году.
Пейтоны собирались поехать в Баумор вместе, но появление их банкира в офисе в последнюю минуту заставило сменить все планы. Уэс решил остаться и поговорить с Хаффи. А Мэри-Грейс села в «таурус» и отправилась в свой родной городок.
Она держала путь в Пайн-Гроув, затем в церковь, где ее ждали Дженет Бейкер с пастором Денни Оттом и куча других пострадавших, интересы которых представляла фирма Пейтонов. Они собрались тесной компанией в «братском доме» и пообедали бутербродами, один из которых съела Дженет Бейкер, что вообще было удивительно. Она выглядела собранной, отдохнувшей и довольной тем, что находится вдалеке от здания суда и всех этих разбирательств.
Первоначальный шок от вердикта постепенно сходил на нет. Перспектива получения денег повышала настроение и провоцировала массу вопросов. Мэри-Грейс старалась развеять чрезмерные иллюзии. Она подробно описывала мучительный процесс предстоящей апелляции вердикта по делу Бейкер. И она была не так оптимистично настроена насчет выплат, или очистных работ, или следующего суда. Откровенно говоря, ни у нее, ни у Уэса не было ни денег, ни сил, чтобы противостоять «Крейн» в еще одном долгом разбирательстве, хотя этой мыслью она делиться с собравшимися не стала.
Она говорила уверенно и обнадеживающе. Ее клиенты не ошиблись дверью, и Уэс смог доказать это всем. Скоро в Бауморе начнут рыскать толпы юристов в поисках жертв деяний «Крейн», раздавая обещания и заманивая их деньгами. Это будут не только местные юристы, но и специалисты по гражданским искам, которые охотятся за делами, колеся с одного побережья на другое, и часто добираются до места катастрофы раньше пожарных машин. Никому не доверяйте, сказала она мягко, но твердо. «Крейн» наводнит город исследователями, ищейками и шпионами, и каждый из них будет выискивать доказательства, которые потом могут быть использованы в суде против вас. Не разговаривайте с репортерами, потому что слова, произнесенные в запале, могут прозвучать совершенно по-другому в зале суда. Не подписывайте никаких документов, которые не были проверены Пейтонами. Не общайтесь с другими юристами.
Она дала им надежду. Вердикт должен быть воспринят судебной системой. И управленцам придется принять это во внимание. Химическая отрасль промышленности не может больше их игнорировать. Акции «Крейн» в этот самый момент падают на бирже, а когда акционеры потеряют достаточно денег, то они потребуют перемен.
Когда она закончила, Денни Отт сплотил собравшихся в молитве. Мэри-Грейс обняла клиентов, пожелала им всего самого доброго, пообещала встретиться снова через пару дней, а затем прошла с Оттом ко входу, где ее уже ждали на следующую встречу.
Журналиста звали Тип Шепард. Он приехал около месяца назад и, приложив недюжинные усилия, заручился доверием пастора Отта, который затем представил его Уэсу и Мэри-Грейс. Шепард был свободным художником с внушительным списком работ, парой книг за плечами и техасским говором, который помогал нейтрализовать нелюбовь жителей Баумора к средствам массовой информации. Пейтоны отказывались разговаривать с ним во время процесса по многим причинам. Теперь, когда все было кончено, Мэри-Грейс согласилась на первое интервью. Если все пройдет хорошо, то она даст и другое.
— Мистер Киркхед хочет получить деньги назад, — сказал Хаффи. Он сидел в кабинете Уэса — временно приспособленной для этих целей комнате с некрашеными гипсокартонными стенами, покрытым пятнами бетонным полом и стульями, купленными на распродаже излишков военного имущества.
— Неудивительно, — парировал Уэс. Естественно, его раздражало то, что его банкир заявился через пару часов после вердикта, выказывая столь враждебное отношение. — Скажи ему, чтобы занял очередь.