– Почему шлюхой?
Бабулька радостно затараторила:
– Муж законный у Ольги есть, только вместе не живут. Зато любовников! Там в кровати, почитай, вся Москва и область перебывали! Через день нового водила. Потом настоящий появился. Наши все болтают: жила она за счет хахаля, только мне думается, неправда это, да и ушел он от нее давно…
– Почему?
– Сама рассуди, – пояснила бабуся, – парни у ней теперь больше месяца не задерживаются, только-только человек примелькается, глянь, уже новый топает. Ну кто они должны быть такие, чтобы бабе подобные подарки делать: автомобиль, шуба, колечки… Потом питание…
Бабулька тяжело вздохнула:
– Мы-то с оптушки дрянь тянем, полдня по ларькам бегаем, ищем, где на десять копеек дешевле станет. А Ольга в супермаркет домработницу посылает, пакеты полупрозрачные, все видно: кофе, крабы, рыба дорогущая, банки всякие… Нет, такая еда дорого стоит! А уж домработница у нее!
– Что, тоже не здоровается?
– Немая она!
– Немая!
– Ага, говорить не умеет, только мычит и руками машет, уж как с ней Ольга договаривается, не знаю. Небось записочки пишет! Хотя после Вальки…
– Кто такая Валька?
В этот момент стукнула дверь подъезда и появился паренек лет двадцати, нежно поддерживающий под руку немощную старушку. «Божий одуванчик» еле-еле дополз до огромного черного джипа и облокотился на колесо. Юноша открыл дверь, поднял бабусю, впихнул внутрь, заботливо укрыл ей колени пледом, потом сел за баранку.
Автомобиль взревел и исчез за поворотом.
– Видала, – повернулась ко мне сплетница, – Борька-бандит с бабкой своей, Анной Витальевной. Когда его в тюрьму сволокли, отец так орал, у соседей стекла повылетали:
– Опозорил семью, не сметь к нему с передачами бегать, пущай с голоду в камере сдохнет!
А мать не послушалась, вот мужик с ней и развелся. Так Анна Витальевна, отцова мать, свекровь, с невесткой осталась. Они с ней с сумками по зонам мотались. Накупят своему сокровищу колбасы да сушек – и вперед. Ну, думаю, выйдет бандюган, вам небо с овчинку покажется. Будете знать, дуры, как уголовника любить.
Она тяжело вздохнула и замолчала.
– Ну и что, – подбросила я дров в костер, – вышел и…
– Кто ж знал, – пробормотала «информаторша», – деньги теперь жуткие таскает. Мать одел с ног до головы, а над бабкой трясется. Она зимой шейку бедра сломала, думали, конец, помирать ей теперь парализованной. Так Борька в дорогущую клинику отвез, профессоров нанял, люди говорят, десять тысяч долларов отдал за операцию! Ходит теперь, правда, с палкой. Это он ее в поликлинику на лечебную физкультуру возит и в бассейн… Кто же предполагал, что так получится. Отец, вон, назад просился, так Борька его с лестницы спустил! А мой внук, – она махнула рукой, – одно знает: дай на сигареты, дай на пиво. Всю пенсию утянет и не показывается, пока следующую не дадут. Вот и думаю иногда: может, в тюрьме ему посидеть?
Я тяжело вздохнула. Иной возвращается с зоны, превратившись в настоящего мужчину, а другой, тихо прожив жизнь в согласии с законом, остается эгоистичным ребенком. Но некогда мне рассуждать с милой бабусей о парадоксах человеческой личности.
– Валька, это кто?
Бабка, вгрустнувшая при виде заботливого Борьки, мигом оживилась:
– Ольга-то деньгами разжилась лет пять тому назад. И решила прислужку нанять. Долго не думала и предложила место Валентине из первой квартиры. У той как раз муж умер, девка осталась лет двенадцати, кормить, поить, одеть надо. Ну Валька и пошла. Чего кочевряжиться? Она, правда, учительницей работает, географию детям в школе преподает. Говорила, что зарплата – слезы, а Ольга сто долларов посулила.
Здесь старухе пришлось признать, что все-таки она владеет не всей информацией. Какая кошка пробежала между Зверевой и Валентиной, бабка не знала, но спустя полгода Валя перестала убирать квартиру Ольги Леонидовны, а у той появилась немая домработница, тенью шнырявшая по двору.
– Где же работает Зверева?
Бабуся прищурилась.
– В больнице, врачом.
– Надо же, – удивилась я, – а говорят, докторам мало платят.
– Это смотря кому, – протянула бабуся, – если в районной поликлинике сидишь, то точно, больше коробочки мармелада не получишь. Хотя вот Петька из третьего подъезда хорошо живет. Говорят, по двести рублей за бюллетень берет. Плати ему две сотни и гуляй, не хочу! Только Ольга в особом месте сидит, при богатых. Слышала, некоторые бабы морды перетягивают?
– Она подтяжки делает?
– Во-во, ее дочь Алиска с Валькиной Надькой дружит, так они недавно во дворе журнал разглядывали и смеялись, я и полюбопытствовала, чего там рисуют. А там фото даны – бабы до операции и после. Глаза, правда, черным заклеены. Уж скажу тебе, чего только не творят. Рожи гладкие делают. У одной сиськи, словно пустые мешки висели, а после операции разом грудь такая аппетитная стала. Алиска объяснила: какие-то штуки всовывают, чтоб торчала, как у молодой. Вот за энти операции страшенные деньги платят!
– Мама, – раздался голос с балкона, – хватит болтать, иди домой. Сколько можно во дворе языком чесать? Собаке ужинать пора!
– Во, слыхала, – обозлилась бабка, – псине, вишь, жрать надо! Доченька моя о дворняге заботится, а чтобы подумать, может, мать родная чайку хочет, это нет! У нас на первом месте собака!
– Мама!!!
– Иду, иду, – заворчала бабка, поднимаясь.
– Валентина в какой квартире живет?
– В первой, ты к ней сходи, все про Ольгу выложит, – посоветовала бабуська и ушла, таща на поводке упирающуюся собачку.
Я осталась сидеть на скамеечке, тупо ковыряя носком влажную от недавних дождей землю. Так, кажется, в конце темного тоннеля наконец забрезжил тоненький лучик света. Косметические операции! Насколько знаю, данный вид медицинских услуг и впрямь великолепно оплачивается. Все процедуры подобного рода считаются чем-то вроде предмета роскоши. А за роскошь следует отдавать много звонкой монеты или шуршащих бумажек. И потом, кассета, которую столь тщательно спрятала бедная Полина. Врачи, обсуждавшие всевозможные способы консервирования плодов и ягод, оперировали лицо! И вовсе они не отрезали нос, а переделывали его. Значит, иду по горячему следу. Истина где-то рядом.
В первой квартире обнаружилась вертлявая девица с выкрашенными в ярко-розовый цвет волосами. Мерно двигая челюстями, она осведомилась:
– Надо чего?
Я окинула взглядом хорошо воспитанное, интеллигентное создание и лишний раз удивилась. Ну почему сапожник всегда ходит без сапог? Отчего именно врачи подхватывают самые невероятные болячки, а самые противные дети, наглые и ленивые, получаются у профессиональных педагогов. Наверное, природа мстит им за издевательства над школьниками.
– Чего надо? – повторило небесное создание.
– Ты ведь Надюша?
– Ну?
– Позови, пожалуйста, маму.
– Нет ее.
– Когда будет, не знаешь?
Девчонка поковыряла в ухе, сосредоточенно изучила вынутую грязь и равнодушно буркнула:
– В пять придет, на работе она.
– Да? – удивилась я. – А мне говорили, Валюша учительница.
Надя уставилась на меня чрезмерно подведенными глазами:
– Верно, в школе преподает.
– Но сейчас каникулы!
– Она подрядилась на рынке шмотьем торговать, – пояснила девушка, – жрать-то охота, а на ее зарплату не разбежишься. В пять придет, чего передать-то?
– Спасибо, детка, еще раз зайду.
– Давайте, – разрешила девица и захлопнула дверь.
Я глянула на часы: без пятнадцати два. Съезжу домой, поем, отдохну чуть-чуть.
Стоило переступить порог квартиры, как стало понятно: о тихом отдыхе лучше сразу забыть. Из кухни доносился пронзительный визг. Томуся расхаживала между плитой и окном, пытаясь укачать Нику. Но девица не собиралась затыкаться. Она яростно выталкивала изо рта соску, ее крохотное личико побагровело, маленькие кулачки мелькали в воздухе.
– Тише, тише, – бормотала Томочка.
Потом она повернула бледное лицо к двери, и я заметила, что подруга осунулась, а под глазами у нее залегли темно-синие тени.
– Вилка, будешь суп?
– Чего она орет? – спросила я.
– Не знаю, – растерянно пробормотала Тома, – только секунду назад переодела.
– Может, пить просит?
Подруга взяла со стола бутылочку с кипяченой водой и сунула Нике в рот. Девочка принялась судорожно глотать, вмиг опустошила емкость и вновь зашлась в гневном вопле.
– Теперь что? – растерялась Томочка.
– По-моему, наше сокровище просто хочет есть!
– Еще целый час до кормления!
– Раньше захотела!
– Нет, все книжки велят давать смеси в твердо определенные часы.
Я поглядела на толстый том, который лежал на кухонном столе. Доктор Спок «Ребенок и уход за ним». Потом перевела взгляд на синюю от усталости Тамару…
– Знаешь, дорогая, поди ляг на пару часов, только не в спальне, а в моей комнате. Закрой все двери, чтобы ор приглушить, и поспи.
– Знаешь, дорогая, поди ляг на пару часов, только не в спальне, а в моей комнате. Закрой все двери, чтобы ор приглушить, и поспи.
– Нет, – сопротивлялась подруга, – что еще за дурь такая – днем спать. Не больная.
– Если сейчас не ляжешь, – впихнула я ее в свою спальню, – точно заболеешь. Ложись, спи спокойно, времени у тебя до полпятого, потом разбужу.
Тамара рухнула на кровать, и не успела я прикрыть дверь, как из подушек донеслось ровное сопение… Бедная Томочка измучилась до последней степени. С ее больным сердцем категорически противопоказаны такие нагрузки.
Прижимая к груди орущую Нику, я вернулась на кухню и открыла книгу. Первая фраза впечатлила: «Родители тоже люди». Ей-богу, очень правильно. И сейчас дам противной капризнице кефир, наплевав на четкий график кормлений.
Получив вожделенную бутылочку, Ника мигом успокоилась, быстренько истребила содержимое и сонно заморгала. Через пару минут она тихо заснула. Я положила младенца в кроватку, вытянулась на диване, стоящем рядом, и закрыла глаза.
«Дзынь, дзынь», – раздалось в коридоре.
Я пошла к двери и, забыв спросить, кто там, распахнула ее настежь. На пороге стояла девица, прижимавшая к себе скомканное одеяло:
– Привет, – сказала она мне, – это ты вчера детей перепутала?
В нос ударил сильный запах алкоголя. Я всмотрелась получше в полудетское личико, украшенное огромным синяком под левым глазом. Надо же, сразу и не узнала ее. Это она курила в детской поликлинике на лестнице, пока несчастный мальчишка заходился воплем на пеленальном столике.
– Да, уж извините, понимаю, что ужасно получилось, вы из-за меня небось перенервничали, но младенцы так похожи, а одеяльца одинаковые…
– Насрать, – ответила молодая мамаша, – ты меня впустишь или на лестнице держать станешь? – Входите, – любезно предложила я, отпихивая Дюшку, изо всех сил вертевшую хвостом.
Девица вошла на кухню, шлепнула одеяло на стол, сверток тихо крякнул, и я поняла, что внутри лежит Костик.
– Осторожно, вы его ушибете!
– Насрать, – повторила девица, вытащила сигареты, задымила и сказала: – Предложение к тебе есть.
– Какое?
– Купи его.
– Кого? – не поняла я.
– Его, – еще раз сказала девчонка и ткнула в сторону одеяльца.
– Вашего сына?!
– Ага, недорого прошу, всего-то триста долларов, – преспокойненько ответила гостья.
Несколько секунд я сидела с открытым ртом, потом принялась произносить нечто бессвязное:
– Но как же? Своего ребенка? Не котенок ведь? Но…
– На фига он мне сдался, – фыркнула девка, – уезжаю сегодня к матери в отпуск. Не с собой же тащить! И вообще, он мне не нужен.
– Но, – заикалась я, – зачем тогда из родильного дома забрала? Могла оставить!
– Так рожала в общаге, – пояснила девица, – никуда не ездила. Думала – подохнет, а он вон какой горластый. Здоровый, ты не сомневайся. Я вчера специально к врачу пошла, чтобы справки взять. На, держи. – И она сунула мне в руки бумажку: «Звягинцев Костя. Здоров. Патологии развития нет. Доктор Лаврова».
– Хочешь, – продолжала «мамаша», – по-другому назовешь. Документов у него нет.
– Как же в поликлинике карту завели?
– Делов-то, – хмыкнула продавщица, – сказала, что у мужа живу, в общежитии, в следующий раз свидетельство принесу. Лаврова и поверила, жалостливая очень, дура!
Я не знала, как поступить.
– Бери, бери, – расхваливала «товар» девка так, словно продавала сыр или колбасу. – Зачем тебе еще мучиться, рожать, готовенький вот он, двое детей – в самый раз.
– Мне не надо.
– Ладно, – погрустнела девка, – жаль. Не знаешь, может, кто из подруг хочет?
– Нет, спасибо.
– Пошла тогда, – вздохнула малолетка.
– Сейчас принесу деньги, погоди, – раздалось с порога.
Я обернулась. У входа в кухню стояла Тамара с растрепанной со сна головой.
– Тома!!!
Не слушая меня, подруга исчезла.
– Во, ловко! – обрадовалась девка.
– Уходи немедленно, – велела я.
– Как бы не так, – парировала негодяйка, – ты не хочешь, а другая покупает.
Через пару минут Томочка вернулась, неся в руках зеленые бумажки, листок бумаги и ручку.
– Давай, – обрадовалась «продавщица».
– Пиши расписку, – железным голосом велела Тамара.
Когда девица, распространяя запах перегара, убежала, я налетела на подругу.
– Ты с ума сошла! Купить младенца!
– Если бы я этого не сделала, она просто вышвырнула бы несчастного в мусорный бачок, – вздохнула подруга, разворачивая «покупку», – ой, бедняжка, он весь грязный, а молчит. Наверное, характер хороший!
– Немедленно отнеси его в милицию!
– Конечно, – согласилась Томочка, – вот только помою, покормлю и переодену!
Схватив тщедушное тельце, она исчезла в коридоре. Я машинально глянула на бумажку:
«Расписка. Я, Звягинцева Раиса Петровна, 1982 года рождения, нахадязь в твердом уме и памяте, прадаю Поповой Тамаре Викторовне своево сына Звягинцева Константина за триста американских долларов и обещаю некогда не предъявлять притензий».
Отшвырнув отвратительно безграмотный «документ», я крикнула:
– Что мы скажем вечером Семену?
– Ничего, – ответила Томуся из ванной, – он уехал в Финляндию, дней на десять.
Я вздохнула. Журналы, принадлежащие Сене, печатаются в стране Суоми, и он частенько мотается в Хельсинки.
– Олег звонил из Львова, – продолжала подруга, – удивлялся, где ты целыми днями носишься. Сказал, задерживается на Украине. Так что мы с тобой совершенно одни и…
Не договорив, она замолчала, послышался плеск воды и слабое кряхтенье.
«Можем покупать младенцев», – докончила я ее мысль. Христианская доброта Тамары, ее постоянное желание всем помочь могут кого угодно довести до обморока.
Тихо ругаясь про себя, я побрела к шкафу. Пора ехать к учительнице Валентине.
Но не успели руки вынуть джинсы, как звонок вновь раскричался. Искренне надеясь, что это вернулась передумавшая продавать сына девица, я распахнула дверь и уткнулась взглядом в незнакомую, весьма полную женщину примерно моих лет.
Дама сразу располагала к себе. Круглое лицо с изумительно свежей кожей украшала широкая улыбка. Голубые глаза смотрели радостно, вся она излучала спокойствие и уют. Этакая домовитая мать семейства, обремененная кучей детей и мужем.
– Вы Виола, – скорей утвердительно, чем отрицательно сказала незнакомка, – Олег Михайлович вас так подробно описал, что спутать невозможно. Разрешите?
– Входите, – осторожно ответила я.
Женщина подняла с пола небольшую светло-коричневую сумку и вступила в коридор.
– Идемте на кухню, – предложила я.
Дама послушно прошла за мной, села на табуретку и сообщила:
– Меня зовут Ирина. Понимаю, что доставляю неудобства, но Олег Михайлович так приглашал, сказал, у вас есть где остановиться. Он ведь предупредил о моем приезде, да? Я ему на работу звонила.
Мы с Тамарой переглянулись. У Олега есть мерзкая привычка: отправляясь куда-либо в командировку, он мигом обрастает новыми друзьями и начинает приглашать их в гости. К счастью, большинство не воспринимает его слова всерьез и никогда не заявляется в Москву, но некоторые, вроде этой Ирины, ловят его на слове. Одно хорошо, адрес и телефон он раздает только своим коллегам, так что незваных гостей мы не боимся, они оказываются сотрудниками правоохранительных структур.
Только эта толстушка не тянет на работника МВД, небось милицейская жена.
– Так он предупредил о моем приезде?
– Конечно, Ирочка, – забормотала Тома, – очень, просто очень рады. Только мы забыли, откуда вы?
– Из Волгограда, – пояснила Ирина.
– Чудесно, – изобразила восторг Тамара, – устраивайтесь, отдыхайте. Боюсь только, что вам шумно покажется. У нас маленькие дети, мальчик и девочка, совсем крошки. Кричат много, спать не дают. Но мы вас поселим в комнату Виолы, она расположена на отшибе – через три коридора от моей спальни.
– Дети не могут помешать, дети – это счастье, – серьезно ответила Ирина.
ГЛАВА 11
С торчащими в разные стороны мыслями я кинулась к Валентине. Похоже, жизнь начинает напоминать дурной кинофильм. Купленный младенец, приехавшая неизвестно на какой срок незнакомая тетка, подброшенная на неопределенное время дочка Машки Родионовой… Бедной Тамаре придется бороться с обстоятельствами почти в одиночку. Я никак не могу оставить поиски похитителей, потому что иначе в дом ь 29 в Волковом переулке начнут присылать отрезанные части тела бедной девочки Насти и всю оставшуюся жизнь я буду корить себя за смерть беспомощного ребенка-инвалида.
Валентина глянула на меня настороженно.
– Что угодно?
– Ищу домработницу, вот, посоветовали к вам обратиться.
– Кто? – не пошла на контакт учительница.
– Анна Ивановна Иванова.
– Не знаю такую.
– Конечно, не знаете, – принялась я выворачиваться, – она ближайшая подруга Ольги Леонидовны Зверевой и говорила, будто вы идеальный работник: аккуратная, вежливая и исполнительная. Нам как раз такая и нужна!