Приехали они вовремя. Панин успел выбрать удачное место, чтоб наблюдать в бинокль за выходом пассажиров по трапу нужного самолета. Коленька с шефом спустились в числе первых, и Панин, не сводя окуляров с проема двери, слушал своего помощника:
— Вадик, он в темном свитере, глухая горловина, кожаная кепка, лет тридцать.
— Вижу.
Толпа из самолета пешком идет по летному полю в здание. Тип в кепке вскинул руку: приветствует кого-то из встречающих.
Вот они, встречающие: седой высокий человек с буйной шевелюрой и крепыш в красной бейсболке. Последний, поздоровавшись с прилетевшим, тут же спешит вдогонку Коленьке и Стасу Викторовичу, а они уже подходят к серебристому «мерсу». Недалеко от него припаркована и разъездная машина шефа, возле которой стоит Мишка. А приехавший парень и седой великан усаживаются в старый и хлипкий с виду «Форд», о чем Панин тотчас говорит Мишке:
— Непохоже, чтоб они кого-то пробовали догонять.
— Значит, кто-то еще ждет твоего Стаса на трассе. Хотя сейчас и на корыто могут хороший движок поставить. Так что будем ко всему готовы.
— «Бейсболка» вернулся, садится за руль. Наверняка ждут, когда тронет Коленька. — И Панин связывается с машиной шефа. — Коленька, мы едем первые, вы у нас на хвосте. Тронули!
Трасса была не загружена, Панин занял левый ряд и стал набирать скорость. Серебристый «мерс» не отставал, а вот черный «Форд» такой прыти не выдержал. Минут через десять Вадим перестал гнать и пошел ровно столько, сколько требовали дорожные знаки.
— Ты чего? — спросил Мишка. — Тут гаишники никогда не стоят.
И как бы в пику ему за плавным поворотом они увидели на обочине милицейский «жигуленок». Человек в форме, в капитанских погонах, с жезлом, решительно идет им навстречу, но смотрит на машину Коленьки и именно ей дает команду остановиться. Однако Панин делает вид, что принял жест милиционера на свой счет, притормаживает рядом с капитаном:
— Командир, а что случилось, я вроде не нарушал, нормально шел...
— Не создавайте затор, езжайте, куда ехали, — говорит капитан и идет к остановившейся машине Коленьки. Туда же бежит от патрульной машины сержант. Они не видят, что Мишка десантировался и лежит теперь на откосе дороги.
Проскакивает мимо старый «Форд», и Панин видит в зеркало, как капитан кивает в его сторону. А сам подходит к «мерсу», бесцеремонно дергает дверцу:
— Быстро выйти из машины!
Коленька на это никак не реагирует, а Станислав Викторович спрашивает:
— Объясните, в чем дело?
Подбегает сержант, вытаскивает пистолет, орет:
— Выйти, мать вашу!.. Продырявлю!
Станислав Викторович с портфелем в руках и Коленька выходят, сержант тотчас вырывает портфель, а капитан... падает мордой на асфальт, сбитый Мишкиным ударом. Гречихин наваливается на него сверху, заламывает руку. Капитан пробует трепыхаться, но куда ему против спецназа!
А сержант с портфелем торопится не спасать своего, а к «жигуленку» с синей полосой-само-клейкой. Но дорогу ему перекрывает развернувшийся и примчавшийся сюда Панин. Сержант швыряет в него и портфель, и пластмассовый пистолет. Пистолет разбивается об асфальт, а портфель Вадим ловит, открывает его и вытаскивает оттуда кипу газет и бутылку с минералкой:
— Правильно, между прочим, делаешь, что из-за такого добра драться не бросаешься.
Коленька идет к машине Панина и берет оттуда другой портфель, теперь уже действительно с деньгами.
— Вадим! — кричит Гречихин. — А у этого не игрушка, ствол так ствол — «Кипарис».
Возле них тормозит «уазик», оттуда выскакивают бойцы в масках, с автоматами, но Панин все же узнает Раша Амирханова и спрашивает его:
— Старый «Форд» задержали?
— А то как же!
3Славин встретил в своем кабинете Панина и Мишку с улыбкой, но сразу стал говорить не совсем веселые вещи:
— Вам что, посмертно ордена получить хочется, что ли? Я же просил: не форсируйте события, мои едут, и бандиты никуда не денутся. Ну вот только представьте, что игрушка была бы у того, кто за капитана себя выдавал, а настоящий ствол — у его подельника.
— А что, — сказал Гречихин. — Орден — это круто.
Юрий Кириллович только рукой махнул:
— С вами не соскучишься... Так вот, товарищи, о стволе. Еще Чехов писал, если помните: если «Кипарис» висит на стене, то он рано или поздно, да выстрелит. Начинает всплывать оружие. Хотя как же иначе? Его и воровали, предчувствуя, что оно всплывет.
— Искушение большое, больше страха, — сказал Панин. — Но я чувствую, вы нас пригласили не для того, чтоб классика вспомнить.
На столе Славина теперь стоял чайник. Он включил его и вынул из нижнего ящика три чашки, чай в пакетиках, пачку с печеньем и сахар.
— Не люблю, когда рабочие кабинеты в закусочные превращают. Ну да ладно, и самому чаю хочется. У меня тут самообслуживание, приступайте к трапезе, а я вам пока новость расскажу. Сегодня на экскурсию ходил. Женщиной одной любовался.
— Мне можете об этом не говорить, я счастливо женат, — сказал Мишка.
— Я тоже. Вы печенье-то прожуйте, а то вдруг аппетит испортится. В морге я был. Наконец-то воочию увидел Антонину Ярему.
Панин отставил чай и привстал со стула:
— Я чувствовал это. Чувствовал! Почерк Волина, пуля в лоб?
Полковник вытащил и разложил на столе карту:
— Труп нашли собачники, в болотной тине, в камышах. Курцхаар утку услышал, полез в воду, ну и... Убита женщина день назад, выстрелом в грудь. — Славин при этом выразительно посмотрел на Вадима. — Точно в сердце. Может, Волин на этот раз изменил себе, а, Панин?
— Когда убивают — не экспериментируют, — ответил тот и снова сел.
— А размер его ноги не знаешь?
— Сорок четвертый, — сказал Мишка. — У него как-то берцы в горах порвались, я ему кеды свои дал. Подошли.
— Остались следы? — По-своему понял вопрос Славина Вадим.
— Остались. Там тропка была, на тропке отпечатки ее туфель, мужчина шел сзади, притаптывал следы, у него ботинки сорок второго размера. — Полковник постучал торцом карандаша по карте. — Вот здесь это случилось. Можно проехать и из дачных поселков, и из деревень, и из Москвы. Оставить машину в лесу и прогуляться минут десять...
— Нет, — возразил Панин, глядя на карту. — Если бы сюда ехали из Москвы, то было бы проще расправиться с Яремой вот здесь, скажем, — он показал пальцем. — Места глухие, собачники не ходят, и ехать ближе.
— Панин, — сказал Славин. — Иди к нам, а? Я тебе хорошую должность найду.
Но Вадим словно и не услышал эти слова. Он продолжал изучать карту.
— Тут весьма населенный район...
— Не то слово! Десятки деревень, дачных поселков не меньше, федеральная трасса в пяти километрах, идет через райцентры, города... Да и кого искать — Волина, Абрамова или вообще неизвестного типа с ногой сорок второго размера? Но лично я склоняюсь к Абрамову. И тут надеюсь на вашу помощь, потому и чаем пою. В лицо Абрамова мало кто знает...
4День назад Анатолий Сергеевич вернулся на «жигуленке» Волина почти затемно. Разулся внизу у лестницы, там же надел шлепки, стал подниматься вверх, увидел вышедшего из летнего домика Волина, позвал:
— Зайди.
Волин бросил взгляд на стоявшие ботинки: в глине, листва прилипла к ним.
— Все прошло нормально, Анатолий Сергеевич?
— Ну а как же! Подождал, пока не села на борт и не взлетела... Я свои дела всегда до конца довожу.
— А потом вы ездили еще и карася ловить?
— Какой карась? Ты с ума сошел? Посчитай, сколько до аэропорта да назад. Все время на дорогу ушло. Я чего пригласил — давай выпьем. За мягкую посадку.
Волин не отказался.
И пил весь следующий день — уже сам, в летнем домике. Абрамов не мешал ему. Он исчез с утра и не появлялся на даче до поздней ночи.
Пока Волин пил, у его бывшего сослуживца, Михаила Михайловича Гречихина, опять грянули большие изменения.
Утром его пригласил Виталий Эмильевич для конфиденциальной беседы.
— Михаил Михайлович, должен сказать, я вами очень доволен, равно как и весь коллектив. Вписались что надо...
— Намек понял, — сказал Мишка. — Бутылку поставить надо? Так за мной не заржавеет.
Ронкин засмеялся:
— Тоже мысль, я буду не против, только чтоб не пьянка была, а культурное застолье. Но речь сейчас не об этом. В Азию лететь готовы? Командировочные получили?
— Командировочные? А я было подумал, что это вы мне за три года вперед зарплату выплатили.
Ронкин пренебрежительно махнул рукой:
— Это все мелочи. Представляю, что вы скажете, когда по итогам года премию получать будете. Там сумма уже серьезная. Если мы останемся лидерами в нашей нише... — Он с прищуром посмотрел на Гречихина. — Как думаете, останемся?
— Чтоб думать, надо все знать о конкурентах, Виталий Эмильевич. А я без понятия, есть ли они у вас вообще.
— У нас, — мягко поправил его Ронкин. — У нас, Михаил Михайлович, ибо мы, и я, и вы, и весь коллектив — одно целое. А значит, задача перед нами одна: быть первыми.
Мишка понятливо кивнул:
— Меня не надо так долго морально готовить к приказу, Виталий Эмильевич. Я все-таки человек военный.
— И потому любой приказ выполните?
— Если он в пределах разумного.
— В пределах, в пределах. — Ронкин открыл лежащую на столе папку, полистал ее. — Эти бумаги я специально для вас, Михаил Михайлович, подготовил. Адреса, телефоны, фамилии... На горизонте нарисовались борзые ребятки, надо их укротить. Как — это ваше дело, вы спец, в чем я уже убедился.
Мишка взял протянутую ему папку:
— Они границы дозволенного переходят?
Ронкин встал из-за стола, подошел к Гречихину, сказал доверительно:
— Понимаешь, Миша, дело какое. Один неглупый человек в России когда-то говорил, что кадры решают все. Там у них юрист — баба. И по большому счету фирма на ней одной держится. Дело свое знает до тонкостей, и если б она хоть в чем-то ошиблась, мы бы эту контору уже в порошок смололи. Но она не ошибается. Покупать ее бесполезно, муж газом занимался, сейчас в высокой политике, так что деньгами их не удивить. Остается одно...
Он пристально посмотрел на Гречихина, но тот выдержал взгляд, ничего не спросил. Ронкин ожидал, наверное, другой реакции и продолжил несколько раздосадованно:
— Остается одно: вывести ее из себя, чтоб начала ошибаться. Ей около сорока, красивая, очень красивая, муж старше и ревнив, как... Фотографа я тебе найду, он такой монтаж сделает, что эта юристка сама себя на снимках узнает. Какие еще варианты? Есть у них дети, двое, но это низко...
— А шантаж — это высоко? — спросил Мишка.
Ронкин снял руку с его плеча:
— Гречихин, я всего-навсего предлагаю, не нравится — думай сам, что делать, но съесть их мы должны. До отлета у нас почти неделя, и за эти дни нужно удар по противнику нанести. Не подходит мой вариант — думай сам, как вывести из игры эту мадам. Без крайних мер, конечно, но надо понимать, что в белых перчатках победы не достичь. Хотя зачем я тебе все это объясняю? Ты войну прошел, ты такое видел и на такое ради победы способен, что...
— Я с женщинами не воевал и не воюю, Виталий Эмильевич.
— Все! — Голос Ронкина звучал уже строго, по-командирски. — Я дал тебе задачу — иди и думай, как ее выполнить. Через час жду с предложениями.
Часа не прошло, когда в кабинет к шефу вошла растерянная секретарша.
— В чем дело, Светлана Павловна?
— Вот, — сказала она и положила перед Ронкиным конверт.
Виталий Эмильевич открыл его. В конверте лежали билет и деньги, даже копейки.
— Он ушел, совсем ушел. Даже костюм оставил. Тут у него джинсы были, рубашка. Вышел от вас, переоделся и ушел. Сказал, что зарплату, которую получил, вернет или перешлет...
— Вот уж действительно умом не понять. — Он отодвинул конверт от себя. — Я же ни о чем таком его не просил, шел вполне цивилизованный разговор... Значит, так, свяжитесь с ним, никаких денег пусть не возвращает, он их отработал. По-хорошему поговорите, он нужен мне, я попробую его вернуть...
Гречихин еще не дошел домой, когда ожил сотовый. Но звонила не Светлана Павловна — звонил Андрей.
— Миша, у меня барахла много, не поможешь завтра добраться до Савеловского, а? На базу еду.
— Что, опять на душе хреново?
— Нет, брат, тут другое дело...
На вокзал Андрея подбросили Панин и Мишка. Затащили в вагон рюкзак, удочки, пообещали через недельку и сами туда наведаться.
— Только женщин больше не присылайте, ладно?
Посмеялись, разошлись.
Андрей в вагон заходить не торопился, свободных мест было много. К тому же он так внимательно смотрел по сторонам, что, кажется, надеялся кого-то увидеть. Вот вскинул руку — и впрямь увидел...
5Абрамов вернулся на дачу ночью, но утром, как всегда, вышел во двор — позаниматься на турнике. Он недовольно взглянул на «жигуленка» — мало того что Волин его в гараж загнать не удосужился, так даже и удочки не снял. Еще более он удивился, увидев в салоне машины самого Волина. Открыл дверцу, спросил:
— Ты что, ехать куда собрался?
— Может быть.
— Отставить. От тебя разит, как... И потом, нам вообще от машин избавляться надо. Я, к примеру, свою оставил на обычной «дикой» стоянке. С этой тоже надо что-то придумать. Но пока и за ворота не выезжай!
— Успокойтесь, — совсем непочтительно ответил Волин. — Никуда я не еду. Просто проверял свою версию. Она подтвердилась.
— Какую такую версию?
— Одну. Вы тыловик, вы так только, поверху, нашего кое-что нахватали, а вот в детали вникать не научились.
Абрамов сузил глаза:
— Ты как-то со мной говорить начал... Не забывай, что я тебя с ладони кормлю.
— И даже поите, — хмыкнул Волин.
— Да, и такое бывает. Только ты должен знать, что лично я пью мало и лишь по поводам.
— Сегодня есть повод, Анатолий Сергеевич.
— Да? — подозрительно посмотрел на снайпера Абрамов. — Ну что ж, поднимемся, налью, и скажешь, в честь чего мы с утра причащаемся.
Подошли к столу, Абрамов вытащил из холодильника еду, бутылку.
— Итак, я слушаю тебя.
— Предлагаю выпить за упокой рабы божьей Антонины. — И Волин тяжело сел на стул.
— Перепил, что ли? — Абрамов выглядел совершенно спокойно.
— Перед расставанием мы договорились: она обязательно позвонит в определенный час. Этот час минул, звонка нет.
— И только-то? Знаешь, сколько всего могло произойти? Обокрали, не купила сотовый, попала в аварию, закрутилась с родственниками... Да просто связи оттуда может не быть!
— Да, звонок — мелочь, — согласился Волин. — Но когда вы ее отвезли и вернулись, у вас ботинки в грязи были. Откуда в аэропорту грязь?
Абрамов вздохнул с облегчением:
— Это объяснить еще проще: по дороге домой останавливался, отливать за березки бегал, в темноте вступил в лужу. — Он при этом наполняет коньяком свою рюмку. — Ну да ладно, хоть повод ты и не придумал, выпью одну, так и быть.
— В том, что вы говорите, Анатолий Сергеевич, логика есть, но одного вы все-таки не учли.
Абрамов вновь подошел к холодильнику, достал еще бутылку, но держит так, что из-за открытой дверцы она не видна Волину. В его руке оказывается таблетка, он бросает ее в горлышко.
— Что на этот раз придумал?
— Вы не учли главного, товарищ полковник. На спецподготовке нас учили запоминать километраж. Когда едете, учили нас, запоминайте цифры на спидометре. Я с Тоней сюда приехал — три последние цифры были 482. Вы вернулись — 566. Всего восемьдесят четыре километра наездили.
А до аэропорта и обратно отсюда почти двести. Что это значит?
Абрамов усмехается, наполняет рюмку, стоящую перед Волиным:
— Странно, ты ведь с виду неглупый парень...
— Что, и этому есть объяснение?
— Самое элементарное. Но выпьем сначала.
— Нет, — сказал Волин. — Вы сначала объяснитесь!
— И черт с тобой!
Абрамов выпил, отставил в сторону пустую рюмку, потянулся за долькой лимона.
Волин не выдержал. Закрыв глаза, он одним глотком отправил коньяк в рот, и в эту секунду Абрамов ударил его бутылкой по голове. Волин все же успел чуть отклониться, устоял на ногах и стукнул противника так, что полковник покатился вниз по лестнице. Снайпер хотел было бежать следом за ним, но тут взглянул в окно: к конечной остановке подходил автобус.
— Повезло тебе, — сказал Волин, перешагивая через стонущего Абрамова и наградив его напоследок ударом ноги. — Но не дай бог еще встретиться!
И он поспешил к автобусу, чувствуя, как кружится голова и подступает тошнота. Провел рукой по волосам — кровь. Не смертельно, сказал он себе, сотрясение, надо найти тихое место, отлежаться...
Абрамов попробовал подняться, но ноги не слушались. Переломаны были ноги. Он вытащил телефон, заорал:
— Срочно сюда, слышишь? Срочно! Меня нужно увезти отсюда. Если найдут и возьмут — все погорим, понял? Срочно приезжай...
Автобус, в который сел Волин, подходил к платформе электрички — она как раз тронулась с места. Волин вышел, замер. Он был не в состоянии сделать и шага. Он не видел уже, что из окна вагона на него смотрит Андрей.
Электричка умчалась.
Волин упал как подкошенный. Он был мертв.
6Вертолет приземлился на асфальтовом пятачке возле вокзала. Из него вышел сначала Славин, следом — еще четыре человека. Их встречали тут Панин и Мишка. Чуть поодаль лежал труп, накрытый тканью, рядом с ним крутились милиционеры и врач в синем халате.
— Еще раз повтори, что тут произошло, — попросил Славин.
— Андрей узнал Волина через окно, позвонил мне, я прихватил Гречихина и помчался сюда. На двадцать минут вас опередил.
— Но уже посмотрел? — Юрий Кириллович кивнул на труп. — Волин?
— Волин.