В предыдущий день Жанна уже нанесла положенные по этикету визиты придворной даме и камер-фрау королевы. Но это было почти в узком кругу, теперь ей нужно предстать перед всем двором. На церемонии не полагалось присутствовать большому количеству придворных, это тоже почти камерные церемонии, что у короля, что у королевы, но в Версале собралось столько народа, словно предстоял большой прием. Все они с нетерпением ждали прохода в королевские покои новой фаворитки, а потом вестей о том, как она держалась у его и ее величеств, что говорила и что говорили ей.
Этот миг настал в шесть вечера. Когда в двери галереи появилась маркиза де Помпадур, придворные притихли, словно встречали короля. Сотни любопытных, придирчивых, далеко не дружелюбных глаз впились в Жанну. Даже сопровождавшие ее принцесса де Конти, все же признавшая знакомство с маркизой, и графиня д’Эстрад почувствовали волну любопытства, смешанного с враждебностью.
У самой Жанны было ощущение, что эти сотни глаз раздели ее, разобрав наряд по кусочкам, бантикам и кружевам, а потом так же разобрали и саму фигуру. Только колоссальное усилие воли и огромное желание не доставить неприятностей любовнику позволили ей удержаться. Маркиза была великолепна, в потрясающем, неярком, но немыслимо элегантном платье с длиннющим шлейфом (знали бы придворные, сколько десятков раз пришлось ходить туда-сюда с куда большим шлейфом под придирчивым безжалостным взором госпожи де Тансен!) она внешне совершенно спокойно прошествовала в кабинет его величества.
Жанна словно наблюдала за собой со стороны, причем взглядом, близким к строгому взору де Тансен. Глубокий реверанс… хорошо, теперь несколько небольших шагов вперед к королю, только немного, чтобы позже не оказаться с ним нос к носу… следующий реверанс… еще пара шагов… а из зала вытянули шеи придворные, кажется, они сами забыли правила этикета и приличия, попросту столпившись у открытой двери… и последний самый глубокий и почтительный реверанс… только не смотреть на короля, только не встретиться с ним взглядом!
Встретилась. Смутились и она, и он. Король что-то тихо сказал, маркиза так же тихо ответила. На этом беседа была закончена, но от тех, кто стоял рядом, не укрылся взгляд его величества. Он подбадривал фаворитку: умница, все прекрасно!
Но это только начало. Теперь нужно так же с тремя реверансами попятиться, умудрившись не наступить на собственный шлейф, порванного платья или вообще падения Версаль не простит. Мерси, госпожа де Тансен! Огромное спасибо за мучения с тяжелым шлейфом в Этиоле, зато теперь он исключительно элегантно оказался там, где мог красоваться, не рискуя попасть под каблук туфельки.
При всем желании заметить неловкость или ошибку придворные не сумели этого сделать. Ну не было неловкости в поведении фаворитки, если, конечно, не считать таковой явное смущение ее и короля.
Графиня д’Эстрад сзади зашептала:
– Молодец! Вы прекрасны!
Жанна чуть перевела дух, теперь церемонию предстояло повторить у королевы, потом у дофина, у дофины, у дочерей короля. Но там ее никто не будет подбадривать взглядом. Напротив, там она совсем не желанная гостья, и помочь Людовик ничем не сможет. Ему осталось ждать в своем кабинете, делая вид, что занят беседой с придворными. Король был совершенно не в состоянии беседовать, пока его возлюбленная проходила тяжелое испытание. Но делать вид, что слушает собеседников, и рассеянно отвечать его величеству не пришлось, потому что придворные страстно желали присутствовать при остальной части экзекуции маркизы де Помпадур, даже если не в самих апартаментах, то хотя бы рядом, а потому под разными предлогами поспешили покинуть королевский кабинет.
Людовик оглядел опустевшую комнату и вдруг расхохотался:
– Герцог, идите уж и вы. Лучше расскажете мне, как все прошло. Пока маркиза держалась весьма уверенно.
Ришелье покинул короля тоже с видимым удовольствием, пообещав немедленно все рассказать.
Когда маркиза вошла в кабинет королевы, шум затих не только в нем самом, но и в прилегающих галереях и, кажется, во всем Версале. Дамы затаили дыхание, чтобы услышать, что именно скажет королева новой фаворитке своего мужа. Маркиза элегантна. Потому похвалить платье будет не слишком большим прегрешением, вернее, просто похвалить его. Если честно, то хвалить нужно очень.
Снова три реверанса и в поклоне уже совсем рядом с ее величеством наклон, чтобы поцеловать край платья королевы, выражая почтение. Все получилось, кроме одного: делать это нужно со снятой перчаткой, а та возьми да не удержись во второй руке! Но конфуза не получилось, перчатку подняла принцесса де Конти, оказавшаяся рядом, а сама королева в ответ на заверения маркизы в уважении и желании быть приятной ее величеству принялась говорить о… госпоже де Сессак, с которой дружна госпожа де Помпадур.
Обе говорили очень тихо, и если бы дамы не боялись пропустить хоть слово из этой беседы, по Версалю пронеслась бы целая волна ахов. Она все равно пронеслась, потому что беседа получилась немыслимо продолжительной. Жанна уже отправилась в кабинет дофина, а дамы шепотом передавали друг дружке потрясающую новость:
– Было произнесено двенадцать фраз!
– Представьте себе, целых двенадцать!
– Нет, нет, не о платье или прическе! Об общей знакомой!
На целый день госпожа де Сессак сделалась самым обсуждаемым лицом в Версале, все стали вспоминать, где же могла подружиться с ней королева, а где фаворитка…
А у Жанны продолжалось представление. Она посетила дофина, вдруг поразившись тому, насколько тот похож на отца. Луи-Фердинанд действительно внешне во многом повторил короля Людовика, но только внешне. Угрюмый и недовольный, он едва пробормотал что-то сквозь зубы в ответ на приветствие любовницы отца, ничем не выказав своего расположения.
Не лучше оказалась и дофина. Мария Терезия Испанская просто не знала, как себя вести в подобном случае, а потому смотрела на фаворитку отсутствующим взглядом, не выражая ни радости, ни недовольства. У Жанны мелькнула мысль: как уснувшая рыба.
Неприветливо встретили любовницу отца и две старшие дочери короля – Аделаида и Анриетта.
Это, конечно, подпортило настроение маркизы де Помпадур, но совершенно испортить праздник не смогло. Она великолепно держалась все это время, и только когда закрылась дверь в ее квартирку в бывших покоях мадам де Шатору, Жанна позволила себе расслабиться и просто рухнула в кресло без сил, чтобы посидеть с закрытыми глазами.
Но закрыть их не удалось, потому что из спальни донесся тихий смех и на пороге появился поджидавший ее король!
– Поздравляю! Лучше выдержать представление не смог бы и я сам. Вы были великолепны.
– Сир…
– Мадам, теперь вы придворная дама и можете появляться у короля и королевы в любой день, присутствовать на балах, ужинах и вообще в моем сердце.
Жанна чуть лукаво блеснула глазами:
– А разве я не была там до сих пор?
– Были, конечно же, царили. Но теперь вам предстоит царить и в Версале. Я приду вечером…
Король исчез за гобеленом, скрывавшим потайную дверь на лестницу, ведущую в его собственные покои, а Жанна осталась осознавать свой успех.
То, что успех был полным и безоговорочным, подтвердили все пришедшие к ней в течение дня: графиня д’Эстрад, герцогиня де Бранка, госпожа де Лашо-Монтобан и даже принцесса де Конти, решившая, что помнить свое знакомство со столь уверенной фавориткой, милостиво принятой ее величеством, пожалуй, лучше, чем делать вид, что ты ее не знаешь. Мало ли как повернет…
Принцесса принесла потерянную фавориткой перчатку, это был хороший повод поддержать неожиданное знакомство. Перчатку можно было отослать и с горничной, но почему бы не воспользоваться возможностью заглянуть туда, куда рвались многие, при этом категорически отказываясь признавать хозяйку.
Принцесса де Конти, попав в заново отделанные покои фаворитки, больше глазела по сторонам, чем поддерживала разговор с той, которую вроде представляла ко двору. Маркиза душевно поблагодарила принцессу за оказанное содействие, выслушала ее вздохи по поводу того, что, конечно, вести себя при дворе еще нужно научиться, если маркиза пробудет в Версале некоторое время, то у нее, несомненно, будет возможность освоиться и усвоить некоторые правила «этой страны»! «Этой страной» назывался королевский двор.
Получилось изящно пнуть фаворитку, словно усомнившись, пробудет ли та на своем месте так долго, чтобы успеть хоть что-то выучить. Жанна мысленно усмехнулась, но ответила очень любезно, что если бы принцесса была столь добра, чтобы преподнести ей правила «этой страны», то их усвоить удалось бы гораздо быстрее.
Вот еще, не хватало учить самозванку привалам этикета! К тому же она только что продемонстрировала, что прекрасно во всем разбирается! Ничего, короля никогда надолго не хватало, пройдет любовный угар и он поймет, что не стоило связываться с простолюдинкой и тем более вводить ее в круг придворных. Губы принцессы приветливо улыбались, в то время как внутри зрела ехидная мысль, что завтра же дамы могут просто отвернуться от самозванки, оскорбленные самой необходимостью находиться рядом с особой, происхождение которой вызывает столько нареканий.
– Дорогая, – принцесса решила, что ей позволительно разговаривать с фавориткой свысока и почти надменно, – завтра вам необходимо находиться на мессе у королевы. Это ваше право и почти обязанность, если вы хотите завоевать расположение ее величества, как сами изволили выразиться.
– Конечно, я была бы очень рада сделать это.
– Так почему же нет?
Жанна понимала, что это подвох, хотя пока не видела в чем, но отказываться нельзя. Решив вечером спросить у короля, чем отличается месса его супруги от всех остальных, она немного успокоилась.
Эта ночь бурной не получилась, оба слишком устали от перенесенных волнений. На вопрос о мессе Людовик ответил, что ничем, только дамы наверняка подчеркнут свое нежелание принимать новенькую в свои ряды.
– И всего-то?
– Вы зря полагаете, что справиться с придворными дамами получится так же легко, как сегодня со шлейфом, – расхохотался Людовик. – Война может получиться кровопролитной и затяжной.
– А я не собираюсь ни с кем воевать. Для меня самое важное – иметь возможность жить вот здесь, куда вы можете прийти по потайной лестнице, и иметь право видеть вас днем, хотя бы находясь среди толпы придворных. И за это я готова платить не только мучениями со шлейфом.
Она действительно не стала воевать, напротив, пришла на мессу, была исключительно любезна со всеми, не дав ни малейшего повода позлословить по ее поводу. Дамы, сцепив зубы, вынуждены были признать, что новоиспеченная маркиза умеет держать себя, а мужчины отметили ее несомненный шарм.
Но его величество решил, что с него достаточно официальных церемоний.
– Мадам, мы уезжаем в Шуази. Завтра же.
Первой мыслью Жанны было, что она все же что-то нарушила, потом и на лице отразился почти испуг:
– Почему?
– Во-первых, я устал от парадной толпы. Во-вторых, в Версаль намерен приехать король Станислав Лещинский, отец ее величества, встречаться с которым у меня нет никакого желания. И главное – я очень хочу побыть с вами не под присмотром тысяч глаз. Или вы против?
– О нет! – Жанна бросилась на шею любовнику, едва не взвизгнув от восторга. Медовый месяц в Шуази – это великолепно.
Короля сопровождали прелестные дамы: госпожа де Лорагэ, госпожа де Сессанж, госпожа де Сен-Жермен, госпожа де Бельфон. Кавалеров д’Айена, де Меза и Дюраса возглавлял герцог Ришелье. Компания получилась веселой, но насладиться прекрасным времяпровождением не удалось.
Проблемы начались у короля, его величество так усердно наверстывал упущенное за время своей военной кампании, что даже заболел. То ли от переедания, то ли от большого количества сладкого у короля появился большой нарыв на десне, даже поднялась температура, и вместо танцев с любовницей он был вынужден провести часть времени в постели, врачи приняли решение даже пустить его величеству кровь. Но все обошлось, хотя и вызвало немалый переполох.
Королева попросила разрешения навестить больного супруга. Первым движением короля было отказаться от такой чести, сообщив, что уже вполне здоров и в этом нет никакой необходимости. Но письмо королевы Людовик раскрыл в присутствии маркизы де Помпадур. Узнав, о чем оно, Жанна вдруг попросила:
– Сир, ее величество не видела переделок в замке?
– Конечно, нет.
– Почему бы вам не устроить небольшой отдых и королеве, ведь она тоже устала от версальской суеты?
Людовик смотрел на фаворитку во все глаза: что это ей взбрело в голову?
– Сир, мне кажется, что добрые отношения с королевой пойдут на пользу всем…
Голос у фаворитки мягкий, а ум твердый. Король кивнул:
– Пусть приезжает.
На рукав его камзола легли нежные пальчики:
– Не отправляйте просто приглашение на словах даже через герцога Ришелье, напишите несколько строк. Ее величеству будет очень приятно.
Не поддайся Людовик на эти слова, Жанна была готова добавить: «она мать ваших детей», но не пришлось. Изумленный король послушал совета любовницы, не меньше изумив и собственную супругу, которой давно не позволялось быть рядом с королем, кроме парадных приемов.
Королева примчалась немедленно, пробыла всего день, но что это был за день! Нет, они не были вместе с Людовиком, как когда-то в молодости. Мария Лещинская прекрасно понимала, что не сможет конкурировать с более молодой, очаровательной и умной маркизой, но она все равно была счастлива.
Людовик пожелал лично показать ее величеству замок в новом его виде, подробно рассказал о предстоящих изменениях, был весел, оживлен, очень любезен. Однако королеву поразило не столько это, сколько поведение фаворитки. Маркиза де Помпадур участвовала в беседах и развлечениях, была остроумна, любезна, очаровательна и все же оставалась скромной. Такая способность быть в центре внимания, одновременно не выпячиваясь, поразила Марию Лещинскую. К тому же фаворитка явно выказывала ей свое почтение, что тоже заметно шло вразрез с наглым поведением сестер Нейль, ведь даже давно получившая отставку Лорагэ по-прежнему смотрела на ее величество почти свысока. Как умудрялась Помпадур жить мирно даже с толстухой Лорагэ, для королевы оставалось загадкой.
Решив, что фаворитка неопасна, королева стала смотреть на маркизу снисходительно.
Сама Жанна заметила, что, несмотря на все радости пребывания в Шуази, ее величество чем-то сильно озабочена. На осторожный вопрос, чем именно, Лорагэ фыркнула, пожав полными плечами:
– Небось снова наделала карточных долгов свыше меры.
– Ее величество играет?
– Да, и довольно неудачно. Говорят, что везет либо в любви, либо в картах. Мадам не везет ни в том, ни в другом.
У королевы большие карточные долги? Герцог Ришелье подтвердил: да. Но почему их не заплатит король? В ответ только пожимание плечами: но ее величество не просила супруга об этом.
Жанна осторожно попросила сама. Действовать нужно было действительно с опаской, чтобы Людовик не решил, что она вмешивается в его семейные дела. Маркизе помогли природный такт, умение разговаривать с людьми и убеждать их в том, к чему они вовсе не были склонны.
Если честно, то король просто не задумывался над проблемами супруги, казалось, свои денежные вопросы королева должна решать сама. Когда он обещал срочно заплатить долги ее величества, Жанна со смехом пообещала в ответ никогда не играть в карты, чтобы не создавать проблем возлюбленному.
– А на что вы станете тратить деньги?
Фаворитка откровенно задумалась:
– На создание прекрасных замков… на картины… на предметы искусства… – Встретившись с изумленным взглядом любовника, она удивилась в свою очередь: – Разве это дурно?
– Нет, нет! Вы очаровательны, такой женщины у меня еще не было.
Королева решением супруга была потрясена, с одной стороны, ее несколько задевало, что благодеяния король выказывает по подсказке фаворитки, с другой, королева выразилась в том смысле, что если уж придется терпеть фавориток короля, то лучше эта, чем другая. Место при дворе королевы маркизе де Помпадур было обеспечено.
Мало того, осознав, что увлечение его величества за пару месяцев не прошло, а только окрепло и продолжает усиливаться, придворные осторожно сменили гнев на милость. Нет, никто не собирался признавать права «этой мещанки» стоять вровень с потомственными аристократами, но двор признал право короля на такую любовницу. Пусть позабавится…
Весьма привередливый герцог де Люинь писал своему кузену:
«Все находят маркизу де Помпадур очень вежливой. Она не только совсем не зла и не говорит ни о ком ничего дурного, но и не страдает, когда плохо отзываются о ней. Она весела и охотно ведет беседу на любую тему»…
Двор начал осознавать, что маркизат Помпадур госпожа д’Этиоль получила не только за красивые глаза и по чистой прихоти короля. Но так думали не все, в отличие от своей дочери бывший король Польши Станислав Лещинский вовсе не был в восторге от фаворитки своего зятя. Он тоже поспешил навестить короля в Шуази, якобы выражая озабоченность состоянием его здоровья, а в действительности посмотреть на самозванку, рискнувшую занять место на ложе короля, по праву принадлежавшее Марии Лещинской.
Вот уж кого меньше всего желал видеть Людовик, так это тестя. Встреча получилась короткой и не слишком теплой. Не желая вести беседу с зятем в присутствии фаворитки, которая скромно играла в карты в углу большой королевской спальни, не вмешиваясь ни во что, Станислав Лещинский быстро откланялся. Да… Мария насовсем потеряла возможность влиять на мужа, теперь ее место занимают другие, вот такие, даже не из Версаля, а просто из Парижа. О, как низко пали нравы французского двора!
Был еще один человек, совершенно уверенный в скором падении фаворитки именно из-за ее низкого происхождения. Начальник полиции господин Фейдо де Марвиль твердил, что король быстро устанет от просторечного разговора красотки и уж тем более от ее родственников.