Золотистые иволги, однако, были для Трои особенными птицами, настаивала Гекуба. Если их перелет к берегам Египта начинался до праздника Ареса, тогда зима должна была быть суровой и холодной, полной штормов и неистовых ветров. А до праздника Ареса оставалось еще восемнадцать дней.
Внезапно золотистые птицы рассыпались и исчезли. Холодный ветер прошептал что-то, проносясь по дворцу, и заставил царя задрожать.
— Принеси мне плащ! — крикнул он своему помощнику Полидоросу.
Воин появился на балконе, неся новый плащ из зеленой шерсти, расшитый по краям золотой нитью.
— Не эту бесполезную тряпку! — огрызнулся Приам. — Мой собственный плащ, будь любезен.
Полидорос вернулся со старым коричневым плащом, истертым по краям.
Накинув плащ на плечи, Приам подошел к краю балкона. Столь ранним утром он слышал, что делается во всем городе: крики осликов и пение петухов, скрип тележек и стук лошадиных копыт по каменным дорогам, крики воинов, сменяющихся с караулов, и голоса моряков, спускающихся на берег, чтобы отплыть на рассвете.
Приам представил себе заспанных пекарей, месящих тесто, усталых шлюх, направляющихся по своим постелям. На вершине Великой Башни Илиона все еще мерцали четыре ночных факела.
Глаза Приама то и дело устремлялись к темной громаде башни. Обычно он каждое утро взбирался по ее крутым ступеням, чтобы понаблюдать за восходом и осмотреть город, но в последние дни забросил эту привычку.
— Когда я в последний раз поднимался на башню, Полидорос?
— В разгар лета, повелитель.
— Так давно? Время летит быстрее, чем иволги. Я поднимусь на башню завтра. Люди должны видеть, что их царь продолжает присматривать за ними.
— Да, повелитель, — ответил Полидорос. — Я принесу тебе вина?
Приам облизнул губы. Мысль о вине была искусительной. Он и в самом деле жаждал сделать глоток.
— Нет, — наконец, ответил он. Усилие, которое он сделал над собой, породило вспышку гнева. — Сегодня — никакого вина, Полидорос!
Было время, когда Приам наслаждался вином, как и должен наслаждаться мужчина, — вином, обострявшим веселье танцев, пения и любви. Теперь царь думал о вине непрерывно, каждый день распределяя свои дела так, чтобы оставалось время для обильных возлияний. Но сегодня ему понадобится вся острота его ума.
«Ни капли вина не упадет сегодня на мои губы», — пообещал он себе.
— Посетители уже здесь?
— Я посмотрю, повелитель.
Молодой воин ушел.
Оставшись в одиночестве, Приам подумал об Андромахе и, представив ее себе, почувствовал, как стеснило грудь, а в животе растеклось тепло. Он давно ее не видел.
Взгляд царя снова обратился к Великой Башне. Он не мог смотреть на эту башню, не думая об Андромахе. Их первая встреча состоялась на вершине башни — тогда Андромаха отказалась опуститься перед ним на колени, как поступила и его Гекуба много-много лет тому назад. Андромаха! Приам разрешил себе вернуться мыслями к тому дню, вспоминая, какой увидел ее тогда: желтый хитон, пламенные волосы небрежно завязаны на затылке, смелые глаза смотрят на него так, как глаза ни одной молодой женщины не должны смотреть на царя. Он пытался напугать ее, но даже когда они стояли вместе на парапете и Андромаха знала, что царь единственным толчком может послать ее вниз, чтобы она разбилась на камнях, по ее глазам Приам видел, что она готова протянуть руку и забрать его с собой на Темную дорогу, ведущую в Аид.
И позже, когда она наконец сдалась ему, как он и ожидал, Приам посмотрел наружу, в темноту, и увидел факелы, пылающие на Великой Башне. Тогда он понял, что вся его жизнь была подготовкой к этому мигу. Все битвы, в которых он сражался, все сыновья, которых он породил (по большей части, пустая трата энергии и семени), даже годы с любимой Гекубой поблекли, превратившись в серую тщету. Его ночь с Андромахой была исполнившимся пророчеством. Грозовой щит породил дитя Орла, и Троя простоит еще тысячу лет.
Он был царем, выполнившим свое предназначение, однако его чресла все еще жаждали ее. Не проходило ни дня, чтобы Приам не сожалел о данном ей обещании.
Андромаха согласилась делить с ним ложе — но только до тех пор, пока не почувствует, что беременна. Она потребовала, чтобы Приам дал слово, что выполнит это соглашение. И он дал слово. Дурак!
Но все равно он был убежден, что она к нему вернется. Попавшая в ловушку печального брака с мужем-импотентом, конечно, она вернется. Однако она не вернулась, и это до сих пор озадачивало царя.
— Гектор и Андромаха ждут тебя в Янтарной Комнате, повелитель, — сказал Полидорос, появляясь в дверях. — Я послал воина, чтобы тот отыскал Геликаона.
— Он царевич Эней, — огрызнулся Приам. — Благородное имя, которое давно уважают в моей семье.
— Да, царь, мой повелитель. Я на мгновение забыл.
Приам покинул свои покои и пошел по широкому коридору; Полидорос следовал за ним. Комната, где ждали гости, находилась в южной части дворца, вдали от холодных зимних ветров. И все равно воздух здесь был зябким.
Царя ожидали Андромаха, Гектор и молодой царь Дардании. Оставив Полидороса снаружи охранять дверь, Приам шагнул в комнату, чтобы поздороваться с гостями. Произнося слова приветствия, он не мог оторвать взгляда от Андромахи, от изгиба ее грудей под желтой тканью, от ярко-зеленых глаз, от ее притягательных губ.
Отведя, наконец, глаза, Приам проговорил:
— Эней, мой мальчик, я скорблю вместе с тобой. Когда моя дорогая Гекуба скончалась, мое сердце словно пронзила пылающая стрела.
Приам оглядел комнату. В ней повисло напряженное молчание. Андромаха сидела неподвижно, сложив руки на коленях. Гектор стоял за ней с суровым выражением лица, с холодными глазами. И Энею, похоже, было не по себе. Знают ли они, о чем Приам собирается попросить? Жрица прибыла только вчера, поздно вечером, но могла успеть проболтаться о цели своего приезда слуге.
Приам немедленно отбросил эту мысль. Жрица была скрытная старая ведьма и вряд ли сплетничала с дворцовыми слугами. Нет, здесь что-то другое. Выбросив меньшую проблему из головы, он сосредоточился на самом неотложном вопросе.
Посмотрев на Энея, Приам спросил:
— Ты все еще собираешься рискнуть и отплыть на запад по зимнему морю?
Его родственник кивнул.
— Нам нужно олово, — просто сказал Геликаон. — Теперь, когда его на Кипре больше нет, а хетты используют все олово, которое могут раздобыть, мы должны поискать в более отдаленных краях. Если я отправлюсь немедленно, я смогу добраться до Семи Холмов задолго до Одиссея, который, вероятно, как всегда, зазимует на Итаке.
Приам знал: это опасно, но план был хорош. Без олова не будет бронзы, с которой смогут работать кузнецы, без бронзы не будет мечей, копий, щитов и шлемов. Без бронзы не может быть победы над Микенами.
— И ты пойдешь на «Ксантосе»? Ты не проскользнешь незамеченным на этом извергающем огонь чудовище.
— Верно, — согласился Эней. — Но с полной командой в восемьдесят человек это судно быстрей любой галеры, и оно сможет противостоять штормовому морю. К тому же оно перевезет больше олова, чем смогут перевезти любые три галеры вместе взятые. А что касается чудовища, ну… Я не сомневаюсь, что Агамемнон согласился бы с тобой.
Тут заговорил Гектор:
— Если какой-нибудь корабль сможет добраться зимой до Семи Холмов и благополучно вернуться, то только «Ксантос». Вероятно, Агамемнон снова нападет весной — на Дарданию, на Фивы Гипоплакийские или на саму Трою. Нам нужны оружие и доспехи для войска. Я согласен: Геликаон должен отплыть как можно скорее.
— Как можно скорее, да, — сказал Приам, подойдя к маленькому резному столику и налив себе воды.
Он снова посмотрел на Андромаху. Она носила ожерелье из вырезанных из слоновой кости морских коньков. Застежка ожерелья удерживала ее густые рыжие волосы. Она сидела, сложив руки на коленях, и серьезно наблюдала за Приамом. Если она и гадала, зачем ее сюда пригласили, то не подавала виду.
— Мы должны обсудить еще кое-что, — сказал Приам. — Вчера здесь появилась представительница верховной жрицы с Теры. Похоже, было принято решение относительно твоей юной подруги, Андромаха, беглой жрицы.
— Каллиопы. Ее зовут Каллиопа.
Голос Андромахи был негромким, но царь расслышал в нем напряжение.
— Да, Каллиопы. Как все мы знаем, в наказание за такой побег хоронят живьем на острове, чтобы услужить Спящему Богу. Это наказание до сих пор не отменено. Они требуют, чтобы кости девушки были возвращены на Теру весной, дабы там их похоронили, тогда душа ее будет вынуждена целую вечность служить Минотавру.
Андромаха открыла рот, но Приам поднял руку, не дав ей заговорить:
— Дай мне закончить. Те, кто помогают беглянкам, тоже должны понести наказание. Обычное наказание за это — сожжение живьем. Но два микенских воина, которые помогли ей, теперь ценные воины Троянской конницы. Как покровитель Благословенного Острова, я решил, что они стали жертвами обмана и не ведали, что творили. Верховная жрица может послать своих представительниц к Одиссею, который тоже помог девушке. Однако остаешься еще ты, Андромаха.
Гектор, как и ожидал Приам, не замедлил с ответом:
— Андромаха не несет ответственности за действия Каллиопы, — сказал он, сдерживая гнев. — Она понятия на имела, что девушка покинула Теру, пока та не появилась в моем поместье. Я не позволю никому наказать мою жену за то, чего она не совершала.
— Да, очень хорошо, — нетерпеливо проговорил Приам. — Верховная жрица и не жаждет ее наказать. Она просит, чтобы Андромаха привезла кости отступницы на Теру. В конце концов, из-за Андромахи девушка бежала с острова. И я согласился на то, чтобы Андромаха отправилась на Теру с костями Каллиопы в знак раскаяния. Кассандра в любом случае должна весной отправиться на этот остров. И теперь две мои дочери поплывут туда вместе.
Гектор вспылил:
— Это безумие! Андромаха не может никуда плыть. Это просто заговор Агамемнона! Он уже пытался убить Андромаху. Все мы знаем, что верховная жрица — его кровная родственница. И теперь с ее помощью он хочет заманить Андромаху в море. К весне флот Агамемнона снова будет держать в своих руках морские пути. Это ловушка!
Приам холодно уставился на сына.
— Конечно, это может быть ловушкой! — огрызнулся он. — Но я не могу отказать. Если я откажу, Троя может быть проклята жрицей Теры. Такое проклятие придаст сил нашим врагам, и, конечно, наши союзники дважды подумают, прежде чем прийти к нам на помощь. Но мы, как всегда, их перехитрим. Мы не будем ждать весны. Андромаха и Кассандра отплывут из Трои на «Ксантосе». Завтра.
Мгновение царила тишина. Приам посмотрел на сына и увидел, что вся краска сбежала с его лица.
— Нет, — сказал Гектор. — Этого я не допущу.
Такая реакция удивила Приама. Гектор был прекрасным стратегом, человеком, понимавшим необходимость риска на войне. Приам перевел взгляд на Андромаху, ожидая, что та заговорит. Но она сидела очень тихо, опустив глаза. Тогда подал голос Эней.
— Это умный план, но я согласен с Гектором. Риск очень велик. Отплыть на Теру зимой, когда дни коротки, значит плыть в темноте в предательскую погоду. Это заставит нас приблизиться к пристанищам пиратов.
— Риск велик, — согласился Приам. — Но посмотри, что перед нами стоит. Наши враги превосходят нас числом, наши торговые пути перекрыты. Весной тысячи микенцев могут явиться на наши берега. Тогда нам понадобится «Ксантос» и все союзники, каких мы сможем собрать. Имея благословение жрицы Теры, мы сможем удержать этих союзников. Ты думаешь, я хочу рисковать Андромахой и Кассандрой, подвергая их опасностям зимнего моря? Нет, не хочу. Но я не вижу иного выхода.
— Тогда я отправлюсь с ними, — сказал Гектор.
— Что? — Приам был ошеломлен. — А вот это будет полной бессмыслицей, ты сам это знаешь. Если распространятся вести о том, что ты в Зеленом море, на одном-единственном корабле, весь микенский военный флот начнет охоту. Нет. Я уже пообещал царю Ээтиону, что ты с Троянской конницей отправишься на юг, к малым Фивам. Эту землю опустошают вражеские армии. Их нужно разгромить или хотя бы сдержать.
Шагнув вперед, он похлопал Гектора по плечу.
— Имей веру, сын, — сказал он. — Эней — прекрасный моряк, и я верю, что он справится с опасностями моря.
— Дело не в море… — начал Гектор.
Его голос замер. Покачав головой, Гектор вышел на балкон.
Теперь Приама мучила жажда, и он окликнул Полидороса. Дверь открылась, вошел молодой воин.
— Принеси вина! — приказал царь.
— Да, повелитель, но ты сказал…
— Неважно, что я сказал!
Гектор некоторое время стоял на балконе, стараясь успокоиться. В конце концов он вернулся в Янтарную Комнату и, повернувшись к Приаму, сказал:
— Как приказал царь, так тому и быть.
С этими словами он повернулся к Геликаону, который поднялся с места. Посмотрев на старого друга, Гектор почувствовал глубокую печаль. Вот человек, которого любит его жена, от которого она родила сына. С вымученной улыбкой Гектор сказал:
— Береги себя, Геликаон. И привези Андромаху домой в целости и сохранности.
Геликаон ничего не ответил, и Гектор понял его. Нельзя было дать никаких обещаний, потому что Зеленое море зимой опасно само по себе, даже без пиратов и вражеских кораблей.
Шагнув вперед, Геликаон обнял Гектора. Тот поцеловал его в щеку, отодвинулся и снова повернулся к отцу. Но Приам не смотрел в его сторону. Вместо этого он жадно взирал на Андромаху. Не попрощавшись с женой и отцом, Гектор вышел из комнаты.
За порогом он помедлил, прислонившись к стене, чувствуя холод камня, к которому прильнул лбом. В голове была лихорадочная сумятица, на сердце — тоска.
Во время кампании во Фракии единственное, о чем он мог думать, — это о возвращении домой, в Трою, к женщине, которую обожал. Он знал, что Андромаха любит другого, что Астианакс — сын Геликаона. Однако когда Гектор был с женой и мальчиком, он мог выбросить эти пагубные истины из головы. Он никогда не размышлял, каково ему придется, когда Геликаон тоже окажется в Трое, хотя знал, что сердце Андромахи принадлежит Золотому, а не ему, знал, что ребенок, который зовет его папой, на самом деле сын другого человека.
Гектор всю юность пытался быть непохожим на своего отца, обращаясь с мужчинами с уважением, а с женщинами — с добротой и учтивостью. Когда Андромаха сказала ему, что беременна сыном Геликаона, он смирился с этим, понимая, что сам не может подарить ей сына. Но тогда он не знал ее; они только-только познакомились. За прошедшие годы Гектор глубоко ее полюбил, она же думала о нем как о брате, как о хорошем друге. Он никогда не показывал ей, как сильно это ранит его… До сегодняшнего дня, когда она так беспечно заговорила о том, чтобы привести во дворец сына Геликаона, Декса. А теперь она должна отплыть со своим любовником в долгое морское путешествие, во время которого они все время будут вместе.
Ни разу за всю свою жизнь Гектору так сильно не хотелось вернуться на войну, чтобы сражаться и убивать. В это мгновение война и возможная гибель казались ему удивительно простыми. Это жизнь была сложна.
Он поднял глаза. По коридору к нему шли его братья Диос и Парис, приглушенно разговаривая друг с другом. При виде Гектора лицо Диоса просветлело; потом Гектора увидел и Парис. Несмотря на лежавшую на сердце печаль, Гектор не мог удержаться от улыбки, увидев, что Парис носит нагрудник и держит под мышкой бронзовый шлем.
«Никто не мог бы выглядеть в таком облачении более нелепо», — подумал Гектор.
Парис всегда был неуклюжим, неловким в движениях и в наряде воина выглядел почти комично. Диос не носил доспехов, на нем была лишь белая туника и зеленый, как листья, плащ.
— Ну, что вы там без нас решили, брат? — спросил Диос, перестав улыбаться.
— Ничего, о чем тебе стоит беспокоиться, Диос. Мы говорили только о предстоящем путешествии Геликаона на запад.
Парис шагнул вперед и сердито уставился брату в глаза.
— Вы не пошлете Елену обратно в Спарту, — сказал он.
— А почему мы должны туда ее посылать? — удивленно спросил Гектор.
— Думаешь, я идиот? Это то, чего требует Агамемнон. Это то, из-за чего началась дурацкая война!
Гектор вздохнул.
— Я не думаю, что ты идиот, Парис. Но сейчас ты не дал себе труда подумать. Требование вернуть Елену было простым предлогом. Агамемнону она не нужна, и он знал, когда выдвигал свое требование, что отцу придется ему отказать.
— Это я знаю! — огрызнулся Парис. — Но это не меняет дела: Агамемнон воспользовался отказом отца, чтобы собрать союзников. Значит, если бы на его требование согласились, это ослабило бы микенский союз. Разве не так?
Гектор покачал головой.
— Сейчас уже не так, Парис. Если бы мы согласились с самого начала, тогда, возможно, наши враги не были бы столь многочисленными. Но сейчас все обстоит по-другому, брат. Царь уже мертв, и царица убита. Эта война будет вестись до последней капли крови. Никто не отступит. Либо падут Микены, либо падет Золотой Город.
— Значит, они придут сюда? — спросил Диос. — Мы не можем их остановить?
— Они придут — с севера, с юга, с моря. Агамемнон, Менелай, Ахилл, Одиссей… — голос Гектора на мгновение прервался. — И все мелкие царьки, главари разбойничьих шаек, наемники, ищущие поживы.
— Но ты будешь здесь и разобьешь их, — сказал Диос.
— Если на то будет воля богов, Диос, я буду здесь. Как и вы, мои братья.
Диос открыто рассмеялся и хлопнул Париса по спине.
— Ты слышал, Парис? Ты станешь героем!
Взяв у Париса шлем, Диос нахлобучил его брату на голову. Шлем был слишком велик и сполз тому на глаза.
— Похоже, великий Геракл вернулся из Элизиума!
Парис стащил шлем и бросил им в Диоса, но тот увернулся. Шлем ударился о стену и зазвенел на полу. Парис кинулся на Диоса и схватил его за тунику. Диос покачнулся, оба упали. Диос попытался встать, но Парис ухватил его за лодыжку и потянул обратно.