Попросят предъявить документы – и все. Имеют полное право отвести в сторонку и расстрелять. Или просто отобрать оружие и пинками погнать в степь, чтобы не мешал планы строить.
– То есть бойцы Рабоче-Крестьянской Красной Армии часового не выставили, прозевали постороннего… – Севка поцокал языком. – Кто старший?
Бойцы переглянулись. Один из них толкнул ногой спящих, те проснулись, заметили Севку и вскочили, застегивая гимнастерки.
– Я повторяю вопрос: кто старший? – Севка прошел мимо бойцов и краем глаза заметил, что те торопливо подравнялись, образуя какой-никакой, а строй. – Отвечай!
Севка ткнул пальцем в грудь того бойца, что был постарше. Как его? Костылин, из-под Грозного. Воевать не хочет, ждет близкого окончания войны. На нем можно либо отыграть жесткого до жестокости командира, либо заставить беднягу тащить службу не за совесть, а за страх.
– Рядовой Костылин! – отрапортовал боец, закашлялся и чуть не выронил винтовку с примкнутым штыком. – У нас нет старшего, товарищ лейтенант! Мы так, наравне…
– Колхозом, значит… – кивнул Севка. – Понятно. А что, приказом Верховного проводится коллективизация армии? Собрания устраиваем?
Костылин оглянулся на остальных бойцов, но те стояли неподвижно, глядя перед собой. Один из них посмотрел на босые ноги Севки, потом перевел взгляд на орден, на кобуру и подсумки. Но вопросов задавать не стал.
– Может, по домам разойтись хотите?
– Мне далеко, – усмехнулся один из проснувшихся бойцов – высокий, почти одного роста с Севкой, жилистый парень. – Я из Владивостока.
Севка сделал сердитое лицо, парень вытянулся, расправил плечи:
– Рядовой Илья Чреватый.
– Значит, только по этой причине ты еще здесь, а не на пути к Дальнему Востоку? – осведомился Севка.
– Нет, товарищ лейтенант. Не только, – вновь усмехнулся Чреватый. – Еще присяга, ненависть к врагу и приказ номер двести двадцать семь от двадцать восьмого июля сего года. «Ни шагу назад». Вот потому тут и…
– Шутник? – спросил Севка, подойдя к бойцу вплотную. – У меня сегодня день не очень хороший. Я лишился сапог и фуражки. Меня пытались убить местные жители…
– Казаки? – спросил молодой парнишка, судя по голосу, тот, что предлагал идти в Сталинград. – Мы тоже вчера чуть не попали к ним. Пришлось даже стрелять…
– Что вы говорите? Даже стрелять? – Севка вовремя сообразил, что особо давить не стоит, и решил немного изменить интонации. – А я вот троих убил…
Это была ложь, понятное дело, но проверять они все равно не станут, а если поверят, то и придираться не будут.
– Повезло вам, товарищ лейтенант, – сказал Чреватый. – А мы – еле ушли.
– Ну, ничего, – Севка заставил себя улыбнуться. – Теперь мы вместе…
По лицу Костылина скользнула тень.
– А скажите мне, товарищ Костылин, – Севка уперся взглядом в переносицу красноармейца. – Скажите мне, что вы собирались рассказывать серьезным парням из заградительных отрядов? Они ведь и на востоке будут, и на юге. Или вы это пропустили мимо ушей?
Сам Севка приказ читал еще первого августа, на Узловой. У кого-то из командиров, ночевавших в здании вокзала, оказался листок с текстом, приказ вначале прочитали вслух, а потом почти до самого утра обсуждали.
Ну и о заградительных отрядах Севка слышал еще в своем времени. Разное говорили по этому поводу, скорее всего – чушь, но напугать красноармейца живописными подробностями зверств заградотрядов можно было запросто. Миллионы людей в будущем верили в маньяков с пулеметами, расстреливавших своих тысячами и десятками тысяч, так почему не поверят бойцы Красной армии, попавшие в неприятное положение? Поверят, никуда не денутся. В приказе все очень душевно изложено. Звучит, во всяком случае, угрожающе.
– Если вас, товарищ боец, задержит такой отряд, то просто отведут в сторону и пустят в расход. Вы хотите в расход? – Севка улыбнулся, демонстрируя, что на самом деле он конечно же не верит в подобную глупость, что он твердо знает: кто-кто, а вот эти конкретные красноармейцы не станут просто так бежать. – И я не хочу, чтобы вас отправили в расход. В конце концов, не сорок первый год. Под Смоленском я бы и сам таких расстрелял, так там ситуация пострашнее была. Никто из вас не был под Смоленском?
– Нет. Мы только что из Сибири. Двести восьмая стрелковая дивизия полковника Воскобойникова, – сказал Чреватый. – Утром второго августа прибыли на Узловую… А там…
– Я знаю, – кивнул Севка. – Я сам там был.
– Повезло вам, что живыми ушли. И нам повезло, – добавил Чреватый. – Это вы от самой Узловой без сапог?
– Это я, товарищ боец, их казакам отдал, когда они меня расстреливать повели.
– Расстреливать? – удивленно переспросил низкорослый боец с раскосыми глазами – может, бурят или якут. – И что?
– Как что? – Севка сделал большие глаза. – Расстреляли, конечно.
Залегла пауза, потом бойцы засмеялись.
– Я здесь, а они – там… Я живой, а они…
– Не помешаю? – прозвучало сзади.
Севка резко оглянулся, вскинул револьвер.
– Спокойно, лейтенант, спокойно… – на краю балки стоял коренастый мужчина в кожанке, летном шлемофоне, с пистолетом в руке. – Свои. Капитан Чалый, Военно-воздушные силы.
Капитан спустился в балку.
– Однако громко вы тут общались, товарищи, – сказал летчик и левой рукой стащил с головы шлемофон. – Я издалека услышал, шел, как на радиомаяк.
Севка мысленно выругался.
Увлекся разговорами, совсем бдительность потерял. А если бы это был немец? Смешно могло получиться.
Капитан улыбался, но свой «ТТ» все еще держал в опущенной руке. Взведенный «ТТ», между прочим. Восемь патронов. Вполне можно всех участников беседы угробить за пару секунд. Винтовка в такой ситуации будет только мешать, хоть со штыком, хоть без.
– Так что вы здесь делаете? – спросил летчик.
– А можно мы это у вас спросим? – прозвучало со стороны. – Вот вы вначале, товарищ капитан, пистолет аккуратно положите на землю, а потом мы и поболтаем… Не нужно дергаться и оборачиваться.
Лязгнул затвор карабина.
– Доступно? – осведомился Костя.
– Вполне, – не поворачивая головы, ответил капитан и, медленно присев на корточки, положил пистолет на землю.
– И четыре шага назад, пожалуйста, – попросил Костя.
Голос его звучал уверенно, даже Севка не смог уловить в нем признаков слабости.
Капитан, во всяком случае, выполнил просьбу, не задумываясь. Оперся спиной на склон балки. Севка, оставив бойцов, подошел, поднял пистолет, вынул из него магазин, передернул затвор – патрон отлетел в сторону.
– А теперь можете поговорить, – сказал Костя. – А я тут покараулю…
– Какие-то вы неласковые, – весело сообщил летчик. – Я их, значит, не убиваю, а они мне, в благодарность, в затылок целятся… И для этого я сегодня с парашютом прыгал? Закурить не найдется?
Для начала Севка проверил документы. Рассматривая удостоверение и партбилет, молился изо всех сил, чтобы капитан Чалый Александр Федорович не попросил в ответ о взаимности. Его, конечно, можно было бы послать подальше, но ведь и бойцы, стоявшие рядом, тоже живые люди, им тоже может быть интересно, как это бессапожный лейтенант оказался еще и без документов… Хотя нет, он же им сообщил, что был в плену у казаков. И отдал противнику… даже и не противнику, а какому-то антисоветскому элементу свои документы и даже, может быть, комсомольский билет.
Значит, капитан Чалый был командиром эскадрильи.
На вид – за сорок.
Год рождения – тысяча восемьсот девяносто четвертый.
Капитан.
Севка посмотрел Чалому в лицо, глянул на петлицы – «шпалы», все верно. Хотя в таком возрасте уже нужно бы полковником быть. В авиации это быстро. Стариков нет. А этот…
Чалый взгляд выдержал с легкой усмешкой.
Севка кашлянул, присмотрелся к скрепкам на партбилете. С легкой ржавчиной, как положено, хотя эта примета уже не действовала. За год войны немцы сообразили ставить скрепки из обычной проволоки, а не из нержавеющей. И перестали надеяться на соблюдение конвенций в случае плена. Если с обычными солдатами вермахта еще кое-когда возились, в зависимости от обстановки, то пойманный на месте диверсант получал пулю в лоб без разговоров.
– Товарищ капитан, – начал Севка, – вы…
– Ты с утра не видел, как остатки моей эскадрильи героически украсили своими обломками бескрайние задонские степи? – Чалый сплюнул. – Красиво так, в едином порыве… И казалось бы, три бомбера на два «мессера», перестрелять стервятников да улететь… Так нет же, упали и сгорели.
– Я видел, – сказал Севка.
– Вот помнишь тот, что упал первым? Вот на нем я и летел. Я жив, а остальные… – улыбка капитана стала болезненной. – Больше ничего в моих документах высматривать не будешь, лейтенант?
– Нет, извините, – Севка протянул документы. – У вас случайно нет бинта? Тут у меня раненый…
Пакета не было. Капитан снял с себя куртку, стащил гимнастерку, потом белоснежную нательную рубаху. Порвал ее на полосы.
– Нет, извините, – Севка протянул документы. – У вас случайно нет бинта? Тут у меня раненый…
Пакета не было. Капитан снял с себя куртку, стащил гимнастерку, потом белоснежную нательную рубаху. Порвал ее на полосы.
Костя поначалу бодрился, но когда Чалый безжалостно отодрал старую повязку от ран, вскрикнул и обмяк.
– Слышь, – сказал Чалый, наклоняясь над раненым, – ты бы пока бойцов к делу приставил. Там – часовым, дневальным… Как это у вас в пехоте положено. Я бы и сам, но, во-первых, ты их первым нашел, значит – твои, во-вторых, я с неба воевать обучен, а с винтовочкой, да врукопашную – извини, не мое. Старый я к тому же. Ну, и в-третьих, слышал небось – где начинается авиация, там заканчивается порядок… Так что я твоего приятеля перевяжу лучше. А ты там прикажи, чтобы патрон из моего «ТТ» нашли, который ты на землю уронил. Патроны, это, брат, сейчас самая важная вещь… Застрелиться там, или еще что…
Когда Севка вернулся к бойцам, те что-то оживленно обсуждали вполголоса. Увидев лейтенанта – разом замолчали.
Костылин зыркнул недобро и опустил глаза.
– Слушай приказ, – как можно увереннее произнес Севка. – Рядовой Костылин и рядовой…
Севка глянул на молодого парня, который собирался прорываться к Сталинграду.
– Боец Винивитинов, – выпалил парень.
– Костылин с Винивитиновым назначаются в дозор. Держаться парой, если что-то заметите – один остается на месте, а второй бежит ко мне. Следить за подступами к балке… – Севка указал пальцем себе за спину, туда, где, по его расчетам, был хутор. – И чтобы без глупостей… Старший – Винивитинов.
– Есть, – сказал парень, посмотрел на Костылина, шмыгнул носом и полез по склону балки наверх.
Костылин – за ним.
– Только не маячьте там, – бросил вдогонку Севка. – Все-таки степь… Далеко видно…
Севка задумчиво посмотрел на оставшихся в балке бойцов.
– Рядовой Чреватый, – напомнил жилистый.
– Рядовой Павлов, – доложил якут или бурят.
– Вы пока отдыхайте, – сказал Севка. – Проверьте, что у нас с патронами и продуктами и мне потом доложите…
– Есть, – ответил Чреватый.
– Ладно, – кивнул Севка. – Мы будем здесь, рядом…
Севка вернулся к Косте и капитану.
Чалый уже почти закончил перевязывать Костю. Завязывал узел, напевая вполголоса песню. «Ой кто-то с горочки спустился»… Женская песня, насколько помнил Севка, но у всех свои привычки.
– Как тут дела? – спросил Севка, усаживаясь на горячую землю.
– Твой приятель или просто вместе идете? – капитан надел гимнастерку, подпоясался, но куртку надевать не стал, бросил возле себя.
– Приятель, – сказал Севка.
– Хреново, – покачал головой Чалый и пригладил волосы. – Если к вечеру мы его на операционный стол не положим, то… У моего штурмана такая же рана была. Точь-в-точь. Приятель твой пулю давно словил?
– Утром.
– Понятно. У моего штурмана к вечеру жар поднялся, лихорадка… В общем, через четыре дня – схоронили. Заражение и все такое… – Чалый вздохнул. – Так что шансов у твоего приятеля…
По балке пронеслась тень самолета.
– «Мессер», – не поднимая головы, сказал капитан. – Еще одна причина, по которой шансов выжить у лейтенанта нет… Если бы даже санбат был в пяти километрах, хрен бы мы до него дошли. Такие дела.
– А где санбат? – на всякий случай спросил Севка.
– Хороший вопрос… – Чалый открыл планшет, достал карту и расстелил ее на земле. – Вот, смотри… Мы – вот тут. Линия фронта на севере – вот тут. Как раз между нами и Сталинградом. И что-то вроде линии фронта на юге – вот тут. Вы сюда откуда попали?
– С Узловой.
– Понял. Значит, повезло вам, в правильную сторону пошли. Сюда немцы пока не удосужились заглянуть. И если выходить, то двигать нужно во-от сюда, – Чалый провел указательным пальцем по карте. – Мне сверху видно все, ты так и знай… Правее Сталинграда, но не углубляясь к калмыкам в степи. Разное про калмыков говорил наш комиссар… Одна проблема у тебя, лейтенант. От этого места, где мы сейчас, до линии озер – полтораста километров. По степи. Если постараешься, то дней за пять пройдешь. Схоронишь приятеля и дойдешь…
Севка оглянулся на Костю.
– И так и так ты его похоронишь, – напомнил капитан. – И еще вопрос – пойдут ли за тобой красноармейцы. Ты их глаза видел? Мужикам надоела эта ерунда с войной. Они драться ехали, а их снова – в окружение. Устали люди.
– Ничего, пойдут, – сказал Севка.
– А… У тебя же револьвер… – кивнул Чалый. – Ты его ка-ак вытащишь, ка-ак выстрелишь… Согласно приказа номер двести двадцать семь. Я тебе только напомню, что их четверо. И если они бежать надумают в плен, то им лишний свидетель ни к чему… Совсем ни к чему… И ладно, если решат прибить командиров Красной армии, а то ведь и на Военно-воздушные силы могут покуситься… Ты патрон, кстати, приказал подобрать?
– Забыл, – спохватился Севка.
– Ладно, потом… – Чалый лег на спину, заложив руки за голову. – Ты пока подумай, лейтенант, что делать станешь… Может, и впрямь – в плен?
– Пошел ты… – пробормотал Севка.
– А… Патриот. Бывает… – сказал Чалый, закрывая глаза. – Я и сам такой… Умереть, но не отступить… У тебя выпить нету?
– Что?
– Спирта нет? Или водки? Я без еды могу, без курева… А вот без водки – не получается.
– А куда начальство смотрит?
– Куда смотрит? Туда же, куда и ты. На петлицы мои смотрит. Был подполковник, стал капитан. Смешно?
– Нет.
– И я думаю – не смешно. Посыпались с меня шпалы, как с насыпи во время железнодорожной аварии. В июне. Обидно… Ну, перебрал не вовремя, с кем не бывает? С каких это пор вообще стали в авиации с выпивкой бороться? До войны, слышал, даже споры у летунов были, кто скорее после полетов напьется. Перегоняют два истребителя, сели на аэродроме, один в буфет рванул, за выпивкой, а второй – прямо в кабине четвертушку оприходовал… Победил, значит.
Чалый вздохнул и стал насвистывать мелодию. Ту же самую женскую песню о том, что «кто-то с горочки».
Костя застонал, но не проснулся.
Севка встал, зачем-то отряхнулся.
Посмотрел на карту, которую Чалый так и не убрал в планшет. Полтораста километров по степи. Или в плен. Можно было бы попытаться отсидеться на каком-нибудь хуторе, но черт сейчас поймет, где казаки помогут, а где…
Гражданская война, блин…
– Товарищ лейтенант! – из-за куста выбежал Костылин. – Скорее!
– Что?
– Тут мы…
Дозорные отличились.
О чем там они разговаривали, о чем мечтали – непонятно, только мальчишку лет двенадцати заметили в самый последний момент. Мальчишка чуть не налетел на них, сбегая с холма, Винивитинов, скорее от неожиданности, чем от служебного рвения, бросился вперед, схватил мальчишку за шею, тот двинул бойца локтем в лицо, а коленом в живот и почти вырвался. Почти – потому что Костылин, не задумываясь, ударил шустрика прикладом.
Мальчишку связали и притащили на дно балки.
– Вот так, товарищ лейтенант, – сказал Костылин, а Винивитинов вытер ладонью разбитый нос, из которого все еще текла кровь. – И чего он драться стал?
– Сволочь красная… – прошептал пришедший в себя мальчишка, с ненавистью посмотрев на Севку. – Сбежал… И хлопцев наших убил…
– Похоже, он тебя знает, – весело сказал Чалый и хлопнул Севку по плечу.
– Наверное. – Севка вздохнул. – И что с ним теперь делать?
– Все равно вас поймают и порешат! – выкрикнул мальчишка. – Всех краснопузых…
– А ведь он прав, – посерьезнел Чалый. – Если вас ищут и разослали пацанов во все стороны, то его хватятся рано или поздно. Нужно уходить…
– Значит так… – Севка на секунду задумался. – Значит, сейчас нужно соорудить из винтовок носилки… Забираем Костю и идем… Туда, к озерам.
– Сто пятьдесят верст, – сказал Чалый.
– Сколько? – переспросил Костылин.
– Сколько нужно, – отрезал Севка. – Давайте живее. Веток нарежьте, у нас времени – в обрез…
Он направился к Косте. Чалый догнал Севку, потянул за рукав.
– Что?
– Решил идти – твоя воля, – тихо сказал Чалый. – Но ты понимаешь, что мальчишку скоро найдут, и он расскажет, куда мы пошли? Понимаешь?
Севка неуверенно кивнул.
– А еще ты подумал, что бойцы могут прикинуть и решить, что им-то почти двести километров по степи никак не пройти? И не хочется… Мальчишка для них, может, счастливый билет. Приведут его к папке с мамкой, глядишь, казаки и не станут кишки выпускать, – Чалый оглянулся через плечо на снова о чем-то тихо спорящих бойцов. – Смотри, как увлеклись дискуссией… Думаешь, собрание примет резолюцию в поддержку лейтенанта, как-там-тебя-фамилия?
– Что делать?
– Смотри сам, ты взрослый мальчик. И насколько я понял по твоему внимательному и цепкому взгляду, ты не столько из пехоты, сколько… Не так?
– Так, и что?
– Значит, у тебя горячее сердце и с руками все в порядке. Есть мальчишка – есть проблема. Нет мальчишки… Не так?