— Интересно было узнать местные обычаи, — сказал я, присаживаясь за стол.
— Мы стараемся соблюдать приличия. Бокал вина?
— Нет, благодарю вас.
— Вы осторожничаете не там, где надо, — заметил он.
— О чем вы хотели со мной говорить?
— О вашем отъезде.
— А я что, куда-то собираюсь ехать?
Форстер вынул из кармана продолговатый конверт и бросил его на стол.
— Здесь пять тысяч американских долларов. И билет до Парижа, рейс 307 авиакомпании «Алиталия». Место вам забронировано, вылет через час.
— Как здорово вы все продумали, — сказал я, но к конверту не притронулся.
— Я люблю оказывать людям услуги, — заявил Форстер. — Есть у меня такая страсть. Кроме того, вы отплатите мне за эту услугу. Вы скажите мне, где искать Кариновски, и, тем самым, избавите нас от неприятной необходимости убить вас.
— Пять тысяч долларов, — не маловато ли за все про все? — осведомился я.
— Я полагаю, это и так слишком щедро с моей стороны. Для меня ваш отъезд уже не столь важен.
— Ну, раз вам все равно, то я, пожалуй, останусь.
Форстер скривился и сказал:
— Нет, вообще-то мне не все равно. Конечно, я бы предпочел, чтобы вы дали мне нужную информацию, а потом уж уехали. Но если вы откажитесь, то невелика беда. В данной ситуации ваша роль, мистер Най, слишком ничтожна.
— И эта ничтожная роль оценивается в пять тысяч долларов, — заметил я.
— Ну, вы понимаете, конечно, что деньги — лишь дань уважения, небольшая компенсация, чтобы подсластить горечь поражения. Мы же с вами оба профессионалы, давайте здраво осмотреть на вещи. Мы знаем, что война состоит из многих сражений; если ситуация склыдвается неблагоприятно, умный солдат отступит, не испытывая при этом угрызений совести. Мы ведь должны следовать логике конкретной ситуации, а не руководствоваться сиюминутным настроением. Кроме того, мы умеем смотреть фактам в глаза.
— Какие факты вы имеете в виду?
Форстер отхлебнул глоток вина.
— Ваша диспозиция была непригодна с самого начала. Мы же достоверно знали, кто вы такой, с кем вы работаете, каковы ваши задачи. За одни сутки мы дважды задерживали вас, причем без особых сложностей. Мы знаем, что вы ещё не оставили надежды вывезти Кариновски из Венеции, и сегодня ночью, очевидно, предпримите такую попытку. А ещё мы знаем, что у вас нет и шанса на успех вашего предприятия.
— Мрачноватые прогнозы, — сказал я.
— И они ухудшаются с каждым часом.
— Продолжайте.
Форстер чуть подался вперед, желая подчеркнуть доверительный характер нашей беседы.
— Послушайте, Най, мы могли убрать вас в любой момент с той поры, как вы очутились в Венеции. То, что этого не произошло, вызвано лишь тем, что из-за вас возник спор между разведкой и контрразведкой. С точки зрения разведки вас следовало вывести из игры сразу же после того, как вас опознали наши люди. А контрразведка настаивала, чтобы вас не трогали как можно дольше в надежде, что вы сами наведете нас на Кариновски. До сей поры аргументы контрразведки выглядели более весомо.
— А теперь?
— А теперь пришло время заканчивать это дело. Появились другие проблемы, требующие нашего внимания; мы же не можем бесконечно держать своих людей на разработке вашей персоны и дожидаться, пока вы вдоволь набегаетесь по Венеции. Мы настаивамем на том, чтобы вы сообщили нам о местонахождении Кариновски. Скажите вы об этом или нет, мы все равно его найдем. Если вы сейчас откажитесь говорить, то лишь в небольшой степени осложните нашу задачу, но для вас этот отказ неизмеримо усугубит ситуацию. Так или иначе, мы добьемся от вас правды. Но единственной наградой за ваше упрямтство станет быстрая смерть. Что вы на это скажете?
Форстер протянул мне конверт, и этот жест меня искренне расстрогал, потому что он действительно хотел, чтобы я его взял. А мой отказ выглядел одновременно и наивным, и самоубийственным. Однако, я встал и отрицательно помотал головой.
— Очень хорошо, мистер Най, — произнес Форстер. — Поскольку вы отказались урегулировать наши проблемы нормальным, цивилизованным образом, мы вынуждены прибегнуть к неприятным и негуманным способам. Очень скоро мы вновь обратимся к вам с вопросом о Кариновски, но на этот раз вопрос будет поставлен более жестко.
Ну, вот и все. Я вышел из ресторана. Солнце уже клонилось к закату.
Глава 12
Я признался сам себе, что попал в очень серьезную ситуацию. Но поверить в это было довольно трудно. На старинных зданиях мягко пылали последние отблески уходящего за горизонт солнца. Сияющей голубизной блестели бурные воды каналов. По узким улочкам двигались толпы людей. Какой-то небритый тип пытался всучить мне игрушечную гондолу, в то время как настоящие гондолы бесшумно резали гладь воды прямо перед моими глазами. В воздухе витал аромат жареного кофе. Закатное солнце, толпы гуляющих, узкие улицы, сулившие защиту, блеск воды — все это навевало на меня опасное чувство покоя и безопасности.
Я немного прогулялся, около театра «Малибран» сел на паром. Там яблоку негде было упасть — точно, как в нью-йоркской подземке в час пик. Мне посчастливилось уцепиться за поручень, идущий вдоль палубы.
У меня под левой рукой схватился за поручень коренастый мужчина в рабочей одежде. Прямо, почти в обнимку со мной, стояла очаровательная блондинка в зеленом свитере, держа под мышкой этюдник. Пароходик качался на волнах, и мы с ней то сталкивались, то вновь отстранялись друг от друга, глядя пустым взором в разные стороны.
С правой стороны ко мне прилип какой-то красномордый турист в твидовом пиджаке спортивного покроя, весь уляпанный карманами и пуговицами. У него на шее болтался тяжеленный фотоаппарат, в руках он бережно держал потрепанный атташе-кейс. Рядом с ним тщетно пытался дотянуться до поручня невысокий мужчина в черном костюме с небритой физиономией, в уголке его рта темнело пятно от губной помады. Вплотную к нему занимал позицию высокий конопатый юноша с выпирающим кадыком. Он все пытался протиснуться поближе к блондинке, но на его пути, как скала, стояла пожилая дама в плаще.
— Под лезвием стоит мощная пружина, — сообщил мне красномордый, — ход регулируется. Пока я его установил примерно на полдюйма.
— Вы с ума сошли, — произнес я.
— Скажите мне, где его искать, — настаивал он. — Скажите, или я изрежу ваш бок на отбивные.
Я огляделся. Никто ничего не заметил. Блондинка пыталась высвободить свою левую грудь из кармана моего пиджака. Пожилая дама никак не желала пропустить юношу поближе к блондинке. Мужчина с пятном губной помады изучал бланк заказа на авиабилеты. Работяга все также непоколебимо удерживал свою позицию. А красномордый методично резал мой бок «на отбивные».
— Я сейчас позову на помощь, — сказал я.
— Как вам будет угодно.
Он нажал на ручку кейса; я отпрянул от блестящего стального лезвия и повалился на блондинку. Она покачнулась и с негодованием поглядела на меня. Мой маневр нисколько мне не помог. Красномордый просто передвинулся вслед за мной, заняв мои позиции.
Он снова было изготовился к атаке, но в это время паром дал небольшой крен, и он потерял равновесие. Острие лезвия скользнуло ниже цели, процарапав бой брючный ремень.
— Говорите, — прошептал он.
Я вновь попытался передвинуться подальше от него, но пассажиры стояли плотной стеной. Ну что, подумал я, так и будешь стоять и смотреть, как этот краснорожий кретин в дурацком пиджачке зарежет тебя насмерть? И где, — в Венеции, на пароме, в гуще людей! Я чувствовал, что весь мой бок пропитался кровью. Мой мучитель прижимался ко мне все плотнее, он даже вспотел от усердия. Я почувствовал, как напряглось его тело, изготовившись к очередной атаке. И никто в толпе даже не подозревал, что на их глазах разворачивается небольшая драма. Они смотрели по сторонам, некоторые наблюдали за стараниями конопатого юноши, которому удалось, наконец, обойти с фланга зонтик пожилой дамы.
Еще одно неуловимое движение атташе-кейса, и я снова шарахнулся в сторону — на этот раз лезвие лишь слегка царапнуло мне по ребрам. Окружающие покосились на меня, но потом снова стали наблюдать за маневрами настырного юноши.
И тут меня охватила слепая, но праведная ярость. Я опустил правую руку внуз, тыльной стороной ладони нащупал пряжку поясного ремня красномордоно бандита, примерился и изо всех сил схватил его чуть пониже пояса — как раз там, где надо.
Он заорал, как резаный. Народ в недоумении воззрился на него. Я тоже повернулся на крик с выражением искреннего удивления на лице. Краснорожий обеими руками держался за свое мужское достоинство.
— Что-то случилось? — осведомился я.
Воспользовавшись некоторой суматохой, юноша, наконец, протиснулся вплотную к симпатичной блондинке. Но теперь, когда поставленная цель была достигнута, он, похоже, не знал, что ему делать дальше.
Он заорал, как резаный. Народ в недоумении воззрился на него. Я тоже повернулся на крик с выражением искреннего удивления на лице. Краснорожий обеими руками держался за свое мужское достоинство.
— Что-то случилось? — осведомился я.
Воспользовавшись некоторой суматохой, юноша, наконец, протиснулся вплотную к симпатичной блондинке. Но теперь, когда поставленная цель была достигнута, он, похоже, не знал, что ему делать дальше.
Красномордый стонал и никак не мог отдышаться.
— Наверное, это приступ, — громко заявил я.
— Нужно расстергнуть ему воротник, — посоветовала пожилая дама.
Я протянул руку к его шее. Он шумно вздохнул и изо всех сил махнул своим кейсом; лезвие вонзилось в бок работяге. Тот развернулся и, не раздумывая, своим огромным, бесформенным кулаком нанес злодею мощный удар. Одновременно я изо всех сил топнул ногой, попав каблуком прямо по пальцам левой ноги красномордого.
Конопатый юноша воспользовался случаем и, собравшись с мыслями, сообщил блондинке: «Ну и дела!» Она сделала вид, что его глубокомысленное замечание её совершенно не касается. Работяга засуетился, умолял краснорожего извинить его. А тот глядел на него невидящим взором, ноги у него мелко дрожали: на какое-то время он потерял боеспособность.
Пароходик подвалил к причалу. Я протиснулся сквозь людскую стену, вышел на дебаркадер и пошел, не оглядываясь, вперед.
Глава 13
Моя левая нога стала как-то плохо сгибаться, сквозь шнурки ботинок проступали капли крови. Солнце уже зашло, но улицу ещё заливал какой-то волшебный золотой свет, от которого лица прохожих казались неверными желтыми пятнами. Венеция снова стала шутить свои любимые шутки, но я был слишком издерган, чтобы оценить их по достоинству.
Тут я поскользнулся на влажных плитах мостовой. Левая нога подвернулась, и я стал падать. Меня подхватила и удержала на ногах чья-то очень сильная рука.
Мужчина, поддержавший меня, был достаточно высок, крепкого телосложения. Выражение его лица было одновременно и дружелюбным, и жестким. На нем был легкий серый пиджак прекрасного покроя, воротник тонкой шелковой рубашки был небрежно завязан серо-голубым шейным платком, под цвет его глаз. На левой руке бугрились массивные спортивные часы фирмы «Ролекс», их черный циферблат и светящиеся стрелки напоминали какого-то тропического паука.
— Все в порядке? — спросил он с приятным английским выговором.
— Просто голова закружилась, — ответил я. — Спасибо, что не дали мне упасть. — И я попробовал высвободить свою руку.
— Не стоит благодарности, — сказал он и отпустил меня. При этом его пиджак распахнулся, и я заметил под его левой рукой револьвер «Беретта» тридцать второго калибра с плоской рукояткой; он лежал в обычной кожаной наплечной кобуре.
— Вы, кажется, повредили ногу, — заметил он.
— Да, я поскользнулся на дебаркадере, когда сходил с парома.
Незнакомец кивнул, бросив взгляд на мои истерзанные брюки и пиджак.
— Да, здесь, в Венеции, нужно очень осторожно выходить с паромов, задумчиво сказал он, — ведь дебаркадеры здесь остры, как лезвие бритвы.
Я пожал плечами. Незнакомец улыбнулся:
— Вы проводите здесь свой отпуск? — поинтересовался он.
— Нечто в этом роде. Сейчас вот пытаюсь разыскать дом одного моего приятеля. Что-то я совсем заблудился в этих улочках.
— Что же, — сказал он, — этот район я знаю хорошо. Давайте я вам помогу.
В моей голове застучали тревожные молоточки. Я их проигнорировал, потому что в последнее время я вообще перестал прислушиваться к своему внутреннему голосу. Мне пришлось признать, что за мной постоянно велась слежка и, по всей видимости, в самом скором времени последует ещё одна попытка покушения на мою жизнь. Если этот полный самообладания незнакомец один из моих преследователей, то ему уже представилась прекрасная возможность покончить со мной. А если я неправ, то его присутствие заставит Форстера призадуматься и, вполне возможно, изменить свои планы. Я решил, что присутствие этого человека никоим образом не могло мне повредить.
— Я ищу улицу Сан Лаццаро, — сообщил я.
— А-а, я, кажется, знаю, где она может быть, — сказал он. — Погодите минутку. — Он наморщил лоб, собираясь с мыслями. — Ну, конечно. Это сразу же за Пьяцетта дей Леончини, в районе Моло. Туда можно пройти через площадь Святого Марка, но я знаю путь покороче: мимо Базилики, через квартал Мерцерия, а потом через переулок с грандиозным названием — Салиццада д'Арлекино. Проводить вас?
— Мне бы не хотелось злоупотреблять вашим временем.
— Да мне его просто девать некуда, — сказал он с коротким, добродушным смешком. — Я приехал сюда по делам своей фиррмы, но, как выяснилось, немного опоздал.
— Вы сказали «вашей фирмы»?
— Да, она называется «Бристоль Бизнес Системз». Между прочим, моя фамилия Эдмондс. Я коммивояжер, занимаюсь продажей оргнтехники. В самый последний момент нас опередила одна американская фирма и взяла этот контракт себе.
— Как интересно, — заметил я, — а ведь я тоже занимаюсь оргтехникой.
Эдмондс кивнул:
— Я почему-то так и подумал.
Я уставился на него: оргтехника, несостоявшийся контракт, «Беретта» в наплечной кобуре. А может, это мой английский коллега? Такое дикое совпадение возможно только в Венеции, где причудливые иллюзии переплетаются с реальностью, где ежеминутно рождается невероятное, необычное, неожиданное. За все это, конечно, приходится расплачиваться, и невероятное сплетение реальности и фантазии накладывает на Венецию и все в ней происходящее отпечаток вечного разрушения — такова расплата за уникальность.
На мужественном, слегка насмешливом лице моего спутника ничего прочитать было нельзя.
— Очень сожалею, что у вас ничего не вышло с этим контрактом, посочувствовал я.
— Это, в принципе, не имеет значения, — откликнулся он. — Работы на всех хватит. Собственно, теперь меня переориентировали на Ямайку.
— А что, там большой спрос на оргтехнику?
— На те модели, что мы поставляем, — вполне.
— Должно быть, у вас какая-то особая техника.
— Я бы сказал, универсальная.
— Так вы, наверное, скоро уезжаете?
— Да, самолет через три часа. У меня как раз остается немного времени, чтобы посидеть за игорным столом.
Должно быть, он прочитал в моих глазах неподдельное изумление.
— Я имею в виду казино «Лидо». Главное, конечно, поиграть в баккара и «железку», но вообще-то мне хотелось бы сыграть и в рулетку. Об этом мало кто знает, но в этом сезоне администрация решила понизить процент отчислений в свою казну — пытаются переплюнуть Монте-Карло. Так что кое-какие шансы на хороший выигрыш есть.
— Звучит довольно заманчиво, — признал я.
— Не хотите присоединиться? Я ведь как раз туда и направляюсь.
— Мне бы очень хотелось, — ответил я, — но именно сейчас я никак не могу.
— Понимаю вас, — кивнул Эдмондс. — Ну, вот мы и пришли: улица Сан Лаццаро, во всем своем дурно пахнущем великолепии.
Я начал его благодарить, но он протестующе замахал руками:
— Прошу извинить меня, но я сейчас не смогу показать вам местные доспропримечательности. Возможно, я бы помог вам избежать дальнейших падений на венецианских причалах, но время и прилив…
Помахав мне на прощанье рукой, Эдмондс ушел, и вместе с ним исчез дух какой-то спокойной уверенности и надежности. Я посмотрел на часы, было уже около восьми. Я медленно побрел по улице, внимательно глядя на номера домов.
Глава 14
Меж двумя темными зданиями тускло мерцал красный огонек, мигнул и погас, исчез в пучинах Мертвой Лагуны. Ночной ветер нашептывал свои угрозы печным трубам. Воды каналов беззубым ртом жевали изъеденные временем каменные плиты набережных. Широкоплечие громады старинных зданий собрались поболтать в теплом, уютном кругу. Вдоль полузатопленной улочки передвигались неясные доисторические фигуры, облаченные в сияние сумерек, как будто пытаясь доказать, что они на самом деле существуют. Но меня обмануть не так просто: я-то знаю, что такое пляски призраков.
Я дошел до конца улицы Сан Лаццаро, тут она выходила на Рио Терра Маддалена. Я искал дом под номером 32, но на последнем доме по этой улице стояла цифра 25. Я ходил взад-вперед, искал, смотрел — дома № 32 нигде не было. У меня мурашки по спине побежали.
Я пошел в обратную сторону, пытаясь собраться с мыслями. К сожалению, мое сознание никак не желало сосредоточиться на нумерации домов. В голове настойчиво билась лишь одна мысль, одно видение: где-то на верхнем этаже одного из зданий, за зашторенным окном притаился снайпер, и в эту секунду именно моя голова находится в перекрестии оптического прицела его винтовки.
Я попытался заставить себя думать о чем-то более приятном. Например, с каким удовольствием я бы задушил Форстера или, скажем, выпустил кишки полковнику Бейкеру. Или каким-то уж совсем невероятным образом выбрался бы из Венеции и провел остаток своей жизни в Южной Австралии, работал бы простым пастухом и общался с овечками.