Вчера несколько репортеров уже пытались пробиться к ней, но отец бесцеремонно выставил их и дал персоналу больницы строгие указания — пропускать только друзей и коллег. Палата благоухала, как оранжерея. За час, прошедший после завтрака, прибыло еще три букета — один от ее подруги Анны Стерлинг, другой от Полли и Ричарда Макгуайр, с которыми она провела прошлый уик-энд в Бате, и еще один — от дяди и тети, сестры матери и ее мужа, которых, как с угрызениями совести подумала она, не видела уже пару лет. После смерти жены Баннерман как-то избегал поддерживать отношения с родственниками с ее стороны: они, особенно свояченица, слишком остро напоминали ему о болезненной утрате.
Раздался короткий стук в дверь, и она приоткрылась. Монти оглянулась, ожидая встречи с врачом, и, к своему удивлению, увидела ту молодую журналистку Зандру Уоллертон. Она прижимала к груди маленький диктофон. Ногти ее были по-прежнему зеленого цвета.
— Мисс Баннерман! Привет! — Она прикрыла дверь с таким видом, словно пришла к себе домой, и, не обращая внимания на работающий телевизор, села рядом с Монти.
— Здравствуйте, — вежливо ответила Монти, но это вторжение ее не обрадовало, тем более что в данный момент ее интересовали дебаты на экране.
— Вчера я услышала передачу о вас и тут же направилась сюда, но меня не пропустили.
— А как вы сегодня попали внутрь?
— Сказала тому мордовороту в коридоре, что я ваша личная секретарша, — гордо сообщила журналистка, включая диктофон и устанавливая его перед Монти. — Я слышала, что вы первой явились на место происшествия?
В голове у Монти звякнул тревожный колокольчик. Журналистка действовала с редкостной напористостью.
— Да, так и было.
— Насколько я понимаю, вы, дожидаясь приезда скорой помощи, держали умирающего на руках?
— Нет, я… я этого не делала. Все было совсем не так.
— Но ведь вы пострадали, пытаясь спасти его жизнь. Верно?
Монти отрицательно покачала головой:
— Звучит куда более героически, чем было на самом деле. Боюсь, что, по сути, мне ничего не удалось сделать. Когда я оказалась на месте, то…
— Ходят слухи, что мистер Силс был пьян. Можете ли вы подтвердить, что он в самом деле так выглядел?
Вопрос разгневал Монти.
— Нет, не могу! Он был…
Монти остановилась, напомнив себе, что не должна попадаться на приманку. Она должна сохранять спокойствие. Все, что она скажет, в прессе будет искажено. Такое с ней уже случалось, и она получила несколько весьма горьких уроков.
— Мистер Силс был профессионалом и занимал весьма ответственное положение. Совершенно невероятно, что он мог прийти на работу пьяным.
— От полиции я слышала совсем другое, — сказала Зандра Уоллертон.
— Похоже, что вы знаете больше, чем я, — коротко бросила Монти. Ее злило, что после их серьезного разговора во вторник сегодня ее собеседницу, похоже, интересовала лишь возможность отметиться как автор сомнительной сенсации.
Зандра Уоллертон остановила запись.
— Полиция получила заявление от девушки, с которой мистер Силс провел время во вторник вечером. Она рассказала, что он основательно выпил и был крепко пьян, когда в половине третьего утра расстался с ней. — Она снова включила диктофон.
— А несчастный случай произошел несколько часов спустя, — с облегчением сказала Монти. Если он в самом деле был пьян, то вполне возможно, что этот жуткий инцидент был результатом несчастной случайности.
— Он очень рано оказался на работе. Он всегда приходил в это время? И вы?
Монти сделала глубокий вдох, чтобы потянуть время — этот настойчивый допрос измучил ее.
— Да, я часто прихожу пораньше. Сейчас у нас нелегкое время.
— Как вам кажется — может ли быть какая-то связь между гибелью мистера Силса и тем фактом, что три женщины, принимавшие средство от бесплодия «Матернокс», изготовленное «Бендикс Шер», умерли при родах, произведя на свет детей с синдромом циклопа?
Монти потрясенно уставилась на серьезное лицо сидящей перед ней девушки. «Опасный вопрос», — подумала она. А вслух сказала:
— Не вижу никаких оснований, чтобы делать такие выводы.
Между ними установилось напряженное молчание. Репортер выключила диктофон.
— Хотите ли вы что-то сказать не для записи? То есть, я подумала, что, может быть, вы хотите проявить большую откровенность..
— Боюсь, это все, что я могла сказать.
Девушка вытащила из кармана визитную карточку и протянула ее Монти. Голос ее смягчился, и теперь она говорила не как следователь, а как подруга.
— Если вы вспомните еще что-то важное, то здесь мой прямой номер, домашний телефон и мобильник.
Монти отложила карточку, даже не посмотрев на нее.
— Конечно.
— Было приятно снова поговорить с вами, мисс Баннерман. Надеюсь, вы быстро поправитесь, — чирикнула она.
Монти улыбнулась ей. Все же под обликом «крутого репортера» скрывалась хорошая девочка. Уэнтуорт был прав, когда говорил о ней. Она далеко пойдет. Но не за счет доброй воли Баннерманов из «Бендикс Шер».
Репортер небрежно вскинула сумку на плечо.
— Я еще не закончила мое расследование в «Бендикс Шер», — сказала она. — И скоро продолжу его.
33
Барнет, Северный Лондон. 1946 год
Дэниел Джадд, стоявший обнаженным в середине круга, замкнул его. Дугу он провел кочергой, которая служила ему церемониальным мечом. Еще раньше он перетащил в середину комнаты прикроватный столик и задрапировал его черным полотнищем. До полуночи оставалось несколько минут, и мать пошла в постель уже пару часов назад; Дэниел был совершенно уверен, что она уже спит.
Первый месяц после смерти отца был сплошным блаженством; мать была подавлена и от потрясения едва не лишилась дара речи. В первый раз в жизни Дэниела — если не считать тех блаженных двух недель, когда она болела гриппом, — она не имела к нему никаких претензий. Затем потрясение стало уходить, и гневное настроение все чаще возвращалось к ней.
Естественно, гнев был обращен главным образом на него.
Из-за его грехов, сообщила она ему, Господь обрушил Свой гнев на их семью. Бог обрек на смерть отца Дэниела потому, что гневался на Дэниела. Бог лишил ее мужа, дабы покарать за то, что она произвела на свет такого никчемного сына, настолько наглого и дерзкого, что он позволил усомниться в существовании Всемогущего и Всевышнего. Который подвергал сомнению все вокруг себя.
Он вспомнил, какое у нее было лицо четыре дня назад, когда после церковной службы он спросил у викария о Сатане. В библиотеке он прочел книгу, написанную человеком по имени Алистер Кроули, в которой говорилось, что христиане убили сотни тысяч людей за то, что они не придерживались их религии, а вот сатанисты не убили ни одного из тех, кто не придерживался их верований. «Я же задал простой вопрос», — подумал он. Он спросил викария, чем христиане лучше сатанистов.
Мать чуть не оторвала ему ухо. Всю дорогу домой она тащила его за это несчастное ухо, трясла, как половую тряпку, и наконец угостила его такими оплеухами, что он чуть не ослеп. После этого она заставила его вымыть рот мылом и заперла в спальне, сев вслух читать за дверью библейские тексты.
На столе в круге лежала страница гримуара, вырванная из библиотечной книги, маленький кусочек теста, который он утащил из кладовой, несколько волос матери, вычесанных из ее щетки, безопасная булавка, моток бечевки, ножницы и коробка из-под обуви. Горела черная свеча, и он уже очистил комнату водой и солью.
Закрыв глаза, он вызвал в воображении лицо матери, снова поднял веки и прошептал слова заклинания, напечатанные на лежащем перед ним листе. Кончил он призывом:
Далее он раскатал в ладонях комок теста, удлинив его. Отщипнув от получившейся колбаски кусок, сделал из него две полоски. Это руки, подумал Дэниел. Затем он вылепил ноги, голову и торс — и собрал фигурку. Кончиком булавки он прорисовал черты лица, затем, использовав остатки теста, приклеил к голове волосы.
— Мать, — прошептал он, гордо глядя на творение своих рук. — Теперь ты в моей власти! И никуда не денешься!
Открыв безопасную булавку, он пропустил ее острие сквозь верхнюю и нижнюю губы, которые только что вылепил, и закрыл ее. Осторожно, чтобы не сломать и не оторвать, он загнул назад руки и куском бечевки связал их.
Взяв фигурку, он поднял ее и, держа над головой, прочел другие заклинания, написанные на языке, которого он не понимал, но надеясь, что произносит их правильно. После чего положил фигурку в обувную коробку, выложенную изнутри куском черного сатина. Как гроб.
Движением своего меча он разомкнул круг и вышел из него. Затем Дэниел Джадд влез на стул и надежно спрятал коробку на верху шкафа.
34
Интерком исполнительного директора издал приглушенную трель. Тот, не отвлекаясь от изучения отчета Коннора Моллоя, который сейчас просматривал, снял черную трубку. Отчет подводил итоги изучения возможности — успешного получения патентов на работы Баннермана по идентификации и контролю генов целого ряда хронических заболеваний, включая псориаз, артрит, астму и рак желудка, а также ключевого гена, отвечающего за работу биологических часов человека.
— Да?
— Доктор Кроу, тут внизу, в холле, вас ждет мисс Зандра Уоллертон. Она предварительно не договаривалась о встрече и не объясняет причину своего визита.
Кроу отложил отчет. Он сразу же вспомнил о прошлом вечере, во время их встречи это имя упоминал майор Ганн. Не отрывая от уха телефон, Кроу развернул лицом к себе компьютерный терминал.
— Произнесите имя по буквам.
Кроу печатал фамилию репортера и нажал клавишу поиска. С прошлого вечера Ганн не терял времени: на экране появились ее данные, возраст — двадцать один год, си-ви[16] и история семьи. Затем последовали сведения о тираже и владельце «Темз-Уолли газетт». Издание выходит под крышей новостного конгломерата «Сентрал энд вестерн паблишинг».
Лишь за последние двенадцать месяцев «Бендикс Шер» потратил больше сотни тысяч фунтов на рекламу через «Сентрал» своих лекарств без рецепта, детского питания и больничных услуг. Разумные траты, отметил он, но они дали меньше, чем ожидалось. Угроза отказа от рекламы может сработать — никто не хочет терять такой доход, впрочем, для «Сентрала» это не очень большая сумма, а такой ход может привести к неожиданным результатам.
У него оставалось еще полчаса до намеченной встречи на ланче. Имеет смысл пригласить сейчас и Рорке, подумал он. Он знает всех и вся, и, если глава «Сентрала» его приятель, они смогут с самого начала положить конец этой истории.
— Подними ее наверх, — приказал он.
— Пока вы разговаривали, звонил майор Ганн. Он у себя в кабинете.
Не предупреждая секретаршу, Кроу отсоединился и вышел на внутреннюю закрытую линию начальника службы безопасности.
— Доброе утро, сэр, — сказал Ганн, услышав голос Кроу. — Я думаю, вам будет приятно узнать, что дочка Баннермана быстро поправляется. — Молчание Кроу он принял за приглашение продолжать. — Сегодня утром ее навестила в больнице та репортерша, о которой мы говорили прошлым вечером, — мы урегулировали проблему с аппаратурой и все слышали. С моей точки зрения, мисс Баннерман вела себя просто великолепно; она не касалась ни одного из острых вопросов. Я считаю, что именно Силс рассказал ей о связи с циклопом — и он же завел эту Уоллертон.
— Вы уже подготовили ответ для нее, если она снова попытается заняться этой партией «Матернокса»? — резко спросил Кроу.
— Да, сэр.
— Не спускайте глаз с нее.
— Я уж найду способ, сэр.
— Сейчас мисс Уоллертон поднимается ко мне.
Ганн встревожился:
— Хотите, чтобы я тоже присутствовал?
— Нет, с ней-то я справлюсь.
Через несколько секунд секретарша провела в кабинет молодую женщину.
Уперев подбородок в сплетенные пальцы, Кроу смотрел, как Зандра Уоллертон идет к нему.
— Садитесь, — сухо сказал он, взглядом показывая на один из двух стульев, стоявших перед столом.
Репортер села, положила ногу на ногу, включила диктофон и с вызывающим видом повернулась к нему.
— Так чем могу быть вам полезен, юная леди?
— Знаете ли вы, доктор Кроу, что три женщины, которые принимали «Матернокс», препарат от бесплодия, произведенный вашей компанией, умерли при родах и что все три женщины произвели на свет детей с синдромом циклопа?
— Насколько я припоминаю, мисс Уоллертон, вы взяли на себя труд проинформировать об этом министерство здравоохранения еще две недели назад. У вас есть что прибавить к этому?
— Меня интересует ваше мнение как исполнительного директора компании.
— Мы фиксируем и отслеживаем любое сообщение от врачей о возможных побочных эффектах наших препаратов. Насколько я понимаю, об этих трех женщинах мы не получали никакой информации от медиков и тем самым можем сделать вывод, что они не разделяют вашего мнения о какой бы то ни было связи между этими случаями. У вас есть медицинское образование?
— Нет.
— Думаю, вам было бы интересно узнать, что в прошлом году тринадцать миллионов женщин во всем мире забеременели благодаря «Матерноксу». Этот препарат присутствует на рынке вот уже девять лет, и ни один врач в мире не сообщал нам о каких-либо побочных эффектах.
— Если вы подключите и ваши нелицензионные варианты, то женщин будет уже пятнадцать миллионов.
Кроу удивился дотошности, с которой она подошла к делу, но не подал виду.
— Доктор Кроу, — продолжила она, — вчера утром скончался старший техник-лаборант вашего отдела генетических исследований. По-видимому, нет никакой связи между его смертью и гибелью этих трех женщин? Насколько я понимаю, раньше он был старшим техником в лаборатории, где создавался «Матернокс».
— Я бы на вашем месте был очень осторожен, мисс Уоллертон.
Она обезоруживающе улыбнулась ему:
— А я всегда очень осторожна. Далее. Вы, очевидно, в курсе дела, что все три скончавшиеся женщины принимали «Матернокс» из одной и той же партии. С номером BS-M-6575-1881-UKMR. — Она процитировала буквы и цифры, как ребенок на уроке.
Кроу был настолько обескуражен, что с силой свел костяшки пальцев, не обращая внимания на боль.
— На каком основании вы это утверждаете?
— На основании очень точной информации, — сказала она с таким высокомерием, что ему захотелось как следует встряхнуть ее.
Она обвела взглядом кабинет с голыми серыми стенами, на которых не было ни фотографии, ни гравюры — ничего, на что можно было переключить внимание.
— Вам не кажется, что отсутствие окон как-то подавляет?
— Меня не интересуют дискуссии по вопросам архитектуры, мисс Уоллертон. Может, вы все же ответите на мой вопрос?
— Я никогда не открываю своих источников, — ответила она и вызывающе уставилась на него.
Кроу сделал в памяти заметку — сразу же, после ее ухода, позвонить в юридический департамент и заставить их проверить ее газету. Эта молодая особа представляет собой опасность, ее пушки бьют точно в цель. Она слишком хитра, чтобы успокаиваться. И черт побери, какой же у нее был источник? Силс? Должно быть. Работники знают строгие правила, запрещающие контакты с прессой, кроме как через отдел общественных отношений. Пиар.
— Я предполагаю, доктор Кроу, вы осведомлены, насколько редко в Британии появляются дети с синдромом циклопа?
— Боюсь, что не являюсь ходячей энциклопедией медицинской статистики.
Она улыбнулась, нимало не затронутая вспышкой его агрессии:
— В таком случае у вас должна вызвать интерес эта цифра: два случая в год. Так что три жертвы в течение двух месяцев… это несколько странно. Особенно когда выясняется, что объединяло этих матерей лишь одно: все они пользовались одним средством от бесплодия из одной и той же партии.
— И вы хотите сделать из этого какие-то убедительные выводы?
— Нет. Но фактов достаточно, чтобы с ними идти в прессу. И смерть мистера Силса с его связями и сведениями вызывает еще более пристальный интерес к этой истории.
Он выпрямился и аккуратно положил кончики пальцев на край стола.
— И для этого вы хотели меня видеть? Чтобы изложить мне все это? Я подумаю, что если уж вы настолько уверены в достоверности своей истории, то не стоило и утруждаться визитом ко мне.
— Уверена я абсолютно. Но подумала, что это было бы честно и благородно — дать вам возможность прокомментировать эти факты. «Бендикс Шер» явно озабочен — в противном случае компания не угрожала бы издателям моей газеты, что отзовет рекламу.
После этих слов у него словно земля поплыла под ногами. Кто, черт возьми, занимался газетой? Ганн! Он не мог собраться с мыслями. Куда этот чертов парашютист лезет? Это что для него — игрушки? Рассудительность Ганна обычно не просто шла на пользу делу, его умение разбираться в ситуации было блистательным. Но если сейчас он сделал что-то не так…
Исполнительный директор «Бендикс Шер» с большим трудом перешел на примирительный тон, и его кроваво-красные губы раздвинулись в улыбке. На фарфоровой белизне его лица морщины поползли, как трещины.
— «Матернокс» помог многим миллионам бесплодных женщин обрести радость материнства, и количество матерей и их детей, у которых возникали какие-то проблемы со здоровьем, не превышало нормальной процентной нормы. И если вы хотите предложить прессе обвинения лишь для того, чтобы вашу колонку поставили на первую полосу, я бы посоветовал вам серьезно подумать о серьезных последствиях.