Как мы можем охарактеризовать средний класс? Обычно принято говорить о потреблении на душу населения. Международная модель будущего, которую я использовал для определения принадлежности к среднему классу, исходит из цифры в 10–50 долларов в день на расходы домохозяйств на душу населения по паритету покупательной способности (ППС). Банк Goldman Sachs, проводивший это исследование, исходил из показателей ВВП в 6–30 тыс. долларов в год на душу населения{5}. В зависимости от конкретных уровней доходов и потребления можно получить разные показатели принадлежности к среднему классу. По самым скромным прогнозам, сегодняшний миллиард вырастет до двух. Другие предсказывают три и более миллиарда представителей среднего класса к 2030 г. Согласно отчетам ЕС за последние 10 лет, более 70 млн человек пополнили ряды среднего класса. По европейским оценкам, «к 2030 г. чуть больше половины населения планеты» могли бы стать средним классом{6}. Население Земли к 2030 г. должно составить 8,3 млрд человек. Получается, что около 4 млрд из них будут представителями среднего класса{7}.
Самый быстрый рост будет наблюдаться в Азии. Доля европейского и американского среднего класса уменьшится с 50 до всего лишь 22 % от мирового показателя, причем 2015 г. станет «первым за 300 лет годом, когда число азиатских представителей среднего класса сравняется с показателем по Европе и Северной Америке»{8}. Если Китаю удастся добиться желаемого роста расхода на домохозяйства хотя бы со скоростью роста ВВП, то, по оценкам Азиатского банка развития, произойдет настоящий бум среднего класса: «уровень жизни 75 % населения Китая будет соответствовать стандартам среднего класса, а нищета с расходами по два доллара в день будет практически ликвидирована»{9}.
В одном из исследований было обнаружено, что в 2010 г. в Китае средний класс составлял всего 4 % населения и страна «могла бы совершить головокружительный скачок и стать к 2020 г. крупнейшим рынком покупателей среднего класса, обойдя США»{10}. Однако Китай в ближайшие 10 лет может обогнать Индия благодаря более высоким темпам роста населения, характерным для этой страны, и более равномерному распределению доходов среди населения{11}.
Goldman Sachs в своем исследовании подчеркивает, что, даже не принимая в расчет Индию и Китай, «новичков в среднем классе все равно будет больше, чем на протяжении многих десятилетий»{12}. Многочисленные исследования показывают, что темпы роста размеров среднего класса на Африканском континенте будут выше, чем где бы то ни было в быстроразвивающемся мире, однако его базовый уровень окажется очень низким.
Большая часть этого мирового среднего класса по западным стандартам будет скорее низшим средним классом. Рост количества представителей верхней части шкалы – которая, скорее всего, будет больше соответствовать западным стандартам – будет также существенным: с 350 млн в 2010 г. до 679 млн в 2030 г.{13} Следующее поколение лидеров в развивающихся странах с большой вероятностью будет происходить из этого сегмента.
Бедность не исчезнет полностью, и страх скатиться назад, скорее всего, будет преследовать многих представителей нового среднего класса. Один кенийский высокопоставленный чиновник переживал, что «средний класс совсем близок к низшему. Они уязвимы и предрасположены к тому, чтобы скатываться обратно на уровень прожиточного минимума». Сегодня в мире около 1 млрд человек живут в условиях крайней нищеты, зарабатывая менее 1,25 доллара в день, и более 1 млрд человек недоедает{14}. Число таких людей практически не менялось на протяжении долгого времени, но их процент снижался вместе с ростом населения планеты. Многие люди, находившиеся далеко за чертой бедности, переместились значительно ближе к ней благодаря экономическому развитию. В отсутствие мирового экономического кризиса количество людей, живущих в крайней нищете, будет неизбежно снижаться по мере роста доходов в большинстве стран мира. В 2010–2030 гг. их число может сократиться на 50 %, но все же оставаться существенным: в 2030 г. это будет около 300 млн в одной только Африке, причем многие из них будут голодать{15}.
Число людей, живущих в условиях крайней нищеты, в Восточной Азии, особенно в Китае, существенно снизилось и будет и дальше падать благодаря быстрому экономическому росту. Ожидается, что эти показатели будут быстро снижаться в Южной Азии и на Ближнем Востоке. Но в странах Африки, расположенных к югу от Сахары, средний человек, живущий в условиях крайней нищеты, будет гораздо беднее среднего нищего в Восточной Азии{16}.
Большинство сценариев – кроме разве что самых мрачных – сходятся в том, что к 2030 г. будут достигнуты существенные успехи в борьбе с нищетой. И все же если случится продолжительный всемирный кризис, 300 млн человек будут обречены на крайнюю бедность и голод{17}. Сценарии незначительного роста сходятся в том, что не будет существенных падений показателей крайней бедности, как в прошлые несколько десятилетий, и немногие присоединятся к среднему классу{18}.
Это значит, что при любом сценарии останется множество бедных, проблема не решена и может стать острее, потому что многие из этих людей живут в странах (например, во внутриматериковой Африке), не располагающих достаточными источниками экономических возможностей.
Мы также наблюдаем существенный прогресс в области здравоохранения, что крайне важно для расширения возможностей личности. Улучшения тут происходят по той же схеме, что и рост уровня доходов на душу населения: развивающиеся страны догоняют богатые развитые и повсеместно растет продолжительность жизни. Смерть от инфекций сегодня грозит любому. Много веков дети были подвержены желудочно-кишечным и респираторным инфекциям, в континентальной Африке сохраняются проблемы ВИЧ/СПИДа и малярии. Несмотря на эпидемию ВИЧ/СПИДа, за прошедшие десятилетия наметился существенный сдвиг от заразных болезней к незаразным. В 2010 г. 7,2 млн африканцев умерли от инфекционных заболеваний и 3,5 млн – от хронических. Такая тенденция, по прогнозам, сохранится до 2025 г., причем больше африканцев будет умирать от хронических заболеваний{19}.
На местах некоторые эксперты по здравоохранению, представляющие общественные организации, более осторожно высказываются по поводу возможности достижения Африкой таких показателей и того, увидим ли мы к 2025 г. предсказанные результаты. Один медицинский работник рассказал мне, что даже при бесплатном ведении беременности и развернутой программе вакцинации было трудно убедить матерей прийти в клинику более одного раза. «Проблема в том, что огромное количество женщин приходит один раз, убеждается, что с ребенком все в порядке, и следующие три посещения пропускает… Есть больницы, есть персонал, но нам нужно привлечь матерей в клиники. Необходимо заставить их понять, что здоровье очень важно и для них самих, и для детей. Необходимо также учитывать, что они не получат зарплаты за тот день, который проведут в клинике, и заставить их отказаться от убеждения: мол, старшее поколение рожало дома, а значит, и мы обойдемся без помощи… Многое из этого активно обсуждается в деревнях, так что распространять свой посыл следует именно через социальные круги».
И все же, несмотря на очевидные трудности и благодаря отсутствию крупных эпидемий, ожидается, что мировые показатели смертей от всех инфекционных заболеваний – включая СПИД, инфекционную диарею, малярию и респираторные инфекции – к 2030 г. снизятся почти на 30 %{20}. Судя по всему, СПИД достиг своего мирового пика в 2004 г. – около 2,3 млн смертей за год{21}. Удалось достичь невероятного прогресса в борьбе с малярией, но это движение вперед не раз замедлялось из-за истощения ресурсов благотворителей или растущей устойчивости возбудителей заболеваний к медикаментам. Скорее всего, даже в 2030 г. сохранится существенное различие в уровне здравоохранения богатых и бедных стран, но разница будет стираться, а ситуация со здравоохранением – повсеместно улучшаться.
Быстрый рост все более здоровых и благополучных средних классов будет иметь серьезные последствия. Большая часть западных исследований сосредоточена на новых рынках для товаров широкого потребления, таких как автомобили, которые будут существенно расти с ростом среднего класса. Крупный американский и европейский бизнес все больше зависит от этих бурно развивающихся рынков, все больше прибыли эти компании получают из-за границы.
Что особенно важно для всех причастных стран, средний класс станет двигателем роста. История подсказывает нам, что такие «середняки» в прошлом активно накапливали капитал, как физический – предприятия, оборудование или недвижимость, – так и человеческий – образование и здоровье{22}. Однако примеры из прошлого показывают, что есть существенные различия в путях консолидации среднего класса. В Бразилии и Южной Корее с 1960 г. наблюдались одинаковые уровень и темпы роста доходов, однако, по мнению многих, высокий уровень социального неравенства в Бразилии замедлил ее экономическое развитие. В результате бразильский средний класс составляет только 29 % от всего населения страны, в отличие от 53 % в Южной Корее 80‑х. На сегодняшний день Бразилии удалось перевалить за 50 % среднего класса, однако доход на душу населения там все еще существенно ниже, чем в Корее{23}.
Работая над отчетом NIC, я некоторое время провел в Бразилии, изучая состояние среднего класса. Оказалось, многие бразильцы гордятся ростом среднего класса. Один местный социолог сказал мне: «Неравенство исчезает быстрее, чем мы могли ожидать». Главным символом нового среднего класса стал взрыв официальной занятости: работников с официальным контрактом стало больше, чем тех, кто трудится по неофициальной договоренности. В 2000‑е рост количества официальных рабочих мест в три раза опережал неофициальные. Произошел резкий скачок числа людей, посещающих образовательные курсы. И многие бразильцы были приятно удивлены, обнаружив, что рост доходов не повлек за собой только рост потребления. «Бразильский рост оказался более устойчивым, чем я мог предположить», – заметил в разговоре один экономист, потому что население «не только потребляло», но и инвестировало в свое будущее. Темпы роста в образовании были очень высоки. По словам экспертов, с которыми я консультировался, «качество образования, а не только масштабы роста» в Бразилии постоянно повышается, но все равно впереди еще долгий путь.
«Можно только порадоваться социальной мобильности и снижению неравенства», – заметил один бразильский эксперт по проблемам социального неравенства. Однако он добавил, что нужно быть очень осторожными с «международными сравнениями». «В Бразилии никто не пользуется общественными услугами того уровня, который доступен самым бедным жителям Бельгии. Очень трудно сравнивать группы населения на основе их доходов, не учитывая качество услуг». Средние классы включают в себя очень разные группы. Есть огромная разница между госслужащими и работниками частного сектора. У первых есть постоянная работа, а в частном секторе у многих гораздо меньше стабильности, ведь в него входит крупный неофициальный сегмент тех, кто «не смог бы выжить, если бы платил все налоги».
«Средний класс в Бразилии отдает государству большую часть доходов, но не так уж много получает взамен. Более бедные слои получают гораздо больше, чем граждане, оплачивающие эти услуги. Рост задолженностей – способ повышения уровня жизни». Эту фразу мне доводилось слышать от нескольких экспертов на конференции, которую мы провели в Институте Фернанду Энрики Кардозу в Сан-Паулу, за год до прокатившейся по бразильским городам волны демонстраций протеста против недостатка государственных услуг, в частности образования и здравоохранения, и слишком больших расходов на подготовку к проведению в стране Кубка мира по футболу в 2014 г. Это лишь подчеркивает основную особенность среднего класса: неуверенность в том, удастся ли ему остаться средним классом.
Все больше споров о том, что стоит или не стоит делать государству, возникает по мере того, как растет средний класс. Именно поэтому все правительственные чиновники, с которыми я говорил, считали, что государство оказывается под все большим давлением.
В связи с этим коррупция стала большой проблемой для среднего класса во всех сферах деятельности, и мне приходилось выслушивать бесконечные жалобы. И все же на конференции один бывший бразильский чиновник сказал мне: «Бразильские бедняки не считают ситуацию с коррупцией очень серьезной, потому что им не так часто приходится с ней сталкиваться».
В Кении государственные чиновники и эксперты из образовательной среды иначе смотрели на коррупцию. Их волновало снижение интереса Запада к Африке, что могло сказаться на борьбе с этим «недугом». Один из них сказал мне: «Мы видим различия между западными и китайскими или индийскими взглядами на управление. Если Запад больше не располагает былыми ресурсами для помощи в организации управления и установлении законности, Африку ждут большие проблемы. Правительства многих стран этого континента обратятся за помощью к Китаю и забудут Запад и его заветы демократии и прав человека, равно как и антикоррупционные меры».
Они также справедливо отмечали, что природные ресурсы Африки могут стать источником коррупции или серьезных конфликтов. Один из бывших кенийских высокопоставленных чиновников сказал мне: «В Африке проворачивается слишком много грязных или мутных дел. Особый вклад в это вносят китайцы. Не думаю, что мы в Кении готовы к тому, чтобы здесь нашли нефть{24}. Мы пока не ввели в действие законы и правила, необходимые для добычи полезных ископаемых. Эта проблема распространяется не только на нефть и газ, она касается и других минералов и природных ресурсов. Все это оказалось в распоряжении нескольких бюрократов, а открытого обсуждения ситуации никогда не было. Ключевые решения принимались без должного размышления».
Еще один эксперт, принимавший участие в конференции по вопросам мировых тенденций, организованной при помощи Кенийского института исследования и анализа государственной политики (Kenya Institute for Public Policy Research and Analysis, KIPPRA), видел больше «межгосударственного конфликта из-за ресурсов». По его мнению, страна, которая не может контролировать эксплуатацию своих ресурсов без коррупции, «обречена». Его также беспокоило, что из-за недостатка контроля окружающая среда оказывается под угрозой. Коррупция коварна, особенно когда ее жертвой становятся такие институты, как органы юстиции, отчего еще труднее искоренить ее. К сожалению, как мы знаем, резкое экономическое развитие зачастую подпитывает коррупцию и организованную преступность. Опросы показывают, что для людей в развивающихся странах это остается одной из основных проблем.
Эффект от поездок по США и Западной Европе и обсуждений «Глобальных тенденций» – особенно той части отчета, где речь шла о растущем среднем классе, – был, скажем прямо, ошеломляющим. Некоторые отказывались верить в то, что средние классы могут процветать. Они начинали говорить о своих страхах за средний класс, который тает на глазах или даже исчезает. Конечно, средний доход – даже стагнирующий, как во многих западных странах, – превышает и будет еще долго превышать доход среднего класса в развивающихся странах, даже при условии быстрого роста. Но что-то в этих страхах западных средних классов явно есть.
Бранко Миланович из Всемирного банка добился огромных успехов в деле изучения мирового неравенства. Он пришел к выводу: «Со времен индустриальной революции произошла масштабнейшая перетасовка экономического положения людей». Самые бедные так и не смогли избавиться от проблем, но остальные сейчас чувствуют себя лучше, многим удается избежать нищеты. Исследования Милановича показывают, что у новых средних классов по всему миру ежегодно отмечался 3 %-ный рост доходов на душу населения. А западные средние классы – которые все еще остаются в верхнем квартиле[2] – в основном стагнировали, в то время как верхний 1 % показывал отличные результаты, а верхние 5 % – чуть хуже. Из этого Миланович сделал вывод, что глобализация привела к поляризации в самом богатом квартиле населения земного шара, что позволило верхнему 1 % оторваться от остальных богатых. Это подтвердило стереотип о том, что самые богатые богатеют быстрее всего{25}.
Так что среди средних классов на Западе бытует мнение, что застой и даже спад не за горами, хотя у них и сейчас дела идут лучше, чем у формирующегося среднего класса в других странах. По всему миру среднему классу присуще желание жить лучше. Это общая для всех ценность и (по крайней мере в моем понимании) ответ на вопрос, что значит принадлежать к среднему классу. Вот почему имеющая много различных причин тенденция к стабилизации уровня доходов западного среднего класса так огорчает людей, особенно когда кажется, что у других дела идут лучше. Доля американских потребителей среди мирового среднего класса будет снижаться и казаться ничтожной на фоне новых представителей средних классов из развивающихся стран. Более низкие темпы экономического роста в западных странах будут усиливать видимость сражающегося из последних сил западного среднего класса, которому приходится иметь дело со все большей конкуренцией на мировом рынке труда, в том числе высококвалифицированного. По некоторым оценкам, например, потребление средним классом в Северной Америке и Европе в последующие несколько десятилетий от года к году будет увеличиваться не более чем на 0,6 %. А расходы азиатских средних классов могли бы расти на 9 % в год до 2030‑го, по мнению Азиатского банка развития{26}.