Крик умирающего раздался где-то совсем рядом. Поднявшись на колени, Николай стрелял еще и еще, наблюдая за тем, как отползают оставшиеся в живых.
Трое.
Один остался лежать у самой машины – всего в нескольких шагах. Второй, издавая нечленораздельные приглушенные вопли, конвульсивно извивался чуть поодаль. Щукин снова опустился на исходную позицию. Почему-то ему вспомнились годы его службы во внутренних войсках.
– Надо валить отсюда, – сказал он сам себе. – Пустырь, конечно, пустырем, но выстрелы кто-то мог услышать – жилой район неподалеку – и позвонить в милицию. Если это так, то гостей надо ждать с минуты на минуту.
Очевидно, и мысли нападавших двигались в том же направлении. Действовать они стали куда более активно, чем раньше. Когда Щукин в очередной раз поднял голову, пуля, свистнувшая совсем рядом, заставила его упасть на землю. За секунду до своего падения Николай успел заметить, как двое поползли в разные стороны.
«Обогнут машину, – догадался Николай, – один слева, другой справа. Тогда я уже никуда не денусь. А этот… их страхует».
Прикрывая руками голову, которая вдруг стала ощущаться как очень уязвимое место, Щукин перебрался к багажнику и, высунувшись из-за него, начал, не теряя драгоценных мгновений, поливать огнем троих залегших неподалеку от него людей.
«Патроны»… – мелькнула в голове Николая отрывистая мысль, и тут же пистолет замолк.
– Кончились, – вслух договорил Щукин, несколько раз вхолостую щелкнув курком. – Вот это уже и в самом деле конец… Хотя…
Он бросился к косухе Матроса в надежде, что там найдется еще одна обойма.
«Успею, – стучало у него в голове, – или нет?»
«Матрос ведь, перед тем как сесть в машину – там, во дворе дома, – копался в багажнике, – подумал вдруг Николай, – вполне возможно, что для него там оставили какое-то оружие…»
Обоймы в карманах куртки не было, однако рука Николая нащупала другое – небольшой тяжелый металлический предмет, представляющий собой неправильной формы шар с рифленой, знакомой и приятной для пальцев поверхностью.
Сорвав чеку, Николай досчитал до пяти и, приподнявшись, швырнул гранату туда, где, по его расчетам, должны были находиться противники.
Ужасающий грохот потряс землю – Щукин ощутил, как завибрировала почва под его ногами. Ощущение было не страшное и до боли знакомое еще по службе в армии – так рвется своя граната.
Взрыв и большой сноп пламени, возникшие в нескольких метрах от Щукина, выбили стекла в окнах машины с правой стороны, а уцелевшие окна раскрасились мерцающим пунцово-желтым цветом.
Щукин вскочил на ноги, схватил ставшего вдруг страшно тяжелым Матроса поперек туловища и, открыв ногой дверцу, затащил его на заднее сиденье автомобиля, пристроив рядом с Лилей. Сам же, захлопнув заднюю дверцу, прыгнул на водительское место. Лиля все еще сидела на заднем сиденье, уставясь ничего не видящими глазами в черную пустоту перед собой.
Автомобиль завелся сразу. Воздав хвалу качественной импортной технике, Николай резко дал задний ход, и автомобиль, разворачиваясь, завизжал тормозами.
Два или три выстрела ударили в багажник, Николай успел отметить это – значит, кто-то, кроме него и Матроса, остался в живых после взрыва, – а следующая пуля, пробившая заднее колесо, отчего автомобиль сильно занесло в сторону, заставила Щукина нажать на тормоза, чтобы избежать столкновения с фонарным столбом, вырастающим в лобовом стекле с невероятной скоростью, на котором не горел ни один фонарь.
Жалобно завизжав, машина остановилась и словно умерла – во всяком случае мотор никак не хотел заводиться.
Грохнул еще один выстрел.
Глава 12
Щукину ничего не оставалось, как выкатиться из машины и откатиться за фонарный столб. Тот, кто стрелял сзади, метил точно в Николая – последний понял это после того, как еще две пули разнесли зеркало заднего вида в салоне, совсем немного разминувшись с щукинской коротко стриженной головой.
Николай осторожно огляделся. Невесть когда поднявшийся ночной ветерок рвал лоскутки пламени, возникшие на месте недавнего взрыва, повсюду, словно сломанные куклы, валялись человеческие трупы.
Щукин выругался.
«Не мое все это, – подумал он, – совсем не мое. Стрелять да по канавам валяться с гранатами за пазухой – это больше подходит для тупых орангутангов из уличных банд. Хотя и невредно иногда разогнать кровь, я все же предпочитаю работать головой, а не кулаками…»
Неподалеку от него кто-то шевельнулся, и вновь полыхнуло огнем. Выстрел Николай услышал только тогда, когда пуля с хищным треском впилась в древесину столба, за которым он прятался.
– Пора с этим кончать, – пробормотал Щукин, у которого мороз пузырил кожу от постоянного напряженного ожидания воя милицейских сирен, – но как? Уйти одному – это можно, но тогда Лиля останется, ее с собой я не могу тащить. Да и этот тоже… Матрос.
На Матроса, в сущности, Щукину было наплевать. Он бы оставил его в машине, тем более что прямая угроза жизни бедового Саньки уже миновала – рана Матроса была перевязана, а сам он находился в глубоком обмороке, спасавшем его от возможных глупостей, которых Матрос, находясь в наркотическом трансе, и так натворил порядочно.
Но вот Лиля…
Если бы Николай оставил ее в машине, то – вполне возможно – бесчувственную девушку забрали бы те, кто за ней пришел, или подоспевшие менты отвезли бы ее в ближайший участок для последующих разбирательств и передачи папаше-толстосуму. В этом смысле Щукин за Лилю не опасался. Да и вообще – никаких чувств по отношению к ней он не испытывал, а заботился прежде всего о своей репутации: что будет, если он сбежит сейчас, не выполнив того, что обещал выполнить?
От хозяев Ляжечки он, может быть, и сумеет сбежать, а вот куда он сбежит от самого себя?
Нет, трусить и отступать было не в характере Щукина.
Поэтому он короткими перебежками перенес свое тело в какую-то канаву совсем рядом с тем местом, откуда велась стрельба. Стрелявший в Щукина этого перемещения не заметил – так определил Николай, исходя из того, что две пули впились в сухую древесину фонарного столба, за которым он прятался только минуту назад, а еще одна, взвизгнув, отскочила от металлического крепления, стягивающего деревянный и железобетонный фрагменты столба.
«Стреляет, – мелькнула мысль в голове Щукина, – и даже не пытается приблизиться. Либо его сильно ранило взрывом и он не может передвигаться, а хочет только одного – прикончить меня, либо просто опасается подходить к машине. Нет, скорее первое. Нападавшие прекрасно осведомлены о том, что у меня с патронами напряженка. А если – первое, то в таком случае справиться с ним мне будет легко. Только обезоружить да пару раз стукнуть по башке. И уходить отсюда скорее. Вынести хотя бы Лилю, раз не смог завести машину. Только сначала надо этого стрелка обезвредить».
Еще одна пуля свистнула мимо фонарного столба.
Николай прислушался – вроде ментовских сирен не слыхать. Тогда он прикинул в руке тяжелый булыжник, который подобрал на дне канавы только что, и, стараясь двигаться неслышно, затаив дыхание и пригибаясь к земле, побежал туда, где, по его мнению, находился стрелявший.
Через несколько шагов Щукин остановился, отведя назад для решительного и точного удара руку с зажатым в ней камнем. Он увидел человека, лежащего в луже крови. Мучительно постанывая и скрипя от боли зубами, человек перезаряжал пистолет. Руки его тряслись и оскальзывались в крови, оставляя на металле оружия влажные темные пятна.
«Теперь!» – решил Николай и размахнулся.
Щукин не издал ни одного звука, но за мгновение до того, как тяжелый камень опустился бы на голову распростертого на земле человека, раненый поднял голову, точно услышал смертельно опасное для своей жизни движение.
– Мать твою… – выдохнул Семен и выронил из ослабевших рук пистолет.
Щукин отбросил камень в сторону и присел перед ним на колени.
– Мать твою, – повторил Семен и закашлялся, – так это ты… Как же ты, сука, сумел скурвиться так быстро, а?
– Семен? – изумленно проговорил Щукин, узнав в окровавленном Семене бывшего сослуживца, с которым не раз сталкивался на необъятных просторах родной страны за годы после службы. – Ты что здесь делаешь?
Откашлявшись, Семен снова поднял голову. По подбородку его тянулись красные нитки.
– Я… друзьям пытаюсь помочь… – хрипло и надорванно отозвался он, – а ты… Так это ты на стороне этих уродов был? И Лильку у Седого ты выкрал?
– Постой… – обалдело тряхнул головой Щукин, – при чем здесь Седой? Как… Погоди… так это я тебя гранатой шарахнул, что ли?
– Брось прикидываться, – прохрипел Семен, – никогда не поверю, чтобы ты всего расклада не знал. Я думаю, ты знаешь даже то, что мои люди не знают… Слушай, как ты мог, а? Я тебя знал как нормального солдата, хорошего пацана… потом – как честного вора. Но то, что ты сейчас делаешь, – это даже не беспредел. Это хуже! Сколько же тебе заплатили, чтобы ты продал и Седого, и друзей своих, и понятия все… А борода…
Николай провел ладонью по своему лицу. Фальшивая борода облезала клочьями.
«Ну и видок у меня сейчас, наверное», – некстати подумал он.
– Так это ты ночью нас под Питером чуть не завалил… – продолжал Семен. – Неудивительно, что я тебя не узнал. Нацепил маскировку…
Семен прервался, снова закашлявшись, будто что-то застрявшее у него в груди мешало ему говорить.
Николай присел на землю. Он чувствовал себя полностью опустошенным. Ни одной мысли не было у него в голове, кроме горькой обиды и вины. Он мало понял из того, что отрывисто сообщил ему окровавленный Семен, но и этого было достаточно, чтобы сообразить: Щукин едва ли не впервые в жизни допустил страшную ошибку, предав людей, к которым относился хорошо, а в число таковых входили и Семен – с ним Щукин служил в армии, – и Седой – с ним Щукин отбывал срок в колонии общего режима; а предав этих людей, Щукин тем самым предал и самого себя.
– Семен… – негромко позвал Щукин. – Честное слово, я не знал, что…
– Не ври хоть сейчас… – слабо усмехнулся Семен и едва заметно покосился на валявшийся рядом с ним пистолет. – Так я и поверил, что ты влез в дело, не узнав, в чем его суть… Ты пацан серьезный, Колян… И честный вор… был…
Щукин скрипнул зубами.
– Ладно, – хрипло сказал он, – можешь мне не верить, но я правду говорю. Седого я не стал бы ни обманывать, ни обворовывать. Если бы я знал, что Лилька его телка, я бы на это не подписался… А тебя я сейчас вытащу отсюда.
Семен долго молчал, кашляя и то и дело сплевывая кровью.
– Меня уже не вытащить, – сказал он наконец, – твоя граната мне брюхо распорола. Кишки наружу вылезли… Да и ног я не чувствую… Наверное, позвоночник… Ладно, херня все это… Эх, черт, думал, легко все пройдет – отобьем Лильку и обратно вернемся. Мы ведь с самого города за вашей тачкой шли, все не могли выбрать момент, чтобы напасть. Людей уйма чертова в этом городе… Слушай, Колян. Мне все уже… край… Ты… если и правда ничего не знал и по незнанке во все это влип… Не оставляй Лильку псам, отвези ее Седому, а? Эта бикса для него много значит… Я тебе больше… ничего не могу сказать.
– И не надо, – ответил Щукин. – Лильку я отвезу. Только я не понял до конца, во что вляпался. Такая у меня круговерть была, что хоть головой в омут кидаться, – менты за мной гонялись, двое суток по пятам шли, все мозоли оттоптали. Вот и пришлось. Ладно, сейчас не об этом. Я…
Щукин не успел договорить. Он вдруг увидел в мутнеющих глазах Семена приближающуюся смерть и замолчал. Семен еще секунду ловил ртом ускользающий ночной воздух, потом дыхание со свистом вышло из его уже отказавшихся работать легких. Поэтому последние слова Семена были едва слышны.
– Джип мой… – просипел Семен, – за стеной стоит. Хватай Лильку… вези ее домой. К Седому. Слышь, Колян. Я, кажется, все… Если… сразу не получится… свяжись с моими парнями в этом городе… Филин… Петя Злой… Адрес…
Коснеющими губами Семен выговорил адрес и замолчал уже надолго – закинув голову назад и закрыв глаза. Потом снова заговорил, но как только он разомкнул губы, красная пена закипела у него на губах, и Щукину стало ясно, что его старинный приятель не проживет на этом свете более одной минуты.
– Колян… – шепнул Семен, гаснущими глазами ища глаза склонившегося над ним Николая, – Лильку… надо Седому вернуть. Очень надо…
Как только отзвучали эти слова, голова Семена запрокинулась, а глаза его на мгновение вспыхнули, будто увидели то, что не может увидеть ни один из живущих на земле людей, – и все происходящее на планете стало для Семена мизерным и ненужным.
А через три секунды он умер.
* * *
Набирая скорость, черный джип покинул заваленный трупами пустырь и понесся по темным извилистым улицам пригорода. Когда Щукин вырулил на дорогу, ведущую прямо в центр, позади него завыли милицейские сирены.
– Этого еще не хватало! – зарычал Николай и взглянул в зеркало заднего вида, но ничего там не увидел.
Звук сирены удалялся, а не приближался. Значит, ехали не за ним, а на пустырь. Щукина, похоже, еще не успели вычислить.
– И слава богу, – вслух произнес Николай, – но куда же мне ехать с Лилей? В больницу ее нельзя – это однозначно. А видок у нее не самый лучший. Ей бы на больничной койке пару дней отдохнуть. Или сразу взять курс к Седому? Но у меня ни документов нет, ничего. Оружия нету, да и денег немного осталось. И к тому же негоже так просто расставаться с Ляжечкой и с другими веселыми ребятами, которые эту карусель затеяли. Хотели со мной поиграть?
Распаляясь, Николай сплюнул себе под ноги и увеличил скорость. Лиля на заднем сиденье пустыми глазами глядела в никуда.
– Поиграть захотели со мной?! – непонятно к кому обращаясь, заорал Щукин. – Давай поиграем! Только теперь играть будем по моим правилам…
* * *
– Вот блин… е-мое… – Проснувшийся Капитон выглядел хмурым и раздражительным.
– Доброе утро, – промурлыкала Анна, она подняла голову в тот самый момент, когда Капитон открыл глаза – дожидалась его пробуждения.
– Сколько времени? – хрипло спросил Капитон, очевидно, забыв про свои наручные часы.
– Половина десятого, – сказала Анна, поглядев на стоящий на тумбочке возле кровати будильник.
– Чего-о?
– Половина десятого утра, – уточнила Анна.
Капитон, постанывая и кряхтя, сполз с кровати и направился к стулу, где висела его одежда.
– Все просрал, блин… – бормотал он, шаря по своему пиджаку в поисках мобильного телефона. – Слушал твои басни и водку пил… До пяти часов. Почему это, интересно, мне не звонили, как все прошло?
– Что прошло? – простодушно спросила Анна.
– А вот это не твое дело, – бросил Капитон. – Куда я мобилу свою подевал?..
Найдя телефон, он попытался включить его – тыкал толстым пальцем в кнопку.
– Что за хреновина?.. – нахмурился он. – Не работает…
Он открыл отсек для зарядного устройства и долго смотрел туда, выпятив нижнюю челюсть.
– Устройство разрядилось, что ли? – проговорил он наконец. – Тьфу ты, мать твою за ногу, я же его выключил. Совсем обалдел по пьянке. Ну да ладно, все удачно пройти должно было – без сучка и задоринки, как говорится. Надо же – выключил телефон. – Капитон усмехнулся. – Вот отчего мне никто не звонил… Ах ты, мать твою!
– В магазине обманули? – предположила невнимательно, но прилежно слушавшая Анна.
– Говорю, не включил телефон…
– Пить надо меньше, наверное, – сладко улыбнулась Анна, – а то у тебя по пьянке не только телефон не работает…
Капитон угрюмо покосился на нее из-под косматых бровей, но ничего не сказал.
– Как же мне теперь… – забормотал он. – И зарядное устройство село ко всему прочему… Ой, что-то нехорошее у меня предчувствие. Не люблю такие совпадения… Зарядить надо было вовремя. У тебя есть телефон? – Этот вопрос предназначался Анне.
– Есть, – ответила она, – он в прихожей на полочке. А что случилось?
Не отвечая, Капитон рванул в прихожую, свалив по дороге стул. В прихожей он загремел телефоном и еще чем-то, набирая номер, и принялся орать в трубку так громко, что Анне не надо было даже прислушиваться – наверное, всем соседям по лестничной клетке было слышно.
– Алло! – надрывался Капитон. – Борис?! Борис, это ты? Гриша? А где Борис? Как?.. Не понял, повтори. Что-о? Кто его завалил? Что значит – твоя информация подтвердилась?.. А как пацаны?.. Федюня? А Лысый? И Лысого тоже? Вот блядство… Кого еще?.. Сивого? Всех?! Понятно. Сучары… Выяснили, кто это был?! Я же вам, дебилам, давал наводки на того урода – на Матроса!.. Пошел на хер, урод! Ты передо мной ответишь, понял? Чтобы к вечеру было известно, чьих рук это работа… Не один же Матрос завалил всех… Что ты за идиот такой, Гриша, – посетовал Капитон. – Какой вообще расклад ты мне дать можешь? – спросил он, немного сбавив тон.
Телефонная трубка что-то довольно долго крякала. Капитон слушал, кивая так мрачно, будто ему в красках описывали детали его завтрашней казни на электрическом стуле.
Потом он встрепенулся.
– А Семен? – закричал Капитон в трубку. – Семен живой?.. Как это – не знаешь? А кто знает?! С телкой что? Опять не знаешь? Кр-ретин…
Трубка снова что-то взволнованно прокрякала.
– Какие такие чужие? – удивленно спросил Капитон. – Что ты мне паришь? Пять трупов, и никого из них не смогли опознать… Что? Да? А почему мне не доложили? Я тебе покажу – не успели, придурок… Опиши мне его по-быстрому… Того, кто с Матросом был, – кого! Не меня же… Да мне насрать, что вы его один раз только видели… Что? Правда? Борода? – Капитон замолчал. Молчал он примерно минуту. – Ничего не понимаю, – упавшим голосом пожаловался в трубку Капитон. – Если Матрос и этот бородатый везли телку на встречу с этими чужими, чьи трупы никто опознать не может, то почему эти пятеро оказались мертвы, раз ты говоришь, что пацанов Семена и самого Семена на месте положили? Что за херня получается?! Выходит, по-твоему, что этот бородатый и Матрос просто так взяли и перестреляли и тех и тех? И своих и чужих? Бред какой-то… Ты что, Гриша, пьяный? Погоди, ведь расклад… – Капитон осекся, бросив взгляд на открытую дверь комнаты, где находилась Анна. – Ну, тогда… Тогда это крутой пацан – бородатый. Или такой же отморозок, как Матрос…