– Ляжечка, – прожевав, проговорил Щукин, строго и холодно глядя поверх лысой головы собеседника.
– А?
– Хочу тебе тоже кое-что сказать.
– Да? – обрадовался Ляжечка. – Что?
– Я с детства страдаю плохим пищеварением, – сообщил Николай, вертя в руках металлическую вилку, – и есть у моего организма одна особенность, не изученная еще докторами…
– Какая это? – заинтересовался Ляжечка.
– Принимать пищу я должен в тишине и спокойствии, – ровно продолжал Щукин, – а если какая падла мне помешает, то у меня в мозгу затемнение выходит и я могу эту падлу запороть. Понял? И ничего мне за это не будет, потому что у меня справка есть.
Ляжечка открыл рот, испуганно посмотрел на Николая и, дернув губой, неуверенно захихикал.
– Шутишь? – вопросительно проговорил он.
Щукин с самым серьезным видом прикинул у себя на руке вилку.
– Ладно, – поднялся Ляжечка, – доедай, я сейчас. Распоряжусь насчет шашлычка и бутылочки… Колбаска, сырок, пиво… Сухарики, хуе-мое… К тому же, Колян, у меня к тебе есть дельце… Хе-хе… Дельце очень прибыльное и почти безопасное. Только вот один я, боюсь, не справлюсь. Подмогнешь?
– Не собираюсь, – ответил Щукин, тем не менее оставаясь сидеть на своем месте.
– Да это просто удача, что я тебя здесь встретил! – всплеснул руками Ляжечка, словно от самого неподдельного счастья. – Ты себе представить не можешь, как мне херово здесь! Ни одного знакомого лица, постоянно прятаться приходится… Вылезаю только в этот кабак, и все. А тут тихо, хорошо на Северной Пустоши. Мусора не гуляют, патрули не чаще чем раз в месяц – по большим праздникам, кирнутых собирают. Ну а я в таких случаях из своей норы не вылезаю – дураков нет. На нарах париться я больше не собираюсь.
– Слушай, – спросил вдруг Николай. – А откуда бабки у тебя? Ведь ты, как я понимаю, сейчас на дно ушел? В одиночку ты не работаешь, я знаю… Тебе, для того чтобы хоть какое-то бабло поднять, надо замутить подлянку типа липового акционерного общества или на худой конец фирмы по реализации смазки для гондонов.
– Обижаешь! – развел руками Ляжечка. – А старые накопления? Я ведь тертая росомаха – у меня, кроме подкожного жирка, еще кое-какая бациллешка имеется. Первое правило честного человека – натырить побольше, чтобы побольше себе на черный день отложить.
– Понятно, – усмехнулся Щукин и профессиональным взглядом ощупал карманы Ляжечки.
Николай и сам не понял, почему он не ушел тогда – когда Ляжечка суетился насчет водки, шашлыка и прочего. Наверное, потому, что трепотня Толика про его отрыв от федералов казалась вполне вероятной, да и грязное кафе было вроде бы местом вполне безопасным, куда редко заглядывает милиция. А может быть, Николаю хотелось еще немного отдохнуть перед долгой и, судя по всему, трудной дорогой, а скорее всего, им снова овладел бес, сидящий в нем с рождения и требующий все новых острых ощущений.
Да и деньги Щукину нужны были, а Ляжечка вроде был при деньгах. Кто знает, как повернется дело дальше, – может быть, представится возможность маленько облегчить кошелек Толика.
В общем, Щукин остался в кафе.
Нет, это не означало, что он так легко согласился выслушать предложение Ляжечки… Просто… Сосиски были еще не доедены, да и не хватило бы их для окончательного насыщения, а сниматься с места только из-за того, что в кафе присутствует человек, который тебе неприятен, Щукин не собирался. Он за последние сутки и так порядочно побегал, то от милиции, то от неведомого кого-то, который явно наступал ему на пятки, а снова убегать – да еще от такого ничтожного существа, как Лажечников… Нет, Щукин себя уважал.
Глава 5
– А дельце простое, – сипел в ухо Щукина Ляжечка, – надо помочь одним достойным людям перевезти кое-кого… недалеко – в Швецию.
– Достойные люди – это кто? – жуя шашлык, осведомился Щукин. – Мусора, что ли? Или федералы?
– Да ты что! – возмутился Ляжечка. – Я же тебе говорил – я в розыске! Какие могут быть мусора!
«Между прочим, – подумал Щукин, – похоже, этот придурок не врет. Ведь проверить, в розыске он или нет, проще простого. Другое дело, что я этого не смогу, меня самого менты гоняют, как крысу в подвале, но Ляжечке-то откуда это знать»?
– Ну, так что за люди? – снова поинтересовался Щукин.
– Я и сам, честно говоря, не знаю, – сокрушенно ответил Ляжечка. – Понимаешь ведь – меньше знаешь, крепче спишь. Просто позвонили, просили помочь. Рекомендации передали через моих старых знакомых – тех, кому я не поверить не могу. Я потом звонил, выяснял – все нормально. Мои заказчики – люди серьезные и верные. К мусорам или федералам никакого отношения не имеют.
Щукин хмыкнул.
– Что? – снова спросил Ляжечка. – Все не веришь?
– Не верь. Не бойся. Не проси, – напомнил Щукин своему собеседнику нерушимые тюремные правила.
Тот рассмеялся.
– Ну, ты же не на зоне сейчас, – сказал он, – какой-то ты… Слишком подозрительный. Я вот тебе доверился, а ведь у меня гарантии нет, что ты сейчас не пойдешь и мусорам меня не сдашь…
– Ну, ты!..
Щукин даже поперхнулся.
– Думай, что говоришь! – рявкнул он на съежившегося Ляжечку. – Я тебе не мусорская сука, а честный вор! Это вот ты у нас, – добавил Николай, – не знамо чья с улицы Ильича…
Ляжечка помедлил немного, разлил по стаканам водку и заговорил снова:
– В принципе дело плевое, – шептал он на ухо Щукину, постоянно оглядываясь, – тут только… надо хватку иметь такую, как у тебя, чтобы незаметно провезти… того, кого надо… через границу. Я согласен выступить в роли организатора. А бабки после поделим. Я тебе тридцать процентов отдам.
Щукин опрокинул стопку и, прищурившись, посмотрел на Ляжечку.
– Хитрый ты жук, – констатировал он.
Ляжечка довольно захихикал.
– Хоть волосенки-то у меня выпали, но умишко еще остался, – сказал он, погладив себя по лысой голове. – Так ты согласен, Колян? Тридцать процентов от всей суммы – это бешеные бабки.
Щукин неопределенно пожал плечами.
– Ну, насчет процентов, это мы с тобой еще поговорим, а сейчас разложи мне все по полочкам. Кого, куда и зачем везти.
Толик даже взвизгнул от удовольствия и подпрыгнул на стуле, почувствовав доброжелательные нотки в голосе Щукина. Он налил еще водки.
– Значит, так, – заговорил Ляжечка, – объект – это девочка двадцати лет. Кто она такая? Дочь какого-то богатенького папика, кого именно, мне не говорят, но я так понял, что этот самый папик – жутко крутой тип, чуть ли не олигарх, ну или бандюк крутой. Не знаю, короче – денег у этого типа до хрена. Вот дочку-то его и вытащили в большую жизнь. Папик хватился и, конечно, в ФСБ стукнет или в ментуру, или по братве пробивать начнет, хотя его предупреждали, чтобы он шухер не поднимал и ни к властям, ни к кому не обращался. А если дочку его за кордон вывезут, тогда ментам и «браткам» уже не достать ее. Вот тогда можно будет и о выкупе поговорить. Но это уже не наше с тобой дело. Наше дело – девчонку переправить в Швецию. А это просто. Сажаем ее в тачку… То есть ты сажаешь ее в тачку и везешь в Питер. Потом маленько пережидаешь там на конспиративной квартире – и на паром. Знаешь, такие… «Силья Лайн» вроде, фирма… Или как там она еще называется…
– SILYA LINE, – вспомнил Щукин.
– Ага, ага…
– Где девчонку сейчас держат?
– В этом городке и держат, – сказал Ляжечка, – только где точно, я не знаю.
– Так-так… И на кого ты мне предлагаешь работать, тоже не скажешь?
– Нет, к сожалению, этого я сказать не могу, – проговорил Ляжечка, всем своим видом показывая, как ему жаль, – потому что сам не знаю. Так ты согласен, да?
Щукин кивнул, глядя при этом в сторону.
– Отлично, – просиял Ляжечка, очевидно, восприняв этот кивок как знак согласия. – Значит, я жду тебя через час на двадцатом километре – это недалеко от Сосновой Рощи, знаешь, да?
– Знаю.
– Тачка будет – синяя «шестерка». Номера – три, шесть, два. Запомнил?
– Ага.
– По рукам? – произнес Ляжечка, протягивая Щукину пухлую ладонь.
Николай скосил глаза на руку Ляжечки и откровенно зевнул.
– Ладно, – закуривая, сказал Щукин, – в принципе и этих сведений мне более чем достаточно. Город этот, где девчонку спрятали, маленький…
– Ты чего? – забеспокоился Ляжечка.
– Да ничего, – пожал плечами Николай, – раздумал я в этом деле участие принимать. Не нравится мне это дело. А вот пойти и ментам наводочку кинуть – можно. Надо привыкать приносить пользу родной стране… Позвоню сейчас, через часок в этом городке не протолкнуться будет от вооруженных и агрессивно настроенных людей. Кстати, в этом вонючем заведении есть телефон?
Ляжечка открыл рот и часто-часто заморгал белесыми ресницами.
– Колян, – сдавленно заговорил он, – шутишь, да? На понт берешь?
– Мне, Толя, бабки нужны, – проговорил Николай. – У тебя сколько с собой есть?
Минуту Ляжечка сидел, неподвижно глядя в одну точку и пытаясь понять, потом, когда наконец понял, одеревеневшей рукой достал толстый бумажник и шлепнул его на стол.
– Колян, – сдавленно заговорил он, – шутишь, да? На понт берешь?
– Мне, Толя, бабки нужны, – проговорил Николай. – У тебя сколько с собой есть?
Минуту Ляжечка сидел, неподвижно глядя в одну точку и пытаясь понять, потом, когда наконец понял, одеревеневшей рукой достал толстый бумажник и шлепнул его на стол.
– Благодарю, – вежливо произнес Щукин, пряча бумажник в карман. – Лопатник-то оставить? Он дорогой – кожаный вон, с отделениями…
– Ты же согласился? – сглотнув, прошептал Ляжечка.
– Ага, – сказал Щукин, – согласился. Чего ты так забеспокоился-то? Я ведь у тебя в долг взял. Богатым буду – отдам. Неужто и вправду поверил, что я ментам стукануть могу? Нельзя, Ляжечка, людей по себе мерить.
Ляжечка поднял на Щукина глаза, и надежда заблестела в них.
– Договор наш в силе? – спросил он. – Ты будешь на двадцатом километре через час?
– А как же?! – засмеялся Щукин, вставая из-за стола. – Жди меня, и я приду. А пока у меня дела… Покедова!
И он покинул кафе, оставив несчастного Толю Ляжечку в полном недоумении.
* * *
Щукин шел по направлению к трассе, ведущей за город. На его душе теперь было легко и спокойно – приличная сумма денег грела карман, а впереди была долгая дорога, на все время которой он был довольно сносно обеспечен.
Про Ляжечку он не думал вовсе. Хотя версия Толика о его отрыве от федералов и объявлении в розыск была достаточно правдоподобна, сюжет с похищением дочери какого-то крутого толстосума казался Щукину несколько сомнительным. Если дело и обстояло так, как рассказал ему Ляжечка (а судя по тому, как он испугался, когда Николай пообещал позвонить ментам, именно так оно и обстояло), то каша заваривалась серьезная, а, как известно, в процессе подобной варки обычно избавляются от мелких исполнителей, как только они становятся ненужными, – после выполнения миссии. Это гораздо дешевле, чем платить какие-то деньги. Так что быть компаньоном Ляжечки Щукину не очень-то хотелось. Он, конечно, не прочь был ввязаться в какую-нибудь рискованную авантюру, но только при условии, что он сам всем будет заправлять, лично. А работать черт знает на кого, да еще когда впереди полная неизвестность – нет, это Щукину не очень-то нравилось.
У него были деньги, был выбор и была свобода. И он шел вперед.
Выбравшись на трассу, Щукин присмотрелся к первой попавшейся машине, мчащейся в нужном ему направлении, и усмехнулся.
– Похоже, начинается для меня удачное время, – пробормотал он, – после полосы хронического невезения.
И снова усмехнулся.
Дело в том, что в красной «девятке», которая после сигнала Щукина немного сбросила скорость и свернула к обочине, водителем была женщина. Да еще какая! Высший класс девочка.
Смазливое личико, с изрядным, правда, слоем косметики, но достаточно свеженькое, умело и со вкусом уложенная прическа и фигурка – насколько можно было определить на расстоянии – более чем приятна на вид, а значит, и на ощупь… «Девятка» остановилась. Щукин открыл дверцу, заглянул в салон и удовлетворенно кивнул, получив возможность получше оценить фигуру девушки.
– Подбросишь, красавица? – осведомился Щукин, разглядывая обтянутые очень короткой юбкой бедра девушки.
– А куда красавец едет? – без малейшего смущения поинтересовалась та.
Своего дальнейшего маршрута Щукин не знал даже приблизительно, поэтому неопределенно махнул рукой туда, куда, по всей видимости, направлялась прекрасная автолюбительница.
– Я в Питер, – сообщила девушка.
– О! – обрадовался Щукин. – И я туда же.
– Садись, – разрешила девушка.
Щукин немедленно плюхнулся на переднее сиденье в непосредственной близости от красивых ног умопомрачительной длины. Хлопнул дверцей и тут же, не успела «девятка» тронуться с места, завел разговор.
Николай давно научился сложному искусству веселить случайного собеседника так, что к концу разговора знал об этом собеседнике все, тогда как тот, пытаясь потом вспомнить о Щукине хоть что-нибудь определенное, только морщил лоб и растерянно щелкал пальцами.
Взвинченные последними событиями нервы Щукина успокоились, и уже через полчаса девушка – ее звали Анна – называла Щукина по-простому Сергуня, а на вроде бы случайное прикосновение его рук к своим стройным ногам реагировала звонким смехом.
Машина катила вперед, а Щукин чувствовал себя все лучше и лучше. Анна легко трещала ему о своей нелегкой, но и нескучной жизни, а он кивал в ответ, изредка вставляя комментарии к ее рассказу, вызывающие у девушки приступ неуемного веселья.
Как Николай выяснил почти сразу же, Анна была… проституткой. Работала она в Питере, а домой, в какую-то глухую деревеньку, ездила навестить родителей, которые, конечно, считали Анну студенткой, удачно устроившейся на престижную, хорошо оплачиваемую работу. Правда (этот случай Анна рассказала Николаю спустя пятнадцать минут после знакомства), как-то ее отец приезжал к ней. Причем умудрился попасть в то самое время, когда Анна принимала клиента – как она выразилась, очень серьезного человека с большим тугим брюхом, с неизменным пистолетом в кобуре под мышкой и со странным именем Капитон.
– Никогда такого имени не слышал, – сказал на это Николай, хотя он лично знал Капитона – довольно известного в Санкт-Петербурге преступного авторитета.
– Ну вот, – продолжала свое повествование Анна, – зависаем мы с Капитошей, значит, и вдруг звонок в дверь. Он меня спрашивает – ты ждешь кого-нибудь? А я ему – н-нет, никого. А он «ствол» из кармана тянет. Я уж испугалась – Капитон-то сильно пьяный тогда был – начнет палить вдруг… Ну и иду в прихожую…
Щукин слушал, кивая головой.
* * *
– Кто там? – негромко спросила Анна, подходя к двери.
– Это я, – ответил ей знакомый голос.
Анна медленно отперла дверь.
– Батя?.. – назвала она его, как привыкла называть с самого раннего детства.
– Привет, доча, – поздоровался ее гость, переступая через порог и сваливая на пол в прихожей тяжелый грязный мешок. – Вот… картошечки привез тебе. Да как ты похорошела! Да как ты выросла! – сказал он, хотя за то время, пока они не виделись, Анна не прибавила в росте ни сантиметра. – Прямо красавица стала!.. Я думал, ты в университете, думал, тебя дома не застану.
– У нас сегодня день научной работы, – вывернулась Анна, – я дома занимаюсь… Все нормально! – крикнула Анна сидящему в комнате Капитону.
– А это кого… тут?.. – угрожающе вдруг возник в дверном проеме комнаты мутноглазый Капитон в одних широких семейных трусах. – Х-хто это? – косноязычно осведомился он у Анны, которая незаметно облегченно вздохнула, когда увидела, что свой пистолет Капитон все-таки спрятал.
Растерянно пощипывал реденькие усики на бледном веснушчатом лице совершенно не похожий на Анну щуплый и низкорослый ее отец.
– Это мой батя, – представила Анна, – Павел Павлович. А это, – она указала на Капитона, – мой жених…
Вполоборота повернувшись к Капитону, она подмигнула ему, как бы предлагая включиться в веселую игру. К великому счастью Анны, Капитон юмористически хрюкнул и протянул застывшему на пороге у приоткрытой входной двери Павлу Павловичу ладонь.
– Кап-питон Иванович.
– Па… Павел Павлович, – пискнул тот в ответ.
– Пошли, Палыч, – пригласил Капитон, – дерябнем за приезд…
И сам, пошатываясь, направился в комнату.
– Он вообще-то хороший, – начала нашептывать Анна отцу. – Он и не пьет почти, только иногда срывается… Ну, ты знаешь, как это бывает…
– Ага…
– А так мужик хоть куда. Богатый.
– Палыч! – завопил из комнаты Капитон. – Ну, ты где? Я уже разлил!
Павел Павлович вздрогнул и устремился на зов.
– Я сейчас закусочки приготовлю! – крикнула ему вслед Анна.
Она прошла на кухню и прислонилась горячим лбом к прохладной дверце холодильника.
«Что же это такое происходит? – вертелось у нее в голове. – Вот черт принес папашку… Пока хорошо, что Капитон нажрался и мало что соображает. Кажется, все происходящее видится ему забавной игрой… А если что-нибудь… Ой, мама!»
Из комнаты раздавались заздравные тосты и громкое чмоканье.
«Отца быстро напоить нужно, – подумала Анна. – И назад домой отправить. Нечего ему тут делать. Вот Капитон ляпнет что-нибудь не то… Захочет похвастаться, как он меня тут два дня пластал, а батя вздумает свои отцовские права качать… И сам на кулак нарвется, и мне все дело своими глупостями испортит. И чего ему не сидится в своей деревне вонючей?.. Хорошо еще, что Капитон, пресытившись женским обществом, теперь должен нуждаться в собеседнике мужского пола. Пускай они про политику поговорят или о чем там еще… Черт, да что со мной! О чем могут бандит и колхозник разговаривать? Одна надежда, что отец быстро напьется, он у меня пьянеет скоро…»
Когда Анна, через полчаса примерно, внесла в комнату горячие закуски, Капитон и Павел Павлович, обнявшись, задумчиво тянули «По тундре, по железной дороге». На столике, рядом с бутылками дорогой водки, стояла пятилитровая бутыль деревенского самогона – молочно-белой жидкости с устрашающим сизым отливом.