Серафимовский источник
«Кто переносит с молитвою удары невольных искушений, тот делается смиренным, благонадежным и опытным».
Преподобный Серафим Саровский
VI
В лесу, на полпути от келии к монастырю, лежал большой гранитный камень, на котором преподобный повел жизнь столпника. Каждую ночь поднимался он на камень и стоял на коленях, с поднятыми руками, непрестанно повторяя: «Боже, милостив буди мне грешному». В то же время отец Серафим и в пустыньке своей поставил другой камень и молился на нем в течение дня. В этом великом подвиге Старец провел тысячу дней и тысячу ночей. Трехлетнее стояние на камне изнурило отца Серафима, и у него снова заболели ноги. «Сил человеческих не хватило бы, – говорил впоследствии отец Серафим о своем столпничестве, – да я внутренне подкреплялся и утешался Небесным даром, нисходящим от Отца Светов. Когда в сердце есть умиление, то и Бог бывает с нами».
Об этом своем стоянии старец открылся саровской братии лишь на склоне дней, незадолго до кончины.
Камни, на которых отец Серафим молился, существовали долгое время. Многие почитатели святого и паломники в Саровскую пустынь откалывали себе на память кусочки от этих камней. Среди православных есть семьи, где эти частицы гранита с изображением на них молящегося отца Серафима благоговейно сберегаются годами и передаются по наследству.
Испытания отца Серафима на этом не кончились. 12 сентября 1804 года в Саровском лесу к нему подошли трое неизвестных и потребовали от него денег. Отец Серафим мог бы защититься топором – держал его в руках, но опустил топор, сложил руки на груди и сказал: “Делайте, что вам надобно”. Злодеи ударили отца Серафима обухом по голове, изо рта и ушей его хлынула кровь, и отшельник упал замертво. Связав его веревками и будучи уверены, что он уже не встанет, разбойники бросили его в сенях, а сами стали обыскивать келию. Но денег там не оказалось, обнаружили они лишь икону и несколько картофелин. Когда через некоторое время к отцу Серафиму вернулось сознание, он с трудом развязал веревки и с Божией помощью на другой день пришел в Саров – истерзанный, окровавленный, с запекшейся кровью.
Крестный ход
Руки и лицо его были в сильных кровоподтеках, выбито несколько зубов, окровавленная одежда местами прилипла к ранам на теле. Врачи, вызванные из Арзамаса, нашли, что у старца проломлена голова, перебиты ребра, отбиты легкие. Они удивлялись, как он еще остался жив. При врачебном осмотре отец Серафим уснул, и было ему видение: к постели его подошла Пресвятая Владычица с апостолами Петром и Иоанном Богословом. Проснувшись, страдалец почувствовал облегчение и испытал необычайную духовную радость. В тот же день он впервые после нападения поел немного хлеба и квашеной капусты. Пять месяцев провел отец Серафим в монастыре и, по выздоровлении, возвратился в свою пустынь.
Раны, нанесенные ему разбойниками, а также последствия ушиба, полученного от свалившегося на него дерева, изменили внешний вид некогда стройного иеромонаха. Отныне он стал согбенным и ходил не иначе, как опираясь на топорик, мотыгу или палку.
Обидчиков отца Серафима вскоре разыскали. По настоятельной просьбе старца злодеев простили. Они раскаялись пред ним, тем более, что были уже наказаны – молния зажгла их дома, и пожар, как ни старались, не сумели потушить....VII
В 1807 году скончался второй со времени поступления отца Серафима настоятель Саровской пустыни – праведный игумен Исайя, которого батюшка любил и почитал. Тяжело переживал отец Серафим кончину настоятеля. Три любимые им старца, с которыми связано было вхождение его в монастырь – Иосиф, Пахомий и Исайя, – лежали уже в могилах. Осиротелый отец Серафим задумал наложить на себя обет молчальничества. У него возникло настойчивое желание – превратить этот обет в подвиг, о котором так понятно и ясно говорил святой Амвросий Медиоланский: «Молчанием, я видел, многие спаслись, многоглаголанием же – ни единый».
Отец Серафим избегает посетителей и никого не принимает в своей Дальней пустыньке. Если же встречался с кем в лесу, то падал лицом на землю и не поднимал головы до тех пор, пока около него никого не оставалось. Один из братии раз в неделю, по воскресным дням, приносил ему пищу в пустыньку, так как отец Серафим перестал в это время ходить в монастырь даже по праздникам. И вот зимой, по заметенной снегом дороге брел, утопая в снегу, к молчальнику посыльный монах и приносил ему хлеб или каких-либо овощей. Дойдя до избушки, посыльный входил в сени и ставил пищу на лавку. Отец Серафим брал ее, не поднимая глаз на пришедшего, и клал на лоток кусочек хлеба или капусты – знак того, что следует принести в другой раз.
Около трех лет провел батюшка Серафим в полном молчании, после чего перешел к высшему подвигу – затворничеству. Было ему тогда 50 лет. Собор старейших иеромонахов монастыря, проявляя заботу о молчальнике, дабы имел он возможность чаще приобщаться Святых Христовых Тайн, решил, чтобы в воскресные и праздничные дни отец Серафим приходил для приобщения в монастырь или же просто переселился бы в Саров. Молчальник, соблюдая заветы монашества, заключающиеся в полном послушании, перешел в монастырь. Это было 12 мая 1810 года. В этот день после 15-летнего пребывания в пустыни затворник Серафим вошел во врата Саровской обители. Настоятель с братией с радостью встретили его, но на другой день старец Серафим, причастившись Святых Тайн, затворился в келии, никуда не выходил и к себе никого не допускал. Ради умерщвления плоти старец под рубашкою носил толстый пятивершковый чугунный крест.
Вериг же и власяницы он на себя никогда не возлагал. И на вопрос об этом отвечал так: «Если нас оскорбят словом или делом, а мы снесем обиды по евангельски – вот и вериги наши, вот и власяница».
В затворе подвижник питался особенно скудно: толокном да рубленой капустой, а пил он лишь воду. Доставлял бесхитростную провизию сосед по келии – монах
Павел. Он ставил всё принесенное у двери и удалялся. Бывали случаи, что отец Серафим из принесенного ничего не брал, и тогда монах Павел уносил еду обратно.
Сложно и велико было молитвенное правило подвижника Серафима. За неделю он прочитывал весь Новый Завет. Иногда он за книгой как бы замирал, погружаясь в созерцание, и неподвижно стоял пред иконой. Во все праздничные и воскресные дни, после ранней обедни, отец Серафим у себя в келии приобщался Святых Тайн.
Чтобы памятовать о смертном часе, отец Серафим поставил у себя в сенях дубовый гроб. Около него он часто молился, непрестанно подготавливая себя к вечному покою.
...VIII
Прошло пять лет строгого затвора: за это время старец Серафим заметно ослаб, но сроки подвигов его еще только начинались. Старец не нарушил своего затворничества и безмолвия даже в приезд Тамбовского епархиального архиерея Ионы (ставшего потом экзархом Грузии). Преосвященный пожелал видеть старца-подвижника. Владыка подошел к келии отца Серафима в сопровождении игумена Нифонта, но дверь оказалась запертой. Желание игумена проявить некоторую настойчивость, чтобы старец открыл дверь, не встретило у владыки сочувствия: «Не надо, как бы нам не погрешить через сие», – сказал он и, отойдя от келии, оставил затворника в покое.
...25 ноября 1825 года было отцу Серафиму новое видение Богоматери. Матерь Божия наказала ему выйти из затвора и принимать всех, кто будет нуждаться в его утешении, советах и молитве. Здесь же Богородица повелела отцу Серафиму создать новую обитель в Дивееве и указала место для нее. Главным делом Саровского Старца в последние восемь лет его земной жизни становится создание Дивеевской девичьей общины и попечение о ней.
Преподобный Серафим кормит медведя
IX
Сохранились многие случаи поразительного влияния простых бесед о. Серафима даже на равнодушного посетителя. «Мы нашли старца в Ближней пустыньке на работе, – вспоминал один посетитель, – он разбивал грядку мотыгою. Батюшка Серафим любил беседовать с иноками. Он учил их точному исполнению иноческих правил, ревности в церковном служении. «На жизнь нашу, – говорил подвижник, – надобно смотреть как на свечу, делаемую из воска и светильни и горящую огнем. Воск – это наша вера, светильня – надежда, а огонь – любовь, которая всё соединяет вместе: и веру, и надежду. Свеча дурного качества издает смрад при горении и угасает – так смрадна в духовном смысле и жизнь грешника пред Богом. А потому, глядя на горящую свечу, особенно когда стоим в Божием храме, вспоминаем начало, течение и конец нашей жизни: ибо тает свеча, зажженная пред Ликом Божиим, – так с каждою минутою умаляется и жизнь наша, приближаясь к концу. Эта мысль поможет нам менее развлекаться в храме, усерднее молиться и стараться, чтобы жизнь наша пред Богом была похожа на свечу из чистого воска, не издающую смрада».
Для спасения души великую силу имеет Причастие. Приступать ко Святому Причастию отец Серафим советовал во все двунадесятые праздники и никак не упускать четырех постов в году. О спасительном значении Таинства Евхаристии он говорил так: «Если бы мы и весь океан наполнили слезами, то и тогда не могли отблагодарить Господа за то, что Он изливает на нас жизнь и питает нас Пречистою Своею Кровью и Телом, которые нас омывают, очищают, оживотворяют и воскрешают. И приступай без сомнения, не смущайся, а веруй только».
Ежедневно, с окончанием ранней обедни и до 8 часов вечера, келия старца была открыта для мирян, а для саровской братии она была открыта во всякое время. На беседу с посетителями отец Серафим обычно выходил в белом подряснике и мантии, а в дни, когда приобщался Святых Тайн, возлагал на себя еще епитрахиль и поручи.
Особенным свойством обхождения и бесед батюшки были любовь и смиренномудрие: кто бы ни был приходящий – бедняк в рубище или богач, в каком бы греховном состоянии ни находилась совесть человека, – всех принимал он, всем старался помочь и всех утешить. Сила его слова заключалась главным образом в том, что всё проповедуемое он исполнял сам. Какие духовные упражнения рекомендовал другим – сам владел ими, постигнув их благодатную силу. «Учить других, – говорил Старец, – это так же легко, как с нашего собора бросать на землю камешки; а проходить делом то, чему учишь, все равно как бы самому носить камни наверх собора».
С 1825 года, после видения ему Богоматери и с благословения настоятеля, Старец стал ежедневно ходить к Ближней пустыньке, поставленной в двух верстах от монастыря. Рядом с избушкой бил родник холодной воды, у родника столбиком стояла часовенка, по народному – каплица. Таких тогда много было по всей России – ставили их на перекрестках дорог, у родников и колодцев. Здесь старец установил икону святого Иоанна Богослова, поэтому и родник тот называли Богословским. Вокруг родника старец устроил грядки и трудился, выращивая овощи. Рядом поставили малый сруб, где отец Серафим скрывался во время жары. К вечеру он возвращался в Саров. Рано утром, часа в четыре, батюшка снова уходил в Ближнюю пустыньку в холщовом белом подряснике, в камилавке, с топориком в руке и сумою за плечами.
К тому времени многие русские православные люди со всех концов Отечества стремились побывать у старца Серафима, чтобы послушать его назидания. Имя подвижника передавалось от верующего к верующему. Особенно торжественное и великое зрелище наблюдалось в Сарове в праздничные дни, когда батюшка Серафим возвращался из храма после принятия Святых Тайн. Согбенный старец в мантии, епитрахили и поручах шел, сияя особенной светлой радостью. Тогда его старческое лицо делалось исключительно родным и приятным. По пути, в обители и в самой пустыньке – всюду ожидало его множество народа. В беседе с посетителями отец Серафим всегда говорил то, что именно в это время было самым важным, самым нужным для человека. Его слова грели сердце, приводили к раскаянию, порождали желание исправиться; они проникали в душу человека и пробуждали его спящую совесть.
Когда мы поклонились ему до земли, он благословил нас и, положив на мою голову руки, прочитал тропарь Успению: “В рождестве девство сохранила еси…”. Потом сел на грядку и приказал нам также сесть, но мы невольно стали пред ним на колени и слушали его беседу о будущей жизни, о жизни святых, о заступлении, предстательстве и попечении о нас, грешных, Владычицы Богородицы и о том, что необходимо нам в земной жизни – для жизни вечной. Эта беседа продолжалась не более часа, но этого часа я не сравню со всею прошедшею жизнью. Во всё продолжение беседы я чувствовал в сердце неизъяснимую, небесную сладость, Бог весть каким образом туда переливавшуюся, которую нельзя сравнить ни с чем на земле. До тех пор для меня в духовном мире все было совершенно безразлично. Отец Серафим впервые дал мне почувствовать всемогущество Господа Бога и Его неисчерпаемое милосердие и всесовершенство».
Кроме всего прочего, отец Серафим обладал даром прозорливости. Одному из своих почитателей он сказал: «Что мне повелевает Господь как рабу Своему, то я передаю требующему как полезное. Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе, а только веруя, что так мне указывает воля Божия. Своей воли не имею, а что Богу угодно, то и передаю».
Присутствие в нем этого таинственного дара прозорливости объясняет, почему отец Серафим, не распечатывая писем, знал их содержание и давал на них ответы.
Он предвидел тяжелые годы Крымской кампании и говорил, что на Россию восстанут три державы и много изнурят ее, но за Православие Господь помилует и сохранит нашу страну.
Старец предсказал прославление святителя Митрофана Воронежского и письменно поздравил архиепископа Антония Воронежского с открытием мощей, когда еще не было ни откровений, ни явлений у гроба святителя.
Духом отец Серафим знал многих подвижников и был с ними в общении, несмотря на то, что они жили далеко от него и он их никогда не видел. Известны, например, его прозорливые устные послания к затворнику Задонского Богородицкого монастыря Георгию, у которого тайно возник помысл – не переменить ли ему своего места на более уединенное. Причем никто, кроме него, не знал этого тайного смущения. И вдруг приходит к затворнику Георгию какой-то приезжий монашек и говорит ему: «Отец Серафим приказал тебе сказать: стыдно-де, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, чтобы оставить свое место. Никуда не ходи: Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться».
Отец Серафим обладал также даром исцелений. Приходивших к нему больных он помазывал маслом из лампады, горевшей у него в келии пред иконою Богоматери «Умиление». «Мы читаем в Священном Писании, что апостолы мазали маслом, и многие больные от сего исцелялись. Кому же следовать нам, как не апостолам?», – говорил батюшка. И помазанные им получали исцеление.
...Х
Приближаясь к концу своей жизни, Преподобный не смягчал строгого образа жизни. Вкушал один раз в день, спал сидя на полу, а в самое последнее время становился ниц и спал лицом к полу, поддерживая голову руками. Это помогало особому напряжению созерцательного настроения у подвижника, как будто он уже отделялся от земли. Понятным становился тогда и ответ старца одному паломнику, который спросил его, не надо ли передать от него чего-либо курским его родственникам. Батюшка, указывая на лик Спасителя и Богоматери, ответил: «Вот мои родственники, а для живых родных я уже живой мертвец».
В то время отца Серафима чтила уже вся Россия, а современные ему подвижники смотрели на него как на великого духовного наставника. Даже епископы писали ему и спрашивали у него совета. Особенно почитал его воронежский святитель Антоний, которого старец Серафим называл Великим архиереем Божиим. И действительно, у архиепископа Антония был неистощимый запас милосердия к людям. Это он сказал и на деле подтвердил свою мысль: «Скорбь о ближних для души иногда полезнее собственной скорби».
Старческие немощи уже настолько ослабили отца Серафима, что он не мог каждый день ходить в Ближнюю пустыньку, чтобы там принимать посетителей. Но внешний вид старца оставался светлым и радостным. Лицо белое, приятное, глаза проницательные, светло-голубые и детский румянец на щеках под густыми седыми волосами – таков был внешний облик подвижника. До самых последних дней жизни он сохранил ясный и проницательный ум. Люди, немало образованные, отзывались о батюшке как о человеке одаренном чрезвычайно, чувствовали в Старце могучий дух и живое творческое начало.
Портрет старца Серафима в издании Саровской пустыни 1863 года
Наступали последние месяцы жизни Саровского старца, он стал готовиться к смерти. Часто видели его в сенях у дубового гроба, приготовленного для себя. Возле него размышлял он о загробной жизни. Прощаясь с некоторыми из посетителей, старец говорил: «Мы не увидимся более с вами». Когда кто-то высказал желание приехать в Саров Великим постом, старец ответил: «Тогда двери мои затворятся. Вы меня не увидите».
В августе 1832 года, незадолго до кончины отца Серафима, его посетил Тамбовский преосвященный Арсений, впоследствии митрополит Киевский. Старец поднес архиерею четки, пук восковых свечей, обернутых в холстину, бутылку деревянного масла и шерстяные чулки. Затем отдельно передал ему бутылку церковного вина. Это означало, что старец просит помянуть его по смерти своей. Свечи, масло и вино, сбереженные преосвященным, затем были употреблены на литургию, которую он совершил об упокоении Старца, когда получил известие о его кончине. Батюшка Серафим приказал послать некоторым лицам письма, приглашая их поспешить с приездом к нему, а другим поручил после смерти своей передать полезные для них советы. «Сами-то они меня не увидят», – объяснил старец.