Не знаю, что хуже - жить одной, как Эви, или вместе с Манусом.
В "Брумбахе" мы с Эви обычно дремлем в одной из дюжины великолепных спален. Или усаживаемся на обитые ситцем клубные стулья, засовываем ватные шарики между пальцев ног и красим ногти. Потом занимаемся по учебникам, выданным в школе Тейлор Роббертс, за длинным полированным обеденным столом.
- Эти комнаты напоминают мне воспроизведение естественной среды обитания в зоопарке, - говорит Эви. - Полярный лед из бетона, влажные джунгли из сварных труб с пульверизаторами. Не находишь?
Каждый день после обеда мы с Эви играем главные роли в нашей личной неестественной среде обитания. Продавщиц в это время обычно не бывает - они ускользают в мужскую уборную и занимаются там с кем-нибудь сексом. А мы устраиваем дневной спектакль, привлекая к себе внимание всех покупателей.
Все, что я усвоила на занятиях в школе Тейлор Роббертс, так это то, что при ходьбе таз должен играть ведущую роль. А плечи следует держать расправленными.
Когда рекламируешь какой-то товар, необходимо провести к нему невидимую зрительную линию. Например, если это тостер, нарисуй воздушную прямую, которая соединила бы с ним твою улыбку. Если это плита, проведи к ней черту от своей груди. Рекламируя новую машину, свяжи ее незримой нитью с низом живота. Все эти трюки сводятся к единственному - к принуждению людей излишне остро реагировать на какие-нибудь рисовые пирожные или новые туфли.
Мы пьем диетическую колу на розовой кровати в универсальном магазине "У Брумбаха". Или сидим у туалетного столика и пытаемся при помощи корректирующих карандашей изменить форму своих лиц. Из темноты на нас пялят глаза люди. Мы видим только их очертания. Время от времени яркие огни ламп отражаются в стеклах чьих-то очков. Малейшее наше движение, каждый жест, каждое слово разжигает интерес окружающих. Это доставляет нам немалое удовольствие.
- Здесь так спокойно и безопасно, - протяжно произносит Эви, проводя рукой по розовому сатину стеганого одеяла, взбивая подушки. - И кажется, что ничего плохого никогда не произойдет. В академии все совсем по-другому. Или дома.
Абсолютно незнакомые нам люди в пиджаках стоят в линолеумном проходе и наблюдают за нами. Это походит на телевизионные ток-шоу, где так легко быть откровенным в присутствии целой студии народа. Можно болтать что угодно, главное, чтобы тебя слушали.
- Эви, дорогая, - говорю я. - Многие в нашем классе - гораздо хуже нас с тобой. Вот только знай меру, когда накладываешь румяна.
Мы поворачиваемся к зеркалу и смотрим на свои отражения. За нашими спинами тройной ряд наблюдающих из темноты.
- Возьми вот. - Я подаю Эви маленький спонж. - Растушуй.
И Эви начинает плакать. Когда на тебя смотрит толпа зрителей, эмоции накалены до предела. Все заканчивается приступом смеха или слезами, чего-то среднего не бывает. Бедные тигры в зоопарке! На них постоянно глазеют. Вся их жизнь - большая опера!
- Понимаешь, я перебарщиваю с румянами не просто из желания быть блистательной топ-моделью, - говорит Эви. - Все дело в том, что мне жутко не хочется стареть. Когда я думаю о том, что с каждым днем становлюсь старше, на душе делается невыносимо гадко.
Эви с трудом сдерживает слезы, сжимает в руке маленький спонж и продолжает:
- Когда я была ребенком, мои родители хотели, чтобы вместо меня у них рос мальчик. Я чувствовала себя отвратительно!
Иногда мы приходим сюда на высоких каблуках и разыгрываем драку - притворяемся, что с наслаждением лупим друг друга по губам, как будто из-за парня, которого обе хотим. А бывают и такие дни, когда в присутствии ротозеев и я, и Эви признаемся, что мы вампиры.
- Да, - говорю я. - Мои родители тоже когда-то надо мной издевались.
Интерес толпы должен поддерживаться постоянно. Эви проводит рукой по волосам.
- Кстати, я проколола гребешок, расположенный между анальным отверстием и нижним краем влагалища, - сообщает она.
Я плюхаюсь на кровать - перемещаюсь в центр сцены, - обнимаю подушку, поднимаю голову и смотрю в потолок.
- Не то чтобы предки били меня или заставляли пить кровь, как делают сатанисты, - вещаю я. - Просто они больше любили моего брата, потому что он был изуродован.
Эви тоже перемещается в центр комнаты. Она останавливается у торшера в стиле первых переселенцев и возвышается надо мной, словно фонарный столб.
- У тебя был изуродованный брат?
Кто- то из зрителей закашливается. Свет ламп отражается от чьих-то наручных часов.
- Да, мой братец был ужасно изувечен. Но все закончилось благополучно, - отвечаю я. - Он мертв.
С неподдельной напряженностью в голосе Эви продолжает расспрашивать:
- О каких именно увечьях ты говоришь? У тебя есть еще братья или сестры? Это был твой младший или старший брат?
Я вскакиваю с кровати и вскидываю голову:
- Нет! Хватит! Это слишком больно.
- Я действительно хочу знать, - отвечает Эви.
- Он был на год старше меня. Его лицо искалечило во время взрыва баллона с лаком для волос. После этого мои предки совершенно позабыли о том, что у них есть еще и второй ребенок.
Я устремляю взгляд на бутафорскую подушку и с чувством договариваю:
- Поэтому я лезла из кожи вон, пытаясь вновь завоевать их любовь.
Эви смотрит в пустоту и бормочет:
- Черт знает что! Черт знает что!
Ее игра так натуральна, так бесподобна, что я остаюсь в тени.
- Да, - медленно произношу я. - Ему и пальцем не приходилось шевелить. У него было уродство - ожоги и шрамы, поэтому и все внимание уделялось ему.
Эви подходит ко мне почти вплотную и спрашивает:
- И что же с ним случилось потом, с твоим изувеченным братом? Тебе известно?
- Он умер, - протягиваю я и поворачиваюсь лицом к аудитории. - Умер от СПИДа.
Эви не унимается:
- Откуда ты это знаешь? Я вспыхиваю:
- Эви!
- Нет, правда, - настаивает Эви. - Почему твоего брата уже нет?
- СПИД - это тебе не шуточки! - отвечаю я. Эви заявляет:
- Твоя история больше похожа на выдумку!
Вот как запросто ситуация может выйти из-под контроля. Я вижу, что Эви чувствует желание публики получить настоящую драму и просто на ходу придумывает, как реагировать на мои реплики.
- Ты видела его, своего брата, - спрашивает она, - ты видела, как он умирал? Или мертвого? Смотрела на него в гробу под звуки траурной музыки? Ты держала в руках свидетельство, подтверждающее факт его смерти?
Люди наблюдают за нами, затаив дыхание.
- Да, - отвечаю я. - Естественно.
Теперь я начала лгать и могу на чем-нибудь попасться.
- Значит, ты видела его мертвым? - повторяет вопрос Эви.
Зрители не сводят с нас глаз.
- Абсолютно мертвым. Эви спрашивает:
- Где?
- Вспоминать это слишком больно, - говорю я и отхожу к стене, смежной с гостиной.
Эви следует за мной.
- Так где же ты его видела? Люди продолжают следить за нами.
- В хосписе, - отвечаю я.
- В каком хосписе?
Я перехожу в гостиную, потом в другую, потом в следующую спальню, в кабинет, в домашний офис, а Эви неотступно шагает за мной. Перемещается вслед за нами и аудитория.
- Знаешь ведь, как это бывает, - говорю я. - Если парня-гомосексуалиста не видишь достаточно долго, можешь догадаться, что его история закончилась плачевно.
Эви смотрит на меня в упор:
- Итак, ты не уверена в том, что он мертв?
Мы пробегаем через очередную спальню, столовую, детскую, и я вскрикиваю:
- Речь идет о СПИДе, Эви! Это синоним безнадежности.
Эви резко останавливается и спрашивает:
- Почему?
Я чувствую, как с сотни различных сторон публика уходит от меня прочь.
А я действительно, действительно, действительно желаю, чтобы мой брат был мертвым. И родители хотят того же. Потому что так легче. В этом случае я - единственный ребенок. Пришел мой черед, черт подери. Мой.
Толпа покупателей рассеивается, оставляя нас наедине друг с другом в безопасности магазинных комнат. А Бог продолжает за нами наблюдать. Он готов покарать нас, если мы перегнем палку.
- А почему все это имеет для тебя такое значение? - спрашиваю я.
Эви разворачивается и идет прочь.
- Просто так.
Она замкнута в свое маленькое кольцо. И готова лизать свою задницу.
- Просто так. Забудь о том, что только что произошло.
Глава шестая
На планете Бренди Александр управлением занимается детально разработанная система богов и богинь. Некоторые из них - зло. Кто-то - само воплощение добра. Это, например, Мэрилин Монро. А еще Нэнси Рейган и Валлис Ворфилд Симпсон[Валлис Ворфилд Симпсон - супруга бывшего английского короля Эдуарда VIII, который в 1936 г. отрекся от престола]. Некоторые из богов и богинь мертвы. Другие живы.
Многие из них - пластические хирурги.
Система не стоит на месте. Боги и богини появляются и исчезают и по причине изменения статуса перемещаются с одного места на другое.
Многие из них - пластические хирурги.
Система не стоит на месте. Боги и богини появляются и исчезают и по причине изменения статуса перемещаются с одного места на другое.
Авраам Линкольн на небесах. Он преображает нашу машину в плавающий пузырь из воздуха, пахнущего новеньким автомобилем: мы едем ровно и гладко, как в красивой рекламе. Марлен Дитрих, по словам Бренди, в последние дни в ответе за погоду. Сейчас осень, осень нашей тоски.
Мы в синем гробовом нутре взятого напрокат "линкольн-тауна". Мчим под свинцовыми тучами по Интер-стейт-5. За рулем Сет. Мы всегда так сидим - Бренди с ним рядом, спереди, а я сзади. Три часа живописного великолепия между Ванкувером и Сиэтлом - вот что нас окружает. Асфальт и внутреннее сгорание продвигают наш "линкольн-таун" вперед, на юг.
Путешествуя подобным образом, можно многое повидать. Окна нашей машины постоянно закрыты, поэтому на планете Бренди Александр царит атмосфера теплой, спокойной, тихой синевы. Температура - семьдесят градусов по Фаренгейту. Внешний мир из деревьев и скал завивается и скручивается, - потому что мы смотрим на него сквозь изогнутые стекла. Мы - государство-сателлит. Мы - маленький мир Бренди Александр и летим по шоссе мимо всего, что его окружает.
Ведя машину вперед и вперед, Сет спрашивает:
- Вы не пробовали рассматривать жизнь как подобие телевидения?
У нас есть железное правило: когда Сет за рулем, радио выключено. И лишь потому, что, услышь наш водитель песню Дайан Уорвик[Дайан Уорвик - американская певица, звезда 60-х, тетя Уитни Хьюстон], он сразу начинает горько плакать. Из его глаз катятся эстиниловые слезы, а грудь разрывается от рыданий проверы. А если Дайан Уорвик поет "Берт Бакара", нам грозит наибольшая опасность - быть мгновенно перевернутыми вверх ногами или расплющенными в столкновении с встречным автомобилем.
Плач Сета, то, как искажаются точеные черты его лица и оно становится похожим на печеное яблоко, то, как он начинает щупать собственный сосок, раскрывает рот и закатывает глаза, - все это действие гормонов. Вместе с диетической колой он выпивает конъюгированные эстрогены, премарин, эстрадиол, микрофоллин. Конечно, столь большая дневная доза опасна для печени. Быть может, печень у него уже повреждена. Не исключено, что он болен раком или в его крови сгустки. В медицине это называется тромбоз.
Но мне интересно за ним наблюдать. Это весьма и весьма занятно. У Сета постепенно растет грудь. Его уверенная, твердая походка, действовавшая на женщин как магнит, отяжелела. Обходиться без дневного сна он уже не может. Все это просто потрясающе. А его смерть даст мне возможность перейти к изучению других важных для меня вещей.
Ведя машину вперед и вперед, Сет спрашивает:
- Вам не кажется, что телевидение в некотором смысле делает нас Богом?
Интересный поворот в самоанализе. Щетина на подбородке Сета посветлела. Наверное, антиандрогены сдерживают выработку тестостерона в его организме. Но ему на это наплевать. И на то, что теперь он постоянно пребывает в мрачном расположении духа. Я вижу в зеркале заднего вида лицо Сета. Выкатившаяся из одного его глаза слезинка ползет вниз по щеке.
- Неужели я единственный, кого волнуют подобные вещи? - вопрошает он. - Неужели только я из присутствующих в этой машине в состоянии правильно воспринимать окружающее?
Бренди сидит невозмутимо, уставившись в книгу в мягкой обложке. Большую часть времени она читает брошюру о пластической хирургии, в которой рассказывают в основном об операциях на влагалище. Страницы в этой книжке глянцевые и много картинок. На картинках красочно изображено все, о чем идет речь в брошюре, например, то, как должен быть выровнен мочеиспускательный канал для хорошей проходимости мочи. Или то, как выглядит клитор первоклассного качества. Бренди каждый день просматривает свою книгу. Все, что показано в ней, тебе с удовольствием сделают за каких-то двадцать тысяч долларов.
***Вернемся на три недели назад. В большой дом в Спокане, в Вашингтоне. Это был настоящий гранитный замок в Саут-Хиллз. Из огромных окон его главной ванной комнаты можно увидеть весь Спокан. Я высыпала перкодан из коричневой бутылочки в карман в моей сумке, специально предназначенный для перкодана. Бренди Александр, она рылась в шкафу под раковиной в поисках новой пилочки для ногтей. Вместо пилочки ей в руки попалась эта книга в мягкой обложке.
Теперь все боги и богини затенены новым идолом.
***Перенесемся в тот момент, когда Сет смотрит на мою грудь, отражающуюся в зеркале заднего вида.
- Телевидение на самом деле делает человека Богом, - говорит он.
Покажи мне терпение.
Вспышка.
Покажи мне понимание.
Вспышка.
Даже после нескольких недель, проведенных вместе. в пути, Сет все еще не решается встретиться со мной взглядом, постоянно прячет от меня свои великолепные, ранимые голубые глаза. А вот его новая плаксивая интроспекция не вызывает в нем ни опасений, ни тревог. Сету нет дела даже до того, что теперь внутренние уголки его век распухли и что контактные линзы выскакивают у него из глаз. Скорее всего изменения вызваны конъюгированными эстрогенами. Каждое утро Сет добавляет их в апельсиновый сок. Но все это его не заботит.
А не заботит потому, что в обед вместе с охлажденным чаем он выпивает андрокур. Но это навсегда останется для него секретом. Я действую крайне осторожно.
Бренди Александр, ее королевское величество, все еще читает книгу в мягкой обложке, положив ногу в нейлоновом чулке на приборную панель.
- Когда смотришь телевизор, можешь выбирать, к кому заходить в гости, - говорит Сет, обращаясь ко мне. - Все каналы показывают тебе чью-то жизнь, и практически каждый час эта жизнь сменяется другой. Все - как на видеосайтах в Интернете. Тебе позволено наблюдать хоть за целым миром, и о твоем вторжении никто никогда не узнает.
Бренди читает свою книгу уже целых три недели.
- Телевидение позволяет тебе шпионить за людьми, даже когда они занимаются сексом, - продолжает Сет. - Понимаешь, какой это несет в себе смысл?
Возможно, думаю я. Все это вполне понятно, особенно если сидишь на пятисотмиллиграммовом измельченном прогестероне.
На протяжении нескольких минут я смотрю в окно. Мимо нас пролетают высокие башни гор, потухшие вулканы. Картины вечной природы. Сырье в первозданном виде. Неочищенное. Необработанное. Я вижу реки, к улучшению которых человек еще не приступал. Рассыпающиеся скалы. Грязь. Растущие в придорожной пыли растения.
- Если верить в то, что у каждого из нас есть свобода выбора, тогда Бог не в состоянии нами управлять, - говорит Сет. Он убирает руки с руля и для пущей убедительности размахивает ими в воздухе. - А если Бог не может нами управлять, значит, все, что ему остается, так это просто наблюдать и переключать каналы, когда становится скучно.
Где- то на небесах мы живем на видеосайтах Интернета, а Всевышний заходит то на одну, то на другую страничку.
Золотые туфли-ногодержатели Бренди валяются на полу. Бренди облизывает указательный палец и медленно переворачивает страницу.
Мимо проносятся древние петроглифы и тростниковые заросли.
- Я просто думаю, - говорит Сет, - что телевидение делает нас Богом. А все мы, возможно, не что иное, как телевидение Бога.
Вдоль песчаного выступа бредут какие-то зверюги - американские лоси или что-то вроде этого.
- Или телевидение Санта-Клауса, - наконец реагирует на слова Сета Бренди, не отрывая взгляда от книги. - Санта-Клаус видит все.
- Санта-Клаус - всего лишь выдумка, - отвечает Сет. - Он - вымышленное подобие Бога. Санта-Клаус не существует.
***Перенесемся в день хищения наркотиков в Спокане, штат Вашингтон. Бренди Александр плюхнулась на кровать в спальне хозяев и тут же принялась читать найденную книгу. А я взяла тридцать две таблетки нембутала. Тридцать две таблетки нембутала переместились из своей бутылки ко мне в сумку. Я никогда не ем то, что рекламируют по телевидению.
Бренди продолжала читать. Я перепробовала все помады, какие нашла, на тыльной части руки.
Бренди все лежала, уставившись в книгу, на кровати с водяным матрасом, заваленной кружевными подушками.
Я положила в сумку несколько таблеток просроченного эстрадиола и половину графитового стержня. Снизу послышался голос риелтора:
- Все в порядке?
***Перенесемся на Интерстейт-5. Мы проезжаем мимо рекламного щита:
ОТЛИЧНАЯ ЕДА И СЕМЕЙНЫЕ ЦЕНЫ ЖДУТ ВАС В КАФЕ КАРВЕРА "ОСТАНОВИСЬ И ПОДКРЕПИСЬ
***Вернемся в Спокан, где нет ни темной голубики, ни розоватой ржавчины, ни баклажанных грез.
Он вроде бы не хотел нас торопить, риелтор, что кричал нам снизу, но зачем ему понадобилось кричать? Разве мы кого-то о чем-нибудь просили?
Я выглянула из ванной в спальню, где на кровати с водяным матрасом, покрытой белым пуховым одеялом, кружевом и подушками лежала Бренди Александр с книгой в руках. Она была так увлечена чтением, что казалось, перестала дышать.