— Пара таких пустяков вряд ли подействуют на нервы человеку, — назидательно заметил Фаулер, — если на них не подействовало уже что-то более серьезное.
На это Шерман ничего не ответил, потому что не нашел подходящего ответа. Не нашел он и третьей жемчужины, начал даже сомневаться, три свалились или две. Может, все же две? Он рухнул на свою койку, принялся пускать в потолок кольца дыма. Скрытый сундуком Фаулер рыгнул, поворочался и зашуршал каким-то иллюстрированным журналом. Судовые трубы плевались дымом, судно стремилось на запад. Фаулер и Шерман лежали и ждали…
Шум снаружи постепенно стихал, затем наружные огни вдруг погасли. Наступила полночь. Фаулер встал и удалился. Красавчик уселся. Пиджак, жилетка, галстук здесь. Должно быть, пошел в туалет. Шаги Фаулера затихли в коридоре. Не беспокоясь на этот раз о двери — ночная тишина давала возможность услышать шаги издалека, — Красавчик махнул к оставленной копом одежде. Вспомнил молодость карманника, резво обшарил карманы. Ага, бляха полиции Нью-Йорка. Шерман с собой оружия не носил, но у этого наверняка где-то спрятано. Надо найти… Конечно, не для того, чтобы использовать, — шуму много. Для того чтобы против тебя не использовали. Этот олух оставил один из своих чемоданов открытым, чтобы достать пижаму.
Быстро и аккуратно, ничего не переворошив, Шерман исследовал чемодан. Нету. Может быть, во втором чемодане… Или с собой носит… Тут на него что-то нашло, и Красавчик сунул руку под матрас. Вот он! Шерман вытащил магазин, высыпал патроны. Засунув пустой пистолет обратно, он услышал шарканье шагов в коридоре.
«С чем тебя и поздравляю!» — злорадно подумал он в адрес Фаулера.
Вернувшись, Фаулер переоделся и влез под одеяло.
— Ну и духота здесь! — проворчал он себе под нос. — Какой-то гнилью несет, с камбуза, что ли?
— Сейчас сбегаю на лужок, фиалок нарву, — ухмыльнулся Красавчик, поднялся и для виду тоже вышел, однако никуда не двинулся, а замер за дверью. Нет, Фаулер не делал попыток влезть в его сундук, да и вообще не покинул койку. Шерман прицелился в открытое окошко закутка между двумя каютами — и запустил туда горсть патронов. Одной заботой меньше.
Красавчик вернулся в каюту. Фаулер якобы уже спал. Скорее всего, притворялся.
Шерман снял пиджак и башмаки, улегся на койку. Движение судна, шум судовых двигателей, шум и мелькание вентилятора на фоне коридорного света… и дыхание двух смертельных врагов, преследуемого и преследователя.
Шерман, проклявший вентилятор за фокус с подсматривающим Фаулером, обнаружил в нем нечто полезное. Решетка пропускала достаточно света. Не то пришлось бы полночи искать замочную скважину.
Красавчик почувствовал прилив энергии и оптимизма. Он лежал и ковал планы. Сначала Манон, потом коп. Девушка ждать не может, коп подождет. Шесть дней еще впереди. Если он сейчас вдруг исчезнет, это вызовет нездоровый интерес. А там, глядишь, нагрянет непогода, да как-нибудь ненастным вечерком… Даже можно потом заорать: «Человек за бортом!» Нет, лучше первым сообщить о загадочном исчезновении соседа по каюте.
Итак, занимаемся девушкой.
По ночам в конце каждого коридора дежурит ночной стюард, на случай если пассажирам что-нибудь в голову взбредет. От него следует избавиться. Но не стоит его сюда звать, чтобы он стуком не разбудил соседа. И надо отослать его достаточно надолго, чтобы он не застал самого Красавчика с прекрасной дамой в обнимку. Или даже одного. Ну, это еще куда ни шло… Человеку в любой момент может по нужде приспичить. Всего, конечно, не предусмотришь, но все надо обдумать.
6
По тому, как человек дышит, можно сказать, спит он или притворяется. И Шерман в этом искусстве собаку съел. Есть, правда, и другие искусники, которые умеют дышать так, чтобы их принимали за спящих. И Красавчик, как ни старался, не мог решить, не с таким ли искусником он имеет дело. Дыхание Фаулера углублялось медленно, постепенно, ритмично. Оно стало размеренным, размашистым, в нем проявились характерные побулькивания, очень артистично исполненные. Ни в коем случае не грубый халтурный храп, а лишь легонькие зацепочки в носоглотке.
«Спит, — заключил Шерман. — Так долго он бы не вытянул, слишком велико напряжение».
Он сполз с койки, натянул пиджак, чтобы прикрыть белую рубаху. Подобрал рубашку испачканную, скомкал ее в кулаке. Ключ от сундука положил на пол перед собой. Напустив слюны в ладонь, Красавчик постарался как следует увлажнить замок и обе наружные пряжки, чтобы устранить возможные скрипы. Замок отперся тихо, но в пряжки вделаны звучные пружинки, которые ничем не заглушить, хоть заплюйся. Красавчик осторожно отстегнул каждую из пряжек, зажимая их скомканной рубашкой и сведя щелчок к скрипу колена кузнечика-подагрика. Затем тяжким взглядом смерил соседа. Фаулер пребывал в той же позиции, все так же мерно функционировала его дыхательная механика.
Сундук открылся практически бесшумно, если не считать шороха шмоток внутри, и Красавчик снова перевел взгляд на Фаулера — вернее, невольно отвел взгляд от трупа. Некогда трусить, некогда! Тем более что просто так ее не выдернешь оттуда, сразу посыплются всякие деревяшки, сломанные и несломанные. Такой поднимется грохот! Красавчик осторожно удалил все, что мешало. Девушку вытащил последней. Слава всем святым, не тяжелая.
Пришла пора вызывать на сцену стюарда с его небольшой, но важной ролькой. Конечно, можно попытаться незаметно прокрасться мимо него, но риск слишком велик. Вдруг этому дурню взбредет в голову высунуться из своей ниши-дежурки. Другой вариант — оставить покойницу в каюте и пойти побеседовать со стюардом в коридоре. Но и здесь риск недопустим. Фаулера какая-нибудь муха укусит, он проснется и завопит с перепугу. Значит, нужно вынести ее в коридор, засунуть в щель между каютами и не дать стюарду завернуть за поворот. И — главное — четко рассчитать время.
Красавчик подволок труп к двери, прижимая к себе, как чревовещатель прижимает куклу, открыл и придержал дверь, чтобы не дать качке громыхнуть ею о переборку. Дверь не издала ни звука, но хлынувший из коридора поток яркого желто-оранжевого света заставил Шермана покрыться холодным потом. Свет не попадал на Фаулера, но оказался очень уж ярок. Опустив труп за порогом, Красавчик вернулся в каюту и вызвал стюарда. Тут Фаулер его испугал. Он как будто вдруг замер, перестал сопеть, грудь его тоже замерла. Но нет, ему, наверное, примерещилось это со страху и от перенапряжения. Примерещилось или нет, надо шевелиться. Звонок стюарда в каюте не слышен, Шерман это знал. Он снова выскочил в коридор, прислушался. Едва заслышав шаги, направился навстречу.
Волоча ноги, Красавчик завернул за угол, зашаркал к стюарду.
— Вызывали, сэр? — спросил стюард.
Шерман привалился лбом к плечу ночного дежурного.
— Ох, худо мне, — просипел Красавчик, как будто из последних сил. — Чашечку черного кофе покрепче, если можно. Перебрал я за ужином чуток…
— Разумеется, сэр, — бодренько отозвался стюард, но вместо того, чтобы развернуться и удалиться, сделал шаг в сторону, чтобы обогнуть Шермана и продолжить путь.
— Куда? — ахнул посеревший Красавчик. — Разве кухня…
— Главный камбуз ночью закрыт, сэр, — охотно пояснил стюард. — Но вы не беспокойтесь, у нас при курительном салоне имеется отличный бар с буфетом…
«Вот тебе и кофе!» — мелькнуло у Шермана в голове. Морская посудина бешено взвилась и ухнула в какой-то водоворот. Язык Красавчика, однако, молол, а тело двигалось, подчиняясь каким-то неясным рефлексам. Не соображая, что он делает, Шерман компанейски подвалил к стюарду, чуть не подмял его под себя, полуобнял, сопровождая по коридору и загораживая неэстетичное зрелище. К счастью, сотрудник пароходной компании гвардейским ростом не отличался.
— Зря я бренди залил шампанским, — бормотал Красавчик. — А какую бурду выдают за кофе в Париже!.. Ну, мою каюту найти нетрудно…
Стюард исчез в другом конце коридора, а Шерман не выдержал, рухнул. Как стоял, так и сел, обливаясь потом, слезами и соплями.
«И все это ради того, чтобы не помереть двумя десятками лет раньше положенного!» — злобно подумал он.
Некогда рассиживаться! Красавчик заставил себя подняться на ноги и, подхватив тело убитой ювелирши, поволок ее к выходу. Впереди никого, над головой фонарь, здесь развилка. Можно, конечно, подняться, спуститься — а зачем? Чтобы привлечь внимание дежурного стюарда верхней или нижней палубы? Ни к чему эти изыски, и отсюда нырнет, главное — пробраться подальше к корме.
Он снова опустил труп, на этот раз усадил его в плетеное кресло; выглянул.
Никого. И тьма кромешная.
Красавчик дрожащими руками подхватил тело, и вот уже зловещая парочка заковыляла во тьму. Но еще надо было снять ожерелье! Впереди белая стена, в ней виднелись черные четырехугольники окон… Вот и штабель складных палубных шезлонгов, рядом три разложенных, очевидно, остались от засидевшихся допоздна пассажиров. На одном из них даже плед валялся.
Он снова опустил труп, на этот раз усадил его в плетеное кресло; выглянул.
Никого. И тьма кромешная.
Красавчик дрожащими руками подхватил тело, и вот уже зловещая парочка заковыляла во тьму. Но еще надо было снять ожерелье! Впереди белая стена, в ней виднелись черные четырехугольники окон… Вот и штабель складных палубных шезлонгов, рядом три разложенных, очевидно, остались от засидевшихся допоздна пассажиров. На одном из них даже плед валялся.
Красавчик положил труп на шезлонг, склонился над шеей покойницы. Платок с лица почему-то до сих пор не свалился… Прилип, что ли? Бр-р… Это его платок, большой, ей аж до плеч достает. Красавчик приподнял платок, и им тотчас завладел порыв ветра, унес и зашвырнул неведомо куда.
Красавчик нащупал конец проволоки, распиленной им возле пряжки, и замер в отчаянии.
Проволока была на месте, куда ж ей деться. Но голая, невидимая в темноте. Весь жемчуг верхнего ряда исчез! Должно быть, рассыпался, пока Шерман ее тащил, тряс да перехватывал. То есть Красавчик устроил жемчужную тропу к себе. Прямо мальчик-с-пальчик какой-то… Только сказочка мрачная получается.
Конечно, жемчужины не лежали на месте, закатывались куда-нибудь, но… Рассыпался жемчуг только верхнего ряда, остальные два слишком вжаты в покойницу.
Лишь только он успел осознать это открытие, сделанное не глазами, а кончиками пальцев, как тьма перед ним сгустилась, и он услышал голос Фаулера:
— Ну, давай остальные, что ли, для комплекта. У меня тут, видишь ли, не хватает…
Шерман автоматически набросил на покойницу одеяло и пружинистым шагом направился к Фаулеру, собираясь для прыжка. Он скорее чувствовал, чем видел вытянутую к нему руку с пистолетом. Вопрос в том, пуст ли его магазин, сообразил ли сыщик проверить его и перезарядить.
7
Шерман обходил Фаулера по дуге, стараясь прижать его к борту. Шезлонг с покойницей оказался, таким образом, ближе к нью-йоркскому сыщику, но тот смотрел лишь в сторону Красавчика, не отворачиваясь. До Шермана дошло, что коп не знал всей правды. А на шезлонге ничего не приметил, в лучшем случае скомканный плед.
Конечно! Иначе б уже все сирены выли и прожекторы сияли. Фаулер не видел Шермана с ношей, воображал, что напал на след какого-то жулика или воришки.
«Но сейчас он ее увидит, недолго осталось», — подумал Красавчик и ускорил шаг.
— Дать? — пробормотал он. — Дать? Сейчас получишь!
— Но-но, крутой больно! — Фаулер вытянул перед собой левую руку с бляхой, не убирая правую с пистолетом. — Полиция города Нью-Йорка! — веско проронил он, как козырного туза бросил.
Перезарядил или не перезарядил? Теперь Красавчика Шермана мучил только этот вопрос. Что ж, пора проверить.
Он рванулся вперед, вложив в удар всю массу тела. Ненавистный шпик рухнул, Шерман плюхнулся на него сверху, продолжая обрабатывать кулаками. Еще падая, Красавчик ощутил животом дуло пистолета и услышал щелчок спускового крючка. Вместо грохота выстрела, однако, последовал глухой удар затылка Фаулера о палубу. Фаулер обмяк. Ненадолго, всего на минуту. Но этого времени хватило, чтобы дотащить сыщика до ограждения, перебросить через него, как половую тряпку, и спихнуть вниз. Пистолет вывалился из разжатой ладони полицейского, тело рванулось вниз, но как раз в этот момент сознание вернулось к нему, и левой рукой он успел схватиться за фальшборт. Вес падающего тела чуть не разорвал сухожилия, инерция развернула Фаулера, на краткий миг он встретился глазами со своим убийцей. Жалкая гримаса на физиономии исторгла бы слезы сострадания из глаз самого дьявола, но на смерть его обрекал современник и согражданин.
— Не-е-е-ет! — завопил он отчаянно.
Однако нога Шермана, просунувшись через прутья ограждения, уже поставила точку в судьбе Фаулера. Физиономия его исчезла. Единственное, что от него осталось на палубе, — бляха полиции города Нью-Йорка.
Красавчик подобрал бляху, взвесил ее в руке.
— Возьми с собой, коп, на том свете пригодится! — И бляха полетела за борт.
Выполнить то, для чего Красавчик сюда, собственно, и притащился, оказалось теперь как бы бесплатным приложением к основной работе. Он, можно сказать, просто прогулялся до шезлонга и обратно. Засунул в карман изуродованное ожерелье.
«Дорого оно мне досталось», — подумал он и замер.
Палубу залил яркий свет. Шерман дернулся, сжался, выпрямился… Бежать некуда.
Со всех сторон стояли стюарды, моряки, офицеры. Все смотрели на него, на Красавчика Шермана, и смотрели неласково. Да и снизу доносился шум, туда тоже не удерешь. «Разве что в воду…» — подумал Шерман, но тотчас обругал себя за глупость. Черт дернул этого шпика орать, не мог помереть спокойно, с достоинством!
«Они ничего не видели, ничего! — уговаривал он себя. — Опоздали, свет включили позже…»
Люди подходили к нему не торопясь, готовые к сюрпризам с его стороны. Первый помощник держал в руке пистолет, направленный должным образом и сопутствуемый надлежащим взглядом. Серьезный господин. Засветились прямоугольники окон. Это уже не барьер, это, пожалуй, тупик. Последняя остановка, чуял Шерман, несмотря на попытки самоутешения.
В мозгу внезапно замигал сигнал тревоги. Сеть смыкалась. Сейчас они возьмут его, и ничего уже нельзя будет сделать. Надо без промедления оторваться от того, первого преступления.
Красавчик небрежно оперся спиной о стойку ограждения, как будто поджидая приближающихся к нему. Столь же небрежно, как бы скучая, сунул руки в карманы. Когда они подошли вплотную, он вытащил руки и незаметно, прикрыв руку телом, сделал движение в сторону ограждения. И ожерелье отправилось догонять Манон.
Какой убыток!.. Но шкура дороже.
Глаза первого помощника сверкали сталью. Сталь в его руке гипнотизировала грудь Красавчика Шермана.
— Что вы сделали с Фаулером?
— Я? С Фаулером? Позвольте, он дрыхнет у себя в каюте 42А. Мы с ним не сиамские близнецы. Что, разве судовые правила запрещают размять ноги на свежем воздухе?
Следующим высказался старый знакомый Шермана, судовой стюард:
— Меня сразу насторожило, как он кофе заказал, сэр. А когда я принес кофе, в каюте никого не оказалось. Только распотрошенный сундук. Они дрались, должно быть…
Тут раздался истерический женский вопль из иллюминатора:
— Офицер, офицер! Кто-то упал на палубу напротив моего окошка, крича «Не-е-е-ет!» во все горло… Я вскочила… — Она всхлипнула.
Первый помощник внимательно слушал, но ни ствола, ни глаз с Шермана не спускал.
— А его сверху — ногой по голове, прямо в лицо! Я… я сразу потеряла сознание… — Женщина зарыдала, послышалось утешающее ее негромкое мужское воркование.
Сеть затягивалась все туже.
— Крик все слышали, — высказался наконец первый помощник. — А теперь и свидетель нашелся.
К первому помощнику подбежал капитан, на ходу заправляя рубаху в штаны. Они обменялись несколькими фразами, но ствол так и буравил грудь Шермана, рядом с которым уже выросли два здоровенных типа в морской форме. Пистолет сменили наручники.
— Я арестую вас по подозрению в убийстве, — провозгласил капитан. — Руки вперед! Мистер Моултон, займитесь им, прошу.
Парни с боков помогли Шерману вытянуть вперед руки. Все уставились на ссадину на костяшках Красавчика, оставленную железной челюстью Фаулера.
Красавчик вздрогнул от прикосновения стали к запястьям.
— Я тут ни при чем! — заявил он наконец. — Он сам свалился. И я его не трогал. Мало ли, что ей привиделось!
Но в таких условиях не поборешься за справедливость. Даже и голоса твоего не услышат. Бас капитана гудел, как барабанная дробь у эшафота. Первые из сотен, тысяч вопросов, которые с этого момента будут кусать его, как бешеные слепни.
— У вас был мотив для убийства этого человека?
Отвечать, не отвечать? Но мстительные боги искореженной судьбы знали, что и когда сделать. Они ответили за него, послав с нижней палубы еще одного стюарда. В обеих вытянутых вперед руках этот чертов сын волок, как будто боясь обжечься, бляху Фаулера и искореженное ожерелье.
— Я только что обнаружил это на палубе В, сэр. Услышал крик, пошел проверить, и тут этот значок упал прямо мне под ноги, ветром скинуло. Я включил свет и нашел еще это ожерелье, намотало на поручень, тоже ветром.
Шерман уставился на два предмета.
Ветер… Ветер судьбы. Две достаточные улики. Вот и выбирай: острый нож Венсеннской гильотины или электрокресло одной из федеральных тюрем. Точнее, гадай на кофейной гуще, выберут за тебя другие. Умереть-то он, конечно, сможет только один раз, но утешит ли его то, что одной смертью он обманул другую?
— Запереть и охранять, — приказал капитан. — В карантине сдадим федеральным властям.
Шерман безвольно поплелся в указанном направлении, полагая, что ниже падать некуда, но тут же понял, что заблуждался. Капитан показал первому помощнику желтый бланк принятой радиограммы: