Вдруг бритоголовый зацепился ногой за телефонный провод, потерял равновесие и с грохотом рухнул на пол. При этом он выронил пистолет и подозрительный сверток. Пистолет отлетел к ногам Юрия Петровича, а сверток схватил зубами героический фокстерьер.
Охранник, в отличие от Тихона, не проявил мужества и бесстрашия. Вместо того чтобы завладеть пистолетом преступника и с помощью этого оружия совершить задержание, он отфутболил пистолет в дальний угол, выскочил в холл, добежал до своего закутка и нажал на тревожную кнопку. Впрочем, именно так он и был обязан действовать согласно должностной инструкции.
Зато фокстерьер повел себя куда более мужественно. Гордо зажав сверток в зубах, как свою законную добычу, он отбежал в сторону, за стеллаж, где в большой деревянной кадке произрастало экзотическое растение с огромными листьями, напоминавшими ладони с растопыренными зелеными пальцами.
Фокстерьер – норная собака, то есть он замечательно умеет рыть землю, что и делает при каждом удобном случае. Вот и сейчас Тихон в считаные секунды вырыл в кадке глубокую ямку, засунул в нее свой боевой трофей и мгновенно засыпал его землей.
Тем временем бритоголовый злодей поднялся на ноги, обежал стеллаж и увидел фокстерьера, который с самым независимым видом сидел посреди комнаты, облизывая запачканный землей нос.
– Куда ты ее дел, скотина?! – завопил злодей.
Этот крик был не более чем проявлением гнева и безысходности.
Разумеется, фокстерьер ничего не ответил. Напротив, увидев своего врага, он с новыми силами бросился на него и очень ловко разодрал бритоголовому брюки.
В это время за окном завыла сирена – это к бизнес-центру подъезжала машина оперативной группы.
Бритоголовый выругался, подобрал свой пистолет и поспешно ретировался с поля боя, оставив его в распоряжении гордого фокстерьера.
Через минуту в помещение ворвались оперативники.
Юрий Петрович доложил им о происшествии, предъявил открытый сейф. Тут же командир опергруппы дозвонился до администратора бизнес-центра. Господин Пышкин еще не заснул, он мгновенно оценил ситуацию и через полчаса приехал на место происшествия. Оглядев ограбленный офис, он нашел телефон владельца фотоателье. Однако того не было дома, и Пышкин дозвонился до бухгалтера фирмы.
Анна Валерьевна переполошилась, примчалась на такси и прямиком бросилась к вскрытому сейфу.
Ознакомившись с его содержимым и убедившись, что самое, с ее точки зрения, ценное – финансовая документация и квартальная отчетность фирмы – осталось на месте, не пропала даже небольшая сумма наличных денег, которую хранили в сейфе на случай непредвиденных расходов, Анна Валерьевна облегченно перевела дыхание и сообщила представителям компетентных органов, что у них ничего не пропало.
– Выходит, Юрий Петрович, ты их вовремя спугнул! – проговорил господин Пышкин, уважительно взглянув на охранника. При этом он придал своему лицу двойственное выражение, дав тому понять, что видит робко прятавшегося за кадкой фокстерьера, но не хочет поднимать скандал в присутствии посторонних.
Но Юрий Петрович решил, что ситуация сложилась в их с Тихоном пользу и грешно этим не воспользоваться.
Когда опергруппа закончила все дела и уехала, Пышкин, закрыв за ними дверь, вернулся в комнатку охранника и строго проговорил:
– Думаешь, я не заметил твою собачонку? Я тебе, кажется, ясно говорил, чтобы ее здесь не было!
Юрий Петрович, однако, был уже готов к нелицеприятному разговору с начальником и с ходу перешел в нападение:
– Это не собачонка какая-то, а замечательный охранный пес! Между прочим, это он предотвратил преступление! Собственноручно, как говорится! Слышали, что бухгалтерша сказала? Из сейфа у них ничего не пропало, а почему? Потому что Тихон мой сражался с преступником, как лев! И мало того что он спас материальные ценности – он и мою личную жизнь спас! Обезоружил, можно сказать, преступника! Так что вы не гнать его должны, а благодарность объявить в приказе и премию выдать в лице килограмма мясопродуктов!
– Ну уж и в приказе! – попятился Пышкин, не ожидавший от безобидного дежурного такого энергичного отпора. – Ну уж и премию! Ну ладно, Петрович, можешь приводить сюда своего волкодава, раз уж он у тебя такой героический!
Анна Перегудова заглянула в черную сумочку из кожзаменителя и тяжело вздохнула. В этой сумочке она хранила все свои незначительные сбережения. Сейчас в ней оставалось сто сорок рублей пятьдесят копеек.
И раньше-то Анна едва сводила концы с концами, чтобы прокормить себя и своего непутевого брата, а теперь похороны Виктора пробили в ее бюджете огромную дыру – такую же, как айсберг в борту «Титаника». Чтобы не пойти ко дну, нужно было срочно изыскать где-то хоть немного денег. Хотя бы на оплату квартиры и электричества...
Анна вспомнила брата и громко всхлипнула. Конечно, Витя создавал ей множество проблем, но она помнила его беспомощным малышом и не могла смириться с тем, что его больше нет...
В очередной раз она развернула сверток, который ей выдали в милиции, – вещи, найденные в карманах ее убитого брата.
Носовой платок, который она буквально накануне смерти выстирала, выгладила и положила в Витин карман, – чтобы все у него было прилично, как у людей... расческа, в которой застряло несколько его волосков... кошелек, в котором была жалкая мелочь...
Еще среди возвращенных вещей оказалась какая-то небольшая металлическая коробочка с портретом бородатого дядьки на крышке. Анна не знала, откуда эта коробочка взялась у брата, и не хотела знать. Она подумала, что коробочка красивая и может стоить каких-то денег, а деньги ей очень нужны!
Неподалеку от дома она видела магазин, в витрине которого были выставлены всякие бесполезные старые вещи вроде этой коробочки. Цены там были указаны сумасшедшие.
Анна решила наведаться в магазин и показать там Витину коробочку – вдруг за нее тоже что-нибудь дадут, хоть за квартиру заплатить...
Особенных дел у нее не было. Анна в несколько минут собралась, завязала Витенькину коробочку в аккуратный узелок и вскоре уже входила в магазин.
Когда она открыла дверь, громко звякнул колокольчик. Анна от этого звука оробела и хотела уйти прочь, но ее уже заметил продавец, молодой парень с веснушками на носу, и с важным видом проговорил:
– Я вам чем-то могу помочь?
От этих слов Анна еще больше растерялась. Прежде ей никто не предлагал помощи – наоборот, каждый норовил как-то притеснить или обжулить одинокую женщину. Впрочем, этот парень тоже, может быть, хочет ее одурачить и вежливое обращение – это маска, которую он надевает, чтобы вернее ее обхитрить?
Анна огляделась по сторонам.
Ее окружали какие-то совершенно бесполезные вещи – разрозненные чашки и тарелки, вазочки с отбитыми ручками, закопченные подсвечники, керосиновые лампы... кому может понадобиться такое барахло? А цены-то, цены! Одна чашечка стоила больше, чем целый импортный сервиз, которым Анна с завистью любовалась в посудном магазине! Нет, люди совсем одурели! Особенно — богатые...
Кроме них с продавцом в магазине был еще пожилой мужчина приличного вида, который внимательно разглядывал витрину со старинными монетами.
– Так чем же я могу вам помочь? – напомнил о себе продавец.
Анна опасливо огляделась, подошла к прилавку, развязала узелок и поставила на прилавок коробочку.
– Вот, – проговорила она робко. – Вот, коробочка у меня...
– И что же вы хотите? – проговорил продавец снисходительно, прежде чем взглянул на коробочку.
– Так, это... может, вы у меня купите... – залебезила Анна, жалобно глядя на парня.
С ним, однако, происходило что-то странное.
Он уставился на коробочку. Глаза его расширились, словно он увидел привидение, лицо его сперва побледнело, затем покраснело.
– Коробочка... – повторил он чужим деревянным голосом. — Взглянул на Анну с некоторым, как ей показалось, испугом и спросил: – И откуда же у вас эта... гм... коробочка?
– От мамы, покойницы! – быстро проговорила Анна. Она по дороге придумала правдоподобную, как ей казалось, историю и теперь хотела твердо держаться ее. – А у мамы она от бабушки. Бабушка у меня была из поповского сословия, а кто на крышке – это ее дед, он священник был, оттого у него и борода...
Последнюю деталь она придумала только что, на ходу, и была ею очень довольна – про бородатого священника вышло убедительно.
– От мамы, значит? – Продавец взглянул на Анну, прищурившись, но женщина выдержала его взгляд, сохранив в собственном взоре полную безмятежность.
Леша, разумеется, сразу узнал ту табакерку, которую всучил человеку Загряжского. Как она попала к этой тетке? Черт ее знает! Украла, что ли?! Послать ее подальше, ведь неприятностей не оберешься! Увидит Старик «коробочку», начнет задавать вопросы, выяснит, что он перепутал табакерки, отдал ту посторонней девице... еще и с ценой там путаница получилась...
– Забирайте свою коробочку! – проговорил он, отодвинув табакерку к краю прилавка. – Мы такое не покупаем!
– Как не покупаете?! – засуетилась Анна. – Вот же у вас стоят такие! Чем моя хуже?
Она почувствовала в голосе продавца какую-то слабину и неуверенность и осмелела, решила, что ни за что не уйдет из магазина без денег.
– Значит, если пришел простой человек – так сразу не берешь! – продолжала она, набирая обороты. – Значит, если одинокая женщина, так ее всякий норовит обидеть!
Мужчина, разглядывавший монеты, забеспокоился, взглянул на продавца.
Леша подумал, что скандальную тетку непросто будет выпроводить. А может, купить у нее табакерку, да и дело с концом? Заплатить малые деньги, а продать подороже, ничего не сказав Старику, и положить разницу себе в карман...
– Ладно, не шумите! – проговорил он миролюбиво. – Раз уж вам так нужны деньги, так и быть, куплю у вас табакерку. Заплачу вам за нее две тысячи...
Анна насторожилась. Продавец явно пошел на попятную, но настоящую цену не предлагает, хочет ее обжулить. Нет, он ее еще не знает! Она своего добьется! Она у Ахмета на рынке всегда половину выторговать может, а этому шпингалету до Ахмета далеко!
– Сколько?! – переспросила она склочным визгливым голосом. – Две? Да я за две тысячи тебе и «будь здоров» не скажу! Надо же – так и норовит обжулить!
– А сколько же вы хотите? – поинтересовался Леша.
– Три! – выпалила Анна.
– Ладно, пусть будет три! – Леша вздохнул и отсчитал деньги. – Только шуметь не надо! У нас место тихое, приличное...
Анна вышла из магазина, весьма довольная собой.
Выторговала у жулика лишнюю тысячу, плохо ли? Теперь хватит заплатить за квартиру, хотя бы за один месяц, да еще немножко останется, можно будет конфет купить. Она в ларьке у метро видела очень хорошие недорогие конфеты, называются «Инопланетянка»...
– Пусть контрреволюция точит свои ножи – меня это не пугает! Я готов тысячу раз умереть за свободу!
Оратор обвел взглядом зал Конвента – и тут же разразились оглушительные аплодисменты. Молодой человек в третьем ряду вскочил и закричал, перекрывая шум:
– Мы все готовы умереть вместе с тобой! Мы готовы умереть за тебя, Робеспьер!
– Какой успех! – проговорил Жан-Поль Лесаж, повернувшись к соседу. – Однако как этот Робеспьер умеет подчинить себе слушателей! Иногда мне кажется, что он владеет какой-то магической властью, каким-то секретом...
– При чем тут магия? – возразил депутат от Лилля. – Робеспьер искренне предан делу революции, поэтому его слова находят такой отклик в сердцах слушателей.
– Помнится, год назад вы считали его вульгарным провинциалом? – Лесаж прищурился, пристально взглянул на собеседника.
– Я?! Никогда в жизни! – воскликнул тот. – Я почувствовал величие Робеспьера, едва только увидел его! А вот вы, насколько я помню, говорили о нем неодобрительно и даже собирались уехать в Англию.
– Я?! – Лесаж испуганно огляделся по сторонам. – В Англию, в это гнездо контрреволюции?! Вы меня с кем-то перепутали! У меня никогда и в мыслях не было ничего подобного! Все знают, что я – истинный патриот и подлинный революционер!
Максимилиан Робеспьер шел к выходу из зала, высоко вскинув голову. Казалось, он не замечал провожавших его восторженных взглядов, не слышал приветственных голосов. Впереди него поспешал юный Сен-Жюст, расчищая дорогу для Учителя.
Вдруг Робеспьер остановился.
Он заметил среди депутатов Конвента рослого круглолицего человека с мрачным взглядом.
– Здравствуйте, Анрио! – приветствовал он здоровяка. – Как вам понравилась моя сегодняшняя речь?
– Пустословие! – резко ответил тот. – Побрякушки для легковерных простаков! Если вы думаете, что меня так же легко одурачить, как эту толпу... Я старый солдат, стреляный воробей, и меня на мякине не проведешь!
– Я удивлен вашими словами! – воскликнул Робеспьер. – Мы с вами оба – подлинные борцы за революцию, отчего же вы относитесь ко мне столь предвзято? Заходите как-нибудь ко мне на улицу Сент-Оноре, поговорим...
– Я вижу вас насквозь! Не думайте, что меня можно сбить с толку красивыми словами!
– У меня и в мыслях этого не было! Ну же, не смотрите так мрачно! Возьмите понюшку табаку!
Робеспьер достал из кармана скромную табакерку, протянул ее собеседнику. Анрио машинально запустил пальцы в табакерку, втянул носом табак. На лице его проступило удивление.
– Хороший табачок! – проговорил он изменившимся голосом. – Очень хороший! Где вы его берете?
– Мне подарил его старый друг, – ответил Робеспьер уклончиво. – Ну так что – зайдете ко мне?
– Непременно. – На губах Анрио заиграла улыбка. – В самом деле, ведь мы оба служим революции...
Сен-Жюст удивленно и ревниво прислушивался к разговору.
Когда Робеспьер простился с Анрио и двинулся дальше, юноша спросил его:
– Учитель, почему вы уделяете такое внимание этому неотесанному мужлану?
– Потому, мой друг, что этот, как вы выразились, неотесанный мужлан имеет огромное влияние на санкюлотов, на всю эту городскую бедноту, которая заполняет улицы Парижа. По его приказу на площади может собраться двадцать тысяч голодранцев, а это – огромная сила!
За прошедший год Максимилиан Робеспьер из никому не известного провинциального адвоката превратился в знаменитого оратора, каждое слово которого, затаив дыхание, ловили депутаты Конвента, в одного из вождей революции. Но как и вначале, он жил в скромной, бедно обставленной комнате, которую снимал у столяра Дюпле на улице Сент-Оноре.
Правда, теперь по вечерам он возвращался домой не один: после нескольких покушений на его жизнь Робеспьера провожали молодые соратники во главе с преданным Сен-Жюстом или Камиллом Демуленом.
Вот и теперь рядом с Максимилианом шагал Сен-Жюст. Стараясь и это время истратить с пользой, как будто зная, предчувствуя, что он умрет молодым, Сен-Жюст расспрашивал Робеспьера о его встрече с Жан-Жаком Руссо:
– Каким он был, Эрменонвильский затворник?
– Очень естественным, – не задумываясь, отвечал Робеспьер. – Мне не приходилось встречать настолько естественных людей. Для него не было ничего важнее свободы.
– Жаль, что он не дожил до свободы! – воскликнул Сен-Жюст. – Всего двенадцать лет!
– Он дожил до свободы, – возразил Робеспьер. – Свобода была всегда с ним, она была в его душе...
Впереди показались ворота кладбища Невинноубиенных.
В проеме ворот, под средневековой фреской, изображавшей Пляску Смерти, маячила высокая фигура, закутанная в плащ с капюшоном. Рядом с этой фигурой стояла черная собака.
Робеспьер внезапно побледнел, повернулся к своим спутникам и проговорил:
– Друзья мои, оставьте меня на какое-то время. Я должен поговорить с одним старым знакомым.
– Вы уверены, Учитель, – начал Сен-Жюст, – вы уверены, что этому человеку можно доверять? Он кажется мне очень подозрительным! Вы и вправду хорошо его знаете?
– Я знаю его почти как самого себя, – мрачно ответил Робеспьер. – Повторяю – оставьте нас наедине!
– Обещайте, что, если вам будет угрожать опасность, вы позовете меня!
– Обещаю, – заверил Робеспьер своего молодого спутника.
Сен-Жюст и остальные провожатые прошли вперед и скрылись за поворотом. Робеспьер проводил их взглядом и пошел навстречу молчаливой фигуре.
– Приветствую вас, месье! – проговорил он, когда их разделяло всего несколько шагов.
– Здравствуй, Максимилиан! – ответил глухой голос из-под черного капюшона. – Я наслышан о твоих успехах! Твои речи печатают в газетах, их передают друг другу, пересказывают на рынке, как сплетни или анекдоты. Думаю, ты не разочарован? Мой подарок принес тебе большую пользу!
– Я благодарен вам, месье... – Робеспьер хмуро взглянул на своего собеседника, но по-прежнему не увидел его лица. – Я вам чрезвычайно благодарен, но...
– Но?! – перебил его раздраженный голос. – Вместо благодарности я слышу в твоем голосе неприязнь! Впрочем, чему я удивляюсь – благодарность не свойственна вашему племени!
– Нашему племени? – переспросил Робеспьер. – О каком племени вы говорите, месье?
– О людях! Так чем ты недоволен? Уж не тем ли, что я осмелился встретить тебя на прежнем месте?
– Но мои молодые ученики... – пробормотал Робеспьер. – Что они подумают? За кого примут вас?
– Ни за кого! – оборвал его незнакомец. – Они тут же меня забудут. Никто из них через десять минут и не вспомнит, что ты с кем-то разговаривал.