Она так и сказала Федору, эта не очень умная, завистливая и некрасивая девочка: «Ленке так поперло, что вау! Мы все прямо офигели, когда она сказала, что выходит замуж! И за кого! Он месяц назад зашел к нам в аудиторию, представился, говорит: Станислав Витальевич Гетманчук, работник мэрии. Какие, говорит, девчонки, у вас проблемы? Как учеба, говорит, стипендия? На жизнь хватает? Не хватает! Сам знаю, был в шкуре студента… – И засмеялся – ямочка на правой щеке! Присел на стол, прищурился, смотрит на нас… Глаза ласковые. И прикид шикарный! Ну, мы вопросики ему! И насчет спортивной площадки, и мест в общежитии, и цен в столовке… У нас самые красивые девчонки, ну, встаем, представляемся по имени, он внимательно слушает, переспрашивает, улыбается!
Только и разговоров потом было всю неделю – узнали, что разведенный, шикарная квартира в центре, из семьи – одна мама, сорок три года, жил за границей, сын во Франции. В мэрии тетки на него пачками вешаются!
А потом Ленка вдруг говорит, что выходит замуж. Мы с ней еще со школы дружим, и жили недалеко. Она ничего, но… вялая, все время спит, и давление низкое. Я, бывало, тяну ее куда-нибудь, в кино там, на дискотеку, а она отказывается. А когда пойдем, все время домой хочет. Не заводная. Но хитрая – так умела с преподавателями, что они ей сплошные автоматы! То на дополнительные останется, то в лингафонном кабинете подежурит… И всегда такая из себя… Глазки опустит, голосок тихий… Ломака! И вдруг – как гром с ясного неба: замуж выходит! Платье – зашибись! Свистела, что прислали из Парижа, из «Вога». И брюлики! Настоящие! Я была свидетельницей. Гуляли в «Английском клубе». Вся мэрия, все его друзья с женами – одно старье. А из нашей группы – одна я!
Вот повезло так повезло! Ума не приложу, чем она его… Мы с девчонками думаем, что они приворожили его, там такая мамаша… Крикливая, сама как ведьма. Они за границу ездили, по кабакам – говорит, коктейли по тридцать баксов! Шмотки привозила… У ней же ничего никогда не было! Я ей свои вещи отдавала, почти новые. А теперь – шуба норковая, еще перс, топики со стразами. Была никакая, а теперь такое гламурное кисо́ – зашибись! Но такая же рева кислая… Не впрок богатство, видать. А квартира! Пять комнат! Станислав Витальевич купил соседнюю, сделал ремонт… Все так шикарно!
Я раньше часто у нее бывала, она одно время ревмя ревела. Я спрашиваю: что с тобой, из-за мужа? Жадный? Пьет? Нет! Так в чем, спрашиваю, проблема? Не понимаешь ты, говорю… У нас вообще не за кого замуж идти, все приличное давно свалило из города, а тут такая везуха!
А потом вдруг это убийство! И главное, в тот самый вечер, когда я заскочила к ней на минутку – шла мимо, позвонила, она говорит, мужа нет, конечно, заходи! А в пол-одиннадцатого вдруг шум под окнами, народ собрался, галдят… И полиция приехала! Ленка как застыла… И молчит, только глазками хлопает! Такой ужас – не передать! То всю жизнь ревела, а то застыла, ни слезинки! Уже неделя, и никто ничего не знает. Завтра похороны… Весь город ломанется. Такой человек… А Ленка теперь – молодая богатая вдова, там такие бабки немереные – не передать! Я ей говорю: может, смотаемся куда-нибудь? Хоть в Турцию? Не сейчас, конечно, а потом… А она говорит, что у нее другие планы. Я так и села! Как ревела в жилетку, так нормально, а как я попросила, впервые за все время, так у нее другие планы! Она всегда была двуличная. Я ей никогда не прощу! Мне нужны были деньги, я попросила, раньше еще, так она не дала! Говорит, не будет просить у мужа… Ей для подруги трудно попросить! Как деньги меняют человека – не передать! Мы с девчонками все ей высказали… Так она перевелась на заочный! Конечно, правда глаза колет. Ей муж диплом сделал, все знают. Теперь поедет в Англию… А я в школе! Но знаете, между нами…»
Федор видел, что она колеблется. Прищурилась, смотрит испытующе… Он знал, что она собирается сказать… Или ему казалось, что знал. Она была прозрачна как стекло, эта девочка. Зависть и обида – гремучая смесь…
«Знаете… Ленка его не любила. Она говорила, что он хочет ребенка, а она не хочет, потому что тогда на всю жизнь, понимаете? Ну, если ребенок, то на всю жизнь! А так можно развестись и отсудить… А теперь и разводиться не надо!»
Она смотрела на него широко распахнутыми глазами маленькой девочки, делая вид, что не понимает смысла сказанного минуту назад… А что здесь такого?
Ведь правда… Одна правда и ничего, кроме правды!
Глава 19 Кайрос
Еще со времени учебы Федор Алексеев любил работать по ночам. Вокруг ночь, мир спит, тишина; на письменном столе – ноутбук, толстая керамическая кружка с кофе, листки бумаги и несколько разноцветных шариковых ручек.
Привычка работать ночью сохранилась до сих пор, и если Федору предстояло решить логическую задачу или набросать план чего угодно, будь то статья или семинар, то целый день он чувствовал себя счастливым, предвкушая ночные бдения – долгие безмятежные часы, когда никто не тревожит, не звонит, не требует, не пристает с дурацкими просьбами и вопросами. Потому что те, кто все это с Федором проделывает – коллеги, учни, друзья и просто знакомые, – спят и видят сны.
Федор чувствовал, что настало время привести в порядок мысли, накопившуюся информацию, а также плоды раздумий – записать, рассортировать и посмотреть, что получится. У него было ощущение, что он видит некую схему того, что произошло, некий порядок и логику. Вернее, не видит, а угадывает на одном из уровней подсознания – на том, что отвечает за интуицию.
Он размашисто написал на листке: «Кайрос», подчеркнул, обвел овалом, поставил восклицательный знак.
Ему нравился Кайрос – этот быстрый и ловкий бог счастливого мгновения, в которого верили древние греки. С лукавыми глазами, молодыми резвыми ногами и вечной ухмылкой на лице. Он мчится так быстро, что ухватить его за волосы… Что там ухватить! Увидеть – и то практически невозможно. Но если повезет столкнуться лицом к лицу, то можно поймать свой шанс! Единственный и неповторимый, на стыке случайных событий… Случайных – на первый взгляд! А на самом деле – единственно возможный в данной точке времени. Но тут не только везение, тут еще и аналитика! Вычислить точку и схватить Кайроса. Вычислить! Вот цель ночных бдений, когда думается плодотворно и творчески.
Тот, кто совершил убийства, ухватил свой шанс… Зачем-то это было ему нужно, вот только выиграл он или нет, и получилось ли у него создать новую реальность – покажет время. Равно как и то, сумеет ли схватить шустрого Кайроса за чуб он, Федор, и в результате создать новую реальность, прозрачную как стекло…
Кайрос в переводе – «счастливый миг», «подходящий момент для действия» и «справедливая мера вещей»…
Преступник выбрал три подходящих момента для убийства: двадцатого, двадцать второго и двадцать четвертого августа. Это первое. Было ли это счастливым мигом? Тут можно было бы поспорить по поводу терминологии, а именно – о слове «счастливый»: кому счастливый, а кому нет. А вот «подходящий» – годится. Подходящий момент для убийства. Что касается справедливой меры… Федор задумался. Убийца со своей субъективной колокольни считает меру справедливой… Для достижения его тайной цели оправдана любая мера. Так какая же у него цель, спрашивается?
Убийца не оставил следов, не тронул деньги – у таксиста Овручева выручку за несколько часов работы, у Гетманчука – приличную сумму в бумажнике и кредитные карточки. Он ни к чему не прикоснулся – выстрелил и сразу убежал. Ergo: целью убийства было убийство, а не грабеж.
В первом случае его, кажется, видели… Под вопросом. Федор сделал пометку, что нужно поговорить со свидетельницей еще раз.
Второе. Он использовал одно и то же оружие; он не подобрал гильзы – похоже, они его, как доказательство того, что во всех трех случаях был задействован один и тот же пистолет, не волновали. Следовательно, ему было все равно. Если в первых двух случаях можно с натяжкой допустить, что было темно, неподалеку находились люди и нужно было спешить, то в третьем случае спешить ему было некуда и в комнате горел свет. И тем не менее он оставил гильзу на полу рядом с жертвой. Почему? Непонятно. Или понятно, но еще нужно доказать.
И еще: количество выстрелов! Один-два-один. Что бы это значило?
Третье. Капитан Коля Астахов сказал, что в доме Светланы Овручевой, в комоде, в стопке постельного белья, были обнаружены следы ружейного масла. Можем ли мы предположить, что там хранился пистолет, из которого были убиты ее муж и Гетманчук?
Гипотетически можем. Точнее покажет экспертиза. Гетманчук был убит в субботу двадцать второго августа; Светлана Овручева – вечером в понедельник двадцать четвертого, возможно – ночью двадцать пятого. Она уже легла, но поднялась открыть гостю, который пришел без звонка – иначе она не ложилась бы, а ждала. Или звонок был не на тот мобильный телефон, который она носила в сумочке, а на тот, новый, что был спрятан в комоде; нужно уточнить у Коли. В кармане ее халата обнаружены следы ружейного масла; из чего заключаем, что, идя открывать, она взяла пистолет из комода и положила в карман халата. Зачем? Боялась гостя? Опасалась за свою жизнь?
Гипотетически можем. Точнее покажет экспертиза. Гетманчук был убит в субботу двадцать второго августа; Светлана Овручева – вечером в понедельник двадцать четвертого, возможно – ночью двадцать пятого. Она уже легла, но поднялась открыть гостю, который пришел без звонка – иначе она не ложилась бы, а ждала. Или звонок был не на тот мобильный телефон, который она носила в сумочке, а на тот, новый, что был спрятан в комоде; нужно уточнить у Коли. В кармане ее халата обнаружены следы ружейного масла; из чего заключаем, что, идя открывать, она взяла пистолет из комода и положила в карман халата. Зачем? Боялась гостя? Опасалась за свою жизнь?
Возникает вопрос: где находился пистолет после убийства Гетманчука, если спустя менее двух суток он оказался у Овручевой? Откуда он у нее? В воскресенье у нее была подруга Диана, которая осталась ночевать; в понедельник «с утречка пораньше» заявились они с капитаном. Кто передал ей пистолет и когда? Скорее всего, в течение дня в понедельник, когда подруга ушла на работу, и Овручева осталась одна.
Это так, если чисто гипотетически не предположить, что пистолет все время находился у нее, что, в свою очередь, приводит нас к мысли, что она могла быть убийцей Гетманчука. Приехали. С какого перепугу, как любит говорить капитан. С какого перепугу Овручева стала бы убивать чиновника из мэрии? Может, они встречались, и он был отцом ребенка? Муж избил ее, и она потеряла ребенка… С натяжкой принимается. А что ей сделал Гетманчук? Отказался признать ребенка? Жениться? И она отомстила обоим? Черт его знает… Дичь получается.
На листке появилась новая запись: «Проверить алиби Светланы на момент убийства Гетманчука (!)»
А откуда у нее пистолет? Откуда вообще взялся пистолет? Откуда он мог взяться?
Четвертое. А кто ее?.. Тот, кто дал ей пистолет? Одолжил на время, а в понедельник вечером пришел и забрал? И тогда она сунула пистолет в карман не потому, что опасалась гостя, а для того, чтобы вернуть хозяину. Версия! Принимается за неимением лучшей. Имеет право на существование. И тогда получается, что убийц двое.
Пятое. Зачем он убил ее? Федор вспомнил, как она испугалась, когда они пришли к ней в понедельник утром, как убивалась, по словам Коли, на похоронах, и о собственном предположении, что она мучается от чувства вины, а не от горя по мужу, который над ней издевался. И если это так, опять-таки чисто гипотетически, то убийца попросту устранил свидетеля. Или ненадежного сообщника. Сообщника… в чем? Федор сделал новую пометку: поговорить еще раз с подругой Овручевой Дианой, спросить ее о… Спросить, да! Есть пара вопросиков.
Шестое. Подруги много знают, слишком много… А если ими движут обида и зависть, то готовы утопить в ложке воды. И нужно уметь отделять зерна от плевел. Но, с другой стороны, нет дыма без огня, как говорит народная мудрость.
И что? Пока ничего. Или она сказала правду, эта девушка, похожая на Буратино, или все – навет по злобе и зависти… Поговорить с преподавателями. Пусть скажут, как коллеги коллеге… А что? Свои люди… Поговорить немедленно!
Он потянулся, взглянул на часы – половина третьего ночи. Кружка была пуста, и Федор отправился на кухню сварить очередную порцию кофе. На календаре, прилепленном скотчем к холодильнику, был отмечен ряд чисел августа: двадцатое, двадцать второе, двадцать четвертое… Сегодня было уже двадцать седьмое, и он с грустью подумал, что кончается лето… Впереди новый учебный год, осень, дожди, беспросветность… Зато потом радость – снег! Мир станет белым и пушистым. И потянутся радостные цепочки следов – больших, маленьких, птичьих… Новый год, Рождество… Он вдруг ощутил полузабытое детское предчувствие праздника… И тут же одернул себя: стареем, философ! До Нового года – как до неба. Учебный год передвинули на две, а то и на три недели по случаю ремонта в их корпусе, и конца-краю, похоже, пока не предвидится. Везуха, как сказала подружка Наташа Бушко, просто вау! Время бежит… Мчится, как насмешливый Кайрос. А там – снег, мороз и солнце… Хорошо бы! Может, удастся вспомнить молодость, достать с антресолей лыжи, организовать учней и смотаться в Еловицу! Федор с удовольствием потянулся…
Он вернулся к письменному столу с пол-литровой кружкой крепкого кофе, от одного запаха которого голова шла кругом. Уселся, пододвинул к себе исчерканный листок и задумчиво пробормотал: «Возвращаясь к нашим баранам, чисто гипотетически имею заявить, что… Гм!» – и отхлебнул кофе.
Седьмое. Вечером в субботу, двадцать второго, Гетманчук был у любовницы… Кстати, он был у нее и в четверг – ушел около десяти, и примерно в десять тридцать его убили у собственного подъезда. Савелий выдал что-то умное по этому поводу… Даже глупое в зачет, с Савелием никогда не знаешь – он как пифия, нужно уметь толковать. Что же это было? Федор задумался. Он сказал, что убийца ждал Гетманчука около дома на улице, где было светло, и пошел за ним. Во дворе было темно, лампочка у подъезда не горела, и он боялся обознаться. А это значит, что он находился где-то рядом с домом. А откуда он знал, что Гетманчука нет дома? Возможно, позвонил и спросил. Узнать у Елены – возможно, был звонок, спрашивали Гетмана, и она ответила, что его нет. Или убийца ожидал у мэрии… А откуда он знал, что Гетманчук работает в субботу? Об этом мог знать только один человек…
Спросить, что на мобильнике Светланы Овручевой (!), который был в комоде.
А где был Гетманчук в остальные дни недели, по дням, по часам? На четверг у него алиби: во время убийства таксиста он находился у одноклассницы Ирины. Жена Гетманчука Елена сказала, что он часто задерживался… В ту, последнюю неделю – почти каждый день…
Восьмое. Что-то мелькнуло в беседе с Ириной… И еще было что-то связанное с альбомом, который ему показывала Елена. Ирина узнала об убийстве Гетманчука от Регины Чумаровой… Федор вспомнил, как почему-то связал то, что сказала Ирина, и альбом Елены. И какие-то слова Елены… Какие? Он потер лоб, отхлебнул кофе. Ускользает! Ничего, дадим себе задание – подсознание будет работать не решение. Даже во сне.
Девятое. Запись беседы с первой женой Гетманчука… Как ее? Гетманчук Людмила Вадимовна. Как ключ к характеру бывшего мужа. Недаром говорят, посеешь привычку – пожнешь судьбу. Или как говорили древние: следствие равно причине. Федор достал из папки магнитофон и стал внимательно слушать. Раз, другой…
В половине шестого утра он допил четвертую чашку кофе, сложил аккуратной стопочкой листки с оперативными записями, расположил отдельно листок с перечнем вопросов – на самом верху красным цветом, большими буквами было выведено: «Кайрос!» – и выключил настольную лампу. За окном было уже светло. Федор задернул штору и упал на диван. Последней была мысль о том, что нужно позвонить Елене, обязательно, узнать, как она… Утром! Завтра… Сегодня уже…
Глава 20 Свидетельница
Разбудил Федора Алексеева телефонный звонок. В комнате царил полумрак. Часы показывали десять. Это была Елена Гетманчук. Федор отругал себя – собирался же позвонить! Проспал. Прощальная церемония сегодня в двенадцать – в большом зале мэрии.
– Леночка, как вы? – вырвалось у него. Он с трудом удержал на кончике языка «доброе утро».
– Хорошо, – сказала она неуверенно. – Мы уже собираемся. За нами пришлют машину.
– Мама с вами?
– Да… Федор, вы придете?
Он замялся. Знал, что капитан Астахов непременно почтит своим присутствием, так сказать. Елена уловила его нерешительность.
– Федор, пожалуйста! Я вас прошу! Я там никого не знаю… Будут его сослуживцы, их жены…
Она снова была маленькой девочкой под прицелом чужих взглядов – завистливых, злорадных, любопытных… Чиновники, их жены, досужий люд… Как на витрине. Он вспомнил, как она стояла в окне, смотрела ему вслед, одинокая, растерянная, и сказал поспешно:
– Конечно, Леночка, я приду, обязательно.
– В двенадцать.
– Я знаю.
– Спасибо, Федор. Вы… Спасибо!
Ему показалось, что она сейчас заплачет…
Недолго думая, он позвонил Савелию Зотову. Тот откликнулся сразу:
– Федя? Что случилось? – Савелий даже забыл поздороваться, и Федор подумал, что он теперь как гонец, приносящий дурные вести.
– Савелий, ты можешь на пару часов оставить пост?
– Зачем? Что случилось? – переполошился Савелий.
– Пока ничего. Сегодня похороны Гетманчука, в двенадцать в мэрии прощальная церемония. Позвонила Елена Гетманчук, попросила быть. Хочешь со мной?
«Хочешь» подходило ситуации как корове седло – кто же захочет добровольно принимать участие в скорбном ритуале? Савелий замялся.
– Савелий, мне нужен твой опытный глаз! Сам знаешь, во всех детективных романах сыщик присутствует на похоронах жертвы и схватывает жесты, взгляды, выражения лиц присутствующих – все, одним словом, на тот случай, если там вдруг окажется убийца. Я один просто не сумею отследить всех, запомнить и расшифровать. И мне необходим ты, Савелий. Я тут подумал… Пришло в голову сегодня ночью: наш капитан Коля Астахов, как лицо официальное, ведет свое следствие, а мы с тобой, как любители, будем вести свое. И посмотрим, кто кого. Капитан скован всякими мелочами, вроде улик, экспертиз, следственных экспериментов и других моментов, нам недоступных… Нет, это, конечно, важно, но ведь не только это! Он складывает мозаику из кусочков, а мы с тобой наоборот!