— Говорите, сеньора.
— Если Онарата жива… что вы сделаете с герцогом, ее отцом? Корсар посмотрел на нее долгим пристальным взглядом, потом сказал:
— Вы думаете, что души моих братьев успокоились? О нет, сеньора это не так…
— А Онората? — спросила маркиза.
— Судьба моя предначертана, — ответил он глухо. — Но я готов еще бросить ей вызов.
— Что вы хотите этим сказать, кабальеро?
Вместо ответа Корсар пожал ей руку и вышел быстрыми шагами, не прибавив ни слева.
В саду его ждали флибустьеры вместе с Моко, Кармо и Ван Штиллером.
— Пусть матросы с «Молниеносного» уходят, — приказал он. — Останутся только мои доверенные люди.
Он готов был уже углубиться в широкую аллею вместе с оставшимися, как вдруг остановился.
— Яра… — прошептал он со вздохом. Он вернулся в дом и снова вошел в гостиную нижнего этажа. Маркиза де Бермейо была еще там. Она сидела грустная, задумчивая.
— Где Яра? — спросил Корсар с легкой дрожью в голосе. — Я хочу видеть ее в последний раз.
— Пойдемте со мной, кабальеро, — ответила испанка, вставая.
Она отвела его в соседнюю комнату, богато обставленную и освещенную двумя канделябрами. Там, на диване из зеленого бархата, покрытая белой фландрской простыней, лежала бедная индианка.
Казалось, она спит или грезит. Ее нежные черты были спокойны, губы сложены в легкую улыбку. Тонкая струйка крови вытекала из-под простыни на ковер.
Корсар постоял, печально глядя на прекрасное лицо, потом наклонился и запечатлел на ее лбу последний поцелуй.
«Ты будешь отомщена, Яра, — прошептал он, — Корсар сдержит свою клятву».
Потом отвернулся и быстро вышел, словно пряча от маркизы свое искаженное глубоким волнением лицо.
— Пошли, — резко сказал он Кармо и его двум товарищам.
Быстрым шагом все четверо пересекли сад и вышли на улицу, направляясь к главной площади.
Несмотря на то, что спускалась ночь, грабеж в городе продолжался. Зная, что в их распоряжении мало времени и опасаясь подхода стоявших в окрестностях испанских войск, пираты грабили с яростью и неслыханной жестокостью. Из каждого дома доносились крики отчаяния, стоны, мольбы о помощи. Время от времени то в одном, то в другом доме разгорались схватки, трещали выстрелы, но флибустьеры быстро подавляли сопротивление, и грабеж продолжался.
Погруженный в глубокие думы, Корсар шел по улице и, казалось, ничего этого не видел. Кармо и его товарищи следовали за ним с немалым трудом, натыкаясь на разбегавшихся в панике людей, которые путались у них под ногами.
— Когда же он остановится, — говорил Кармо. — Наш капитан прямо вне себя!.. Черт побери! Никогда не видел, чтобы он так бежал.
— Наверное, случилось что-то серьезное, — ответил гамбуржец. — Когда капитан вышел из дворца, на нем лица не было.
— Кто знает, сколько ярости кипит у него в груди. Он не может себе простить, что упустил этого проклятого герцога. А ведь тот уже был у него на острие шпаги!..
— Этот фламандец настоящий дьявол!
— Но наш капитан непременно схватит его за рога, Штиллер. От шпаги этого человека никому еще не удавалось уйти.
— А где он найдет его теперь?
— Он отыщет его хоть в преисподней! Это я тебе говорю.
— Уже в третий раз он ускользает у нас из рук. Сначала в Маракайбо, потом в Гибралтаре, а теперь здесь.
— В четвертый раз не уйдет, — заключил Кармо.
Они как раз вышли на главную площадь, где флибустьеры устроили в захваченном городе свой лагерь.
Широкая площадь была запружена вооруженными людьми, артиллерией, пленниками и грудами товаров, похищенных из портовых складов. Отряд флибустьеров, вооруженных мушкетами, занял площадку перед дворцом губернатора, еще сотня их окружила собор, внутри которого были заперты самые богатые горожане, с которых рассчитывали получить большой выкуп.
Каждую минуту подходили все новые отряды флибустьеров с новыми пленниками, с повозками, груженными товарами или провизией, которая тут же разбиралась корсарами, стоявшими на страже.
Отовсюду слышался женский плач, визг детей, ругательства и проклятия, но никто из пленников не осмеливался взбунтоваться. Пушки, поставленные перед дворцом, и бочонки с порохом, положенные вокруг собора, сдерживали самых дерзких и успокаивали самых пылких.
— Где Граммон? — спросил Корсар у флибустьера, сидящего на бочонке с порохом с пистолетом и саблей в руках.
— В губернаторском дворце, капитан, — ответил часовой.
— А Лоран?
— Все еще удерживает форт.
— А Ван Горн?
— Следит за гарнизоном форта Сан-Хуан де Люц. Корсар пересек площадь и вошел во дворец губернатора. Это было массивное здание, имевшее вид крепости, которое тем не менее капитулировало при первом же натиске флибустьеров, хотя и располагало сильной охраной.
В одном из залов, где на ковре валялись слитки золота и серебра, мешочки с монетами и драгоценностями — плодами грабежа, он увидел Граммона.
— Золото течет рекой, кабальеро, — сказал француз, потирая руки. — У нас его уже на четыре миллиона пиастров.
— Это меня мало интересует, — ответил Корсар. — Я пришел сюда не за золотом.
— Я знаю, — ответил, смеясь, француз. — Вы бы даже отдали свое золото, лишь бы захватить этого проклятого герцога, не так ли, кабальеро?
— Да, Граммон.
— Мне жаль огорчать вас, но его среди пленных нет.
— Я это знал.
— Однако, когда кончится грабеж, я прикажу обыскать все дома в городе. В каком-нибудь тайнике я его найду, кабальеро.
— Зря потратите время.
— А почему?
— Он уже в открытом море.
— Ускользнул! — воскликнул месье де Граммон удивленно.
— Да, на борту судна под названием «Эскуриал».
— И когда же?
— Еще вчера вечером.
— Черт возьми! Кто вам это сказал?
— Одна сеньора, моя знакомая.
— Та, что присутствовала при дуэли?
— Откуда вы знаете?
— Мне рассказал Кармо. Я интересуюсь, кабальеро, вашими делами. И куда отправился этот проклятый герцог?
— Во Флориду.
— А вы?
— Я собираюсь преследовать его, — ответил Корсар решительным тоном.
— Вы нас покидаете?
— Пока нет. У меня есть еще одно дело в Веракрусе, и я искал вас, чтобы посоветоваться.
— Что вы хотите еще предпринять?
— Я должен отправиться в Сан-Хуан де Люц.
— В форт! — вскричал французский дворянин, делая удивленный жест.
— Да, Граммон.
— Что за безумство, друг мой?
— Это не безумство; я должен пойти туда, чтобы получить важные сведения.
— Которые касаются герцога?
— Его и… Онораты.
— Фламандки?.. Что это за известие?
— Говорят, что она жива.
— Вы в это верите?
— Я вам скажу, когда поговорю с человеком, который находится в форте Сан-Хуан.
— Но это неприступная крепость.
— Я знаю.
— Испанцы там не собираются сдаваться; они даже имеют намерения поприветствовать наши суда канонадой.
— Говорю вам, я все равно пойду в форт.
— Вас схватят.
— Возможно, и нет.
— У вас есть талисман?
— Простая записка. Ее нужно передать человеку, которого я хочу расспросить.
— Кому вы хотите это поручить?
— Какому-нибудь испанскому солдату.
— Выбирайте. Их у нас триста или четыреста среди пленных.
— Прекрасно! А теперь послушайте меня, Граммон. Если завтра на рассвете я не вернусь, считайте меня мертвым или по крайней мере в плену.
— Кабальеро, хотите совета?
— Говорите.
— Пошлите к дьяволу этого человека и оставайтесь с нами.
— Нет, я должен пойти туда.
— Тогда я знаю, что мне остается делать.
— Что вы имеете в виду, Граммон?
— Я буду готовить моих флибустьеров к штурму крепости.
— Вы этого не сделаете.
— Сейчас нет, но если завтра на рассвете вас не будет здесь, мы пойдем на штурм этой твердыни и с Божьей помощью захватим ее, несмотря на сильный гарнизон и шестьдесят пушек, которые ее защищают.
— Я не хочу понапрасну жертвовать вашими людьми. Если я не вернусь, предупредите Моргана, чтобы он крейсировал на моем «Молниеносном» вдоль берега в течение недели, а после пусть отправляется, куда захочет.
— И вы думаете, кабальеро, что ваши флибустьеры спокойно уйдут, зная, что вы в руках испанцев? Не надейтесь на это.
— Запретите им ввязываться в такое рискованное предприятие.
— Они взбунтуются, кабальеро: они слишком любят вас.
— Хорошо, пусть поступают, как захотят. Впрочем, я ведь тоже не так прост, чтобы дать захватить себя. Я буду действовать осторожно. Ну, так дайте мне одного пленника.
Месье де Граммон вышел и вскоре снова вернулся, ведя за собой молодого испанского солдата. Считая, что его собираются расстрелять, бедняга был бледен, как полотно, и глядел на флибустьеров расширенными от ужаса глазами.
— Вот этот может вам пригодиться, — сказал Граммон, толкая его к сеньору ди Вентимилья.
Тот взглянул на солдата пристальным взглядом, потом сказал, положив ему руку на плечо:
— Я возвращаю тебе свободу без всякого выкупа и сверх того подарю тебе пятьсот пиастров, если ты сослужишь мне одну службу.
— Говорите, сеньор, — сказал испанец, ободренный этими словами.
— Ты знаешь маркизу де Бермейо?
— Кто же ее не знает в Веракрусе?
— А Диего Сандорфа?
— Доверенного фламандского герцога?
— Да.
— Я знал его, сеньор.
— Ты немедленно отправишься в форт Сан-Хуан де Люц и передашь сеньору Сандорфу эту записку. Скажешь ему, что ее посылает маркиза де Бермейо. Я буду ждать твоего ответа у подножия восточной башни, со стороны залива. Сделаешь это — получишь пятьсот пиастров. Но берегись, если обманешь меня. Мы завтра захватим форт, и ты умрешь в страшных мучениях.
— Я предпочитаю свободу и пятьсот пиастров, сеньор.
— В полночь я буду на указанном месте.
— Обещаю вам, что приду, сеньор.
— Ступай!
— А флибустьеры меня пропустят? Граммон подозвал корсара, который возился в углу со слитками серебра.
— Эй, друг, — сказал он ему. — Проводи этого пленного до наших аванпостов. Скажешь Ван Горну, что это посланец сеньора ди Вентимилья.
И, обернувшись к Корсару, который собирался выйти вслед за солдатом, еще раз предупредил:
— Будьте осторожны, кабальеро.
— Не беспокойтесь, Граммон.
— Надеюсь снова увидеть вас еще до рассвета.
— Если судьба не рассудит иначе.
— В таком случае мы захватим цитадель и освободим вас или за вас отомстим.
Глава 21. САН-ХУАН ДЕ ЛЮЦ
Три часа спустя, когда, устав от грабежей, флибустьеры расположились лагерем на городских площадях и дали себе и жителям передышку, маленькая лодка с четырьмя пассажирами на борту отошла от берега и направилась в сторону форта Сан-Хуан де Люц.
Это были Черный Корсар и трое его храбрых матросов. Корсар сидел на руле, закутанный в широкий плащ, и лицо его было скрыто под черной шелковой маской. Матросы были одеты в испанские костюмы, у каждого на боку была шпага, а за поясом пара пистолетов. Лишь у Моко за поясом был топор, оружие страшное в его руках, которым он владел много лучше, чем шпагой.
Ночь была темная и неприветливая. Со стороны Великого Залива дул сильный ветер, бросая на берег тяжелые валы, которые налетали и с долгим ревом разбивались о дамбу. Ни один огонек не светился на стоящих на якорях судах. Только на дальнем конце мола, по ту сторону форта, сверкали с интервалами зеленый и белый огни маяка.
Время от времени, однако, быстрая молния бегло освещала бурное море на горизонте, сопровождаемая глухими раскатами отдаленного грома.
Всякий раз, когда бледный свет ее размывал темноту, Корсар быстро поднимал голову и пристально вглядывался в темную громаду форта, возвышавшегося своими зубчатыми башнями и бастионами.
— Ночь, вполне подходящая для нашей рискованной экспедиции, — сказал Кармо.
— Что ты скажешь, гамбуржец?
— Эти молнии мне не нравятся, — ответил Ван Штиллер.
— Отчего, старина?
— А если испанцы при свете их пошлют нам гостинец тридцать шестого калибра?
— Они промахнутся, уверяю тебя!
— Пусть так. А что, если солдат нас предал?
— Выбрось из головы эти страхи, друг Штиллер. Сейчас они нам ни к чему.
— Я не доверяю этим испанцам, Кармо.
— Я тоже. Но они знают, что наши флибустьеры способны захватить форт и заставить дорого заплатить за предательство. Граммон жестоко отомстит им, если с нами случится беда. Внимание, мы в самом опасном месте!..
Шлюпка находилась уже напротив выхода из порта и должна были бороться с волнами, которые с шумом врывались между молами.
Корсар поднялся, сбросив с себя плащ.
— Сильнее гребите! — крикнул он. — Следите за волнами! Шлюпка отчаянно бросалась навстречу валам, то застывая на пенящихся гребнях, то проваливаясь в пучину. В иные моменты она так раскачивалась и испытывала такие толчки, что морякам грозила опасность вылететь за борт. Однако мощными ударами весел гребцам удалось преодолеть узкий вход в порт, и вскоре шлюпка была уже под защитой мола.
Достигнув его противоположного конца, она оказалась у самых стен форта, прямо у основания его восточной башни.
— Приготовиться, — сказал Корсар.
Последним рывком шлюпка достигла небольшого углубления в скале, которое находилось под самой башней.
Кармо спрыгнул на берег и крепко привязал ее канатом к выступу скалы. Корсар, Моко и гамбуржец вслед за ним высадились на берег.
В этот момент молния разорвала темноту, осветив порт.
Какой-то закутанный в плащ человек вышел из-за скалы и двинулся к стоявшим на берегу флибустьерам.
— Вы те, кого ожидают в форте? — спросил он.
— Да, — ответил Корсар, подходя к нему. — Ты передал письмо?
— Да, сеньор, — отвечал солдат.
— И что Диего сказал тебе?
— Что он в вашем распоряжении.
— Где он ждет нас?
— На террасе башни.
— Почему он не пришел сюда?
— Он не смог бы покинуть форт незаметно.
— Кто мы, по его мнению?
— Испанцы, друзья маркизы де Бермейо.
— У него нет никаких подозрений?
— Нет, сеньор, я в этом совершенно уверен.
— Как же мы поднимемся на башню? — спросил Корсар.
— Дон Диего сбросил для вас веревочную лестницу.
— Хорошо, поднимаемся.
Однако неожиданно у него мелькнуло подозрение: что, если лестницу перережут?
— Ты должен подать какой-то сигнал дону Диего, чтобы сообщить о нашем прибытии? — обернулся он к солдату, который слегка подался назад, словно чего-то побаиваясь.
— Да, сеньор.
— Поторопись сделать это, а затем забирайся по лестнице впереди нас.
Испанец приблизил два пальца к губам и издал длинный свист. Минуту спустя с вершины башни послышался ответный свист, тут же смешавшийся с раскатом грома.
— Он ждет нас, — сказал солдат.
— Иди впереди и помни, что ты в наших руках, — угрожающим тоном сказал Корсар.
Бесшумно и быстро они пересекли площадку и оказались у основания башни. Вдоль массивной стены ее свисала веревочная лестница.
Кармо поднял голову, глядя на зубцы, которые смутно вырисовывались в темноте.
— Ну и восхождение! — воскликнул он, содрогнувшись. — Тут не меньше ста сорока футов от подножия до верха.
Корсар тоже, казалось, был несколько обескуражен высотой этого гигантского сооружения.
— Нам придется взбираться довольно высоко, — заметил он. Потом повернулся к Кармо, который с видом знатока осматривал лестницу.
— Она прочная? — спросил он.
— Веревки прочные и достаточной толщины.
— Сможет она выдержать нас всех?
— Если понадобится, то и больше. Лишь бы…
— Что ты хочешь сказать, Кармо?
— Черт возьми! — воскликнул флибустьер, почесывая себе голову. — А если эти сеньоры, которые там наверху, предадут нас?
— Испанец не сказал им, кто мы.
— Ну! Доверять такому!..
— Он хочет заработать пиастры, которые я ему обещал. И знает, что, в случае чего, ему не сносить головы.
— Тогда пошли, капитан, — решительно сказал Кармо. — Была не была!
— Иди первым! — скомандовал солдату Корсар. — Если мы отправимся на тот свет, то и ты вместе с нами.
— Сандорф не знает, кто вы, — ответил испанец. — Мне дорога моя шкура.
Он схватился за лестницу и начал карабкаться по ней без колебаний. Корсар поднимался за ним следом, потом Кармо, Ван Штиллер и последним негр.
Восхождение было нелегким. Сильный ветер раскачивал лестницу, заставлял ее колыхаться и больно ударял их о стены башни. Время от времени им приходилось останавливаться и ставить ноги в выбоины камней, чтобы уменьшить эти толчки.
С каждым шагом наверх все большая тревога охватывала флибустьеров. Опасение с минуты на минуту полететь в пропасть все больше проникало в их сердца. Учитывая, что они находились в полной власти своих врагов, в этом не было ничего невозможного.
На середине пути они остановились. Лестница вздрагивала от каких-то сильных толчков, которые, казалось, исходили сверху.
— Неужто мы свалимся? — пробормотал Кармо, отчаянно цепляясь за камень, выступавший из стены.
— Это ветер, — сказал Корсар, вытирая левой рукой пот со лба. — Смелее, вперед!
— Подождите минуту, сеньор, — дрожащим голосом произнес испанец. — У меня очень кружится голова.
— Крепче держись за веревку, если не хочешь полететь вниз.
— Дайте мне передохнуть, сеньор. Я ведь не моряк.
— Минуту, не больше, — предупредил Корсар. — Я очень спешу.
— Я тоже, капитан, — сказал Кармо. — Лучше бы я оказался на верхушке грот-мачты, чем на этой проклятой скале. Тысяча акул!.. У меня как будто дрожат колени!..
Он покрепче вцепился в лестницу и взглянул вниз. Под ним разверзалась темная пропасть, готовая поглотить его, холодная и черная, как недра колодца. Не видно было внизу ничего! Только слышался рев волн, который стал, казалось, еще страшнее. А над головой, среди зубцов башни, зловеще завывал ветер.