Он сел, и его мрачный взгляд устремился в ночное море, которое начинало понемногу освещаться.
Мириады золотых искр пробегали под волнами, поднимаясь из морских глубин. Казалось, потоки расплавленной бронзы сверкают в волнах, заставляя блестеть их пенистые гребни. Медузы кружились среди волн, похожие на светящиеся шары. А корабль тем временем плыл на всех парусах, оставляя за собой сверкающий след.
Матросы, застывшие у фальшборта на палубе, казалось, тоже были объяты какой-то тревогой, и безмолвно смотрели на волны, которые все больше переливались и сверкали.
Кармо подошел к Ван Штиллеру и дотронулся до его плеча.
— Каждую ночь, когда на борту есть погибшие, появляется в море это свечение. Ты заметил, друг?
— Да, — с дрожью в голосе ответил гамбуржец. — Так было и в ту ночь, когда мы опустили в море повешенных испанцами братьев нашего капитана.
— Взгляни на него!.. Видишь, как он смотрит на море?
— Вижу.
— Так и кажется, что он ждет появления своих братьев. Ты знаешь, что, когда море так сверкает, они покидают морскую пучину, чтобы подняться на поверхность?
— Молчи, Кармо!.. Ты меня пугаешь!..
— Ты слышал?..
— Что, Кармо?
— Так и кажется, что где-то среди снастей стонут души обоих корсаров. Слышишь?.. Словно там, наверху, кто-то жалуется.
— Это ветер гудит между реями.
— А эти вздохи?..
— Это волна бьется о борт судна.
— Ты так думаешь, гамбуржец?
— Да.
— А я нет. Мне кажется, что скоро мы увидим всплывшие из глубины трупы братьев капитана.
Тем временем сеньор ди Вентимилья продолжал пристально смотреть на море со всевозрастающей тревогой. Казалось, глаза его пытаются различить что-то скрытое за темной линией горизонта.
— Кабальеро! — позвал Морган. — Что вы там ищете?
— Сам не знаю, — мрачным голосом ответил Корсар. — Но у меня такое чувство, что вот-вот что-то случится.
— Вы думаете о ваших братьях?
Вместо ответа Корсар спросил:
— Матросы, убитые залпом фрегата, приготовлены к погребению?
— Да, капитан. Матросы ждут только вашей команды, чтобы опустить их в море.
— Подождите еще.
Он подался вперед, хватаясь за перила капитанского мостика, и, казалось, прислушивался с глубоким вниманием. На судне царила полная тишина, прерываемая только рокотом волн и стонами ветра в снастях.
Вдруг резкий крик разнесся над волнами. Казалось, он исходит из пучины морской.
— Вы слышали? — возбужденно спросил Корсар, обернувшись к Моргану.
Лейтенант не ответил, но подался вперед, пытаясь разглядеть среди сверкающих волн то, что могло издать этот крик.
— Это душа одного из моих братьев напоминает о себе, — сказал кабальеро. — Да, они еще ждут отмщения!
Далеко-далеко, на линии горизонта, появилась какая-то темная точка, которая быстро скользила по блестящей поверхности. Что это? Может, лодка, а может, какой-то морское животное — издали было не разобрать.
Несмотря на свои раны Корсар вскочил на ноги и крепко ухватился за перила капитанского мостика.
— Она там, вместе с ними! — закричал он в исступлении. — Это ее душа. А тело погребено в волнах. Онората!.. Любимая!.. Прости меня!..
— Кабальеро! — воскликнул Морган. — Вы во власти галлюцинаций!..
— Нет, я вижу ее! — в возбуждении повторил Корсар. — Смотрите, она протягивает к нам руки!.. Там, там!.. Ветер развевает ее волосы!.. Волны вздымаются вокруг ее шлюпки!.. Она зовет меня!.. Разве вы не слышите ее голос? Остановить корабль! Шлюпку на воду. И быстро, быстро! Пока она не исчезла.
Тут силы оставили его, и он упал на руки Моргана.
— Сеньор мой! — вскричала Яра, наклоняясь над кабальеро, который не подавал признаков жизни.
— Он без сознания, — пояснил Морган. — Он слишком понадеялся на свои силы. Но ничего страшного, ему просто надо отдохнуть.
— А это видение? — спросила Яра.
— Бред, — сказал Морган тихим голосом. — Отнесем его в каюту.
По его знаку Кармо и Моко поднялись на капитанский мостик, осторожно подняли Корсара, который все еще был без сознания, и отнесли в каюту. Яра и корабельный врач последовали за ними.
— Погибших в воду! — приказал Морган матросам. Останки четырех матросов, погибших в сражении, были подняты над бортом и опущены в пучину моря.
Наклонившись с капитанского мостика, Морган видел, как четыре брезентовых мешка рухнули в воду, подняв сверкающие брызги, и тут же исчезли, оставив легкие круги под блестящими волнами.
— Покойтесь с миром, на дне, рядом с братьями капитана, и скажите им, что скоро мы отомстим за обоих, — произнес он. — А теперь — на Веракрус. И храни нас Господь!
Глава 9. НЕНАВИСТЬ ЯРЫ
Когда занялась заря и стало видно, что ни один испанский корабль не бороздит море возле берегов Никарагуа, Морган покинул мостик и спустился в капитанскую каюту.
За ночь корабельный врач дважды поднимался на палубу, чтобы успокоить Моргана насчет приступа, который случился с капитаном вследствие его странного видения. По опыту зная необычайную силу духа этого человека, врач не сомневался, что к Корсару после отдыха вернется сознание, тем не менее он испытывал серьезные опасения из-за полученных им ран.
Когда Морган вошел в его просторную каюту, Корсар спокойно спал под наблюдением молодой индианки и Кармо. Дыхание раненого было спокойным и мерным, однако время от времени нервная дрожь сотрясала все его тело и имя Онораты срывалось с его губ.
— Он видит сон, — сказал Кармо, оборачиваясь к Моргану, который бесшумно подошел к постели.
— Да, ему все кажется, что он видит ту шлюпку, — ответил лейтенант. — Похоже, всю ночь он бредил.
— Вы не поверили в это видение, господин лейтенант? — спросил Кармо.
— А ты? — с легкой иронией поинтересовался Морган.
— А мне показалось, будто я видел шлюпку, бороздящую сверкающие волны.
— Бред. Это была иллюзия, происходящая от твоего суеверного страха.
— И все же, сударь, я видел даже человеческую фигуру внутри этой шлюпки, — ' с несокрушимой убежденностью утверждал Кармо.
— Значит, ты тоже бредил!
— Нет, сударь.
— Ты и твои товарищи приняли за шлюпку какое-то морское животное или ствол дерева, плывущий среди волн.
— А капитан?
— Ты же знаешь, что после той страшной ночи ему часто видится девушка, бороздящая воды Великого Залива. Но оставим мертвых и займется живыми.
— Вы тоже думаете, что она мертва, сударь?
— Слышал ли кто-нибудь о ней за эти четыре года?
— Некоторые говорят, что эта девушка не погибла. О ней рассказывают странные вещи.
— Где?
— В Пуэрто-Лимоне. Да и этот дон Пабло, управляющий герцога Ван Гульда, тоже кое-что о ней знает.
Морган недоверчиво взглянул на флибустьера и покачал головой.
— Боюсь, наш капитан никогда ее больше не увидит. Он склонился над постелью и отвернул простыню. На груди Корсара белели две повязки со следами свежей крови.
— Раны снова открылись?
— Да, лейтенант, — ответил Кармо.
— Нужно, чтобы они полностью зарубцевались к нашему прибытию в Веракрус. Шпага капитана нам очень понадобится.
— Еще десять дней — и капитан будет на ногах. Так сказал доктор.
— Я был бы очень рад, если бы Ван Горн, Лоран и Граммон встретились с ним уже здоровым.
— Где мы будем ждать эскадру с Тортуги? — спросил Кармо.
— В заливе Ассунсьон, — ответил Морган.
— У берегов Гондураса?
— Да, Кармо.
В этот момент Корсар открыл глаза и спросил едва слышным голосом:
— Кто говорит о заливе Ассунсьон?
— Это я, кабальеро, — ответил Морган.
— А! Это вы?
Он медленно поднялся, отстранив Кармо, который хотел помочь ему, и обвел комнату почти удивленным взглядом.
Луч солнца, скользящий по воде, врывался в широкое окно, отражаясь в больших венецианских зеркалах, которые украшали стены, и в серебряной позолоченной лампе.
Корсар следил за ним несколько мгновений взглядом, потом вдохнул полной грудью свежий морской воздух, врывающийся через открытое окно, и обернулся к Моргану.
— Где мы? — спросил он.
— Через несколько часов будем напротив Сан-Хуана, капитан.
— Мы плывем к берегам Никарагуа?
— Да, кабальеро.
— Кораблей на горизонте не видно?
— Наверное, уже распространился слух, что мы появились у этих берегов, и суда остерегаются выходить из портов.
— Да, они нас боятся, — прошептал Корсар. — А фрегат?
— Он не покинул Пуэрто-Лимон. Он не смог бы ни догнать нас, ни справиться с нами в одиночку.
— Тем лучше. Не сбавляйте хода. Вы знаете, что нас ждут.
— Все равно мы придем раньше, чем эскадра с Тортуги, капитан. Наш корабль самый быстрый из всех, что бороздят воды Мексиканского залива.
— Знаю, Морган.
— Как вы себя чувствуете, кабальеро?
— Неплохо. Через неделю я сам поведу мой корабль.
— Итак, мы найдем герцога в Веракрусе?
— Знаю, Морган.
— Как вы себя чувствуете, кабальеро?
— Неплохо. Через неделю я сам поведу мой корабль.
— Итак, мы найдем герцога в Веракрусе?
— Да, — ответил Корсар, и мрачная молния сверкнула в его глазах.
— Вы уверены, что он там?
— Де Рибейра признался в этом со шпагой у горла.
— Ну на этот раз герцог от нас не сбежит.
— Клянусь небом! — воскликнул Корсар с жестокой интонацией. — Мы примем все меры, чтобы не повторилась эта злая шутка, которую сыграли с нами в Гибралтаре. Впрочем, мы не собираемся осаждать Веракрус, мы ворвемся туда неожиданно. Я уже договорился об этом с Ван Горном, Лораном и Граммоном.
— Нас ждет огромная добыча, кабальеро. В Веракрусе должны быть собраны огромные богатства, ведь это самый важный порт Мексики.
— И оттуда отправляются в Испанию галеоны, груженные золотом и серебром, — сказал Корсар. — Но мне хватит и моей мести. Я оставлю вам и моему экипажу свою долю от грабежа.
— У вас в Италии достаточно земель и замков, чтобы обойтись без золота, — заметил Морган, улыбаясь. — Ведь вы и ваши братья прежде не были морскими разбойниками, как Олоне или Баск.
— Мы явились в Америку, чтобы уничтожить герцога, а не ради наживы.
— Я знаю, капитан. У вас еще есть приказания?
— Держитесь подальше от берегов Никарагуа, и как только обогнете мыс Грасьяс-а-Диос, направляйтесь прямиком в бухту Ассунсьон, избегая по возможности Гондурасского залива. Я хочу, чтобы ни один испанский корабль не видел нас.
— Хорошо, капитан, — ответил Морган и, покинув каюту, поднялся на палубу.
После ухода лейтенанта Черный Корсар несколько мгновений молчал, словно погрузившись в глубокую задумчивость. Потом он встряхнулся, и его взгляд устремился к молодой индианке.
Во время его разговора с лейтенантом Яра сидела, подогнув под себя ноги, на ковре, неподалеку от постели, и не отрывала глаз от своего повелителя.
Но как только было произнесено имя герцога, ее лицо, такое красивое и обычно такое мягкое, приняло какое-то дикое выражение, точно имя это было ненавистно ей. Ее живые блестящие глаза стали темными, и в них засверкало мрачное пламя.
Заметив наконец эту странную перемену, капитан посмотрел на Яру со смешанным чувством удивления и беспокойства.
— Что с тобой, девушка? — спросил он, когда Кармо вслед за Морганом вышел из каюты. — Ты что, сожалеешь о Пуэрто-Лимоне?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Нет, синьор мой.
— У тебя печальное лицо.
— Это правда, — ответила молодая индианка.
— О чем же ты думаешь сейчас?
— О моем отце и моих братьях.
— Ах да!.. Я вспоминаю. Ты хотела, чтобы я отомстил за тебя кому-то.
— И вы ответили мне: отомщу!
— Да, я это тебе обещал.
— Я надеялась встретить вас когда-нибудь, и жила только этой надеждой.
Черный Корсар посмотрел на нее с изумлением.
— Ты ждала меня? — спросил он.
— Да, мой синьор, и, как видите, мои надежды сбылись.
— Ты встречала меня когда-нибудь раньше? Еще до того, как я высадился в Пуэрто-Лимоне?
— Нет, до меня доходили только слухи о вас из Маракайбо, из Веракруса, и в самом Пуэрто-Лимоне, но мне была известна цель ваших набегов в Мексиканском заливе.
— Тебе?..
— Да, мой синьор. Я знала, что не жажда золота заставила вас явиться в Америку из далекой страны, а месть.
— От кого ты это узнала?
— От моего хозяина.
— От дона Пабло де Рибейры?
— Нет, от его господина.
— От герцога Ван Гульда! — воскликнул Корсар вне себя от изумления.
— Да, кабальеро, — ответила индианка, в то время как пальцы ее вцепились в угол шали, словно хотели порвать ее.
— Значит, ты знаешь?..
— Что герцог убил во Фландрии вашего старшего брата и повесил потом двух младших братьев, одного из которых называли Красным Корсаром, а другого Зеленым.
— Ах!..
— Я знаю также, что вы, сами не зная того, влюбились в дочь убийцы ваших братьев.
— Ах, Яра!.. — прошептал Корсар, прижав обе руки к груди, словно хотел успокоить биение сердца.
— Я знаю еще, — сказала она, — что после захвата Гибралтара, совершенного вами в отместку за братьев, вы узнали от испанского пленника, что женщина, которую вы любите, дочь убийцы ваших братьев, и что вместо того чтобы вонзить ей в сердце вашу шпагу, на что вы имели право, оставили ее в шлюпке в бушующем море, доверив милости Божьей.
— Значит, ты все знаешь?
— Да, кабальеро.
— А жива ли Онората? Скажи мне, Яра, она жива еще? — вскричал Корсар.
— Ах! Вы все еще любите ее! — со слезами на глазах ответила молодая индианка.
— Да, — сказал Корсар. — Первая любовь никогда не умирает, а Онората Ван Гульд была первой женщиной на свете, которую я полюбил. Роковая любовь, которая сломала мою жизнь!.. Предсказание цыганки сбылось!
Яра согнулась и спрятала лицо в ладонях. Сквозь ее пальцы бежали слезы, а грудь вздымалась от сдерживаемых рыданий.
— Я тоже полюбила тебя, еще раньше чем увидела, сеньор мой, — послышался ее прерывистый шепот.
Казалось, Корсар даже не услышал этого неожиданного признания. Его пристальный взгляд был устремлен на море, которое виднелось сквозь окно, открытое на корму. Казалось, он все еще пытается разглядеть на голубой линии горизонта ту шлюпку, которую видел прошлой ночью.
Наконец, он услышал рыдания молодой индианки.
— Ты плачешь, — сказал он. — Ты все еще думаешь о своем отце и братьях, не так ли? Может, ты вздыхаешь о диких лесах своей родины?
Нервным жестом Яра отерла слезы, катившиеся по щекам.
— Какая разница?.. — проговорила она тихо, словно бы про себя. — Нас объединяет месть.
— Ты тоже мечтаешь о мести? — сказал Корсар. — Сколько же ненависти скопилось над головами этих завоевателей Америки!.. Соберись она вся воедино, она бы смела их, как ураган.
— Моя жажда мести равна вашей, кабальеро.
— Такая же неукротимая?
— Да, мой сеньор.
— Кого они у тебя убили?
— Моего отца и братьев.
— Их убили испанцы?
— Нет, тот же самый человек, что уничтожил ваших братьев. Черный Корсар быстро поднял голову, с недоверием поглядев на молодую индианку.
— Тот же человек? — воскликнул он.
— Да, мой сеньор.
— Герцог?
— Он, кабальеро.
— Гром и молния!.. Неужели этот человек всем приносит несчастье?.. И он еще жив, все еще уходит от мести?.. Уж не демон ли он?
— Он чудовищное создание, мой сеньор.
— Но я убью его! — вскричал Корсар. — Сегодня он могуществен, в его распоряжении люди и корабли, он пользуется покровительством королевского двора, но придет день, и этот человек падет под ударом моей шпаги.
— Вы мне клянетесь?
— Нас было трое братьев, богатых и могущественных в своей стране. Однако мы распрощались с нашими землями, с нашими замками, с родными и близкими людьми и отправились в эти моря, в эти неизведанные страны, чтобы найти его. Мои братья погибли от руки этого страшного старика, но я еще жив, и тайный голос говорит мне, что я отомщу, и очень скоро. Пусть он бежит от меня, пусть прячется в самых мощных испанских крепостях, пусть поднимет против меня целую армию, я все равно настигну его и совершу акт возмездия. Я только и живу ради мести.
— Я это знала, мой сеньор.
— А теперь говори. Что сделал тебе этот человек?
— Он уничтожил всю мою семью, весь мой род, — сказала Яра, утирая слезы, вновь покатившиеся по ее щекам.
— Расскажи, как это случилось.
Яра придвинула стул к постели Корсара и, осушив платком слезы, начала:
— Наши предки долгое время не знали белых людей, прибывших из далеких заморских стран на огромных вооруженных пушками кораблях. Северный ветер доносил иногда до отдаленных лесов Дарьена вести о резне и страшных опустошениях, которые творились белыми людьми в стране ацтеков, но никто из моих соплеменников никогда не видел в лицо этих белых пришельцев.
— Да, опустошения, творимые Кортесом, — прошептал Корсар словно бы про себя.
— Могучее государство ацтеков под управлением Монтесумы было разрушено этими жестокими людьми. Индейцы, бежавшие из северных земель, принесли нам об этом известия.
— Продолжай, Яра, — сказал Корсар, видя, что индианка остановилась.
— Никто не поверил словам этих далеких соотечественников, поскольку никаких «плавучих домов» никогда не появлялось у берегов Дарьена. Недоверчивость наших отцов стала роковой для всего народа. Мое племя было многочисленным, как листья на деревьях целого леса, и жило счастливо посреди огромных лесов, тянувшихся по побережью Дарьенского залива. Рыбы, дичи и всяких лесных плодов хватало на всех, а война была у нас почти не известна. Мой отец был кациком племени, он был любим и уважаем всеми, и мои четыре брата не меньше. В один печальный день это счастье, которое продолжалось века, было сломано раз и навсегда. Появился белый человек.
— Как звали этого белого человека?