— Знакомцев выглядываешь? — попытался пошутить Бессон, но наткнулся на тяжелый взгляд карих глаз и замялся, полез чесать бороду, а потом и вовсе нагнулся, трогая ногтем потертость на кожаной покрышке седла.
— Не любишь ты арданов, атаман…
— А за что их любить? Они от Повесья далеко — какая мне с них выгода?
— Так ведь и вреда никакого, если далеко?
— Да уж. Никакого.
— Так что ж ты их так не любишь?
— Да стрыгай его знает, Кейлин. Не лежит душа, и всё. Не такие они какие-то. Рыжие, ровно лисы. И хитрые такие же. Взять того же Вырвиглаза. У-у-у, козляра душной, попадется мне в руки…
— Как же, дурак он — в твои руки лезть.
— Он, конечно, не дурак. — Бессон почесал затылок. — Он нахальный и нас, веселинов, за людей не держит. Бестолковые, мол, неумехи. Вот это ему и аукнется. Ты ж не зря Крыжака с Добрецом в Фан-Белл отправил.
— Уж всяко не Вырвиглаза ловить.
— А что худого в том, коли они об нем поспрошают маленько? — бесхитростно развел руками веселии. — Разве ж помеха делу будет?
— А ты, значит, в обход меня им за Вырвиглазом гоняться наказал, да? — нахмурился принц.
— Кто? Я? Да не в жисть! Просто я Крыжака знаю. Не утерпит. Злой он на эту вертлячку арданскую. Не утерпит, век мне милости Матери Коней не видать!
— Ладно! — Кейлин махнул рукой. Что с них взять? Разбойники, они разбойники и есть. Пускай и пообещали пройти с ним путь до победного конца. Вольницы просто так не вытравишь. У веселинов она и так в крови. Королей, понимаешь ты, выбирают. А уж у разбойничков так и подавно. — Ладно! Возьмут Вырвиглаза живым — молодцы. Не возьмут — наплевать. Но если из-за их рвения беда какая приключится, несдобровать Крыжаку. Накажу.
— Ага, — покивал Бессон, — накажешь. Это как одна мать сыну наказывала, когда он с ребятней на речку купаться бежал: «Утонешь, домой лучше не вертайся!»
— Что-то из тебя прибаутки сегодня так и лезут.
— Да я и сам не знаю. Несет, как дерьмо по стрежню, — оскалил зубы веселин и вдруг вскинулся: — О! Глянь-ка, Пестряк руками машет.
И вправду, на опушке рощи размахивал руками, стараясь привлечь внимание атаманов, невысокий кругломордый разбойник из веселинов. Прозвище Пестряк получил он за багровое родимое пятно в полщеки. А какое было его настоящее имя, никто не знал. А может, с малолетства так Пестряком и кликали? Чай, родился уже красавцем. Отец с матерью тоже пятно видели, могли и имечко подобрать.
— Что такое? Что за беда? — повысил голос Кейлин.
— Езжай сюда, сам поглядишь! Некрас позвать наказал!
— Видать, чтой-то интересное раскопал Некрас. — Бессон пустил своего серого вслед за темно-гнедым Кейлина.
Шрамолицый Некрас и впрямь откопал кое-что интересное. И со словом «откопал» Бессон почти угадал. Пяток веселинов топтались у края свежеотрытой ямы. Только никто из них не рыл. Было кому и без веселинов. Затравленно озираясь на скалящихся разбойников, посреди их кружка стоял молоденький парнишка, почти мальчик. Он едва доставал головой до уха самому низкорослому из веселинов, Пестряку. На измазанной глиноземом рожице зло посверкивали серые глаза. В руках мальчишка держал меч. Им-то он и копал, по всей видимости. А разве мечом много накопаешь? Пускай земля в долине Ауд Мора мягкая, зато корней видимо-невидимо. Он, пожалуй, больше рубил тугие, жесткие, не уступающие крепостью проволоке, из коей кольчуги плетут, корневища, чем рыл. Клад нашел какой? Или, напротив, спрятать удумал? Странно всё это и непонятно… А коли странно и непонятно, значит, подозрительно.
Спешиваясь, Кейлин строго окрикнул толпящихся мужиков:
— Вам что, заняться нечем? Хорош парня смущать. — А про себя подумал, что если мальчишка из оруженосцев, то должен уметь терпеть насмешки старших ратников. Иначе никогда в воины не выйдет.
Веселины нехотя разошлись. Остался лишь первым обнаруживший яму Некрас.
— Не бойся.
Принц почти поравнялся с пареньком. Так и есть, наверняка из тех арданов, что вчера на поле брани сошлись. Из-под измаранной так, что и герба не разберешь, покрышки край кольчуги виднеется. Хорошей, надо сказать, кольчуги. Десяток коров такая в Трегетройме на осенней ярмарке потянет. В Ихэрене, само собой, изделия кузнецов и бронников подешевле — вон Железные горы с рудными шахтами, да плавильнями, да кузнями под самым боком, — но всё-таки. Не из простых бойцов. Наверняка талуна какого-то сын.
— Кто таков? Что делаешь тут?
— Кто таков? — переспросил мальчик. — А тебе не всё едино, а?
— Наглец, постреленок, — покачал головой Бессон. Подошел и встал рядом, возвышаясь над арданом, как Облачный кряж над долинами.
— Не выпендривайся, отвечай, — миролюбиво произнес Кейлин.
— Сперва сам скажи, кто будешь такой?
— Это еще почему?
— А вас больше. Назовись, а я еще подумаю, правду ответить или соврать позанятнее.
— Наглец. Но храбрец, — ухмыльнулся Бессон, поправляя перевязь с мечом. Шагнул ближе к яме. И посерьезнел сразу: — Кого хоронишь, паря?
— Тебе-то… — начал было мальчишка, но осекся. Вздохнул, шмыгнул носом, устало опустил плечи.
Кейлин тоже подошел поглядеть. Под наброшенным грязным и мокрым, но когда-то дорогим и роскошным плащом угадывались очертания человеческого тела. Только какие-то несуразные, что ли. Вроде как покойник имел руки и ноги короче, чем у обычного человека. Карлик? Да откуда в войске хоть Витека, хоть Экхарда Второго карлики? Какой дурень малорослого да слабосильного бойца в армию запишет?
— Во-во, какой-то мертвяк не такой, — пробормотал Бессон. — Поглядеть-то дозволишь, паря?
— Хочешь — гляди.
Веселин нагнулся, откидывая край плаща, и, не сдержавшись, отпрянул. Хоть и много трупов повидал атаман разбойничий и самому случалось в лучший мир людей спроваживать, а такое редко видеть доводилось. А если честно признаться, так и вовсе впервые.
Мертвец не был карликом. Скорее даже наоборот, видным воином был. Товарищам на зависть, девкам с бабами на загляденье. Только крупный хищник обглодал у покойного руки и ноги, обгрыз лицо так, что обнажились желтоватые от выкуренных трубок тютюнника, но еще крепкие зубы.
— Это кто ж его так? — Бессон хлопнул себя ладонью по ляжке.
— Кикимора. Слыхал, дядя, про такое?
— Слыхать слыхал. А вот повидать не довелось.
— Так ночью приходил бы, дядя, — перевидались бы.
— Ты это, того… Не дерзи, постреленок, а то порты сниму и ремешком, — погрозился Бессон.
— Как так вышло? — Кейлин кивнул на труп.
— Раненый он был. Спина сломана. Меня на дерево подкинул…
— Ты гляди, спина сломана, а он кикимору подранил, — заметил Некрас, осматривающий округу. — Бона кровь… На земле и на траве, а вон капли на побегах ясеневых.
— Славный воин, — кивнул Бессон. — Как звали-то его?
— Броханом.
— Броханом? — удивился Кейлин. И тут же одернул себя — а чему тут удивляться? Тому, что Брохан участвовал в сражении против мятежного талуна, или тому, что раненый сумел опасного зверя железом достать?
— Ну да, Броханом. Брохан Крыло Чайки.
— Оп-паньки! — всплеснул ладонями Бессон. — Тот самый?
— Тот самый. Что мне врать?! — окрысился малолетний ардан.
— Верно. Тот самый, — кивнул Кейлин, показывая на лежащий у трупа боевой шлем с раскинувшимися крыльями, покрытыми белой эмалью. — Крыло Чайки, вот где довелось в последний раз тебя повстречать.
Паренек взглянул заинтересованно:
— Ты знал Брохана Крыло Чайки?
— Он подвозил нам свежие войска перед битвой у Кровавой Лощины.
Кейлин хотел еще что-то сказать, но отвлек Щербак. Старый веселин закончил осмотр поля боя и теперь желал поделиться увиденным:
— Дозволишь рассказать, Кейлин?
— Чего ж нет? Говори.
Щербак соскочил с коня, отпустил подпругу.
— Спиной к берегу стояла пехота. Со щитами и длинными копьями. Рядов десять да в ширину человек по полста. Левый край им старица прикрывала, а справа колесницы стояли. До двух десятков.
— Это Экхардово войско, — определил Бессон. — Спиной к реке только они могли стать.
— Да уж точно, — согласился Кейлин. — Наверняка «речные ястребы», раз уж Брохан здесь оказался.
— Может, и так, — пожал плечами Щербак. — Их супротивники с юга подошли. Как и мы. Токмо мы вдоль реки, а они во-он от того разлога. Много колесниц. Сосчитать не берусь. Сильно уж следы затоптаны…
— А это ихэренцы, зуб даю, — загорячился Бессон.
— Понятно дело. А кто ж еще!.. А когда обе рати сошлись тут, — Щербак махнул рукой себе за спину, на болотистую луговину, — тем, что с полудня припожаловали, ихэренцам стало быть, в бок конные ударили. Они до той поры в этой самой рощице тихарились.
— Егеря! — словно черное ругательство, выплюнул сквозь сжатые губы мальчишка.
— Егеря? — переспросил Кейлин. — Егеря могут. Брицелл небось командовал?
— Егеря! — словно черное ругательство, выплюнул сквозь сжатые губы мальчишка.
— Егеря? — переспросил Кейлин. — Егеря могут. Брицелл небось командовал?
— Он, проклятое семя. Ненавижу! Зубами бы…
— Тише, тише. Охолонь. — Широкая ладонь Бессона легла пареньку на плечо. Тот аж присел. — Tы-то, понятное дело, из ихэренских арданов будешь?
— Да! — с вызовом ответил мальчик. — А вы кто такие? До сих пор ведь не обсказали!
— А мы люди беспокойные, — усмехнулся Кейлин. — Всё-то нам на одном месте не сидится, всё тянет земли чужедальние посмотреть. Вот решили в Ард'э'Клуэн наведаться, на житье-бытье здешнее поглядеть, а тут, незадача какая, война, оказывается.
— Нечего зубоскалить! Над чужой бедой потешаться не много чести. Лесные молодцы вы, выходит? Или как?
— Можно и так сказать.
— Помародерствовать, значит, заявились. На чужое горе вороньем слетаетесь?
— Тьфу ты ну ты… — сплюнул Бессон, снимая руку с плеча парня, и даже отступил на шаг. Как еще пальцы о порты не вытер?
— Зря ты так, — нахмурился Кейлин.
— А как? Как мне еще понимать? Явились, шныряют…
— Помародерствуешь тут, — неожиданно вмешался Некрас. — Ага, опосля ваших арданов шиш с маслом найдешь, а не железку ломаную на поле. Всё подмели. Свои за своими же. А ты нас мародерами величаешь. По совести ли?
— А как мне вас понимать? — повторил ардан. — Для чего сюда заявились?
— Я к Витеку, талуну ихэренскому, — проговорил Кейлин, — честь по чести посольство засылал. Помощь свою предлагал. Может, если бы была с ним вчера сотня моих всадников, не налетели б и егеря неожиданно.
— Ты засылал посольство?! А ты кто таков есть? На Властомира бородой не вышел, даром что веселинов в ватагу набрал. Да и Витгольду по возрасту в сынки годишься…
— Какой шустрый постреленок! — изумился Бессон. — Сам назовешься, Кейлин, или мне тебя представить благородному ардану?
— Не надо представлять. Сам справлюсь. Я — Кейлин. Принц и законный наследник трегетренского престола.
— Ага, а я — каган из Восходной степи. Вот только с улусом своим разминулся малость.
— Ты это, того… Бросай шутки шутить, — окоротил Некрас. — Молод еще — старших подначивать.
— А что ж, ему можно невесть что городить, а мне нет?
— Как это «невесть что»? Принц он и есть!
— Ага. Принц с бородой нечесаной! Чем докажешь, что наследник Трегетрена?
— А зачем доказывать? Мои люди мне и так верят. Для тебя, что ли, стараться? Ты сам кто? Экхард Второй? Или, может, Витек Железный Кулак?
Мальчишка вдруг хлюпнул носом и нахохлился:
— Нету больше Витека…
— Да ну?! — охнул Бессон.
— Так я и знал! — сжал кулаки Кейлин. — Точно знаешь? Видел?
— Видел. Я на его колеснице возничим был.
— Бона как! — понимающе протянул веселин и вдруг сообразил запоздало: — А как же ты с Броханом тогда? Он же наверняка…
— Верно. Он королевским войском командовал. Да Брицелл и его подставил тоже. Думаешь, чего он тут, в роще, оказался после боя?
— Верно. Ох и Брицелл, сука озерная! — воскликнул Бессон.
— Да уж. Брицелл о чести и совести мало слышал, — подтвердил принц. — Зато он точно знает, в какое место кого ударить надобно. Чтоб победу раз и навсегда вырвать.
— Доберусь я до вашего Брицелла, — сжал кулаки паренек.
— Что значит «вашего»? Он нам такой же, как и тебе. А то и дальше. Всё-таки он арданской короне служит, а мы — нет.
— Всё равно Брицеллу не жить, — скрипнул зубами паренек и спохватился: — А вы кому служите?
— А вот ему, — кивнул Бессон на Кейлина. — Он же, как ни крути, принц.
— Что, правда?
— Да какая нам корысть брехать тебе? Вот воистину ардан неверующий! Сказано же тебе: принц Кейлин он.
— Сами вы, веселины, пока не пощупаете — не поверите! — вскинулся паренек. — Не похож он на принца Кейлина.
— А ты видел Кейлина?
— Видел. Годков десять назад. Витек тогда…
— Так десять лет назад я еще совсем сопляком был, — перебил Кейлин. — Четырнадцать едва исполнилось. Ай, ладно… Некрас, помоги Брохана похоронить. Он достоин славной тризны, и мы справим ее потом. Когда отомстим всем врагам.
— Кургана большого не выйдет, — предупредил Некрас, — земля болотистая. Не курган выйдет, а кучка навоза коровьего.
— Не надо кургана. По-ардански схорони.
— Это как?
— Я покажу. — Во взгляде паренька-ардана в первый раз промелькнула благодарность.
— Звать-то тебя как, постреленок?
— Да как назовешь.
— Где-то я уже это слышал, — ухмыльнулся веселин. — Ах да! Живолом…
— Так назови его Чумазым, — обернулся Кейлин.
— Не хочу Чумазым! Зови меня… Зови… А можно мне с вами?
— А что ты умеешь?
— Всё. Мечом, копьем, из самострела, за лошадьми ходить…
— Верхом умеешь? А то знаю я вас, арданов, на всех телег не хватит.
— Умею.
— Ну что, возьмем, Кейлин, безымянного?
— Да бери. Сам с ним возиться будешь.
— Ладно. С одним уже возился таким — глянь, какого вожака воспитал… Так как же назвать тебя, постреленок?
— Зови Вейтаром. Годится?
— Имя как имя. Не хуже и не лучше других. Добро, Вейтар, закапывай Брохана, а мы пошли.
Широченная спина Бессона и гибкий силуэт Кейлина скрылись за древесными стволами. Вейте повернулась к Некрасу:
— Ну что, давай хоронить?
Веселин вытащил из вьюка лопату с укороченным черенком:
— Давай….
Со вчерашнего вечера томившие Вейте одиночество и безысходность неожиданно отступили. Банда лохматых веселинов во главе с невесть каким образом восставшим из мертвых трегетренским принцем показалась самой душевной компанией на свете. Так ли это? Время рассудит. Лишь бы новые знакомцы помогли отомстить Хардвару и его цепному псу Брицеллу. Отомстить так, чтобы долгие сотни лет странствующие певцы слагали о том легенды.
Ард'э'Клуэн, Фан-Белл, посад, златолист, день восьмой, ближе к вечеру
Харчевня «Пляшущий барсук» стояла на самом краю посада — дальше от Ауд Мора и пристани, зато ближе к торжищу. Поэтому частенько в ней останавливались купцы, прибывшие в Фан-Белл на ярмарку. Ежегодную осеннюю ярмарку, гордость и славу столицы арданского королевства. Каждый год с началом златолиста съезжались сюда тороватые люди не только из Ард'э'Клуэна, но и из Восточной марки Трегетренского королевства, и из северных провинций далекой Приозерной империи. Случалось, навещали торг поморяне и коневоды-веселины.
Много, ох много всяческого товара продавалось, покупалось, обменивалось на широком лугу в полутора стрелищах от крепостной стены Фан-Белла. Из южных талов привозили бортники-арданы мед и воск.
Из северных, лежащих у подножия мрачного Лесогорья, — мягкую рухлядь: соболя, куницы, белки, рыси, лисы, волки, медведи — щедры леса к трапперам и охотникам. Тал Ихэрен баловал покупателей как железной крицей — брусками необработанного металла, — так и готовыми изделиями кузнецов: секирами да мечами, ножами да топорами, кольчугами да шлемами.
Правда, в этом году ихэренцев можно не дожидаться — взбунтовался тамошний талун против короны и в угоду гордыне своей бросил земли на разграбление королевским войскам. Весть о смерти Витека Железный Кулак уже достигла Фан-Белла вместе с первыми обозами добычи, вместе с ранеными конными егерями и «речными ястребами». Последние, впрочем, особой радости от победы не испытывали. Все, как один, грустили о гибели своего бессменного командира — Брохана Крыло Чайки. Точнее, о пропаже Брохана. Тела-то его на поле боя не нашли, и это дало повод Гурану Щербатому и Лыгору-Гуне — лучшим капитанам — распустить слух, что их предводитель жив.
Потому часть «речных ястребов» с радостью присоединилась к довершающей захват Ихэрена королевской армии. Команды восьми кораблей — узконосых лодей. С ними был порывистый задира — Гуран, чья улыбка, недосчитывающая двух передних зубов, и послужила причиной прозвища. Меньшая часть ватаги речников пила пиво в посаде Фан-Белла и потихоньку бузила. То конного егеря подловят и по лбу настучат — несильно, для острастки, чтоб уважали чужаки-наемники исконных арданов. То городского стражника с причала в воду скинут — опять-таки не по злобе, не ради смертоубийства, а чтоб охолонул и меньше рвения проявлял, чтоб не лез в трактир, когда «речные ястребы» под десяток кружек густого темного пива сговариваются, как им сыскать разлюбезного своего Брохана Крыло Чайки.
Вот потому-то Ергес и предпочитал удаленного от пристани «Пляшущего барсука», хотя и в «Полосатом парусе», и в «Зеленой кикиморе» пиво варили не в пример лучше. Вкуснее и забористее.
Бортник Ергес любил приезжать в Фан-Белл на торг. Вот уж третий год он привозил пахучий мед диких пчел и желтый воск — талунам на свечи. С той поры, как занемог отец. Старику всяк раз перед началом дождей спину скручивало — ни согнуться, ни разогнуться. А кому, спрашивается, в дальний путь из семьи ходить? У старших братьев семьи — жены, ребятня. Как бросить? А Ергес — парень неженатый. В самый раз по месяцу на дорогу тратить. Опять же, посмотрит парень мир, людей разных, товары заморские на прилавках, а не у соседа, их прикупившего, в жадных руках. Глядишь, наездится и остепенится, начнет ценить домашний уют и покой.