Полуденная буря - Русанов Владислав 9 стр.


— Фу-у-х! — выдохнул король. — Полегчало.

— Мы, это… мы… — промямлил Пален, намереваясь выразить радость по поводу облегчения государя, но не подобрал слов.

— Не будет ли лучше для вашего величества, — сказал жрец Огня, — прилечь и отдохнуть?

— Без тебя знаю, — отмахнулся Вигольд. — Все поняли, что делать надобно?

— Разумеется, ваше величество, — склонил голову Нувель.

— Так точно, — прищелкнул шпорами граф.

— Да, ваше величество, — голосом мягким, как стальной прут, завернутый в ветошь, проговорил Невеот.

— Ступайте, — соизволил отпустить придворных король. — Герек, веди меня в опочивальню.

Недалекий путь до королевской опочивальни Витгольд проделал, опираясь на плечо слуги. Всякий раз боль приходила и уходила, оставляя премерзкое ощущение слабости. Вот и устланное шкурами ложе, где он мог не играть роль сурового монарха, а расслабиться и просто побыть измученным немощным стариком. Однако, едва король опустился на край кровати, дверь распахнулась, и в опочивальню ворвалась принцесса Селина. Ее миловидное, как и у всякой девушки, встретившей всего лишь семнадцатую весну, личико раскраснелось, прядь каштановых волос выбилась из-под серебряной сеточки, а кулачки судорожно сжимали подол белого платья, расшитого по лифу речным жемчугом.

— Батюшка! — Принцесса бросилась в ноги монарха. — Ваше величество!

Герек деликатно отступил на шаг и застыл подобно торчащему в углу чучелу черного медведя.

— Чего тебе, девочка моя? — Ладонь короля ласково легла на плечо дочери.

— Правда ли это, батюшка?

— Что, девочка? — деланно удивился Витгольд, а про себя подумал: «Вот сволочи, уже успели. Кто ж так расстарался? Пален и Нувель вряд ли. Больше похоже на Невеота. Вот святоша проклятый!»

— Правда ли, ваше величество, что вы дали свое соизволение на мой брак с королем Властомиром? Ответьте мне, ваше величество!

— Ах вот оно в чем дело! — Король улыбнулся, погладил дочь по волосам. — Правда. А ты и не рада вроде бы?

— Да как я могу быть рада?!

— А ты попробуй, доченька. Глядишь, получится. — Девушка поднялась с колен. Кивнула на Терека:

— Пусть он уйдет, ваше величество.

— Ну, если ты так хочешь…

Витгольд знаком отпустил слугу. Постельничий вышел, плотно притворив дверь.

— Ваше величество! — Селина еще не повысила голос на отца, но звучащий в ее речи накал это предвещал. — Ужель королевское слово ничего больше не стоит в Трегетрене?

— Помилуй, дочь моя, о чем ты?

— Не далее как в липоцвете, ваше величество, вы обещали мою руку капитану гвардии Трегетрена Валлану барону Берсану!

Король пожевал губами воздух:

— Что ты заладила, девочка: ваше величество да ваше величество… Уж лучше бы батюшкой, как прежде, называла.

— Ответьте мне, батюшка, прошу вас.

— Валлан, говоришь? — Витгольд опять сделал паузу, потом повторил, катая имя на языке. — Валлан… И где он, твой Валлан? Верно, девочка. Обещал я ему, что, как вернется с Севера, в жнивце можем свадьбу сыграть. Ну, и где ж он? Скоро яблочник на вторую половину пойдет.

— Батюшка! Неужели какой-то десяток дней может так сломать мое счастье? — На глаза принцессы навернулись самые настоящие слезы. — Неужели этот десяток дней должен разрушить судьбу рыцаря, всем сердцем служащего вам и Трегетрену?

— Так, может, его и в живых-то уже нету?

— Не может! — притопнула каблучком Селина. — Жив Валлан! Я чувствую!

— Жив так жив. А всё едино мог бы и побыстрее обернуться. Ишь ты, Мак Кехту он ловить вздумал! Вот кто ему нужен — ведьма остроухая, а не ты!

— Неправда, ваше величество!

— Как так «неправда»? Самая правдивая истина. Гоняет там по Северу. Коням холки бьет да секирой своей машет. А о благе государства кто позаботится? На кой имперский фрукт мне такой зять? Рубака-то он справный, слов нет. Но голова — сплошная кость. Со лба до затылка. Зачем тебе такой?

— Я люблю его, ваше величество… батюшка!

— Э-э… «Люблю»! — передразнил король. — Дело молодое. Как полюбила, так и разлюбишь. А Властомир тоже воин хоть куда. Да что я рассказываю. Ты ж его видела. В сечне они с Экхардом у нас гостили. Видно, тогда и запала ему в душу, что посла прислал. Самого Зимогляда. Он его не со всяким делом гоняет. Зимогляд ему что дядька родной, а то и отца ближе. По малолетству на коне держаться учил.

— Не нужен мне Властомир! Мне Валлан нужен!

— А мне, девочка, мир и добрососедские отношения с Повесьем сейчас позарез нужны! — загремел Витгольд, даром что больным и слабым казался. — Да и на будущее пригодятся. Если хотим остроухую нечисть, по недогляду Отца Небесного Огня живущую, искоренить, должны объединяться. А что, кроме вашего брака, может наши королевства связать? Или ты за Экхардова сынка захотела? Он телок, каких поискать. Да только руки твоей не просит. Шалаву пригорянскую от себя не отпускает. Ишь ты! Леди-канцлер! Аж плюнуть хочется!

— Ваше величество…

— Слушай да не перебивай, твое высочество! Ты кто? Ты королевская дочь! Тебе про любовь всякую забыть и вспоминать не сметь! Пойдешь за Властомира! И дурь всякую чтоб из головы выкинула к псам собачьим!

— Ваше величество! — Селина вновь упала на колени. — Ваше величество!

— Я все сказал, и будет по моему королевскому слову.

— Батюшка, коли про меня не думаете, о Трегетрене подумайте! Не к отеческой любви, а к монаршей любви к родному королевству взываю!

— Что такое? — опешил Витгольд.

— Простите меня, батюшка, но ведь вы не вечны. Вон недуг какой терзает… Проживите вы хоть два века человеческих, но когда-то и срок придет с Огнем к небу вознестись. Что с Трегетреном будет? Под Повесье пойдет наше королевство? Матери Коней кланяться?

— Вот оно что… О королевстве заботу имеешь, значит?

— Имею, батюшка. Как ваша верная дочь и наследница. Когда б Кейлин живой был, о том и речи не шло бы. Кто корону вашу примет?

— Кейлин. — Имя пропавшего сына вырвалось из уст короля с мучительным стоном. — Кейлин… Когда бы Кейлин сыскался…

— Я скорблю вместе с вами, батюшка. Как-никак брат мой родной, одна кровь.

— А ты, значит, Валлана короновать вздумала?

— Нет и еще раз нет, батюшка. Мы о том с ним уже говорили перед отъездом его на Север.

— Это ж надо. Они и поговорить уже успели!

— Валлан согласен корону мне отдать. Ему титула принца меча достаточно. Такое уж случалось. При королеве Мериган Солнцеликой барон Терстан принцем меча состоял, пока наследника престола не дождались. Видрельта Первого Охотника.

— Нет, ну надо же! Они уже всё решили! А теперь слушай меня, твое высочество. Если Трегетрен и пойдет под Повесье, всяко Властомир лучше властью распорядится, чем ты с бычком-трехлетком своим. А соединенными силами мы и Ард'э'Клуэн под нашу руку приневолим. Захочет Экхард Второй, сам, доброй волей пойдет. Нет — сталью уговорим. А как с остроухими расправимся, нам и озерники не страшны — на равных говорить будем.

— Ну почему Властомир, а не Валлан, батюшка? — взмолилась принцесса.

— Да потому, что в таком случае Повесье без кровопролития в союз войдет. И дальше… Ума у него всяко поболее, чем у Валлана твоего. Да что я перед тобой распинаюсь? Волос долгий — ум короткий. Твое дело родительскую волю выполнять.

— Ах так? — Селина притопнула ножкой. — Так знайте, батюшка, — не пойду я за Властомира!

— Пойдешь!

— Не пойду!

— А я сказал…

— Не пойду, не пойду, не пойду…

— Селинка! — Витгольд вскочил и со всего маху хрястнул кулаком по столику, стоящему возле ложа. Жалобно звякнули, слетая на пол, посеребренный кувшин и кубок, затрещала и прогнулась одна ножка.

— Не пойду… — упрямо повторила принцесса, сжимая кулачки.

— Я здесь еще король! Вот спровадите меня в Нижний Мир — будешь командовать! — Охнул и схватился за бок. — Скоро уже, скоро… Потерпи еще чуток…

Селина бросилась к отцу:

— Батюшка, лекаря?

— К воронам твоего лекаря! Герека мне…

Слуга вошел в тот же миг. Не впервой ему было подслушивать под дверью, ожидая очередного приступа мучительной болезни у повелителя Трегетрена.

— Прошу простить, ваше высочество. — Герек решительно оттеснил плечом принцессу, пытающуюся уложить отца поудобнее на подушки. — Не поможете вы ничем. Кабы лекарство…

— Герек! Ужо я тебя…

— Молчу-молчу, ваше величество.

Постельничий наклонился и, приподняв тощие щиколотки монарха, утвердил его на ложе. Подсунул под плечи подушку.

— Селинка! — Голос Витгольда уже прерывался. — Поди сюда.

Принцесса склонилась к отцу, смешав во взгляде настороженность с надеждой.

— Слышь, твое высочество… К себе в покои! И носу не казать наружу. Живо! А твоему Валлану я ужо прием устрою. Не обрадуется… Тоже мне, жених!

Селина круто развернулась на каблучках и выбежала из опочивальни.

— Селинка! — Голос Витгольда уже прерывался. — Поди сюда.

Принцесса склонилась к отцу, смешав во взгляде настороженность с надеждой.

— Слышь, твое высочество… К себе в покои! И носу не казать наружу. Живо! А твоему Валлану я ужо прием устрою. Не обрадуется… Тоже мне, жених!

Селина круто развернулась на каблучках и выбежала из опочивальни.

Глотая слезы, она быстро шагала по коридорам и лестницам замка. Понятное дело, шла в свои покои. Ослушаться отца? Об этом не могло идти и речи. Несмотря на тяжелую болезнь, Витгольд уверенной рукой держал в узде и страну, и собственную семью. И принцесса понимала: коль отец приказал выходить за Властомира, так оно и будет. Если не придумать что-либо… Но что? Что же придумать?

Вот и ее комната. Не отличающаяся особой роскошью и изыском, как, впрочем, и любая в королевском замке. Кровать, комод, столик, стул, камин. И всё. На стене — медвежья шкура. Мех густой, блестящий, темно-бурый, почти черный, с серебристой проседью. Валлан подарил. Он этого медведя сам, один на один, на рогатину взял. Эх, жаль, король Повесья — не медведь, Валлана с рогатиной в руках он близко не подпустит.

Селина упала на кровать, зарылась лицом в пушистый лисий мех покрывала.

Как же быть?

— Что, деточка, огорчил тебя батюшка-король? — послышался мягкий старушечий голос.

— Нянюшка?

— Я, деточка, я.

Кормилица, как всегда, вошла бесшумно. Теплая ладонь легла Селине на лоб, вытягивая горе и заботы, как гной из застарелой раны.

— Что, деточка, не любо? Не греют душу заботы родительские?

— Ах, нянюшка. — Принцесса ткнулась в уютные объятия, спрятала лицо на мягкой груди кормилицы. От шерстяного, крашенного листьями толокнянки платья пахло пылью, застарелым потом и сушеным донником. — Ах, нянюшка, за что меня отец так?

— Что, за Властомира не любо идти?

— А ты уже проведала?

— Так от слухов замок бурлит. Как же я — и вдруг не узнаю? — Старушка улыбнулась. — В Повесье тебя батюшка-король снаряжает…

— Не хочу, не хочу в Повесье! Не хочу за Властомира! Ненавижу его!

— А ты не торопись, не торопись, деточка. Подумай хорошенько, поразмысли. Властомир-то мужчина хоть куда. И лицом хорош, и плечами крепок, и разумом не отстал…

— И ты туда же, нянюшка. — Принцесса попыталась вырваться, но кормилица мягко удержала ее. — Не хочу за Властомира. Одного Валлана люблю.

— Оно, конечно, и Валлан тоже хорош. Я-то тебя понимаю. Но вот волю родительскую нарушить осмелишься ли?

— Я — не дворовая девка. Я — принцесса. Кейлина с нами нет. Теперь я — наследница. И корона будет моей. Не в Повесье, конским потом провонявшем, при муже-разумнике вышивать на пяльцах хочу, а королевством править. Своим собственным. Трегетреном.

— Так батюшка твой еще на костер не собрался.

— Хворает батюшка. Сколько еще протянет?

— Одному Отцу Огня Небесного то ведомо, деточка.

— Значит, нужно…

— Тише, деточка, тише. — Пухлые пальцы легли поперек губ Селины. — Не спеши. Семь раз отмерь, один — отрежь. Подумай, поразмысли. Вспомни сказки да предания, какие я тебе сказывала. Вспомни, чему учила я тебя, чему вразумляла. А уж потом…


Северная граница Трегетрена, опушка леса, яблочник, день девятнадцатый, полдень

До форта Турий Рог оставалось всего полдня пути. Хочешь не хочешь, а к вечеру по-всякому доберешься. Поэтому Хродгар не гнал людей, не заставлял тянуть жилы, выкладываясь на марше. К чему? Возможно, парням еще предстоит вволю повоевать. Времена-то нынче неспокойные. То с остроухими войну затеяли короли наши пресветлые, то соседи-арданы внутреннюю свару учинили.

Хродгар вступил в поход за Ауд Мор в войске Витгольда уже полусотенником копейщиков. Как-никак двадцать четыре года без малого отдано армии. Другие за втрое меньший срок до капитанов, пятисотников, дорастали. Так то ж благородные господа — по десятку имен предков на память перечислят. А отец Хродгара начинал оруженосцем. Его молодость в самый раз пришлась на войны с Повесьем. Ох и оттаскали друг дружку тогда за вихры трегетренцы с веселинами. Веселое времечко было, но многим баронам кровушкой отхаркнулось. Непростое это дело — бородачей бить. Они сами кого хочешь поучат уму разуму.

Взять, к примеру, последнюю войну. Остроушью. Арданам дружины Эохо Бекха так наклали, что те только за Ауд Мором опомнились. И обозы побросали, и раненых оставляли нелюдям на растерзание. А спервоначала-то как резво взялись. Больше Экхардова войска никто замков сидовских не попалил. А вот веселины нет, не побежали. Вместе с недавними противниками трейгами слитно стояли на поле близ Кровавой Лощины. Хоть и диковато многим уроженцам западной части Трегетрена было видеть рядом с собой, на одной и той же стороне, мужиков с заплетенными на висках косичками, вместе строй держали. Насмерть. Потому и устояли.

Так вот. Отец Хродгара умудрился отличиться то ли в бою, то ли в мелкой стычке. Барона, коему он служил, кто-то с коня ссадил — шлемом о кочку. Благородный и впал в беспамятство. А оруженосец не удрал сломя голову, а остался над ним стоять. Свой меч сломал, принялся баронской железякой отмахиваться. Четверых веселинов положил. А что? Крепок был старик в молодости. Он и на шестом десятке оленя-трехлетка запросто на плечи кидал. Да и Хродгар в него пошел. Храбрый оруженосец получил копьем в бок, шестопером вскользь, хвала Отцу Огня Небесного, по затылку, а мелких порезов да ушибов и не считал никто, но барона отстоял. За что и шпоры рыцарские вскорости получил.

Шпоры эти дали ему возможность спокойно доживать век в том самом замке, в котором службу начинал, но уже не на подхвате — принеси, подай, почухай, — а обучая хозяйских отпрысков верховой езде и умению со всяким-разным оружием обращаться. А сыну его, когда тот родился, подрос да малость пообтерся, помогли в войско Витгольда поступить. К копейщикам. Вначале десятником. Для простолюдина это был бы предел мечтаний, но сыновья рыцарей с таких должностей только начинают. Потом полусотенником. Война с остроухими, короткая, кровавая и жестокая, сделала Хродгара сотником. Слишком много командиров погибали под метким выстрелами сидовских арбалетов; находили смерть, напоровшись на засаду мстителей наподобие отряда бешеной Мак Кехты.

Теперь его поставили во главе одного из отрядов, отправленных королем на границу с Ард'э'Клуэном. Полсотни копейщиков, полсотни лучников. Новобранцы, выученные по мишеням стрелять да соломенные чучела тыкать копьями. Но среди них чудом затесалось и десятка два ветеранов, прошедших не одну пограничную стычку и всю последнюю войну. А кто в последней войне выжил, нынче дорогого стоит. На них Хродгар рассчитывал в первую очередь, если дело дойдет до войны с северным соседом. А дойти может запросто.

Вот ведь как короли рассуждают. Витек Железный Кулак с Экхардом рассорился. С ныне покойным Экхардом, Первым. Да и с сыночком его не стал мириться. Горд Витек, ой как горд. Ни за что не простит королевской семье, что дочкой его побрезговали, пренебрегли наследницей тала Ихэрен. А тал, надо сказать, у Витека могучий. Никак не слабее Восточной марки Трегетрена. А то и посильнее. Леса, изобильные дичью, распаханные луга, дающие добрый урожай ржи и проса, богатые рудой отроги Железных гор на западе края — всё это несло талу богатство и процветание, а его талуну — уверенность в завтрашнем дне. Выдав дочь хоть за вдового Экхарда, хоть за его по молодости лет еще не женатого сынка, Хардвара, ныне ставшего королем, Витек стал бы вторым человеком в Ард'э'Клуэне, а со временем и первым, может быть.

Видно, о том и Экхард подумал, коль отослал девку назад к батюшке. Добро, если девку. Впрочем, на такое оскорбление ихэренского талуна даже король не пошел бы. Наверняка пальцем не притронулся.

Так или иначе, а грызня в соседнем королевстве здорово сыграла на руку Витгольду. Трегетренский монарх живо смекнул, что к чему. Витек заявил об отсоединении тала от Ард'э'Клуэна? Замечательно! Чем слабее арданы, тем легче им навязать свое мнение, склонить к выгодному союзу, а то и продиктовать волю, если приспеет нужда. Объявил Экхард войну супротив мятежного владетеля? Просто великолепно! Как ни крути, ард'э'клуэнское войско посильнее будет, чем ихэренское. Покочевряжится Витек Железный Кулак и поползет на брюхе просить подмоги. К кому? Да к Витгольду. К кому же еще? И Трегетрен поможет. За милую душу. Но в обмен на вассальную присягу. А Ихэрен — это почти восемьдесят лиг с севера на юг и около пятидесяти с запада на восток. Рожь, просо, конопля, кожи туров, мясо, железо, медь, древесный уголь. Мастеровые, крестьяне, воины, торговцы. Не говоря уже о том, что с левого, ихэренского, берега Аен Махи видно Фан-Белл, как на ладошке.

Вот и усилил Витгольд пограничные форты. А барон Гебер пока с Витеком поговорит по душам. Он на такие дела мастак. Заладится у него с ихэренским талуном, отряды, приданные фортовым гарнизонам, пойдут на подмогу Витеку. Не заладится — оседлают все тракты, ведущие через границу. Окажется тогда Железный Кулак между молотом и наковальней, а в королевских кузнях еще и не такие кулаки плющили.

Назад Дальше