Никитин Антон Амнезия
Антон Никитин
Амнезия
Предисловие к первому изданию.
Уважаемые читатели!
Вы держите в руках свидетельство о событиях, происходивших в
одном из многочисленных Образов Существования.
В силу ряда обязательств, связанных с интересами ныне живущих
свидетелей происходившего, мы не можем рассказать вам о том, каким
образом эта рукопись попала к нам редакцию. Ясно лишь одно
подлинность этого документа не вызвала у нас сомнений, так как была
подвергнута тщательнейшей проверке и всестороннему анализу.
Тем не менее, ряд обстоятельств, имен, и мест действия, затронутых в
повествовании, потребовали дополнительных пояснений и уточнений.
Обратившись в Академический Институт Историографии и Социальной
Истории, редакция с удивлением обнаружила черезвычайную скудость
доступного для изучения материала. Особенно удивительным показалось
нам то обстоятельство, что обширным купюрам был подвергнут именно
интересовавший нас материал, в то время как соседние периоды и Образы
остались нетронутыми. Это обстоятельство, нимало нас удивившее, и
привело к немногочисленности примечаний. Все же, мы старались пояснить
события настоящей рукописи, исходя из собственного опыта, догадок, а
иногда даже и чистой интуиции.
После этих, минимальных дополнений, мы отдаем эту рукопись на ваш суд.
Редакционная коллегия
Еще должно прийти время,
когда глас посвященных
будет еще раз услышан ...
и Мастер Скрытого Дома
будет ждать в Молчаливом
Месте пришествия
человека, который,
отбросив в сторону ложные
доктрины и догмы, будет
искать простой истины и
не будет удовлетворен ни
заменой ее, ни подделкой
Мэнли П. Холл
"Энциклопедическое
изложение масонской,
герметической,
каббалистической и
розенкрейцеровской
символической философии"
Иисус сказал: Пусть тот,
кто ищет, не перестает
искать до тех пор пока не
найдет, и когда он
найдет, он будет
потрясен, и, если он
потрясен, он будет
удивлен, и он будет
царствовать над всем.
Апокрифическое Евангелие
от Фомы
Пролог
То ли будильника не было слышно: то ли забыл завести... Проспал страшно, практически безнадежно. Скорее всего, действительно забыл, хотя еще вечером собирался обязательно поехать в институт.
Да и за окном на удивление мерзко. Невозможно себе даже представить десятиминутный поход через пустырь к метро в этой сырости. Весна уже скоро месяц как наступила, а кроме тумана, да моросящего дождя - признаков никаких.
Тут, однако, хочешь - не хочешь, а ехать придется. Тем более, есть еще шанс застать преподавателей на месте.
Пока брился, в прихожей длинным, почти междугородним звонком, зазвонил телефон. Разбрызгивать пену по коридору не хотелось, а когда добрался до аппарата, звонивший, видимо, отчаялся - только и было слышно, как загремела трубка на рычаг, да пошли короткие гудки.
Мама ушла уже, видимо, давно, и с завтраком придется разбираться самому. Впрочем, готовить мама не любит и не умеет, так что неизвестно, что лучше. Чайник стоял на плите уже едва теплый, и разогревать его я не стал. Пришлось съесть два сухих бутерброда с сыром (масла тоже не было).
Пока ел, по привычке включил телевизор. Показывали какой-то многосерийный детектив из жизни английских лордов. Что-то в духе Джеймса Бонда. Пришлось задержаться еще на полчаса, и одеваться я начал уже убедившись, что Британской Империи ничего не угрожает. Странным образом господство над миром в этом сериале связывалось исключительно с властью над Британией. Видимо, это на Островах в порядке вещей.
В тот момент, когда я уже стал проверять наличие всего необходимого по карманам - ключи, паспорт (на всякий случай), кошелек (только позавчера получил стипендию) - телефон снова зазвонил.
- Дмитрий? - я этого человека никогда раньше не слышал, - Дмитрий, нам нужно с Вами поговорить, - собеседник был вежлив, но тверд, - Я думаю, что Вам нужно подождать немного дома, и мы сможем выслать за Вами машину.
Мой одногруппник Гриша Вицлебен отличался неуемной страстью ко всяческим дешевым розыгрышам и приколам. Все его шуточки были какого-то весьма специфического трупного оттенка. А его своеобразный юмор, какое-то странное заигрывание с Органами, меня уже очень давно раздражал. В последний раз он почти что довел до сердечного приступа единственного в нашей группе еврея, Игорька Блинкина, талантливого, но очень слабого здоровьем паренька. За эту антисемитскую эскападу, я был готов набить ему морду, да Гриша почему-то перестал появляться в институте.
- Да пошел ты!! - я аккуратно, даже без злобы, положил трубку на рычаг.
Когда я запирал дверь на наружный замок, в квартире опять зазвенело.
У поворота около булочной ко мне пристал какой-то пьяный пролетарий в разодранной синей, куртке из болньи и, ссылаясь на "чрезвычайно затруднительное материальное положение", стал требовать денег на опохмел.
- Земляк, помогай - никакой возможности нет выжить, - пролетарий неожиданно сменил тон и лексику, все больше наваливаясь на меня. Из его безобразной пасти несло чем-то вроде смеси дешевой водки и дорогого одеколона, а правый верхний резец был золотым, что меня немало удивило.
- На, дятел, держи... - я сунул в немытый кулак алкоголика мятую купюру и приготовился драться.
Дядька, однако, не отреагировал на "дятла" и тихонько заковылял в сторону винного.
Неприятно, конечно, но не в первый же раз
Район наш далеко от центра, живут здесь, в основном, рабочие с окрестных заводов. Старые дома, еще довоенной постройки - раньше это был далекий пригород, куда выселяли неугодных властям. Вечерами народ развлекается кто во что горазд, но наиболее распространенная забава что-то вроде соревнований на выживаемость. Вот и вчера над пустырем гремело, какие-то дикие голоса в отдалении орали матерно, так, что в ответ лаяли собаки, и под конец забухали пистолеты.
В подземном переходе опять темно, но тепло. На днях только поменяли все лампы, но во вчерашней схватке, видимо, их снова перебили. А вот остановить метро у местных боевиков сил пока не хватает.
Я толкнул прозрачную дверь, и тут почувствовал, что кто-то напирает сзади. Это было странно, потому что в переходе почти никого не было. Выяснить в чем дело, я не успел - в левом боку что-то неприятно кольнуло, хрустнула хрупкая ледяная игла, и я начал проваливаться в темное и холодное марево. Где-то рядом промелькнула темно-синяя шуршащая ткань, какая-то девчонка закричала "Дяденька, дяденька упал!" - и стало темно . 1. Книга о Вратах
Проходят дни, годы, и
человек умирает. В агонии
он спрашивает: "Возможно
ли, что за все годы, пока
я ждал, ни один человек
не пожелал войти, кроме
меня?" Страж отвечает:
"Никто не пожелал войти,
потому что эти врата были
предназначены только для
тебя. Теперь я их закрою"
Хорхе Луис Борхес, "О
Честертоне"
Я очнулся довольно быстро - так мне, по крайней мере, показалось. Болел левый бок, по левой же руке бежал какой-то неприятный липкий холодок - я ощупал болевшую кисть свободной рукой и обо что-то уколол палец. С трудом разлепив глаза, посмотрел на руки. Командирские часы, доставшиеся в наследство от недавно умершего деда, были разбиты и стрелка торчала вверх видимо, кто-то задел ногой.
Только тут я заметил, что лежу уже не там, где упал, а под неработающими разменными автоматами. Неподалеку на корточках сидела девочка лет пяти и с явным любопытством за мной наблюдала.
- А тетенька доктор сейчас придет, - сообщила девочка, - тетенька доктор сказала, что она должна полицейских позвать, что это Вас кто-то так специально толкнул, а полицаи приедут, они во всем разберутся, у них это быстро. А что часы Вы сломали, так это ничего. Тетенька доктор сказала, что рука у Вас целая, перелома нет - так, порезы одни. Может, сказала, стекла от часов в порезах есть. И все.
- А ты тут чего делаешь? - слова выходили из меня как неживые.
- А я тут разговариваю.
- Много?
- Разговариваю?..
- Нет, порезов много?
- А тетенька доктор не сказала - сказала, что у нее бинтов не осталось почти после вчерашней ночи, когда дяденьки из пистолета стреляли за углом, сказала, что устала уже, что пусть Карета разбирается, или полиция.
А зачем полиция-то? Полиция совсем незачем, я ж тогда не успею никуда, и плакал тогда мой курсовой.
- А доктор давно ушла? - с тайной надеждой на лучшее спросил я у девочки.
- А я не знаю, а часы у Вас сломатые - и я времени не видела. Но Вы не волнуйтесь, она вернется скоро.
Лучше она б и не приходила никогда... Я попытался подняться, и не смог - ноги скользили и любое напряжение отдавалось в боку.
- А Вы лежите, лежите, это полезно Вам, так тетенька доктор говорила. Она еще мне велела за Вами приглядывать, а то, говорит, еще сбежит, говорит, а мне отвечай.
- А Вы лежите, лежите, это полезно Вам, так тетенька доктор говорила. Она еще мне велела за Вами приглядывать, а то, говорит, еще сбежит, говорит, а мне отвечай.
Ну да, с таким присмотром я не вырвусь никогда.
И тут тетенька доктор и вправду вернулась.
Тетенька была года на два младше меня и работала в медпункте метро, видимо, первый год, сразу по окончании института. Обута она была в мягкие яловые армейские сапоги, а остального я снизу разглядеть не мог.
- Слава Господу, я думала, что Вам придется укол делать, а у меня уже ничего почти не осталось.
- Да мне один укол уже сделали...
- Кто же это? - она даже наклонилась и с удивлением посмотрела на меня поверх элегантной оправы своих очков, - Вы же один здесь были - вот и девочка видела - шли, шли, да и упали - это от сильного опьянения бывает.
- Ага, - подтвердила девочка, тряхнув русыми косичками, - шли, шли, и вдруг - бух!!!
- Подожди, - в голове у меня что-то мягко сместилось, - ты же сама говорила, что меня...
- Я говорила? - искренне удивилась девочка, - Да мне мама не велит говорить с чужими дядями. Правда, мама?
- Конечно, дочка, - кивнула доктор, - Просто не надо так много выпивать.
Я понял, что спорить бесполезно.
- Ну хоть рану-то вы мне обработаете?
- А у меня бинтов после вчерашней перестрелки не осталось совсем. Но я уже вызвала Карету, они Вами займутся.
- А полиция?
- А зачем Вам полиция, Вам Карета нужна.
- И впрямь, зачем мне полиция? Ну а подняться-то Вы мне поможете?
- Вот этого я делать и вовсе не обязана.
- А перетаскивал-то меня сюда кто?
- Перетаскивал? Я Вас тут прямо и нашла.
Тут я перестал что-либо понимать. Видимо, это было просто не нужно. Мои приятели рассказывали мне о каких-то новых методах призыва, о предварительной химиотерапии, но я никогда в это не верил. Кроме того, мне не от чего было уклоняться - я честно отслужил два года на Уральском Рубеже, и перед Отечеством был чист. Так или иначе, мне стало ясно, что любое мое слово с этого момента может быть истолковано любым образом, и я решил не сопротивляться.
Наверху загудела полицейская сирена.
- Странно, я же не вызывала полицию, - холодно сказала врач, и поправила очки, - дочка, пойдем, дядей господин лейтенант займется.
В вестибюль, действительно, вошел, лейтенант.
- Ну, в чем дело? - не обращая внимание на врача, обратился он ко мне. Доктор воспользовалась паузой и, схватив дочку, исчезла в помещении медпункта, - Пьете, что ли много, а здоровье, что ли, слабое? Ох, до чего, вы, студенты, мне надоели, - и он пихнул сапогом мою ногу, - Все условия, вам, сукам, создали, а вы... Ну, сейчас мы протокол...
- Лейтенант, - раздался со стороны бас. Лейтенант дернулся и застыл в стойке смирно. Я с трудом повернул голову и увидел майора полиции во всем параде.
- Лейтенант, почему вы не отвечаете на радиовызов, вы что, не знаете инструкций, или считаете необязательным их выполнение?
- Но, господин майор, я прибыл по вызову госпожи фон Фир...
- Молчать!!! - грубо оборвал его майор, - Ваша обязанность - постоянно присутствовать в патрульном мотоцикле, и я позабочусь, чтобы остаток своих дней вы занимались регулированием движения.
- Мне не в чем себя упрекнуть, господин майор. Если вы считаете нужным, то я готов ответить по вашему рапорту о моем служебном несоответствии, однако, мне кажется, что поводов для такого рапорта у вас, господин майор, нет, - лейтенант побледнел, но держался прямо.
- Капитан, - подозвал кого-то со стороны майор и как из под земли рядом со мной возник капитан полиции, подтянутый, но в обмундировании его был виден легкий беспорядок, а кобура пистолета была расстегнута. Впервые я вызывал столь пристальное внимание со стороны властей, - Объясните лейтенанту его неправоту, а мы с господином студентом пройдем в медпункт.
Майор протянул мне руку, и я сумел подняться. Было не особенно приятно. Все мое тело было набито ватой, а в левом боку поселилось неведомое животное, которое время от времени переворачивается, задевая мне лопатку.
Майор провел меня узким крашеным коридором и вошел в небольшую комнату. В комнате стояла кушетка, стол, два стула. Шкаф стеклянный с какими-то банками. За столом сидела доктор. Девочки нигде не было.
- Госпожа Фирсова, перевяжите господина студента, а я посижу - подожду тут.
Доктор постаралась не показать своего удивления и достала из стола бинт, вату и какие-то медикаменты.
Майор усмехнулся, сел на кушетку и принялся ждать.
Доктор бинтовала меня в полном молчании. Было слышно, как за стеной урчи эскалатор, и как в вестибюле лейтенант повторяет бесконечный аргумент про уверенность в своей правоте и полном подчинении всем служебным инструкциям.
Госпожа Фирсова тщательно накладывала на марлю какой-то желтоватый состав с тем, чтобы потом прибинтовать эту ткань мне к руке, и не отвлекалась на посторонние шумы.
Бинты мягко ложились мне на руку, и, как это ни странно, прикосновения доктора мне были приятны.
Спор в вестибюле нарастал, возражения лейтенанта становились все тише и тише, а капитан, видимо, раскачивал себя односторонней полемикой. На секунду все стихло, потом хлопнул пистолетный выстрел.
Доктор как раз завершила свой труд, и сидела потупившись, как девчонка, не выучившая урок. Майор выглянул в коридор, тихо выматерился и обернулся ко мне:
- Нам придется немножко прогуляться.
Мне было уже все равно. В институт я опоздал, курсовой, похоже, становился все больше похож на неисполнимую мечту. Я поднялся со своего места и, запихнув сломанные часы в нагрудный карман куртки, сказал:
- Пошли.
Мы вышли в тот же узкий коридор, но свернули в другую сторону. Я оглянулся и увидел, что капитан наклонился над лейтенантом и пытается сорвать с форменной куртки лежащего знак регулировщика.
Мы спустились вниз на несколько ступенек, прошли еще немного, и оказались под эскалатором. Над нами вращалось огромное маслянистое колесо, прокручивающее поручень, а впереди висел знак с черным человечком, перечеркнутым красной полосой. Проход между механизмом и стеной за этим знаком сужался и самые дальние шестерни протерли в мягком цементе стены углубление. Пахло машинным маслом и металлом, и мне показалось, что эти колеса вращались здесь вечно. От мысли о попытке их остановить, в перебинтованной руке забилась легкая шуршащая боль.
- Нам туда, - майор показывал чуть левее знака.
Мы спустились еще, эскалатор остался позади, и мы пошли по железному настилу.
Вдруг все затряслось, я бросился к стене, прячась от накатывающего грохота, и сквозь просветы в настиле увидел проезжающий прямо подо мной поезд.
- Не бойтесь, господин студент, - прокричал майор, - мы почти что пришли, и он показал в десяти метрах впереди железную лестницу наверх, Поднимайтесь, а я за Вами. Там наверху дверь, не заперто.
Лестница была довольно чистой, вовсе не ржавой. Можно было подумать, что по ней каждый день кто-то поднимается.
Когда мы вышли на поверхность, я увидел вдалеке синюю полицейскую машину.
Майор подошел ко мне сзади и, отряхивая форменные брюки, произнес:
- Ей-богу, Дмитрий Александрович, лучше бы вы дома дождались нашей машины, а то суета сплошная, просто стыд какой-то, народу-то сколько покалечили!..- и только тут я заметил, что в петлице у него не щит, символизирующий Внутренние Силы, а орел - эмблема Безопасности.
В машине за рулем спал шофер. Он был одет в гражданское.
Майор грубо пихнул его:
- Рацию давай, еврейская морда!
Шофер вздрогнул и вытащил из под руля трубку на длинном скрученном шнуре.
- Осирис, Осирис, я Анубис, прием!
- Анубис, я Осирис, слушаю Вас, - ответила трубка.
Майор прикрыл ладонью микрофон и обратился ко мне:
- А вы садитесь на заднее сиденье, Дмитрий Александрович, мы поедем сейчас, садитесь... Осирис, я около станции метро "Площадь Мира", у нас тут опять проблемы с дорожной полицией...
- Опять ваш капитан отличился?
- Опять... Пора уже решать вопрос... Замять-то уже не удастся...
- Что, жертвы, что ли?
- А Бог его знает, может, и жертвы...
- Высылаем машину... Конец связи.
Майор швырнул трубку шоферу.
- Допрыгался, гад... В Управление поедем сейчас, понял?
- Понял, чего не понять, - лениво отреагировал шофер.
Майор обошел машину и сел на переднее сиденье.
В машине все было каким-то совсем иным, не таким, как снаружи, и не таким, как в других машинах. Я не знаю, что было тому виной - освещение или что-то еще, но всю поездку мне казалось, что я еду не только в другое место, но и в другой мир.
Я подвинулся в сторону, чтобы видеть дорогу впереди, и наткнулся на сидении на газетный сверток Газета была "Красная Звезда" и из нее выбивался слегка порванный край синей болоньи.
- Не мешает сверточек? Я вот для жены у вас в универмаге плащ купил, Майор был почти что счастлив, - чрезвычайно дешево!