– Ты где служил? Я видывал шайки и похуже. Причем недавно. Эти парни хотя бы стараются – отрабатывают жалованье и еду, к тому же братья без устали подстегивают их своими ура-патриотическими речами. – Пинкус вернулся к своей обычной ехидной манере. – Видел бы ты, с чем пришлось работать, когда мы двинули к Тамзе.
– Ты был в том сражении?
– И притом на стороне герцога Гармонеки.
– Значит, ты удачливый сукин сын.
– Просто бегаю хорошо. К тому же я видел, чем дело пахнет, и приготовился. Так вот, в армии герцога сражалось самое поганое отребье, какое только можно вообразить. Гармонеки и не пытался их обучать, вооружил едва-едва. И что они там творят – ему тоже было плевать. Жуть. Сантерин оказал всему миру большую услугу, изничтожив эти семнадцать тысяч человекоподобных выродков.
– А как же военачальники? Дворяне?
– У дворян лошади, а то ты не знаешь. Почти всем удалось сбежать, а кому не удалось – тех потом выкупили.
Волшебника никто в лагере не видел, но Элс постоянно ощущал его присутствие, словно тот стоял прямо за спиной. Запястье так и ныло. Казалось, стоит лишь достаточно быстро обернуться, и…
– А ты раньше служил Братству?
– Нет. И никто из моих приятелей не служил. Такого раньше не бывало. Это все потому, что Безупречный сделался патриархом.
– А ты знаешь, когда наконец доставят оружие? У нас большая нехватка.
– Мне они говорят то же, что и тебе. Но меня еда больше беспокоит. – (Действительно, лето подходило к концу.) – Мы не можем тут вечно сидеть, объедая здешних крестьян.
Больше месяца армия стояла под стенами монастыря Денсайт. Маркитантки и мошенники уже начали возводить неподалеку свою деревню.
– Смотри, Бехтер идет.
Редферн Бехтер отвечал за наемников. Работы у него было невпроворот, и он охотно принимал помощь Элса, Пинкуса Горта и еще нескольких воинов. Элсу он по-прежнему напоминал Костыля – бывалый ветеран, который всякое повидал на своем веку, такого нелегко удивить.
Но сейчас на лице Редферна читалось явственное удивление.
– Господа, – сказал он с еще более сильным, чем обычно, акцентом, – наши бездарные посиделки вполне могут обернуться настоящей заварушкой. Волшебник только что получил известие о том, что еретики со своими подручными осадили епископа Антье в его загородном поместье. Патриарх приказал нам что-то предпринять.
– Что? – не поверил своим ушам Элс. – Безумие какое-то!
– У местного епископа есть загородное поместье? В винном краю? – уточнил Горт, который был большим любителем вина, болтал о нем без умолку и неустанно пробовал все новые знаменитые ормьенденские сорта. – А с каких это пор святые отцы…
– Понятия не имею, – оборвал его Бехтер. – Тебе по службе думать не положено. Да и мне тоже. В общем, я не говорю, что мы туда отправляемся, но есть все шансы. Официально пока ни о чем не объявлено. Считайте это предупреждением и будьте готовы.
– Прошу прощения, – как обычно, с ехидцей ответил Горт. – Я просто от счастья голову потерял.
– А что про оружие слышно? – спросил Элс. – Мои люди все еще учатся не на мечах, а на палках.
К тому моменту армия патриарха насчитывала уже около восьми сотен человек, и каждый день к ним прибивалось еще по нескольку десятков наемников. Элса удивляло, что находятся столько желающих, а Горт, наоборот, удивлялся, что их так мало – ведь Братство не на шутку расщедрилось. Видимо, рассказы о битве при Тамзе все еще смущали умы потенциальных рекрутов.
– Скоро подвезут, – пожал плечами Бехтер. – Мне так все время отвечают.
– Лучше сказать нашим бедным недорослям, – предложил Элс, – что теперь у них есть веская причина не зевать на тренировках.
В лагерь продолжали поступать дурные вести. Епископ Серифс взывал о помощи.
– Если этот святоша завопит чуть громче, – заметил Элс, – ему даже не придется отправлять посланников.
– Да уж, – согласился Бо Бьогна. – Если бы дела у него шли так дерьмово, как он утверждает, он бы давно копыта откинул.
Двое рыцарей-братьев отправились на разведку, но не вернулись. Из палатки волшебника поступил приказ: всем приготовиться к выступлению. Но приказ этот почти сразу же пришлось отменить, когда Элс, Горт и еще несколько человек напомнили Редферну Бехтеру, что почти у трети отряда нет оружия, а у оставшихся двух третей оно никуда не годится. Разнесся слушок, что к ним через неделю присоединится Черный Адольф с пятью сотнями наемников из Гролсача.
Близость предстоящего сражения никого не оставила равнодушным. Те, кто примкнул к армии лишь ради бесплатной кормежки, мигом испарились, а остальные стали гораздо серьезнее относиться к муштре, которая теперь могла в буквальном смысле спасти им жизнь.
Оружие вскоре подвезли, а вот Черный Адольф так и не появился. В Гролсаче прознали о сложившемся положении и затребовали еще денег.
Небольшая армия добралась до Коннека. Братья внимательно следили, чтобы по дороге никто не занимался грабежом и не причинял вреда местным жителям. Им не оказывали сопротивления, но и не радовались их приходу. Даже те немногочисленные священники, которые поддерживали Брот, смотрели на них с плохо скрываемым подозрением.
В Коннеке вообще с большим недоверием относились к чужакам.
С самого начала в лагере царила жесткая дисциплина. Братство хорошо знало о людских пороках. Среди грубой деревенщины попадались и настоящие матерые преступники. Но здесь не прощали того, что обычно прощают в других армиях. Если кто-то пытался задирать сослуживца, ему доставалось десять ударов плетью, а если история повторялась, провинившегося, предварительно жестоко избив, гнали прочь, не заплатив при этом обещанного жалованья. Одного типа застукали, когда он пытался изнасиловать юного новобранца, и мерзавец немедленно, даже не успев натянуть штаны, отправился на аудиенцию к волшебнику. Аудиенция закончилась для него крайне неудачно, хотя прожил он после оглашения приговора еще десять дней.
За воровство нещадно пороли.
Солдаты хорошо усвоили правила, во всяком случае пока.
Наконец они подошли к реке Дешар у подножия горы Мило. Переправа заняла весь день. На западе от идущей с севера дороги, оставшейся еще со времен Древней Бротской Империи, ответвлялась еще одна – следующая вдоль берега Дешара. Дороги эти обозначали границу между Новой Бротской Империей и государствами, где разговаривали на некоем подобии арнгендского языка. Еще дальше на север очередное ответвление убегало на северо-восток к Салпено – столице арнгендских королей.
В самом Коннеке древняя дорога шла на запад мимо самых крупных городов, возле реки Верс в Парле сворачивала на северо-запад и, миновав Каурен, добиралась до океана.
Спустя два дня патриаршее войско сошло с дороги и углубилось в южные холмы, засаженные виноградниками. Вскоре они уже были во владениях епископа Серифса, откуда открывался вид на обнесенный высокой крепостной стеной Антье.
Обширное поместье напоминало древние виллы и было густо обсажено виноградом. Поблизости на склоне охряного холма, прямо в излучине реки Джоб, примостился Антье. Стены и башни его находились в прекрасном состоянии, именно на них, по всей видимости, и зиждилась уверенность защитников, о которой патриаршие войска уже были наслышаны.
Граф Реймон Гарит и жители города с величайшим презрением относились к своему епископу и открыто заявили разведчикам Братства, что у них достаточно запасов на зиму и осаду они выдержат. В Антье намеревались есть и пить вволю, пока за стенами враги здравого смысла сначала сожрут всех собак, кошек и крыс, а потом примутся глодать свои сапоги и есть землю.
Епископ соизволил покинуть поместье как раз тогда, когда армия Братства разбивала лагерь на ближайшем холме. Он пришел в ярость, увидев, какой ущерб нанесли его виноградникам.
Элс оказался поблизости, когда Серифс встретился с Грейдом Дрокером, – недостаточно близко, чтобы расслышать разговор, но достаточно, чтобы увидеть, какой эффект произвела встреча на епископа. Через мгновение тот побледнел и принялся судорожно глотать воздух и что-то бормотать. Волшебник поковылял прочь, а святой отец, отдышавшись, снова покраснел от злости и, пылая гневом, удалился обратно в поместье.
Да, Дрокер обладал нешуточной властью, ведь епископ, как говорили, ходил в любимчиках у патриарха.
Элс вместе с подопечными расположился так, чтобы видеть палатку волшебника, поместье и Антье. Осмотрев укрепления, он решил, что жители города действительно могут спать спокойно: эти высокие стены способны хоть целую вечность сдерживать натиск необученных вояк. Даже если Грейд Дрокер применит все доступное ему волшебство.
Шел четвертый день. Те, кто осмелился напасть на поместье епископа, держались от отряда подальше. Жители Антье и солдаты из войска Братства лишь обменивались оскорблениями, но до оружия дело пока не доходило. Патриаршие защитники были молоды, им недоставало опыта и выдержки. Если бы у коннектенцев хватило сообразительности этим воспользоваться, они могли бы причинить силам осаждающих немалый урон.
Но делать им это, в общем-то, было незачем: жители Антье могли спокойно ждать, покуда зима не прогонит незваных гостей прочь. Граф Реймон несколько раз заявлял, что осаду, мол, можно прекратить, ограничившись только ущербом, нанесенным епископским виноградникам и гордости Брота.
Грейд Дрокер собрал военачальников, чтобы выслушать их мнение. Опытные воины, которые, как и Элс, обучали новобранцев, не видели особого смысла в этом собрании. Волшебник явно будет делать так, как решил. Зачем же устраивать балаган и о чем-то их спрашивать?
Элса повысили в должности, но лишь потому, что никто из братьев не хотел выполнять лишнюю работу. Епископ предоставил для собрания одну из комнат в своем поместье, чтобы им не пришлось мокнуть под дождем. Стул Элсу не полагался. Из комнаты вынесли все, что можно было украсть или запачкать. Ша-луг прислонился к влажной холодной стене рядом с Пинкусом Гортом. Стояли они позади всех. Забавно получилось: здесь ему досталась та же роль, что и дома, – солдат в войске господнем.
– Брат Дрокер, кажется, чем-то недоволен, – пробормотал Горт.
– Это точно.
А еще волшебник явно на ладан дышит.
Да, слухи не врали: тот пушечный выстрел сделал его калекой. С левой стороны лица торчала голая кость.
– Да, отделали будь здоров, – заметил Пинкус. – Видок такой, будто его часа четыре беззубый тигр жевал.
Элсу говорили, что Дрокер почти все время носит маску; почему же, интересно, сегодня он решил ее не надевать?
Другой брат помог волшебнику усесться за высокий стол. Дрокер действительно злился. С трудом, но громким и отчетливым голосом он произнес:
– Бехтер… найди епископа… Серифса. И… принципата Донето. Им велено было… явиться.
– Надеюсь, – пробормотал Горт, – Дрокер им покажет, почем фунт лиха. Недоумки, втянули нас в это дерьмо, а сами, видите ли, носа не кажут.
Элс и бровью не повел. Наверное, Пинкус уже успел с утра приложиться к бутылке – слишком уж громко прозвучал его шепот.
Но Горт был еще достаточно трезв, чтобы заметить свою ошибку. Он примолк на добрых десять минут.
Явился епископ. Внешность этого толстяка ясно свидетельствовала о долгих годах, посвященных прозябанию в пороках. Круглое, испещренное красными пятнами лицо говорило о пристрастии к выпивке и об апоплексии. Ни в каком собрании Серифс, разумеется, участвовать не хотел.
Епископ пылал праведным гневом, но гнев его быстро улетучился под мрачным взглядом холодных глаз Грейда Дрокера.
Довольно трудно жаловаться и ныть в присутствии человека, который столь явно презрел собственные ужасные раны для участия в походе.
– Епископ, – сказал волшебник, – садитесь, для вас поставили кресло. Где принципат Донето?
Вскоре прибыл и патриарший посланник – его внесли на носилках трое телохранителей и один епископский слуга. Остальные телохранители сбежали. Реши кто-нибудь снова покуситься на жизнь принципата, у Бронта возникли бы серьезные затруднения.
Элс боялся, что Горт сейчас ляпнет что-нибудь нелестное и в адрес Донето, но всем сразу же стало очевидно, что тот действительно не может передвигаться самостоятельно.
Его ранили гораздо серьезнее, чем все думали.
Епископ выразил неудовольствие и заявил, что обо всем случившемся обязательно услышит сам Безупречный.
– Вы, Серифс, – осадил его Дрокер, – привлекли внимание особого ведомства. Не вынуждайте это самое ведомство официально объявлять вам об этом. Мы не подчиняемся никому, даже его святейшеству. Вам понятно?
Возмущенный епископ примолк. «Как несправедливы ко мне судьба, жизнь и вселенная!» – было написано на его лице.
– Превосходно. Давайте обсудим Коннек и расплодившуюся здесь ересь. Епископ, я требую, чтобы вы прямо отвечали на мои вопросы. Не пытайтесь себя обелить, не оправдывайтесь, не скулите. Отвечайте простыми фразами, по существу. В противном случае навлечете на себя гнев особого ведомства. Все ясно?
По всей видимости, Серифсу ничего не было ясно. Он принялся бессвязно и раздраженно молоть какую-то чушь.
Внезапно епископ вскрикнул.
– Похоже, недостаточно внимательно слушал, – усмехнулся Пинкус; Горта буквально распирало – до того ему не нравился епископ.
Хотя, если верить коннектенцам, епископ нравился лишь двоим людям на всем белом свете: смазливому белокурому мальчонке, который его ублажал, и патриарху.
И тем не менее у Серифса были влиятельные друзья-церковники и союзники-дворяне, которых беспокоила мейсальская ересь.
Элс внимательно прислушивался к вопросам волшебника, но Дрокера, похоже, окончательно покинули силы, и он говорил очень тихо. Зато по громким ответам епископа можно было понять, о чем идет разговор.
Допрос с пристрастием показал, что кризис веры в Коннеке произошел по одной-единственной причине – по вине самого пастыря.
Это, конечно же, никого не удивило. Корень всех зол крылся в упорном нежелании Брота признать, что и служителям церкви не чужд грех.
Дрокер замолк, и допрос продолжил один из братьев. Похоже, маг совсем выдохся.
Элс внимательно вглядывался в его лицо. Колдовство Дрокеру теперь давалось с большим трудом – этот калека был буквально нашпигован серебром.
– Что-то не так с этим Донето, – прошептал Пинкус. – Он, что ли, опиум курит?
– Вполне возможно, – согласился Элс. – Такие, как он, плохо переносят боль.
С каждым мгновением собрание становилось все скучнее. Серифс перечислил меры, принятые против сторонников мейсальской ереси. Основные его предложения заключались в следующем: «Давайте всех перебьем и все разграбим». Эти предложения вызвали большое одобрение аудитории.
– Таким образом, – вмешался в разговор Дрокер, – мы обогатим церковь и Братство и обогатимся сами, но этого не хватит надолго. Из Брота мне сообщили, что Арнгенд вышлет нам на подмогу войска. И это, кстати говоря, секретная информация, которая не должна выйти за пределы этой комнаты.
«Да уж, – подумал Элс. – Как теперь удержишь все в тайне? Новости обязательно просочатся в Коннек, ведь кто-нибудь расскажет обо всем по секрету какому-нибудь доверенному другу, а тот… И – пошло-поехало».
Дрокер не похож на дурака. Он хочет, чтобы новости разошлись.
Пинкус толкнул Элса локтем:
– Представление окончено. Проснись!
Элс смущенно крякнул. Они с Гортом стояли ближе всего к двери, так что и выходить им надо было первыми. Пройдя шагов десять по коридору, Элс внезапно остановился, и от неожиданности Горт налетел на него.
– В чем дело?
– Да ни в чем. Просто появилась одна мысль.
– Мысли – это, знаешь ли, опасно. Я бы даже сказал, смертельно опасно, если речь идет о церкви.
– Нет.
Совсем не внезапная мысль заставила его остановиться, а странное видение – смазливый белокурый парнишка, который из-за гобелена наблюдал за идущими по коридору солдатами. Судя по описаниям, это и есть любимчик епископа. Он напомнил Элсу человека из иных мест и иного времени. Но видимо, то было не просто сходство: когда мальчик увидел ша-луг, лицо его исказилось от изумления и ужаса.
Элс покачал головой. Как такое возможно? Мальчику, которого он помнил, сейчас уже должно было стукнуть двадцать.
Элс сидел на заросшем виноградом холме и невидящими глазами смотрел на Антье. Мысли его были заняты тем мальчишкой. Мальчишка все чрезвычайно усложнял.
Внизу, через малые городские ворота, выходящие на берег реки, сновали люди, похожие на муравьев, – то спускались к воде, то возвращались в Антье. Этой дорогой горожане пользовались уже несколько веков, так что ее даже замостили.
В реке купались местные юнцы, выказывая полное пренебрежение к осаждавшим город войскам. Элс едва обратил на них внимание, хотя внутренний голос подсказал ему, что это следовало бы сделать.
Как там звали епископского малолетнего любовника? Нет, имя при Элсе ни разу не упоминали. В том числе и из-за этого парня коннектенцы так презирали Серифса.
Из главных ворот Антье вышло около дюжины человек с белым флагом.
Ша-луг вернулся в лагерь.
Парламентарии добрались до поместья примерно через час. К тому времени там уже гуляли разнообразные слухи. Самые разумные, по достоинству оценив толщину и высоту городских стен, искренне надеялись, что посланцы хотят склониться перед волей церкви, и таким образом всем удастся избежать сражения.
Антье был столицей владений графа Реймона Гарита. Граф нечасто гостил в собственных угодьях: молодого красивого дворянина куда сильнее манили интриги Каурена, и бо́льшую часть времени он проводил при герцогском дворе. Но по случайности Реймон оказался дома, когда началась осада. Теперь именно он шел во главе процессии, безоружный, с непокрытой головой.
Элс, опираясь на свой восточный опыт, решил, что граф намерен сдаться. Позже выяснилось, что юный Гарит был согласен выполнить почти все требования патриарха: покориться воле Брота, запретить мейсальскую ересь и изгнать тех ищущих свет, кто не откажется от лживого учения, а также тех священников, кто поддерживает Непорочного II.