- Я знаю, что люди могут сделать невозможное. Если, конечно, в них верить. Вот и все! - Кардашов посмотрел на схему. - И в первую очередь там, где даже самые совершенные машины ничего не могут... Да, Николай Иванович, замечание ты сделал Самойлову правильное - о безопасности думать надо, но не отметить Самойлова нельзя... Вот я и хочу...
Стрельцов перебил его:
- Не воображай, что ты только один у нас умный и справедливый. Приказ я уже подписал - благодарность твоему Самойлову от Правительственной комиссии и премия. Как положено. А если очистит крышу, к Герою представлю...
Кардашов крепко пожал руку Стрельцову и быстро вышел из кабинета. А Николай Иванович еще долго стоял у схемы крыши, думая о чем-то своем.
На крыльце Эрика Николаевича ждали Самойлов и Тимофеев. Они вопросительно посмотрели на него.
- Все нормально, - директор улыбнулся, - до утра у нас есть свободное время. Может, махнем все-таки на "Мыс" к нашим - они, наверное, заждались, а?!
- Вперед. - Тема распахнул дверь "Волги".
- Ого, Тема, - Кардашов сел на заднее сиденье, - ты меняешь машины, как перчатки. Где такую красавицу раздобыл?
- Для вас, Эрик Николаевич! На "Жигулях" директору станции неприлично ездить. Мои ребята у пятого блока ее обнаружили, пришлось, конечно, ее отмывать, но теперь в пределах допустимого. За 30-километровую зону на ней нельзя, но внутри - сколько угодно.
Самойлов неуверенно топтался у машины.
- Эрик Николаевич, может быть, я останусь, - начал он, - у меня ребята в общежитии здесь, потолковать с ними надо...
- Без разговоров! На сегодня хватит, - перебил его Кардашов. - Садись это приказ.
Самойлов неохотно залез в машину. Тема взял с места рывком, все-таки полихачить он любил.
В вестибюле административного корпуса Кардашова ждали капитан Недогонов и парторг.
Эрик Николаевич с удивлением осмотрелся. Безукоризненная чистота, до блеска натертые полы.
Мимо прошли трое сотрудников, - спецовки выглажены, аккуратные белые шапочки. На шее у каждого висели пропуска: запечатанные в целлофан картонные квадратики и большое фото. Сотрудники направились к контрольно-пропускному пункту, где стояли два молоденьких милиционера. Они взглянули на пропуска, козырнули.
- Совсем другое дело, - заметил Эрик Николаевич. - Показывайте, что натворили, - обратился он к капитану и парторгу.
- Вот и ваш пропуск, - Недогонов протянул целлофановый квадратик, извините, фото не очень удачное, но другого в личном деле не было.
- Вообще-то директора АЭС положено знать в лицо, - рассмеялся Кардашов, но порядок нарушать не буду. На фото похож, а остальное не имеет значения.
Он предъявил пропуск, прошел через пост. Недогонов и парторг молча шли следом.
Лестница была приведена в порядок. "И где он достал мрамор?" - подумал Эрик Николаевич.
Всего несколько дней назад он шел по этой лестнице, и как все изменилось! Ну, а вестибюль второго этажа, где еще совсем недавно... Нет, Кардашову казалось, что он там, на своей станции... А почему здесь должно быть иначе?!
Уже не было фанерных щитов и брусков свинца - на окнах в вестибюле и переходе к первому блоку висели нейлоновые шторы. Они чуть колебались: работали кондиционеры.
Все двери в коридоре, что вел от вестибюля к кабинету директора, выкрашены - чувствовался запах свежей краски. Аккуратные таблички: "Главный инженер", "Партком", "Комитет ВЛКСМ"... Кардашов открыл последнюю дверь: несколько молодых людей сразу повернулись в его сторону. Очевидно, здесь шло заседание комитета комсомола.
- Извините, не буду мешать. - Директор закрыл дверь. Он успел заметить, что мебель в комнате новая, на подоконнике цветы. - Да ты, капитан, чудодей! повернулся он к Недогонову.
Тот не ответил, только улыбался. В приемной директора он увидел Людочку.
- Откуда? - удивился он.
- Товарищ Недогонов прислал машину, - Людочка смутилась, - директора положено встречать по всем правилам.
- Чудодей... всего тридцать шесть часов... чудодей, - повторил Кардашов, и вновь капитан промолчал.
Ну, и в кабинете директора все было как положено. На столе для заседаний стояла ваза с цветами, были разложены карандаши и чистые листы бумаги. За письменным столом, находившимся у окна ("как и на той станции", отметил Кардашов) тонко отточенные карандаши и пухлая папка. На ней значилось: "Тов. Кардашову. На подпись". Ясно, это Людочка постаралась.
Эрик Николаевич обнял Недогонова.
- Спасибо, капитан. Такого, честно говоря, не ожидал.
- Успели... - капитан покраснел, - но пропуска для второй смены еще не приготовили да и...
- Минутку, - перебил его Кардашов, - присаживайтесь. Сейчас обсудим все наши дела... Взгляните. - Он протянул парторгу листок бумаги, на котором было написано несколько фамилий. - Я не забыл никого?
- Нет, - сказал парторг.
- Сразу после обеда проведем собрание представителей рабочих коллективов, - сказал Кардашов, - пусть они решают сами, что делать с ними. - Он кивнул на листок. - А сейчас, - нажал кнопку, и тут же в дверях появилась Людочка, вызывайте ко мне руководителей отделов и службу главного инженера... В общем, капитан, за все спасибо, - обратился он к Недогонову, - а теперь выкладывай свои просьбы.
- Продолжаем дезактивацию, - сказал капитан, - нужно добавить бетон. Нам дают мало, все идет на могильник... Я понимаю, там не обойтись, но если бы нам хоть машин пятьдесят...
- Понял, - Кардашов сделал запись в блокноте, - попрошу у Стрельцова. Думаю, найдет.
- И еще, - капитан смущенно опустил глаза, - хочу, чтобы Правительственная комиссия отметила тех, кто...
- Об этом позабочусь. Представь список, все будут премированы, - пообещал Кардашов.
- Нет, не то, - капитан замялся, - понимаете, все - и офицеры, и солдаты просили дать вместо денег грамоты. Деньги пройдут, и все, а благодарность от комиссии - это можно окантовать и на стену дома или хаты - пусть все знают, что принимал участие в ликвидации аварии. Деньги, ну те, что платят сверх обычного, так сказать, за опасность, наш отряд перевел в фонд помощи... А список наиболее отличившихся, пожалуйста. - Капитан протянул листок.
- Не наиболее отличившихся, а всех, - Кардашов вернул бумагу, - повторяю, всех и первым - себя... Да и ходить далеко не надо, вместе с Людой отпечатайте. Жду.
- Ну что, парторг, - Эрик Николаевич откинулся в кресле, - теперь мы можем спрашивать не только с себя, но и со всех. Согласен?
Парторг утвердительно кивнул.
На опушке леса палаточный городок. Часовой козырнул, пропуская машину. Рядом с контрольным пунктом - площадка, на которой стояли бронетранспортеры.
В центре палаточного городка - штаб части. Машина с генералом и Самойловым подъехала к нему, у входа в палатку уже стоял полковник - командир части.
- Товарищ генерал. - Полковник шагнул навстречу, - Разрешите доложить! Первая рота находится на объекте, вторая - отдыхает после ночных работ, материальная часть - в полном порядке...
- Одну минуту, полковник, - перебил его генерал, - четвертая рота, ну, та самая, которая у тебя лучшая, сейчас здесь?
- Так точно!
- Давай-ка проверим. В общем, объявляю боевую тревогу.
- Есть боевая тревога! - козырнул полковник.
Самойлов наклонился к генералу, тихо сказал:
- Может быть, в красном уголке собрать людей? И там поговорить по душам?
- Одно другому не мешает, - заметил генерал, - раз мы приехали, надо боеспособность части проверить, - он подмигнул, - начальство должно быть строгим, ясно?
Над палаточным городком неслись звуки горна.
Генерал взглянул на часы.
- Проверим, проверим, - сказал он Самойлову, - одно дело на словах, иное, когда сам инспектируешь.
Было видно, что генерал доволен. Они видели, как из палаток выбегают солдаты, стремительно несутся к бронетранспортерам, занимают в них свои места. Чувствовалось, каждый знает, что именно ему делать. И в то же время спешки не ощущалось, все происходило как бы само собой: четко, организованно, привычно. Генерал поглядывал на Самойлова, мол, убеждайся сам - в лучшую часть прибыли.
Будто из-под земли вырос полковник.
- По вашему приказанию, - начал докладывать он, но генерал жестом остановил его.
- Отлично! - прокомментировал он. - Оставьте четвертую роту, надо поговорить... Остальные свободны.
Полковник исчез, подошел к группе офицеров, что-то сказал им. Ротные побежали выполнять приказ.
Генерал и Самойлов направились к площадке, где рядом с бронетранспортерами построились бойцы.
Генерал поздоровался. Ответило дружное: "Здравия желаем, товарищ генерал!"
- Нужна ваша помощь, друзья, - обратился генерал к солдатам, - ну, а суть дела вам расскажет товарищ Самойлов. Подчеркиваю, дело абсолютно добровольное...
Самойлов очень волновался. Он вышел чуть вперед и смутился. Сто человек смотрели на него, как говорится, "поедая глазами начальство".
- Вольно! - скомандовал полковник.
Легкий шелест прошел по колонне. Наконец Самойлов начал:
- На крыше третьего блока находятся мощные источники радиации... Их можно убрать только вручную... Нужны добровольцы... Для начала шесть человек... Эта работа поможет быстрее ликвидировать последствия аварии, значительно ускорит как захоронение аварийного блока, так и пуск первых энергоблоков... В общем, обязательно эти источники надо убрать. Вот и все. - Самойлов повернулся к генералу.
- Нет, не все! - Тот шагнул вперед и встал рядом с Самойловым. - Он уже работал на крыше - один! - Генерал показал на Самойлова. - Ситуация такова: сначала пять человек, группу поведу я. Уберем наиболее опасные источники, а затем - остальные. Ну, а в конце пойдут на крышу луноходы. Эти роботы будут вскоре доставлены на станцию. Они проведут окончательную очистку... Но для первого шага нужны добровольцы! Не хочу с вами говорить о премиях, о благодарностях и прочем - дело не в этом, хочу, чтобы каждый из вас понял: эта сложная и опасная работа поможет ускорить ликвидацию аварии. Вы прекрасно знаете, что вся страна, весь мир следит за событиями, которые происходят в этом районе... В общем, агитировать не буду, вам все ясно. Добровольцы, три шага вперед!
Вся рота шагнула вперед.
На глазах у генерала выступили слезы.
- Спасибо, друзья, - тихо сказал он, но слова генерала услышали все, - я не сомневался, что именно так и будет, Не хочу кого-либо выделять. Сделаем так: первое отделение по машинам, остальные пока свободны... Спасибо! Работы хватит на всех, а пока мы поедем на АЭС с первым отделением...
Два бронетранспортера выехали из палаточного городка. В переднем сидели Самойлов и генерал. Молчали. Они смотрели вперед, на дорогу, которая нырнула в лес. За ним, вдалеке, были видны корпуса атомной станции.
В кабинет заглянула Люда.
- Эрик Николаевич, все собрались.
Кардашов взглянул на часы - одна минута четвертого.
- Ну и время летит, - вздохнул он, - приглашай... А чуть попозже тех, кто по списку. Поняла?
- Хорошо. Люда вышла.
В дверях появилась Никитишна. Кардашов поднялся ей навстречу.
- Прошу, - он показал на стол, - присаживайтесь. Все нормально, Никитишна! Отмываем?
- Полегче стало, директор. И девчата новые - хорошие, старательные.
- Лучших прислали, - улыбнулся Кардашов, - со всех станций к нам рвутся. Отбирают самых достойных. Сама-то как?
- Теперь веселее, - ответила Никитишна, - на поправку дело идет...
В кабинет заходили представители цехов. По-хозяйски рассаживались за столом. Среди них Кардашов узнал того рабочего, с кем в первый день пил кефир в этом кабинете. Он крепко пожал ему руку, подмигнул:
- Ну как теперь? Не приходится кефир возить ящиками?
- Совсем по-другому себя чувствуешь, когда сыт. Спасибо тебе, директор. От всех наших.
- Ладно, без комплиментов обойдемся, - Кардашов не скрывал, что слова рабочего ему приятны, - серьезный разговор предстоит. Присаживайтесь.
За столом находились представители всех крупных подразделений станции.
- Начнем, товарищи, - обратился к ним директор. - Первый пункт нашего собрания - информация о тех мерах, которые предпринимает руководство станции по подготовке к пуску первого энергоблока. Сегодня я провел совещание основных служб, присутствовали и ученые, которые выделены нам в помощь. Ситуация такова: мы имеем возможность провести все необходимые ремонтные и регламентные работы. Главное - еще в большей степени, чем раньше, обеспечить безопасность энергоблока. Придется кое-что изменять и в конструкции реактора, и в системе его эксплуатации. Не буду останавливаться на деталях, руководители служб поставят конкретные задачи... Вот о чем попрошу вас... Здесь собрались те, кто с первого дня аварии на станции. Ваш авторитет огромен, помогите руководству ведь многие из начальников смен, цехов и служб новички. Сюда отбирали самых квалифицированных специалистов, но им нужно помочь войти в работу именно здесь. А ваш опыт незаменим...
- Не сомневайтесь, директор... Поможем... Одно у нас дело - общее...
- Благодарю. И второе... - Кардашов вызвал секретаря. Люда тотчас же появилась в дверях. - Зови... - распорядился Эрик Николаевич.
В кабинет вошли пятеро, среди них Соловьев.
- Садитесь там, у окна, - сказал Кардашов.
Все послушно присели. Головы опущены, прятали глаза - знали свою вину.
- Нам предстоит решить одну непростую задачу, - начал Эрик Николаевич. Во время аварии ряд работников станции, в том числе и из руководящего состава, попросту говоря - сбежали. Причины у всех разные. Сейчас они вернулись... Я как директор АЭС не знаю, имеют ли они право работать здесь...
- Это что, суд? - буркнул кто-то из пятерых.
- Суд совести, если хотите, - спокойно возразил Кардашов. - Итак, я прошу вас, представителей рабочих коллективов, тех, кто не покинул свои места в самые трудные часы и дни аварии, определить: могут ли эти люди, - он показал, на пятерых, сидящих у окна, - оставаться на своих постах. Доверяете ли вы им? Я вас пока покину, думаю, легче будет разбираться без меня. Если не возражаете, то место председателя попрошу занять Никитишну...
Комнатка "группы роботов" была забита людьми. У главного пульта сидели Самойлов, генерал и оператор. Они вели переговоры с "белыми скафандрами". На телеэкранах Кардашов увидел трех человек, которые работали на крыше.
- Одна минута шесть секунд, - передавал Самойлов, - двигайтесь в сторону объекта номер восемнадцать. Источник - сто пятьдесят... Следите за подачей кислорода...
Директор АЭС протиснулся вперед. Генерал заметил его.
- Работаем по графику, - доложил он, - сейчас на крыше восьмой десант... Основные источники убраны... Через несколько минут начнет работать первый "луноход". Он уже высажен на крышу с вертолета. Идет подготовка... Площадка для робота освобождена...
- Тимофеев обработал данные по первой группе? - спросил Кардашов.
- У одного - в пределах допустимого, у остальных "Рейганов" еще поменьше. - Генерал почему-то улыбнулся.
- Некоторые генералы считают, что на них радиация не действует, - заметил Самойлов.
- Покритиковал, и хватит! - парировал генерал. Кардашов понял, что максимальную дозу при выходе на крышу "схватил" сам генерал, значит, оставался там дольше положенного времени.
- Откуда скафандры? Ты мне докладывал, что нашли только два, - спросил Эрик Николаевич у Самойлова.
- Уже шесть! - торжествующе объявил Самойлов, не отрываясь от телеэкранов. - Вчера позвонил в Центр подготовки космонавтов, попросил помочь... Они ночью доставили, из резерва, говорят. В общем, выручили нас... А потом Леонов позвонил, сказал, что у нас тоже открытый космос, и поинтересовался, чем еще могут помочь. Отзывчивые ребята!.. Обещали приехать... - Самойлов взял микрофон и напомнил: - Три минуты двадцать секунд... Осталось работать две минуты... - Вновь повернулся к директору АЭС: - Тема рассчитал - на крыше уже до десяти минут можно находиться, но мы пока ограничиваемся шестью... Подстраховываемся...
- Правильно, - согласился Кардашов, - безопасность, ребята, главное...
- Луноход, луноход! - раздался возглас.
- Эх, Вася, Вася-мотылек, - Никитишна укоризненно смотрела на молодого человека, который сидел крайним в пятерке, - от тебя-то я не ожидала... Ты такой добрый, внимательный, конфетку всегда к чаю предлагал... Что же, напрасно я те конфетки брала?
Василий не мог поднять глаз.
- И все вы мальчишки, у Лелеченко такие хорошие. - Никитишна достала платок, вытерла набежавшую слезу.- А нет теперь нашего Лелеченко... нет...
- Никитишна, но ведь он-то меня и выгнал. - Василий вскочил. - Я побежал, говорю, надо перемычки ставить... А Лелеченко как крикнет: "Отсюда, малец. Беги! И чтобы глаза мои тебя не видели! Я уже нахватал, беги, малец"...
- И ты побежал?
Василий не ответил.
- А Лелеченко только утром к нам явился, - тихо сказала Никитишна, - я отмывала его семь раз, а он "светился". "Не мучайся, говорит, Никитишна, теперь меня только земля сырая отмоет..." И улыбался Лелеченко... Так "Скорая" и увезла, до машины уже не мог дойти...
- Я потом узнал, что Лелеченко погиб... - прошептал Василий.
- На майские праздники умер. Ждал, что вы, его пацаны, навестите в больнице...
- Да не знал я! Не знал!
- А когда бежишь, по сторонам некогда оглядываться, зайцем человек становится. И уже остается им навсегда.
- Нет! - Василий вскочил. - Самый страшный суд - мой собственный! Что хотите решайте, но я уже не смогу себе простить! Неужто вы думаете, что я смогу простить себе смерть Лелеченко?! Он до конца моих дней будет перед глазами стоять!.. Неужели я не понимаю, что он спасал?! Свою жизнь губил, а нас, мальчишек, спасал!..
- Правильно, Вася, говоришь, - тихо сказала Никитишна. - Он суровым был, но добрым. Вас всех жалел... Ладно, садись... - Ну, а ты, Соловьев, в отпуске был? - обратилась она к Соловьеву.
- Да, в отпуске, - резко ответил Соловьев.
- Не надо кричать, - нахмурилась Никитишна, - там ты свое слово скажешь... А мы не судить, мы собрались поговорить с тобой... Константин, ты, кажется, в отпуске был? - спросила Никитишна у другого рабочего.