Все четыре боя, включая полуфинальный и финальный, Владимир выиграл у своих соперников достаточно легко. А, ведь, в полуфинале его соперником был чемпион ЦС «Локомотив» - Беимбет Сакенов, а в борьбе за чемпионский титул - прошлогодний чемпион СССР, Казбек Ашляев. Победа Крестовского стала сенсацией турнира для многих специалистов бокса, но только не для его тренера.
Владимир был счастлив – его включили кандидатом в сборную команду Казахстана и оставили на месячные спортивные сборы в Алма-Ате. Поселили кандидатов в гостинице «Спорт», что при стадионе «Кайрат» и никуда не выпускали - начались интенсивные утренние и вечерние тренировки. И только один раз в неделю, в воскресенье вечером, сборники могли себе позволить немного расслабиться – сходить погулять в городской парк.
Вот и в тот летний, воскресный вечер, на исходе третьей недели сборов, вроде бы ничего не предвещало беды. Воздух, раскалённый неистово палящим солнцем днём, к вечеру ещё не успел остыть, и в парке было жарко и душно. Владимир не захотел толкаться в толпе на забитой до отказа танцплощадке, и решил, в одиночестве, прогуляться по тенистым аллеям парка. Мысли его всё ещё были заняты недавней победой и предстоящих боях на первенстве Союза.
Четверо вышли из-за густого кустарника, и один из них обратился к Владимиру: - «Пацан, дай закурить».
- Не курю, – сказал Владимир, продолжая своё неторопливое шествие по парковой аллее.
Четверо пошли за ним, словами и действиями явно провоцируя конфликт. В общем, как обычно: слово за слово, началась драка. Откуда-то, как из-под земли, появились дружинники и милиционер. Всех участников потасовки забрали в милицию, но местных почти сразу же, отпустили. Все они оказались сынками «больших» людей, и на следующий день принесли справки из больнице о побоях. Конечно, был суд, и проходил он в Алма-Ате. Владимир надеялся отделаться хотя бы условным сроком, но…, получил два года колонии. Не помогли, ни ходатайства тренерского совета, ни хорошие характеристики – авторитет отцов столичной шпаны оказался весомее.
В колонии, Владимира не трогали, знали, что он боксёр, да и он сам не лез ни в какие дела, держался особняком и мечтал только об одном – скорее досидеть свой срок и опять приступить к тренировкам и соревнованиям.
Вначале всё шло так, как он и задумал. Возвратившись домой, Владимир приступил к интенсивным тренировкам и уже почти полностью набрал спортивную форму, но тут грянул призыв в армию. И этому обстоятельству он, в общем-то, был рад, потому что мечтал попасть в спортроту. Но, судимость, сыграла с ним злую шутку. Вместо спортроты, он попал в стройбат, где о боксе пришлось забыть на целых три года.
Демобилизовавшись, Владимир пришёл в секцию бокса но, фактически потерянные три года отрицательно сказались на его технических и тактических данных. На тренировках его стали бить совсем молодые, перспективные пацаны и Владимир бросил бокс. К тому же, его тренер переехал жить и работать в Чимкент, а с новым тренером, у Владимира отношения не сложились.
Устроившись работать экспедитором в магазин, Владимир буквально через два месяца после этого, за кражу товара был осужден на три года и отправлен в Павлодарскую ИТК-25 - колонию общего режима, строить Павлодарский тракторный завод. Это была его первая взрослая колония, а потом пошло, поехало...
Работать в колонии Владимир отказался сразу и, по существу, сам себя записал в «отрицалово», и как следствие этого, получил первые свои десять суток карцера, которые потом плавно перетекли в двадцать, потом в тридцать и так далее...
Постепенно, с каждым новым сроком, Владимир набирался жизненного опыта и авторитета среди заключённых. В восемьдесят четвёртом году, Владимира Крестовского короновали титулом «вора в законе» и на эту зону он прибыл уже "смотрящим"...
... - Товарищ полковник, тут Крестовский пришёл. Пропустить?
- Пусть заходит.
- Доброго здоровья, гражданин начальник, - поздоровался "смотрящий" зоны и присел на предложенный ему стул.
- И тебе того же. С чем пожаловал?
- За жизнь побазарить хочу, начальник.
- Не темни, говори, зачем пришёл? – усмехнулся полковник. – Знаю я тебя, как облупленного.
- Хочу попросить «чурбачка» из последнего этапа. Отдай его мне.
- Нет, - коротко, как отрезал, сказал начальник колонии, и глаза его стали злыми.
- Почему?
- Потому, что я этого не хочу. Можешь взять любого другого из этого этапа.
- А другого мне не надо.
- Чем же он так заинтересовал тебя?
- Слух прошёл, что он классный боец, и этим всё сказано. Вы же хотите, чтобы мы порядок держали на зоне, а сами руки нам выкручиваете. У нас каждый боец на счету, скоро пацаны начнут откидывается, мне надо пополнять ряды бойцов новичками.
- Так я же тебе и предлагаю спортсменов, этим этапом пришли два бывших самбиста и один мастер спорта по вольной борьбе.
- Я и от них не откажусь, но узбека тоже отдай.
- А план кто будет делать? На шахте проходчиков не хватает. Мне, за невыполнение плана, жопную матку наизнанку вывернут! - вспылил начальник колонии.
- Если баланс сил нарушится, то толпа опять выйдет из-под контроля и тогда весь ваш план полетит к чертям собачьим. Или вы уже забыли восемьдесят восьмой год?
- Да помню я, – досадливо поморщился полковник. – Разве такое забудешь? Чуть звёздочек на пагонах не лишился.
- Звёздочек, - криво усмехнулся Крест. – Тогда жизни многие могли бы лишиться.
- Да уж. Вспоминать не хочется.
- Николай Михайлович, как насчёт узбека? Может, всё-таки, договоримся? Я знаю одну из причин, по которой вы хотите его «загасить». Поверьте мне, он на пушечный выстрел не подойдёт к Екатерине Александровне. Моё слово – закон и я гарантирую, что этот закон работает.
- Да не только в этом дело, - замялся полковник, и смотрящий зоны с удовлетворением отметил про себя, что дело сдвинулось с мёртвой точки и полковник, скорее всего, уступит. - Очень уж он борзый, таких надо ставить на место.
- Борзый – это нормальное явление, - засмеялся Крест. – Нам тихони не нужны.
- Ладно, крыть нечем, - махнул рукой начальник колонии. – Скажи там старшему нарядчику, чтобы переложил карточку узбека в ячейку первого отряда.
- Начальник, ты же знаешь, что нам западло общаться с суками, сделай это сам.
- Вам и с администрацией общаться западло, - усмехнулся полковник и, увидев, что у смотрящего стали от злости белеть скулы, сказал: – Хорошо, завтра сам дам команду.
- Я рад, что мы пришли к обоюдовыгодному согласию.
- Но только после того, как он отсидит десять суток в ШИЗО, - хитро усмехнулся полковник довольный тем, что последнее слово всё же осталось за ним...
... - Владлен Фёдорович, а ты чего это около вахты загораешь? – удивился Руфат, заметив в тени деревьев знакомую фигуру Графа.
- Тебя встречаю.
- Так это значит ты «грел» меня в изоляторе?
- В общем, я тоже приложил к этому руку, - засмеялся Граф. – Ну, как ты там, в «тюрьмушке», жил?
- Нормально, – усмехнулся Руфат. – Под двойной пресс попал. Мало того, что хозяин на меня окрысился, так ещё баба его замутила - к блатным поселила.
- Про этот случай мы уже знаем, - засмеялся Граф. – Что ты там с Императрицей не поделил? Наверное, в камеру к тебе приходила?
- Было дело, - нехотя буркнул Руфат.
- Ну и как? Вкатил ей своего монстра?
- Нет.
- Удивляюсь я твоим способностям так быстро наживать себе врагов. В начале – «хозяин», потом Нарком, а теперь ещё и Императрица. Этот враг, пожалуй, будет самым опасным. Ничего не бывает страшнее мести отвергнутой и оскорблённой женщины. Так что будь теперь втройне осторожней, Екатерина Александровна обид не прощает.
- Да пошла она…, - махнул рукой Руфат.
- Ладно, замяли эту тему, - усмехнулся Граф. – Пошли, нас ждут.
- Кто? - насторожился Руфат.
- Увидишь.
...Интерьер комнаты, в которую Граф привёл Руфата, поразил его своим великолепием - двуспальная кровать с панцирной сеткой, шкаф для одежды, небольшой диван, в одном углу стоял холодильник, в другом, на изящной тумбочке - телевизор. В центре комнаты расположился стол и четыре стула.
- Меня зовут Сергей Ермаков, - назвал себя сидевший за столом парень и, приподнявшись, протянул Руфату руку для приветствия. Кликуха - Лютый. Я слышал, ты тоже в драке не новичок.
- Кое-что умею.
- Граф рассказывал про твои подвиги на пересылке. Мне тоже, в своё время, не раз приходилось кулаками махать. Где учился бойцовскому искусству?
- Служил в ВДВ, почти два года в Афганистане. А вообще, я мастер спорта по самбо.
- Я так и подумал, что ты спортсмен. Я тоже служил в десантуре и тоже был в Афгане. Присаживайся к столу - побазарим.
- Мне надо бы сначала в отряде появиться, иначе опять в ШИЗО суток на десять определят. А там, как выразился «хозяин», и БУР не за горами.
- Не определят, у нас здесь всё схвачено и за всё заплачено. Про шахту и Наркома забудь. Твои вещи уже перенесли в мой отряд, будешь работать на обогатительной фабрике, в дробильном отделении.
- Лютый смотрящий отряда и входит в «козырную колоду» зоны, - сказал Граф, заметив удивлённое выражение лица Руфата. – Его слово дорогого стоит. - А я завхоз этого отряда.
- У нас, на зоне, эта должность считалась «козлячей», - сказал Руфат и пристально посмотрел на Графа.
- А у нас, всё по-другому, я же говорил, что тебе ещё не раз придётся здесь удивляться, - усмехнулся Граф, от которого не ускользнул брошенный Руфатом взгляд и, достав из холодильника, начал раскладывать на столе кольца колбасы, большой кусок сыра, красную икру в двухлитровой банке, пачку масла, неторопливо нарезал кусками копчёный кетовый балык. В центр стола водрузил бутылку водки и буханку белого хлеба.
- Шикарно живёте. Я даже не ожидал увидеть такое на зоне. Откуда икра? – удивился Руфат, окидывая взглядом накрытый стол.
- Этого добра здесь, как грязи, - усмехнулся Лютый. - За зоной, в распадке между сопок речушка протекает, по ней кета и горбуша на нерест идёт, там её и глушат расконвоированные добытчики из хозотряда. Деликатес подаётся на стол начальству ну и нам кое-что перепадает.
- С такой пайкой жить можно.
- С умом везде жить можно. Давай помянем всех погибших в Афгане, и выпьем за здоровье живых. За голубые береты. Тут некоторые дебилы начали пидаров голубыми называть, так я, как только услышу эти слова, сразу по зубам бью того, кто их произносит. Без разницы, "козёл" сказал эти слова, или правильный пацан. Я два года голубой берет носил. Да я за этот цвет любого на куски порву, даже авторитета. Из преисподней мы тебя вытащили, но за место под солнцем тебе ещё придётся побороться.
- Значит, поборемся, если надо.
- Да уж, постарайся. Покажешь, на что ты годен, будешь жить нормально. Давай ешь хорошо, набирай силу.
- Благодарю, - сказал Руфат и принялся за трапезу.
- Ты женат? – вдруг спросил Лютый и пристально посмотрел на Руфата.
- Нет, не женат, - секунду подумав, сказал Руфат. – Была невеста, но не дождалась меня из армии.
- И я не женат. Была у меня невеста, да не стала ждать - вышла замуж за моего другана. Была начальница, которая подставила меня. Это с её подачи я получил срок. Была у меня мама, да умерла прямо в зале суда, когда мне обявили приговор - девять лет строгого режима. Ничего, через год вернусь в Москву и разберусь со всеми, кто причастен к моей отсидке и к смерти моей мамы, - процедил сквозь зубы Лютый, и глаза его при этом налились такой лютой злобой, что Руфат сразу понял, откуда у его собеседника такая кличка.
Глава 8. Промзона
... - Каримов, у тебя завтра первый рабочий день, - сказал бригадир Руфату. - На работу выйдешь с утра, в первую смену. Тебе надо будет пройти технику безопасности и кратко ознакомиться с производством. Для тебя, наверное, работа с механизмами дело новое, так что там, на инструктаже, смотри и слушай.
- Почему ты так думаешь?
- Ну ты же раньше не работал на таком предприятии?
- Нет, не работал. А другие, что, пришли на фабрику сразу специалистами?
- По крайней мере, другие раньше работали на заводах и фабриках, а не пасли баранов, - посмотрев исподлобья на Руфата, ухмыльнулся бригадир.
Руфат сразу понял, что бригадир намекает на его национальность и пытается, в завуалированной форме, унизить его.
- Вообще-то я, хоть и узбек, но больше специалист по «козлам», а не по баранам, – сказал Руфат и на щеках его, от злости, забегали тугие желваки. Неимоверным усилием воли он заставил себя сдержаться и не набить морду ещё одному бригадиру.
Бригадир, такой же «повязочник», как и Нарком, ничего не сказал в ответ, только плотнее сжал побелевшие от злости губы и отступил на шаг. Он прекрасно видел, что Руфат еле сдерживает себя и, решил не рисковать. Намёк Руфата он прекрасно понял и знал о том, как этот узбек ломал рога козлам из двадцатой бригады. Новости на зоне разносятся со скоростью звука и никакие «локалки» им не помеха. К тому же, нынешний бригадир, был земляком Наркома и потому хотел каким-то образом отомстить за фиаско своего земляка. Явно делать это он уже боялся и потому решил действовать исподтишка. Руфат, из предупреждения Графа, тоже уже знал о связях нынешнего бригадира с Наркомом, и потому был готов к проявлению всякого рода «подлянок» с его стороны. А то, что инцидент обязательно будет иметь продолжение, в этом он не сколько не сомневался.
...Развод на работу – это обычная, каждодневная, процедура. Бригады, в порядке нумерации, пятёрками подходили к воротам накопителя перед выходом в промзону и ждали своей очереди. У ворот стояли – дежурный помощник начальника колонии и начальник войскового наряда. Тут же присутствовали дежурный прапорщик и старший нарядчик зоны. В руках они держали специальные фанерные дощечки, на которых отмечали наличие заключённых в бригадах.
- Первая бригада, подходи! – командовал дежурный офицер и процедура непосредственного выхода бригад в промзону, начиналась. Пересчитав контингент и убедившись, что все, кто должен идти на смену в наличии, дежурный контролёр давал команду: - «Бригаде начать движение!»
- Первая пятёрка. Пошли!
- Вторая пятёрка…
- Третья…
- Десятая, и ещё четверо…
Итого: пятьдесят четыре. Все на месте. Пропустить бригаду в накопитель!
Ещё через какое-то время, раздавалась команда начальника конвоя, и бригады начинали движение на объект. И, если летом, эта процедура ни у кого не вызывала раздражения, то зимой, любая заминка с обеих сторон, вызывала бурю негодования. Морозить сопли на пронизывающем ледяном ветру и пробирающем до костей морозе, никому не хотелось. А такие казусы происходили довольно часто, и, как по закону подлости – именно зимой. Обычно, происходило это при съёме с промзоны, когда всем хотелось скорее покинуть холодную улицу и добраться до отапливаемого помещения. То ли оттого, что замерзающие контролёры сами торопились скорее закончить развод, то ли по чьёму-то злому умыслу, но зачастую контролёр сбивался со счёта, и тогда приходилось начинать всё сначала.
- Так, все вернулись назад! – кричал контролёр, и бригаду возвращали на исходную позицию.
Гул негодования поднимался над толпой и выплёскивался, вместе с матюками, на оплошавшего контролёра.
- Научись считать до пяти! – кричали озлобленные, замёрзшие зэки.
- Денежные пятёрки когда считает, наверное, не сбивается!
- Сам в шубе стоит, что ему не портачить!
Контролёры и солдаты охраны злобно огрызались и обещали ещё час подержать на морозе слишком говорливых. В конце концов страсти утихали и народу ничего не оставалось другого, как терпеливо ждать....
...Рабочий день для Руфата на обогатительной фабрике начался с короткой ознакомительной экскурсии и с инструктажа по технике безопасности. Вблизи, фабрика оказалась довольно внушительным сооружением. Прилепившись стенами корпусов к самой вершине высокой каменистой сопки, цеха фабрики составляли одно целое и спускались уступами, (их было шесть) к её подошве. Раньше, Руфату таких сооружений видеть не приходилось. Кабинет мастера дробильного отделения находился на самой вершине сопки.
За небольшим столом сидел в наушниках пожилой мужчина. Бригадир доложил о новичке и присел рядом. Хотя дверь в кабинет и была всё время закрыта, неимоверный шум, (в это время шла загрузка руды в дробильные машины) мешал спокойно разговаривать, приходилось кричать.
- Каримов? – громко спросил мастер и с интересом посмотрел на Руфата. – Узбек, что ли?
Руфат промолчал, а бригадир утвердительно кивнул головой.
- Знаком с таким производством? – опять задал вопрос мастер. На этот раз Руфат отрицательно покачал головой.
- Ты что, немой? Или разговаривать не хочешь? - пристально посмотрев на Руфата, спросил мастер.
- Кричать не хочу, - сказал Руфат. – У меня глотка не лужённая.
- Хорошо, сейчас действительно, разговаривать невозможно из-за шума - поговорим потом, как только закончится загрузка. А сейчас бригадир проведёт тебя по фабрике и ознакомит с процессом переработки руды и извлечением из неё концентрата.
На все эти дела у вас есть один час.
Бригадир молча поднялся, и знаками показав Руфату, чтобы он следовал за ним, первым покинул кабинет мастера.
- Куски породы и руды по транспортёрам подаются из шахты, в дробильные машины огромной мощности, - сказал бригадир Руфату, после того, как они покинули дробильное отделение и спустились ниже на один уступ. - Там, специальные приспособления измельчают глыбы на мелкие фракции, до размера щебеня. Потом эту массу засыпают в накопительные бункера. Оттуда, так же по транспортёрам, продукт подаётся на вращающиеся стержневые и шаровые мельницы. Затем, измельчённая до состояния песка, масса смешивается с водой и специальными насосами подаётся по трубопроводам на двухдэчные вибрационные столы, где за счёт поступательно-вибрационных движений стола, происходит отделение тяжёлого касситеритового концентрата от пустой породы. Далее, концентрат, который собирается в специальных желобах, опять же по трубопроводу и при помощи специальных насосов попадает на флотацию и уже обработанный специальными реагентами, подаётся в сушильные вращающиеся печи. И, наконец, конечная стадия – концентрат проходит через сепаратор и засыпается в специальные контейнера, которые грузятся на автомашины и отправляются на станцию, где перегружаются в железнодорожные платформы и отправляются на металлургические заводы. Вот такое у нас производство. Понятно?