— Подойди к Камню, — ровным голосом велел Дэррит.
Когда Даллен шагнул к возвышению, на котором лежал Камень, у Тэйглана невольно сжались кулаки. Ох не так бы ты спокойно шел, если бы знал, что тебя ждет! А вот сейчас ты это и узнаешь.
— Положи руки на Камень, — с прежней сдержанностью велел Мастер.
Даллен не мог не догадываться, что возложить руки ему велят неспроста. Но если он и был насторожен, внешне он этого не выдал ничем. Руки на Камень он опустил таким же спокойным движением, каким снял с себя на эшафоте венец. Впрочем — он ведь знал от Тэйглана, что не казнь его здесь ждет…
— Теперь попробуй их поднять с Камня, — произнес Дэррит.
Плечи Даллена взбугрились от усилия — от тщетного усилия. Оторвать руки от Камня после того, как он их принял, пока Мастер или старший Поющий не отпустит, не удалось еще никому. Это невозможно.
— Ты не смог поднять рук, — кивнул Дэррит. — Это значит, что Камень Истины примет твои слова, как он принял твои руки. То, что ты скажешь, определит твою участь окончательно. Ты готов отвечать?
— Да, — побледнев, ответил Даллен, и Камень под его руками налился молочной опаловой белизной.
— За что и почему ты убил Поющего Анхейна?
Тэйглану даже предполагать не хотелось, чего стоило Мастеру Дэрриту произнести этот вопрос, не срываясь на мучительный крик.
— Он оскорбил мою честь, — не задумываясь ответил Даллен — слово в слово так, как отвечал в Шайле, — и под его руками в Камне Истины грозно заклубилась чернота.
— Ты лжешь, — с гадливым презрением произнес Дэррит.
— Но это правда! — воскликнул Даллен. — Он насмехался надо мной, и…
Чернота сгустилась; теперь она уже заволакивала почти весь Камень целиком.
— Ты лжешь! — повторил Дэррит.
— Нет! — Куда только подевалось хваленое хладнокровие Даллена — теперь он говорил быстро, сбивчиво. — Он ведь нарочно толкнул меня, чтобы надсмеяться, а я…
Беспорочно черный опал мерцал под его руками.
— Ты лжешь!
— Но я… а как я могу… если он начал волочиться за моей… — Свидетельство Камня было бесспорным, а ложь Даллена — очевидной, как его отчаяние, но он все еще не сдавался, и это было страшно. Зачем, зачем, почему он это делает, почему продолжает лгать?
— Ты лжешь! — перебил его Дэррит прежде, чем Даллен выдаст очередную порцию вранья. — Это бесполезно. Сколько бы уверток ты ни измыслил. Камень их изобличит. Ты можешь врать сколько угодно, но стоит ли тянуть время, противясь неизбежному? Прекрати лгать и говори правду.
— Но я не должен, я не могу сказать правду! — невольно воскликнул Даллен.
Мрак исчез, словно его никогда и не было в глубине Камня. В белом сиянии опала кувыркалась маленькая радуга.
— Ты не лжешь, — сухо заметил Дэррит. — Но это ничего не меняет. Какой бы правда ни была, сказать ее придется. Какими бы низкими ни были побуждения, толкнувшие тебя на убийство, их придется назвать.
Не могу… не должен…
На всем свете не было больше ничего, кроме Камня Истины под руками Даллена.., а еще догадки — дикой, невозможной, немыслимой.
— За что и почему ты убил Поющего Анхейна? — повторил Дэррит.
Правда, которую невозможно сказать… которую нельзя говорить… нельзя говорить — и нэллех выплюнут наземь… испив нэллеха, не почувствуешь даже каленого железа — да зато начнешь говорить… почти все под нэллехом начинают судорожно выбалтывать все, что лежит на душе, — самое заветное, самое запретное… запретное, то, чего нельзя говорить…
— Мастер… — судорожно выдавил из себя Тэйглан. — Ты задал неправильный вопрос.
Нэллех в придорожной пыли… и упорное нежелание Даллена засыпать прежде, чем уснут все вокруг… бессмысленное самоистязание… не такое, выходит, и бессмысленное — ведь и во сне, случается, разговаривают…
— Тебе виднее, Младший, — помолчав, кивнул Мастер Дэррит. — Ты привез его сюда и был при нем неотлучно. Если ты знаешь правильный вопрос — спрашивай.
Дэррит посторонился на шаг, уступая Тэйглану место напротив пленника.
Даллен уже успел за эти несколько мгновений овладеть собой. Со стороны могло показаться, что он совершенно спокоен — совсем как на эшафоте… на эшафоте, где сначала убивали его честь, а потом закляли его самого, как ходячий труп… Тэйглан будто воочию увидел вновь его плотно сжатый рот, его запрокинутую голову, подставленную под клеймо… Трусу, который убивает безоружного в спину, потому что у него недостает мужества хотя бы убить лицом к лицу, неоткуда взять мужества, чтобы держаться с такой стойкостью!
Дикая догадка.
Невозможная.
Немыслимая.
Единственно верная.
Как он мог все это время быть настолько слеп?
— Даллен йен Арелла, — хрипло произнес Тэйглан, чувствуя, что еще немного, и у него сорвется голос. — Это ты убил Поющего Анхейна?
Вот теперь ни друг, ни враг не смог бы сказать, что у Даллена кровь рыбья! Сдержанность, хладнокровие… Даллен рванулся с такой неистовой силой, что ему едва руки из плеч не вынесло. Вот только Камень своей волей не отпускает тех, чье слово принял, а их волей — и подавно.
— Отвечай! — сдавленно произнес Тэйглан. — Это ты убил Поющего Анхейна?
— Да!!! — в исступленном отчаянии выкрикнул Даллен — и такое же исступление разорвалось в глубине Камня ослепительной черной молнией, озарив лицо Даллена отблеском его чудовищной лжи.
— Что это? — хмуро спросил Эгарт, принимая из рук рослого пажа небольшой свиток пергамента с печатью йен Крейдов.
— Прошение, — заученным голосом произнес паж. — Его светлость граф йен Крейд просят уволить их от присутствия на сегодняшнем заседании Тайного Совета.
Эгарт помрачнел пуще прежнего. От Ортока йен Крейда он подобного не ожидал. Скорей уж старший йен Крейд отличался некоторой назойливостью — и уж во всяком случае, на собраниях Тайного Совета всегда присутствовал исправно. Помешать ему не могло ничто на свете — хоть бы и раненое бедро, из-за которого Орток целых полгода неизменно являлся в Тайный Совет на носилках, нужно ли, нет ли… а теперь, когда беда грянула, граф йен Крейд нашел себе более важное занятие!
— Их младшая светлость очень больны, — пояснил паж, видя, что король и не собирается распечатывать послание. Явно вчерашний провинциал, мало еще отесанный, он изо всех сил старался соблюдать то, что полагал столичными манерами… до которых его величеству Эгарту не было ровным счетом никакого дела.
— Вот как? — Эгарт переломил печать на свитке. — И что же стряслось с Илтарни?
— Их младшая светлость господин Илтарни йенна Крейд изволили рехнуться, — выпалил паж.
Эгарт похолодел.
— А ну-ка давай рассказывай, — потребовал он, опуская на плечи пажа свои тяжелые руки.
— А что рассказывать… — смутился паж. — Горячка у него, это да. И бредит его младшая светлость так, что волосы дыбом становятся. Все ему давешняя казнь чудится.
— Да? — отсутствующим голосом произнес король. — Казнь, значит. Продолжай.
— Господин граф изволят говорить, что его брат от горячки в уме повредился, — добавил паж. — А я так смекаю, что наоборот. Сперва ему мерещиться всякое стало, а после уж и в горячку кинуло. С перепугу. Хотя разницы никакой. Что так, что этак, а не жилец он. Господин граф у него неотлучно сидят, с ложечки снадобьями кормят, а толку меньше, чем ничего.
— Лекарей звали? — отрывисто спросил король.
— Лекарь только руками разводит, — вздохнул паж. — Тут, говорит, зелье не возьмет. Это надо хорошего целителя-эльфа звать… или если найгери тоже… иначе никак.
— Однако ни эльфа, ни найгери покуда так и не позвали, — произнес король не столько вопросительно, сколько утвердительно.
— Так господин граф сами его надеются выходить, — ответил паж, посчитав сказанное вопросом. — Ночей не спят, все возле его младшей светлости сидят…
— Довольно, — сухо прервал его король.
Паж испуганно замолк. Эгарт, словно забыв, что держит пажа за плечи, уставился куда-то поверх его головы невидящим взглядом.
— Ваше величество, — робко прошептал паж, когда руки короля судорожно сжались. Тут только Эгарт очнулся от раздумья.
— Ладно, — промолвил он, отпустив пажа, который тут же принялся растирать плечи, позабыв про всяческие манеры и этикет — ведь больно же! — Ладно. Его светлость граф йен Крейд совершенно прав. Илтарни действительно нельзя оставлять без присмотра. Никак нельзя. Вот только отменить ради болезни Илтарни собрание Тайного Совета я тоже не могу… равно как и обойтись без присутствия графа йен Крейд. Так что ответить согласием на его просьбу… — Эгарт вновь взял в руки злополучный свиток и одним движением порвал его надвое, так и не развернув. — Я не могу. Но в этом нет нужды. Тайный Совет будет собран сегодня в шайлском доме графов йен Крейдов. А ну стой! Куда это ты собрался?
Последнее относилось к пажу, который так и замер с поднятой для шага ногой, едва заслышав королевский окрик.
— Так я ведь должен… — завел было он, опасно балансируя на одной ноге.
— Не должен, — оборвал его Эгарт. — Ни в коем случае. Тебе некуда спешить с предупреждением, мальчик. Тайный Совет состоится не вечером, а прямо сейчас.
Вообще-то в Тайный Совет входят по большей части не столько бывалые воины, привычные подниматься по тревоге и снаряжаться за считанные мгновения, сколько обремененные годами и брюшком интриганы… так ведь если нужда настала крайняя, ни один интриган ни одному воину проворством не уступит. Кого оторвали от обеда, кого от полуденного сна — почему и не вздремнуть, если потом предстоит засидеться далеко за полночь! — кого и вправду от важных дел… какая разница! Упрямиться и небрежничать не стал ни один. Эгарт и не предполагал, что члены Тайного Совета прибудут в его кабинет так быстро, да вдобавок почти одновременно.
— Граф йен Крейд не может явиться во дворец, — объявил Эгарт, убедившись, что собрались все. — Поскольку сегодня присутствие Ортока йен Крейда на Совете неотлагаемо, нам придется провести Совет в неурочное время в его доме.
Если кто-то и имел по этому поводу свое особое мнение, то постарался придержать его при себе. И то сказать — ведь не пажи какие-нибудь…
Дом йен Крейдов встретил высокопоставленных гостей тишиной, густым запахом целебных снадобий, насквозь пропитавшим полумрак, и наглухо задвинутыми занавесями. А вот Орток йен Крейд самолично встретить короля не успел. Это Эгарт, не прислушиваясь к мольбам слуг, распахнул дверь опочивальни и шагнул Ортоку навстречу.
Даже в полутьме опочивальни видно было, как бледен Орток, какое у него усталое лицо. Если я ошибся, мимолетно подумалось Эгарту, йен Крейд никогда не простит — и будет прав. Вот только об ошибке на сей раз речь не идет…
— Свеч! — отрывисто велел король, не отвечая на приветствие. — И побольше.
— Ваше величество! — Орток побледнел еще сильнее. — Мой брат очень тяжело болен…
— Знаю, — перебил его король. — И разделяю вашу скорбь. Я не стал бы тревожить вас попусту. Сегодняшнее заседание Тайного Совета должно состояться непременно. Хотя бы уже потому, что нам предстоит заслушать весьма важного свидетеля.
— И кто же это? — холодно поинтересовался Орток, совершенно выведенный из себя нежданным вторжением.
— Его светлость Илтарни йенна Крейд, — отрезал король, зажигая свечи одну за другой, — Ваше величество… — На Ортока было положительно больно смотреть. — Мальчик болен… он не в себе… его потрясла давешняя казнь… у него нервическая горячка и бред… он при смерти…
— Но ни эльфа, ни найгери лечить умирающего так и не позвали? — в упор спросил Эгарт.
Орток умоляюще вскинул руку, словно бы защищаясь.
— Извольте посторониться, — молвил йен Тривер. Глава Тайной службы явно сообразил уже что к чему и готов был, как по должности и полагается, взять на себя самые неприятные обязанности. Но Эгарт не собирался переваливать тяжесть своей ноши на чужие плечи. Он сам отстранил мягким движением Ортока, подошел к постели, где спал исхудалый до неузнаваемости Илтарни, и слегка встряхнул юношу за плечо.
— Нет, я не согласен! — простонал Илтарни. — Оставь меня! Покойнику деньги ни к чему. Это же верная смерть… нет!
Выглядел измученный горячкой Илтарни жутко — щеки запали, легкое золото волос потускнело, лихорадочно блестящие глаза, обведенные темными кругами, незряче уставились в потолок… но то, что он говорил, было куда страшнее, чем то, как он выглядел.
— Откуда я могу знать, который среди них главный? — прерывисто шептал Илтарни. — Я ведь о найгерис ничего не знаю…
Бессвязная брань, мольбы… мольбы о пощаде… и снова — о найгерис, о деньгах, о долгах и опять о найгерис… и о казни — не о той, которую Илтарни видел своими глазами, а о той, которую ожидал… не первый уже день ожидал в промозглой темнице своего бреда… о той, которую заслужил за удар ножом в спину.
Орток молчал, словно мертвый. Он-то все это уже слышал, и не единожды, — только вот не верил… потому что не знал… потому что поверить невозможно… потому что не хочется… потому что душа цепенеет, если приведется поверить в такое…
Эгарту было жаль его до боли. Еще и потому, что история выходила пошлая на диво… впрочем, для подобных историй это не исключение, а скорей уж правило. Просто юный Илтарни йенна Крейд проигрался в пух и прах — только и всего. Долги чести — нельзя же их не отдать. Вот только йен Крейды отличались знатностью — но отнюдь не богатством. Даже если все графство йен Крейд с молотка продать вместе с владельцами, все до ниточки спустить, выручки и на половину долгов Илтарни не набежит. Йенна Крейд играл по целым дням, играл запойно в тщетной надежде поправить свои дела — и увязал все глубже. Что неудивительно — в особенности если тебя незаметно тащит на дно опытная рука. Сперва в игру втягивает, потом дает денег в бессрочный долг, чтобы с остальными расплатиться… а потом оказывается, что платить все же придется, вот только не золотом, которого так и так нет, а кровью посла найгерис.
— Даллену заплати, — умолял Илтарни Ортока, цепляясь горячими пальцами за его руку. — Я ведь так ему и не отдал… он умер, а я так ему деньги и не отдал… но ты ему за меня деньги отдай, слышишь?
Отчего Илтарни так неотвязно мучил именно карточный долг Даллену, а не что другое, Эгарт так и не мог понять.
— Кто? — спросил он, наклонившись к больному. Слушать его жалкие всхлипы было непереносимо. Запутавшийся щенок, ничего больше… ползет щенок к своей подстилке, а след за ним тянется кровавый… страшный след… и все равно — отпустить его прочь, отпустить в милосердное забытье… не он должен говорить, а совсем другой человек — тот, что давал Илтарни погибельные деньги! — Кто должен заплатить Даллену?
Эгарт и не рассчитывал, что Илтарни услышит его, поймет и ответит. Илтарни и не услышал. Больше всего на свете Эгарту хотелось сейчас… какая разница, чего ему хотелось, если оставалось ему только одно: молчать и слушать, пока не прозвучит то единственное имя, ради которого он позволяет Илтарни говорить вместо того, чтоб дать ему сонного зелья и тем хотя бы Ортока избавить от страданий.
— Йен Рэнри, — пробормотал наконец Илтарни.
— Довольно, — сорванным голосом произнес король, утирая холодный пот со лба. — Дайте ему сонного питья… в жизни своей ничего страшнее не слышал!
Орток, растерявший все свое высокомерие, быстро поднес чашу с питьем к губам Илтарни, едва не пролив половину.
— Йен Тривер, — обернулся король к главе Тайной службы. — Рэнри по вашей части — и чтобы немедля! Особенно долговые расписки ищите. Наверняка этот несчастный расписки ему давал. Иначе и быть не может.
— Рэнри… — пробормотал йен Тривер. — Наследство он, видите ли, получил… шкура продажная! Это моя оплошность… я ведь никогда его толком ни в чем не подозревал.
— Если вас это утешит, — ядовито заметил Эгарт, — его я тоже никогда не подозревал. Скорей уж я подозревал вас.
Тривер вскинул глаза, но смолчал. Еще бы! Кому легче всех заговоры плести на виду у короля, как не главе его Тайной службы! Теперь-то старый лис понял, отчего Эгарт последние дни сторонился его, а если о чем и беседовал, так исключительно о пустяках. Кому и довериться можно в таком деле, кроме себя? Ох и долго бы Эгарту пришлось в одиночку искать виновного, сумей надломленная совесть Илтарни стерпеть еще и зрелище казни!
— Ваше величество… — Тихий голос Ортока весь был одна сплошная мольба. — Ведь не хотите же вы сказать, что весь этот бред… что все это — правда?!
— Не хочу, — хмуро ответил Эгарт. — Вынужден.
— Но ведь Даллена с поличным взяли, — еще тише промолвил Орток. — И он во всем сознался… сам сознался.
Вместо ответа король расстегнул ормхет и достал из нагрудного потайного кармана небольшой лист пергамента.
— Это, — произнес Эгарт, развернув лист и положив его на стол возле плотно укупоренной бутыли с каким-то целебным зельем, — последняя воля и завещание покойного графа Даллена йен Арелла.
Четкий летящий почерк Даллена, так хорошо знакомый всем присутствующим, невозможно было спутать ни с каким другим.
Неудивительно, что в день казни король читал это завещание так долго — ведь, кроме подписи, печати, даты и места его составления, в нем стояло всего три слова.
Найдите настоящего убийцу.
— Ты лжешь! — потрясенно выдохнули посреди общего молчания Тэйглан и Дэррит.
Даллен обреченно опустил голову.
— Ты лжешь, — одними губами повторил Тэйглан.
Молчание было настолько глубоким, что казалось, разорвать его пелену невозможно и вовсе. Да и чем… как… какие слова можно найти для настолько немыслимого самооговора?
— Быть того не может! — выкрикнул Хэйдльяр снизу, с площади. — У него нож был кровью испачкан… и плащ!
Вообще-то никому, кроме Мастера и Вопрошающих, не дозволено говорить, пока не окончен допрос у Камня Истины, — вот даже и Старшие Поющие молчат. Но…