Зал гневно зашумел. «Это всё подделки, они не имеют никакой законной силы», — орали конгрессмены. Подобного варианта развития событий Бартоломей опасался с того момента, как впервые увидел запись.
Владелец карточки может быть установлен с помощью биометрии и идентификационного кода, и это служит доказательством её подлинности. Однако, когда дело касалось копий записей переговоров и официальных документов, вставали вопросы о законности методов, которыми они были получены. Полученная незаконным путём информация полностью утрачивала свой вес в качестве доказательства.
Если ситуация повернётся подобным образом, не прибегнет ли Ригди к своей последней возможности? Станет ли использовать силу, чтобы сместить конгрессменов с правящих постов?
— Тишина! — выкрикнул никто иной, как сам председатель. — Поддельная запись, равно как и документы, предположительно обретённые незаконным путём, не могут быть рассмотрены как доказательства, — произнёс он веско, наконец собравшись с мыслями.
— И что же заставило Вас сделать такой вывод, господин председатель? Впрочем, ответ на этот вопрос и так всем понятен. Во всяком случае, господин председатель и его дражайшие конгрессмены уж точно в курсе.
Вновь поднялся шум, но гневных выкриков слышно не было. Возможно, конгрессменов успокоил тот факт, что документы не имели законной силы в качестве свидетельств.
— Всё потому, что эти данные хранятся лишь на личном сервере Правительства, верно? И, соответственно, если кто-то кроме членов Правительства завладел ими, то он наверняка сделал это незаконным способом.
Казалось, Ригди с самого начала хотел, чтобы председатель и конгрессмены подтвердили тот факт, что по умолчанию считают предоставленные доказательства «подделкой» и «обретёнными незаконно». Если они так поступят, то фактически подтвердят, что документы взяты именно с серверов Правительства. А раз Ригди так усердно подталкивал их в этом направлении, значит, документы он добыл абсолютно законным путём.
— Надеюсь, вы ещё помните ныне покойного председателя, Сида Рейнза? Он был моим начальником. Тот, на кого вы, присутствующие здесь, поспешили переложить всю ответственность, — продолжил Ригди, и на экране появились какие-то числа. Вероятно, это был некий код. — Это биометрический идентификационный код Сида Рейнза в цифровом формате. Если вы введёте его в соответствующий терминал, то без труда получите подтверждение, поэтому я не стану останавливаться на этом.
Показ биометрического кода кого-либо из ныне здравствующих граждан был делом неслыханным, однако Рейнз был мёртв.
— Незадолго до гибели он прислал мне этот код, а также ключ доступа к личному серверу Правительства. Вот только заметил я это, увы, уже после его смерти, — Ригди с показным сожалением покачал головой, но на какое-то мгновение лицо его помрачнело.
Если бы он увидел эти документы до штурма центральной башни Эдена, то наверняка не смог бы убить Рейнза. Поэтому Рейнз подгадал время так, чтобы Ригди не успел получить код и ключ заранее.
— Эти документы обнародованы лицом, обладающим правом доступа к данной секретной информации. Поэтому я не вижу никаких проблем в использовании их как заслуживающие доверия доказательства. Я не прав? — с вечно безмятежного лица Ригди исчезла улыбка, и его обманчиво вежливый тон изменился, став более жёстким. — Рош оставил эту запись потому, что осознавал неправомерность действий Правительства. Рейнз был обращён фал'Си Бартандельсом в эл'Си, но принял всю ответственность за содеянное как человек. Они стремились создать общество, в котором люди сами бы вершили свою судьбу и не были бы ни марионетками фал'Си, ни тем более слугами тех, кто мнит себя привилегированным классом. Претворить в жизнь надежды и чаяния тех, кого нет с нами — священный долг разделяющих эти устремления! И поэтому… — Ригди поднял руку, и все двери зала заседаний распахнулись; внутрь хлынули солдаты службы безопасности Палумполума. Они не были вооружены: им было поручено лишь взять под стражу преступников. — Я заставлю всех и каждого из вас понести ответственность. Ответственность за одобрение Изгнания и за согласие на массовое убийство граждан.
Конгрессмены в спешке повскакивали со своих мест. Кто-то пытался сопротивляться, кто-то — вырваться и бежать прочь, кто-то продолжал сыпать угрозами типа «Тебе это не сойдет с рук!», — все они представляли довольно жалкое зрелище. На лицо Ригди вернулась улыбка, а в голос — учтивость.
— О, кстати. Кое о чём я забыл упомянуть. Всё происходящее здесь в прямом эфире транслируется повсеместно в Коконе. Люди ведь должны знать всё о своей правящей верхушке.
Конечно, в любом концертном зале установлено оборудование для прямых трансляций. Наверняка происходящее транслируется в каждом уголке Кокона, как на огромных уличных экранах, так и в различных общественных заведениях.
До этого момента жители не знали ровным счётом ничего о таких заседаниях. Точнее, им они были совершенно неинтересны, ведь подобные заседания были лишь ширмой, а все важные решения принимали фал'Си Правительства. Многих людей решения Правительства вообще нисколько не заботили. Но теперь всё изменилось. Оставаться безразличным отныне будет невозможно, ведь такова фундаментальная основа общества, решать судьбу которого станут сами люди.
— Вся информация должна подаваться незамедлительно и открыто. Впрочем, вы все это знаете не хуже меня.
Заключённых под стражу конгрессменов выводили из зала. Нельзя сказать, чтобы они разом успокоились и притихли, но осознание того, что за ними наблюдают граждане, заставило их существенно умерить пыл.
Как и обещал, Ригди избавился от всей старой гвардии, не пролив при этом ни капли крови. Вне всякого сомнения, увидевшие трансляцию граждане без вопросов поддержат временное правительство. То был политический переворот, совершённый посредством не силы, но информации.
— Я тоже сдержу своё обещание.
Бартоломей коснулся стены ладонью, и изображение тут же исчезло.
Теперь его дни будут под завязку наполнены делами. Прежде он делал работу, которую не стыдно было бы в будущем показать Хоупу, но теперь ему нужно будет трудиться так, чтобы результатом мог гордиться не только Хоуп, но и всё человечество.
— Похоже, работы будет много, — с улыбкой произнес основатель исследовательского центра «Академия» и направился к выходу из здания.
Часть V: Когда-то и где-то
Он не знал, сколь огромен мир.
Он думал, что знает. Что имеет представление об устройстве и облике мира.
Вокруг их родной деревни простирались бескрайние равнины, за ними до самых небес вздымались горы, а ещё дальше, за горами, расстилалось море. Говорили, что на море никогда не утихают бури, и любой корабль сразу же идёт ко дну.
«Но узнать о чём-то с чужих слов и увидеть что-то собственными глазами, — совершенно разные вещи».
В первый раз он услышал рассказ о мире вокруг, сидя на коленях у бабушки. Малышу всё это казалось волшебной сказкой о страшных чудовищах.
— Я видела горы, подпирающие небеса, но никогда не видела моря и поэтому не знаю, какого оно цвета, как шумят его волны и как пахнет морской бриз. Я слышала о них от отца, а тот — от своего отца, — говорила бабушка, устремив взор вдаль.
— Но море видно с холма в деревне.
— Нет, это не море. Это просто озеро, которое все зовут морем, потому что оно очень большое. Если бы море было так близко, мы не смогли бы здесь жить. Хотя давным-давно и на морском побережье бывали селения.
Те древние люди могли промышлять рыбалкой, собиранием моллюсков и водорослей. Жизнь на побережье походила на жизнь около огромного склада продовольствия. Но когда морские воды стали ядовиты для живых созданий, люди покинули свои прибрежные селения и больше не приближались к морям. От воды поднимались ядовитые испарения, которые переносились с ветрами и убивали всё живое на своём пути.
— Страшная штука это море.
— Да. Но я хотела бы хоть раз увидеть его.
— Даже если можешь умереть там от простого ветерка?
Бабушка удивлённо воззрилась на него и рассмеялась:
— Этот ветер не убивает сразу. Говорят, если жить рядом с морем и каждый день дышать этим ветром, то заболеешь. И как бы сильно люди ни боялись чего-то, любопытство не даст им покоя, пока они хоть одним глазком не увидят это.
— А все говорят, что нельзя ходить туда, где опасно.
— Конечно, такому малышу, как ты, действительно не стоит этого делать. Но бабушка-то взрослая, старше всех в деревне. Вот и хочется ей перед смертью и то повидать, и на это поглядеть.
Слова «перед смертью» звучали зловеще, и ему захотелось плакать. Три дня назад у них были похороны — хоронили селянина куда моложе его бабушки. А ещё за несколько дней до этого при родах скончалась молодая мать, и ребёнка тоже спасти не сумели.
Увы, часто матери расставались с жизнью, даря её своим детям. Даже если роды проходили успешно, они теряли силы, здоровье их слабело, и многим из них не суждено было увидеть, как растут их дети. Рождение одного означало смерть другого, и к тому же не было гарантии, что ребёнок выживет тоже. Поэтому те, кто смог наблюдать за взрослением своих детей, были настоящими счастливцами. Только самые удачливые семьи получали шанс растить больше одного ребёнка, а уж возможность дожить до столь преклонных лет, как бабушка, иначе как чудом и не назовёшь.
— Я не хочу, чтобы ты умирала, — сказал он и не смог сдержать слёз от охватившей его горечи. Мама его умерла вскоре после родов, а до этого его отец ушёл на охоту и не вернулся.
— Прости. Не стоило мне так говорить, — ласково произнесла бабушка, но он лишь сильнее расплакался. — Не плачь. Бабушка постарается прожить подольше, чтобы увидеть, как ты станешь настоящим охотником.
Он хотел попросить её пообещать ему это, но из-за рыданий не смог произнести ни слова.
* * *
Поначалу он просто шёл куда глаза глядят. «Вперед. Только вперёд. Как можно дальше», — повторял он про себя как заклинание, потому что не хотел думать ни о чём другом, шагая через равнину. Он шёл и шёл, но пейзаж вокруг не менялся. Свинцовые тучи, белая пустошь и чёрные горы. На этом унылом фоне даже монстры смотрелись ярко.
Давным-давно, когда существовало огромное жилое пространство под названием Кокон, в мире было куда больше красок. Землю покрывали зелёная трава и яркие цветы, а небо часто меняло свой цвет, и тогда, говорят, горы и моря тоже следовали его примеру.
Когда Кокон исчез с небес, мир утратил свои краски. Но это была не единственная потеря: было утрачено огромное число жизней — людей, животных, монстров и даже растений. В Коконе жили десятки миллионов человек и высилось великое множество разнообразных строений — и вся эта громада в одночасье рухнула, расколовшись сама и обратив в пыль кристальную колонну, на которой покоилась. Её падение разрушило многие жилые области на поверхности, унеся множество жизней.
Но были те, кто сумел спастись из катаклизма, а жившие у моря избегли гибели, потому что от места падения их отделяло огромное расстояние. Если бы просто каменная глыба рухнула на незаселённые пустоши, то судьба человечества сложилась бы иначе, но пало именно жилое пространство. А раз там жили люди, то были там и отходы, причём далеко не безвредные, в особенности производимые энергостанциями и заводами. То же касалось и жилых областей, на которые рухнул Кокон. В результате огромная территория вокруг места падения оказалась совершенно непригодной для обитания из-за невероятного количества разлившихся там непереработанных опасных отходов.
Выжившие начали сражаться за те немногие клочки земли, где ещё можно было жить и вести хозяйство. По-хорошему, людям следовало бы сплотиться, чтобы уберечь оставшиеся плодородные участки, но они выбрали противостояние друг другу. Все они думали лишь о том, как бы обеспечить собственное выживание, не заботясь о других и о будущем.
Это унесло ещё больше жизней. Комплексы для жизнеобеспечения были разрушены и заброшены, и из-за этого вредоносные вещества осели в почву, сделав последние клочки земли непригодными ни для чего. Исчезли дикие звери и птицы, увяли фруктовые деревья и трава на пастбищах для скота. Оставалась лишь похожая на мох растительность.
— Вот что происходило сто лет после падения Кокона, — сказала бабушка и закашлялась.
— С тобой всё хорошо? Иди, приляг.
— И правда, наставница. У вас же был жар позавчера, вам нужно отдохнуть.
В последнее время бабушка плохо себя чувствовала. Но сегодня ей было получше, и она решила возобновить занятия в своей крохотной «школе», где было всего четыре ученика и одна учительница.
Когда бабушка была молода, то и детей было много, и иногда она обучала даже несколько десятков учеников разом. Она жила на границе двух обитаемых областей, и учиться к ней приходили дети из обеих.
Когда бабушка только-только вышла замуж за дедушку, из окрестностей исчезли звери, служившие основным источником пропитания. Это место находилось довольно далеко от моря, но похоже, что загрязнение добралось и туда. Люди покинули эту область в поисках нового жилья подальше от моря и места падения. Именно во время этого странствия бабушка и видела горы, что подпирают небеса.
Когда племя осело, бабушка родила мальчика, а ещё два года спустя — девочку, но та умерла, даже не научившись ходить. Вскоре дичь перевелась и здесь, и людям пришлось вновь выступать в путь. В этом странствии погиб его дедушка. Рассказывали, что он до последнего сдерживал натиск монстров, давая своему народу шанс спастись.
Наконец, они добрались до места, где сейчас стоит их селение. Но не прошло и нескольких лет, как в окрестных пределах зверьё перевелось. Однако больше не было мест, куда можно было бы переселиться, и людям осталось лишь охотиться на монстров.
Жизням людей и животных угрожали не только ядовитые вещества, оказавшиеся в воздухе при падении Кокона. С каждым вдохом в лёгкие могли попасть мельчайшие кристаллические крупицы, которые при накоплении приводили к серьёзной болезни. Если бы ещё работали больницы, с этим можно бы было бороться, но сейчас не осталось даже толковых лекарств, поэтому люди могли лишь сопереживать больным и давать им отлежаться. Потому-то дети и советовали бабушке отдохнуть, ведь иного способа лечения они просто не знали.
— Со мной всё хорошо. Спасибо, что беспокоитесь. Но давайте продолжим занятие. Надо учиться, пока есть такая возможность.
Когда позволяла погода, взрослые всегда уходили на охоту. Целый день дома могли провести лишь совсем маленькие дети или больные.
— Древние люди были такие дураки.
— Ага. Они выжили, и даже хорошая земля у них была, а они взяли и всё испортили.
— Им надо было всякие плохие отходы куда-нибудь в другое место убрать до того, как Кокон упал.
— И заранее снести селения, которые стояли прямо под Коконом, и переселиться в другое место.
Когда четверо детей выпалили всё это, бабушка только покачала головой.
— Мы знаем, что произошло, потому и можем так говорить. А тогда люди не знали точно, когда Кокон может рухнуть. Кто согласится покинуть свой дом, если ему скажут: «Может случиться беда, поэтому мы должны снести ваши дома, так что ищите новое жилище»?
Дети помолчали и загомонили снова.
— Но они же точно знали, что беда непременно случится, и всё равно ничего не сделали. Ну не дураки ли?
— И из-за этих дураков теперь страдаем мы!
— Да, это просто бесит!
— Может, вы и правы, — отвечала бабушка с улыбкой, но сейчас он не мог припомнить выражение её лица, как ни старался. Улыбнулась ли они снисходительно, сознавая их детскую наивность, или же печально?
Как бы то ни было, это был её последний урок. На следующий день погода улучшилась, и дети вместе со взрослыми поспешили на охоту. Если они были достаточно взрослыми, чтобы учиться, то и охотиться могли. А после, когда погода испортилась снова, и охоту пришлось прервать, бабушка уже не могла подняться с постели.
Тогда он был уже достаточно взрослым и не плакал со словами «Я не хочу, чтобы ты умирала». Став охотником, он видел смерти и людей, и монстров. Он осознал, что люди куда слабее монстров и умирают с пугающей лёгкостью. Он видел, как умирают взрослые и как умирают дети. Умирают, даже не желая умирать, даже отчаянно пытаясь выжить.
Он понимал это, он не мог принять. Пусть бабушка и прожила гораздо дольше других, не было причин ей просто взять и умереть.
— Я ещё не опытный охотник, бабушка. Помнишь, ты же обещала, что постараешься дожить до дня, когда я стану настоящим охотником.
В ответ ему прозвучало лишь едва слышное хриплое «Прости…». Многие люди погибали не только в лапах монстров, но и от болезней, и он до ужаса чётко понимал, сколько осталось его бабушке. Он уже горько сожалел, что сказал такое, но было поздно. Но он всё ещё оставался в том возрасте, когда это было простительно.
— Люди умирают по-настоящему, лишь когда исчезают из памяти других. А пока хоть один человек помнит о них, они будут жить. Поэтому не забывай. Ни обо мне, ни о других.