Юрий Безелянский Знаменитые писатели Запада. 55 портретов
Безелянский Юрий
Московский журналист, писатель, культуролог. Лауреат премии Союза журналистов РФ 2002 года в номинации «Профессиональное мастерство». Автор 27 книг — «От Рюрика до Ельцина», «Вера, Надежда, Любовь», «Улыбка Джоконды», «5-й пункт, или Коктейль „Россия“», «Ангел над бездной», «Огненный век» (панорама российской истории XX века), «Московский календарь», «Культовые имена», «Прекрасные безумцы», «Все о женщинах» и т. д. Автор более 1600 публикаций в газетах и журналах России и США.
Пристрастие в любви
Вполне естественный вопрос: почему одни писатели, а не другие? Ответ прост: все дело в личном вкусе автора данной книги. Цензуры нет и поэтому выбор свободный.
Второе обстоятельство. Как говаривал Козьма Прутков: «Нельзя объять необъятное». Поэтому в книгу отобраны лишь считанные имена, ведь великих, знаменитых и известных авторов тьма-тьмущая, да еще не все они вошли в 9 томов Литературной энциклопедии. Поэтому под этой обложкой собраны лишь некоторые, числом более 50. Но согласитесь: подбор неплох и имена исключительно классные. Какие могут возражения против Генриха Гейне или Марселя Пруста? А разве не интересно еще раз вспомнить двух былых кумиров русской интеллигенции Ремарка и Хемингуэя?..
Но есть и третье обстоятельство. Книга рассказывает только о писателях, уже ушедших, прошедших испытание временем, и лишь один, к счастью, ныне здравствующий — Умберто Эко. Нет современных. Модных, раскупаемых, как горячие пирожки. Лично у меня к ним душа не лежит. Такой уж я консерватор, ретроград. Остаюсь поклонником старой классической литературы и изменять ей не собираюсь. Вечное есть вечное. И как выразился американский поэт Эзра Паунд: «Литература — это новости, которые не устаревают». Герои Бальзака и Диккенса живут среди нас. Никуда не делась мадам Бовари. По-прежнему швейкует бравый солдат Швейк. Дон Кихот и Санчо Панса пребывают во всех временах и во всех странах. Кто-то тоскует по «утраченному времени», а кто-то тайно желает «Венеру в мехах».
Конечно, времена меняются. Меняется и литература. Меняются литературные стили: вместо пухлых и растянутых романов Жорж Санд пришли тоненькие энергетические любовные романы. На слуху новые авторы. К примеру, японский писатель Харука Мураками, которого у нас, в России, полюбили с пылом и жаром. С Мураками — в огонь и в воду! Не читать Мураками все равно, что не уметь пользоваться Интернетом. Как, вы не читали Мураками?! Какой стыд и позор! Мураками — это Пушкин сегодня. А между прочим этот Мураками-муравьями вышел из классической русской литературы — из Чехова, Достоевского и Толстого. Он, конечно, любопытный писатель, о жанре которого спорят до хрипоты. Что это? Джазовый дзен? Дзеновый джем? Оккультный детектив? Психоделический триллер? Антиутопия? Наверное, всего понемножку и, конечно, удивительные японские метафоры: «Как дождь после посадки риса».
И еще важно, что почти в каждом романе Мураками появляется Монстр. Ну а у нас ведь теперь обожают монстров. У нас и в истории было их превеликое число: Иван Грозный, Бирон, Аракчеев, Салтычиха, Распутин, Азеф, Сталин со своими палачами и т. д. Про современных монстров умалчиваю. Силовики, одним словом. Сила есть — ума не надо. Так что Мураками вполне можно считать русско-японским писателем.
Помимо Мураками в моде нынче и два европейца: Фредерик Бегбедер и Мишель Уэльбек. Их охотно издают, приглашают в Россию, ублажают, угощают водкой с икрой, и они за обильным столом рассуждают о русской литературе. Уэльбек пишет в основном о маргиналах, выпавших из гнезда общества, а Бегбедер, напротив, о людях, живущих в обществе и действующих в нем, в отличие от аутсайдеров нагло и лихо.
Одна из последних книг Бегбедера «Идеаль» вышла с эпиграфом: «Посвящается мне!» Мощно и убедительно, в стиле чемпиона! Эпатажная и винегретная книга, где все свалено в одну кучу: Платон, Пушкин, Путин, Николя Саркози, Иисус Христос, глобализация, порнография, наркотики, сталинские репрессии, Солженицын, Чечня, русские морозы и русская загадочная душа, — полная коробушка: «есть и ситец, и парча». Остается только пламенно полюбить заморского купца Фредерика!.. Лично мне не хочется.
Как отмечают критики, написана эта «Идеаль» бойко, вкусно и сочно, без отдыха, как из пулемета («Строчит пулеметчик за синий платочек…»), кто-то в отпаде: ах, француз, ах, Бегбедер! Как здорово сочинил. Намешал. Супер-пупер! Короче, литература как новый вид современной развлекательности. Читаешь в метро — и станции проскакивают незаметно. Вот и Выхино. Надо выходить. «Выхожу один я на дорогу…» — сквозь Уэльбека путь неясен мне.
Появился новый термин — «новая занимательность». Пиво пьешь или кока-колу, или книжку современную читаешь, — главное, ты при деле. Ты чем-то занят. Заполняешь душевную пустоту. Щекотно во рту и в голове что-то ворочается. Закрыл книгу — и все забыл.
Книги сегодня — это товар, и товар этот впаривают, как автомобили и зубные щетки, как колбасу или жвачку. Главное, чтобы был бренд. Продажный опознавательный знак. Есть бренд — это гарантия продаж, Мураками, Уэльбек, Бегбедер или какой-то еще модник-писатель, короче, брендовая литература. Чуть не написал: бредовая.
Я специально коснулся модной литературы с тем, чтобы читатели не забывали старую. Перефразируя классика: ведь были книги — и какие!.. Брендов в прежние времена не было. Но были писатели. Пророки, кумиры. Властители дум, формировавшие целые поколения. Все они были личностями и, как правило, с драматической судьбою. Какие повороты! какие страсти! какие кульбиты! какие цены платили они за читательский успех. Предлагаю вспомнить о них.
И без всякого брендизма…
И последнее. Данная книга компактна и удобна: она заменяет собою 50 книг серии ЖЗЛ, которых и ставить некуда. А тут всего одна. Емкая. Насыщенная. Концентрированная. Без воды и сюсюканий. Только информация и размышления. И все на фоне исторической панорамы Запад — Россия.
Писатели и не только…
Многие писатели предпочитают работать в одном жанре — в прозе, в поэзии, в драматургии… Но есть такие, для которых жанровые рамки узки, и они с успехом создают стихи, романы, пишут пьесы, критические обзоры и т. д. Но есть и третья категория творческих людей, которые пробуют свои силы в различных областях и сферах. Яркий пример — Иоганн Вольфганг Гёте. Он — поэт, прозаик, драматург, мыслитель, политик. За что бы они не брался, все выходило у него превосходно. Талантливый человек талантлив во всем.
Творцов, подобных Гёте, я выделил в отдельную главу. И ее эпиграфом вполне могут стать слова Гёте:
«То, что говорится о вещах без личной заинтересованности, без пристрастия любви, не заслуживает внимания».
Как автор, я пытался проявить личную заинтересованность и личное пристрастие к каждому из своих «героев».
Парадигма Вольтера
Вольтер — знаковая фигура в мировой истории и культуре. В былые годы о нем говорили, спорили, шумели. А в последнее время как-то забыли. И не то что забыли, но он перестал быть кумиром российских интеллектуалов. А прежде… В 1746 году Вольтер был избран почетным членом Петербургской академии наук. Его переписка с Екатериной II способствовала распространению среди русских дворян «вольтерьянства». Вольтера ценили Новиков и Радищев, Рылеев и Пестель. Вольтер был любимым поэтом молодого Пушкина («Умов и мод вождь пронырливый и смелый», — писал российский гений про гения французского). «Сделай милость, любезный Пушкин, не забывай, что тебе на Руси предназначено играть роль Вольтера», — писал Пушкину в 1827 году его приятель Туманский.
Среди поклонников Вольтера в России были Белинский и Герцен, последний писал: «Смех Вольтера разрушил больше плача Руссо».
В русском вольтерьянстве, как утверждает академик Нечкина, на первом плане стоит признание человеческого Разума как главного критерия общественной жизни человека. А где Разум, там и Свободомыслие. Однако большинство россиян, закоснелых в самодержавном деспотизме, сторонились идей Вольтера как заразы. Графиня-бабушка в «Горе от ума» в ужасе воскликнула по поводу необычных высказываний Чацкого: «Ах, окаянный вольтерьянец!»
Настроение общества ярко выразил другой персонаж Грибоедова — Скалозуб:
Короче, одни проклинали Вольтера, другие возносили. Спокойного, серединного отношения к нему не было. И не только в России, но и на его родине — во Франции. Вольтер, а точнее, Мари Франсуа Аруэ (это его настоящее имя) родился 21 ноября 1694 года в Париже. По настоянию отца-нотариуса готовился стать юристом, но увлекся литературой и вступил на поэтическую стезю. В дальнейшем он писал не только стихи, впрочем, скажем иначе: чего он только не писал! Своим многогранным талантом Вольтер поставил в тупик потомков: кто он? Поэт? Драматург? Прозаик? Философ? Историк? Популяризатор научных знаний? Общественный деятель? Но это не все, менее известна другая грань Вольтера: он был талантливым предпринимателем, ростовщиком и обладателем к концу жизни миллионов золотых монет, что позволило ему приобрести маленькое княжество Фарне.
Короче, одни проклинали Вольтера, другие возносили. Спокойного, серединного отношения к нему не было. И не только в России, но и на его родине — во Франции. Вольтер, а точнее, Мари Франсуа Аруэ (это его настоящее имя) родился 21 ноября 1694 года в Париже. По настоянию отца-нотариуса готовился стать юристом, но увлекся литературой и вступил на поэтическую стезю. В дальнейшем он писал не только стихи, впрочем, скажем иначе: чего он только не писал! Своим многогранным талантом Вольтер поставил в тупик потомков: кто он? Поэт? Драматург? Прозаик? Философ? Историк? Популяризатор научных знаний? Общественный деятель? Но это не все, менее известна другая грань Вольтера: он был талантливым предпринимателем, ростовщиком и обладателем к концу жизни миллионов золотых монет, что позволило ему приобрести маленькое княжество Фарне.
Пересказывать жизненный путь Вольтера, его парадигму, зигзаги и отклонения бессмысленно: надо писать авантюрный роман. Если коротко охарактеризовать Вольтера как человека, то он был тщеславен, амбициозен и неуживчив. Он без стеснения выставлял напоказ свои достоинства и высмеивал чужие недостатки. Не раз он страдал из-за эпиграмм и жалящих острот, которые отпускал вечером и распространял утром.
Вольтер был удивителен: там, где у него отсутствовали враги, он спешил их нажить. Вот одна из его эпиграмм:
Люэс — это сифилис. Весьма едкая эпиграмма.
У Вольтера были сложные отношения с французским двором. Конечно, он хотел быть при дворе, в эпицентре всех политических, социальных и культурных событий. Но восхвалять монарха или по крайней мере держать язык за зубами — это противоречило его натуре. Не случайно из пяти правителей, лишь один, Людовик XIV не сажал его в тюрьму и не высылал. Да и то, вероятно, потому, что в момент смерти Людовика XIV Вольтеру был всего лишь 21 год и он не успел надерзить королю. А так большую часть жизни Вольтер провел либо в тюрьме (сидел в Бастилии), либо в ссылке, либо в ожидании ареста. Его язвительный ум сделал Вольтера вечным скитальцем и изгнанником.
Заключительная фраза вольтеровской трагедии «Магомет» гласит: «Мир принадлежит тиранам». А вот тиранию, как и всякую деспотию, Вольтер не переносил органически. По своему духу он был певцом, борцом и защитником свободы. Вольтер — это символ свободомыслия вообще. Отправленный в изгнание из Франции, Вольтер четко сформулировал свои принципы в «Философском письме об Англии». Вольтеру понравилось, что в Англии не одна, а множество религий, что государство далеко не абсолютистское, что английские крестьяне живут лучше французских, и вообще там больше свободы, и главное, как отмечал Вольтер: «В Англии никто ни у кого не спрашивает позволения думать». Сразу мрачно вспоминаются тоталитарные времена нашего великого Советского Союза, вот уже где бы сразу сгноили этого интеллектуального смутьяна и вольнодумца. Вольтеры тоталитарным режимам совсем не нужны, более того, противопоказаны. А вот современник Пушкина — мемуарист Винский с благодарностью писал: «Первый Вольтер заохотил меня рассуждать».
Большие расхождения у Вольтера были с Церковью. Вольтер спорил не столько о Боге, не столько о делах небесных, сколько о земном учреждении, о служителях соборов и монастырей, которые насаждали нетерпимость и фанатически душили свободу. Знаменитый призыв Вольтера: «Раздавите гадину!»
У Тютчева есть строки о том, что «мы плывем, пылающей бездной со всех сторон окружены». Это подходит к фигуре Вольтера. Он действительно плыл над «пылающей бездной». Нет, глагол «плыл» все же не подходит. Он боролся с этой стихией-бездной и в этой борьбе достиг немало побед (к примеру, само появление во Франции правосудия — в немалой степени заслуга Вольтера). Вольтер стал воплощением воли века к политической и духовной свободе. «Никакой государь не управлял общественным мнением с подобной властностью, как Вольтер», — писал о нем один из его современников.
Природа наделила Вольтера блестящим умом, но безобразной внешностью. Достаточно вспомнить известную статую Вольтера работы Гудона, стоящую в Эрмитаже. Рассказывают, что однажды российский император был взбешен ядовитой улыбочкой плешивого и старого философа и велел: «Уберите эту обезьяну!» «Обезьяну» оставили в покое, но все, кто общался с живым Вольтером, мгновенно забывали о его внешности, как только он начинал говорить. Фейерверк слов и интеллектуальная игра его ума покоряли сразу, тут, конечно, весьма кстати рассказать об отношениях Вольтера с женщинами. В одном из своих стихотворений Вольтер писал:
Вольтер не то чтобы боялся, но во всяком случае сторонился красивых женщин, а они, покоренные блеском его ума, льнули к нему сами. Тем не менее Вольтер устоял и свою долгую жизнь прожил холостяком. Был только один случай в юные годы, когда он чуть не женился. Это было в Гааге, где ему приглянулась Пимпетта Дю Нуайер, дочь журналиста, ведущего колонку светских сплетен. Вольтер сделал официальное предложение, но родители Пимпетты ему отказали на том основании, что у этого юноши нет никаких перспектив. А он не только вошел, но и стал украшением мировой истории. Ну что ж, подобная близорукость встречается в жизни.
Не заполучив голландскую девицу, Вольтер в дальнейшем обратил внимание на других женщин. У него была, в частности, многолетняя любовь-дружба с актрисой Андриенной Лекуврер. Но, очевидно, опыт общения с дамами у Вольтера был печальный, и в свои 25 лет он написал: «Мне кажется, что я совершенно не приспособлен для проявления бурной страсти. В любви мне видится что-то смешное… Я твердо решил раз и навсегда от нее отказаться».
Любовь и страсть — это всегда потеря разума, а именно этого Вольтер как раз и не мог допустить.
В 46-летнем возрасте Вольтер заявил, что слишком стар, чтобы заниматься любовью. В разные периоды жизни Вольтер неоднократно утверждал, что является импотентом по причине преклонного возраста, болезни, скуки или полнейшего нежелания заниматься любовными играми. Хотя вероятно, в устах Вольтера слово «импотент» — всего лишь остроумная уловка отойти в сторону и не терять головы.
Самый значительный и длительный роман был у Вольтера с маркизой Эмилией дю Шатле, которая приютила вечного скитальца у себя в замке Сире на целых 15 лет. Она была моложе Вольтера на 12 лет и очень богата. «Она немножко пастушка, — сказал однажды о ней Вольтер, — правда, пастушка в бриллиантах, с напудренными волосами и в огромном кринолине». Маркиза Креки, кузина дю Шатле, с черной завистью рисовала ее портрет, что-де она чересчур крупного телосложения, а кожа ее груба, как терка, короче, напоминает идеального швейцарского гвардейца, и «совершенно непонятно, как это она заставила Вольтера сказать себе столько любезных слов».
Старая история: со стороны частенько не понятно, что возлюбленные нашли друг в друге. В случае с Вольтером и маркизой дю Шатле — это интеллектуальное единение двух блестящих и идеально подходящих друг другу умов. Маркиза была умна и начитанна, тяготела к естественным и математическим наукам, да так увлекалась ими, что порой ночь проводила за решением какой-нибудь геометрической задачи. Однако, кроме математики, ее волновала и чувственность. И вот тут начиналось несовпадение со вкусами и пристрастиями Вольтера, он ворчал о том, что ему «хочется, чтобы она была менее ученой и менее умной и чтобы ее сексуальный аппетит был все же несколько менее ненасытным. А более всего мне хочется, чтобы она приобрела, наконец, и способность, и желание сдерживать хоть иногда свой язык».
Следует признать, что умной и богатой женщине трудно сдерживать себя, и поэтому бывали случаи, когда в Вольтера через стол летели тарелки, серебряные приборы и прочие предметы, находящиеся под рукой. Пятнадцать лет — срок немалый, и поэтому бывало всякое. Но когда маркиза дю Шатле умерла от неудачной беременности (нет, не от Вольтера, а от более молодого любовника), философ был безутешен: «Я не просто потерял любовницу, я потерял самого себя. Я потерял душу, для которой была создана моя собственная душа».
Однако Вольтер был настоящим бойцом и в частной жизни и не хотел сдаваться. В 79-летнем возрасте он пытался соблазнить одну молодую особу и в любовном процессе трижды терял сознание. Позже он объяснил это тем грандиозным впечатлением, которое произвела на него дама.
Свой последний роман Вольтер «крутил» с собственной племянницей Мари Дени. Она и скрасила последние дни Вольтера. Он умер 30 мая 1778 года, на 84-м году жизни.