Сзади стояла Даля – целая и невредимая.
– Извините, что заставили ждать, – улыбнулся маг. – Кайяна, проводи гостей.
Девушка довела их до двери и улыбнулась на прощанье.
Оказавшись под дождем, Эрмат обескураженно покрутил головой. На улице уже стемнело, из лилового неба сыпал все тот же мелкий колючий дождь.
Они торопливо пошли по улице.
– Так и не понял, чем эти шарлатаны занимаются, – сказал Эрмат.
– Скоро узнаешь, – ответила Даля. – Ты еще не родился.
– В семь вечера! – возразил Эрмат. – Уже начало восьмого.
– В полдевятого, – отрезала девушка. – Я вчера специально твоей маме звонила, спрашивала.
Пока дошли до метро, у Эрмата промокла куртка, и ему казалось, что на спине нагло расположился огромный слизняк.
– Ерунда какая-то, – всю дорогу повторял Эрмат.
Когда пришли домой, настроение у него совсем упало. Если в этом году и был самый нудный, отвратный и бессмысленно проведенный день, то это был день его рождения.
– Налей шампанского, именинник, – сказала Даля.
Эрмат разлил в два бокала шипящий напиток. Его немного мучила совесть – все же дареному коню в зубы не смотрят, а Даля, несомненно, хотела преподнести какой-то удивительный сюрприз, и не ее вина, что не удалось, – по всему видно, старалась. Потому, не желая ее огорчать, он улыбнулся. Девушка нарезала фруктов. Бокалы, сдвинувшись, зазвенели.
– До дна, – сказала Даля. – А потом поцелуй меня!
Эрмат едва коснулся ее губ, как Даля отпрянула и сказала:
– Я твоя, милый! А ты – мой! Я люблю тебя!
…Сорок королей, без сомнения, знали, на поиски чего следует отправлять свои сорок армий.
Сердце дрогнуло и, пропустив удар, остановило ток крови. Через миг сознание заполнили клубы пряной грозовой громады. Она исторгла слепящую молнию, которая подожгла застывшую кровь. Организм сотряс багровый удар – это решительно и мощно толкнулось сердце, и пылающая плазма смешалась с пряным туманом. Запертая тесными трубками артерий и вен, она превратилась в жидкий огонь, устремившийся вниз. Эрмат задохнулся, чувствуя, как все сильнее и чаще его захлестывают горячие волны.
– Подожди! – захохотала Даля. – Теперь я! Возьми меня, Эрмат!
Сладкая тяжесть немедленно овладела всем ее телом, и она была нестерпима. Девушка, не в силах сопротивляться, жалобно вскрикнула и выгнулась в горячих судорогах.
Рыча, Эрмат повалил ее на пол. Сладкое жжение было мучительно острым, а он никак не мог избавиться от тесной одежды.
– Быстрее! – простонала Даля.
Они покатились по полу. Сшибли столик – грохнуло, разбилось блюдо с фруктами, зазвенели фужеры, и сладкая пена шампанского залила разлетевшиеся кусочки ананаса.
Чувствуя, как нетерпеливо дрожат жадные руки на бедрах, Даля закричала. Его пальцы то сжимали ее горячую грудь, то возвращались ниже и наконец подняли ее над городом, над миром, над звездами, подняли в небесные чертоги богов – и бросили на диван. Сверху немедленно навалилось горячее тело, крепко вжимая ее в подушки, но, желая этой тяжести, она сама подавалась навстречу…
А желание терзало их все сильней. Они словно стали удивительным единым существом, исполненным страсти, созданным для ее сладких мук, живущим ею и не имеющим возможности ее утолить.
…В жарко-сладком угаре не заметили, как убежала ночь, а когда, истощенные, попробовали найти в себе силы передохнуть, смогли оторваться друг от друга лишь на мгновение, показавшееся мучительной пыткой.
И снова в пряном небе вспыхивали звезды и рождались галактики, а по соединившимся телам прокатывались огненные волны, наполняя каждую клеточку безумием, и крик тоже был один на двоих.
Безумная жажда плоти жгла неистовым огнем. Овладевшее ими сверхчувство было настолько острым и сильным, что оба ощущали себя богами – богами любовных безумств.
– Это было прекрасно, Эрмат! – крикнула, задыхаясь, Даля. – Я люблю тебя!
И они ощутили, как стремительно покидает их нечто могучее, незнакомое остальным. Когда оно ушло окончательно, едва не заплакали от ощущения колоссальной потери, чувствуя себя несчастными, брошенными, покинутыми божественной силой.
Эрмат отдышался и с удивлением осмотрел себя. Грудь и живот представляли собой огромный багровый синяк, все тело покрывали глубокие ссадины и кровоточащие следы зубов. Грудь и бедра Дали были в розовых пятнах от его пальцев и губ.
Эрмат машинально взглянул на часы – и попытался встать. Изможденному, ему не сразу это удалось. Еще труднее было одеться.
Выходные кончились.
– Что это было? – первое, что мог спросить Эрмат вечером, когда немного пришел в себя. Измученный организм жаждал отдыха, рабочий день показался невыносимой пыткой.
– Ночь любви, – улыбнулась девушка. Она лежала, разметавшись на простынях, видимо, так и не смогла встать. Охнула, когда нечаянно коснулась своего бедра. На нем расплылся огромный синяк.
– Это что, заклинание твое? – спросил Эрмат.
– Как тебе мой подарок? – сказал Даля. – Хорош?
– Это… это… – не нашел слов Эрмат.
– Сегодня я заплачу им, – сказала Даля.
– Это невозможно, – покачал головой Эрмат. – Что это – наркотики?
Вечером он поспешил в «Школу магии».
– Мне нужно знать, как вы это делаете, – сказал Эрмат. – Это опасно?
– Вижу, вам понравился подарок, который сделала ваша подруга? – сказал маг.
– Понравился. Но я бы хотел знать, что это.
– Разве Даля не объяснила вам суть нашей работы? – спросил маг. – Я дам почитать некоторые мои статьи, изданные, между прочим, во многих научных сборниках. Уверяю, беспокоиться не о чем. А сейчас вкратце расскажу, раз вы до сих пор в неведении. Ох уж эти женщины, – улыбнулся он. – Им бы только результат, верно? Не то что мы, – и лукаво подмигнул Эрмату. – Медицинское исследование показало, что вашему здоровью мощные гормональные всплески не повредят. Дальнейшая техника – ввод в гипноз и поиск в памяти нужных эмоций. Датчики зафиксировали самые сильные, а я связал выработку гормонов во время эмоции с фразой-заклинанием, ну и усилил насколько смог. – Маг снова улыбнулся. – Потом я нашел успокаивающе воспоминание, и ввел его для отмены первого.
– Что за вещества такие? – хрипло спросил Эрмат.
– Гормоны, нейромедиаторы – химическая суть эмоций. Эмоция возникает под их воздействием, но и они начинают вырабатываться при воспоминании эмоции. Кстати, за это открытие некоего медика звали в одно престижнейшее западное заведение, а десяток других был готов выделить баснословные гранды. Но я отвлекся. Мысли о сексе или воспоминания о нем провоцируют выброс определенного набора веществ. А их выброс, соответственно, стимулирует желание. Большой выброс – большое желание, не так ли?
Эрмат хмыкнул.
– Кстати, не рекомендую слишком часто пользоваться, – добавил маг. – Я говорил вашей девушке, но, похоже, она была слишком в восторге, чтобы… Организму нужно время, чтобы восстанавливаться после стресса и перезаряжать гормональный аппарат.
– А вы уверены, что это безопасно? Сначала я думал, Даля погадать хочет или что-то вроде этого… женские глупости, в общем.
– Да, – сказал маг. – У меня есть все необходимые бумаги. Видите ли, я бывший работник медицинского исследовательского центра… Думаю, через некоторое время подобные «школы» станут не редкостью, и скептицизм, взращенный многочисленными лавочками шарлатанов, поубавится. Да, забыл сказать – если вам надоест, приходите, мы мигом зачистим умение и сделаем как было.
– Всего хорошего, – торопливо попрощался Эрмат.
…Эрмат увлекался тяжелой атлетикой. Много времени проводил в спортзале, ездил на соревнования, читал специальную литературу и был истинным приверженцем тяжа. Из всех телевизионных передач он признавал только спортивные, из всех меню – олимпийские, из всех чемпионов – Григория Яношева. В году, когда Эрмат заработал второй взрослый, Яношев получил несовместимую с дальнейшей карьерой травму.
Вскоре Эрмат стал мастером спорта, а еще через несколько лет произошло радостное событие – после победы в городских соревнованиях ему сделали сказочное предложение, и он стал подопечным Яношева. Эрмат был счастлив, что кумир стал его тренером.
Даля никогда не одобряла его чрезмерной увлеченности. Тяжелая атлетика казалась ей каким-то ужасным, опасным для здоровья занятием, а спортзалы в ее воображении были похожи на камеры пыток, полные недоброго железа. К тому же она терпеть не могла спортивного меню – всех этих банок с протеинами, аминокислот и витаминов. О том, что он добавляет в меню спецдобавки, Эрмат девушке не говорил – достаточно и того, что ее передергивало всякий раз, когда с помощью яиц в скорлупе, молока, протеина, истолченных «таблеток» и миксера Эрмат готовил себе завтрак, отказываясь от свежесваренного кофе и булочек.
Однако все это не мешало им вместе мечтать о времени, когда Эрмат станет мастером-международником и ему не придется больше работать, а зарабатывать он будет, побеждая на выступлениях и соревнованиях. Сам Эрмат не сомневался в таком будущем – с его-то увлеченностью и таким тренером!
Однако все это не мешало им вместе мечтать о времени, когда Эрмат станет мастером-международником и ему не придется больше работать, а зарабатывать он будет, побеждая на выступлениях и соревнованиях. Сам Эрмат не сомневался в таком будущем – с его-то увлеченностью и таким тренером!
После подарка, устроенного Далей на его день рождения, ему пришлось пропустить несколько тренировок – организм был не в состоянии выдерживать субмаксимальные нагрузки, необходимые для стимуляции сверхвосстановления мышц. Сама мысль о штанге на какое-то время сделалась ему противной. Он связался с Яношевым и сказал, что заболел.
Потом Яношев в очередной раз уехал по делам своего движения во Францию, и, пользуясь его отсутствием, Эрмат не показывался в спортзале полтора месяца.
– Нас спасет только чудо, – сказал Григорий. – Или внезапное изменение мнения членов ВАА на противоположное. Неужели ничего не сделать?
Дзай Бацу неопределенно пожал плечами.
– Я думаю, мы использовали все возможности.
Он позвонил через неделю.
– Есть кое-что. Три крупных чиновника спорта высказали интерес, вялый, конечно, но хоть что-то. Хотя вряд ли им удастся чего-то добиться, если и удастся их заинтересовать. Еще с тобой согласился встретиться один из известных мне владельцев крупного капитала. У него свои интересы в успехе Олимпиады – его компания вложила туда крупные инвестиции.
– Это немало, – сказал Яношев. – Когда?
– Сейчас.
– Где?
– В головном офисе компании «Норд».
– Еду.
– Это глава компании. Он достаточно амбициозен, а своим успехом компания во многом обязана ему. У него множество связей в самых различных сферах. В определенных кругах за глаза его называют Викинг – и ты поймешь почему. Постарайся его заинтересовать, если кто и способен на авантюру планетарного масштаба, так это он. Есть одно но – Торгвальд Лютенсвен предпочитает высокие технологии и все, что с ними связано. Если он чего-то хочет – он добивается этого. Возможно, допинги – то, что ему нужно.
– Спорт себя изжил, – безжалостно сказал Торгвальд Лютенсвен в самом начале беседы. – А вы мне предлагаете не что иное, как некромантию. Какой прок в занятиях спортом?
– Попробуйте объяснить это человеку, чья жизнь отдана спорту без остатка, – растерялся Яношев.
– Но зачем? – спокойно спросил Торгвальд. – Это пусть он мне растолкует прелесть своего занятия.
Григорий замолчал, сбитый с толку. Как объяснить, что это – стремление к победе, желание стать сильнее, лучше, совершеннее, преодолеть установленные природой границы и превзойти невозможное? Что это – необходимость завтра прыгнуть выше, пробежать быстрее, поднять тяжелее, чем с таким трудом смог сегодня? Как рассказать о том, чем он жил и яростно горел до травмы? Как описать то, чего после нее лишился?
И все же он попытался. Он говорил о людях, приносящих спорту невероятные жертвы. Об их отказе от обычной жизни, о фанатичной целеустремленности. О судьбах тех, кто отдал спорту всего себя. О неизбежных травмах, о краткости спортивной карьеры. Об удивительном счастье спортсмена, о его радостях, недоступных остальным, и о его Звездном Часе. Об испорченных связках и износившихся сухожилиях. Он пытался объяснить, что движет людьми, которым с детства ломают тела на гимнастических брусьях и которых в двадцать пять лет вышвыривают из спорта, как безнадежных стариков. Он размышлял и сам поражался той невероятной цене, которую готовы платить эти люди. Вспоминал об изношенном сердце тяжелоатлета и сломанных ребрах хоккеиста. И о планке, что с каждым днем поднимается выше.
– Это все не просто так, – говорил он.
Торгвальд Лютенсвен слушал горячую речь Яношева внимательно, но, казалось, она совсем не убедила его.
– А вот вам мой прогноз. Что творится сейчас – лишь предвестие необратимых изменений. Спорт как состязание, соревнование духа и воли, к которому вы относитесь с таким трепетом, – исчезнет. Интерес к подобному гаснет уже сейчас. Я не говорю, плохо или хорошо это. Зрелищность привлекает бóльший интерес. Сами знаете, какие виды спорта все больше популярны. Более зрелищные. Думаю, через пару лет непопулярные виды исчезнут – сперва из программ крупных соревнований, потом – вовсе. Появятся новые – что-то вроде тех развлекательных шоу, которыми нас потчуют сейчас. Из разряда когда футболисты играют в костюмах жирафов и, помимо своей основной цели – загнать в ворота мяч, вынуждены уворачиваться от выпущенных на поле разъяренных быков. Скорее всего, участие в подобном будут принимать не спортсмены, а различные популярные люди. Спорт станет предметом развлекательных шоу. Появится множество новых видов и подвидов. Зрелищных, красочных.
– Но это не то, – сказал Яношев. – Спорт должен быть больше профессиональным, упор же только на зрелищность снижает результаты. Я не могу представить себе профессионала по бегу в жирафьих костюмах, отдающему этому занятию годы тренировок.
– Подождите с годами, – поморщился Торгвальд. – Эти шоу лишь первая ступень, а за ней будет и вторая. Спорт окончательно умрет, когда ликвидируют естественность человеческого тела, когда в результате достижений киборгизации и генной инженерии исчезнет одинаковость людей как природных или там божьих созданий.
«Он предпочитает высокие технологии», – вспомнил Яношев слова Дзай Бацу. Какого черта тогда согласился встретиться?
– Кое-что мы, кстати, видим уже сейчас, – продолжал Торгвальд Лютенсвен, – например, я знаю, что результаты спортсмена в некой форме могут зависеть от его экипировки. Это костюмы из материалов, уменьшающих трение и тому подобное. А скоро станут возможны хирургические операции – например, укорочение костей рук или удлинение костей ног, в общем, изменение тела – то самое изменение, кстати, которого спортсмен сейчас вынужден добиваться годами! Думаю, и к стероидам со временем отнесутся лояльно, к тому же химия не стоит на месте и шаг за шагом производит все лучшие, совершенные допинги, которые тела людей принимают с восторгом! Деваться будет некуда…
«Уже некуда».
– …Итак, когда успехи науки уничтожат нынешнюю трудозатратность достижений, когда наука сделает их получаемыми путем прямой перестройки организма на генном или тканевом уровнях – спорт просто-напросто вынужден будет спрятать бессмысленность за зрелищностью. Ну, и, конечно, будут созданы новые его виды, применимые к новым возможностям, но будет ли то спорт в вашем понимании?
Яношев улыбнулся.
– Но спорт уже эволюционировал… Беда в том, что он требует новых условий…
– Я не вижу места спорту в будущем. Хорошо, пусть даже Большому спорту, – отрезал Торгвальд.
Зря я пришел к нему, безнадежно подумал Яношев.
– Но зачем тогда вы согласились встретиться со мной? – спросил он вяло.
– Вас рекомендовал Дзай Бацу, – сказал Торгвальд. – И я понял, речь идет не только о спорте, но и об Олимпиаде. Ее будущее довольно тревожно, а у нашей компании есть кое-какие интересы в Сочи, разумеется, финансовые, и немалые. К тому же не каждый день встречаешь предложение спасти столь грандиозное для кого-то мероприятие. Мне стало любопытно. Пока я ждал вас, даже посмотрел ваше последнее выступление. Эффектно, согласен, и я искренне сожалею, что ваша спортивная карьера окончилась именно так. Но вы меня не убедили, к тому же я так и не понял, каким образом я смог бы разрешить ваш конфликт с ВАА. Наша компания не занимается производством новых стероидов. К тому же я не был знаком с людьми, о которых вы мне сейчас рассказывали. Теми, кто льет пот на тренировках и мечтает о медалях настолько сильно, что приносит такие крупные жертвы. Может, таких людей вовсе нет? Кончились? Простите, если обижу, но ведь вы в некотором смысле уже выпали из обоймы?
Торгвальд Лютенсвен встал, показывая, что разговор кончен.
«Проиграл, проиграл, проиграл…»
– Вы сказали, никогда не видели таких людей, – сказал Яношев. Он чувствовал себя уничтоженным. – Позвольте, я покажу вам одного. Это не займет много времени и ни к чему вас не обяжет. Просто больно знать, что есть люди, которые… У вас найдется час, чтобы посетить мой зал? Вы только посмотрите на часть тренировки одного из моих учеников.
Торгвальд задумался. Он не показывал виду, но ему было жалко Яношева. А все из-за чего? Из-за страшного бездумного увлечения, сродни карабканью по горам, «покорению» вершин…
– Хорошо, – сказал он. – Только прямо сейчас. И закончим на этом.
Лишь из уважения к Дзай Бацу, подумал Лютенсвен. Никакого любопытства он не испытывал.
Покажу ему Эрмата, решил Григорий. Он немедленно позвонил воспитаннику.
– Срочно в зал, – сказал он.
Эрмат застонал. Вчера они снова пользовались заклинанием.
«Скажу, что еще болею. Интересно, зачем я ему? Наверное, будет ругаться».
Торгвальд Лютенсвен усмехнулся, когда увидел Эрмата.