– Удивительно. Но ведь операторы именно магнитным полем формируют фигуру плазмы. Очень странно. Как думаешь, из-за чего?
– Пока не знаю, но за пару мгновений до происшествия ИнК нагло и жестко влез в мое мысленное пространство. Нагрубил. Я взорвался… в общем, видимо, от неожиданности… и тут же плазма отреагировала.
– Совпадение.
– Я просматривал карту магнитных полей. Они оставались стабильными, прежними. То есть в технике я ничего не изменил своей вспышкой. Кстати, а ты не знаешь, почему нельзя управлять плазмой на расстоянии? Почему всегда необходимо являться на станцию?
– Ну, магнитные поля…
– Магнитные поля ни при чем. Дистанционное управление легко наладить. Зачем-то обязательно надо быть рядом. Кстати, именно на этом вопросе ИнК и влез мне в голову, заставив вспылить.
– Очень любопытно. Но добавить ничего нового не могу.
– Я свяжусь, когда будут новости.
Звон хрусталя, и аватара Лаймы исчезла.
Что ж, подождем новостей. А чтобы их обеспечить, пристыкуемся к станции и оплатим блокировку произвольного перемещения.
Расчет оказался верен, не прошло и суток, как я оказался самым выгодным оператором возле станции.
Проделал необходимые процедуры приема вахты. С каким-то трепетом уставился на плазму. Ничего особенного. Изгиб стандартный, лепестки колышутся, энергия вырабатывается. Попробовал мысленно изменить форму… создалось впечатление, что пытаюсь открыть дверь в монолитной стене. Стандартные трепыхания энергии не дают сосредоточиться. Молниеносные переключения магнитного поля требуют внимания. Надо постоянно держать в рамках…
А может, не держать в рамках? Пусть колышется как хочет, может, тогда получится контакт? Контакт? Что за странная мысль… Это же плазма – четвертое состояние вещества. Сбросить контроль – и она разнесет все и вся… Стихия… А может, все-таки:
– Запрос контакта с плазмой!
…Какая глупость, – ощущение чуда ушло. Навалилось презрение на собственное слабоумие. Бред, бред! Что я вообразил! Рот брезгливо скривился. Автоматически подправил верхними регуляторами пять слегка уменьшившихся язычков.
Навалилось обычное фоновое раздражение, так же привычно сознание спружинило, отстраняя его на периферию.
– Да! Еще с зажигалкой поговори, идиот, – ИнК вновь нагло ворвался в мысли. Переливчато захохотал, транслировав на сетчатку олигофрена. Слюна каплет с отвисшей губы, выпученные глазки в кучку – устремлены на горящую спичку в толстых пальцах.
«Спокойствие… спокойствие? Нет! Да!!!» Я убрал барьеры, и сознание захлестнул вал ярости. Разум, как утлая лодчонка, запрыгал на огненных волнах. Волнах? Это же… Это плазма!
Страшный рев аварийной сирены, чудовищная тяжесть. Пламя померкло, виски сдавило. Боль гранатой взорвалась в голове, и сознание рассыпалось на тысячи осколков.
– Нет, в допуске отказано!
– Обоснуй!
– Ваша эмоциональная нестабильность едва не привела к аварии. Под вопросом ваша компетентность как оператора плазмы.
– Так ты меня намеренно выводил!
– Мы не контактировали перед тем происшествием. Похоже, у вас не все в порядке с головой. Мне едва удалось перехватить плазму.
– Это ложь! Я помню…
– Нет ничего в файлах. Ни в записях аппаратуры, ни в ваших личных. Но можете подать заявку, что ИнК термоядерной станции как-то там выводил сотрудника. А потом с трудом ликвидировал аварию. Станция надолго потеряла мощность, что сказалось на рейтинге ИнКа как функциональной единицы системы Земля. В отличие от ваших, мои рабочие блоки стабильны. Не подвержены колебаниям настроения и прочей гормональной ерунде. Не вижу ни малейшего смысла действовать себе в ущерб.
– Но мне надо проверить!
– Что именно? Удастся ли взорвать станцию? Повторяю. Вы отстранены от управления. По меньшей мере до выяснения причин вашей нестабильности. Рекомендую комплексное обследование, апгрейд чипов и длительный отдых. Конец связи.
– Черта с два ты меня удержишь! – Я вцепился в пазы дверного люка. Пальцы побелели, громадные мышцы вздули облегающий костюм…
А-а-а-а-а-а-а! – включаем норадреналиновую подкачку… Еще!!!
Стоп, стоп… Хватит дури. Куда мышцы против пневматической блокировки. Внутрь комплекса входить опасно, и двери открываются лишь в переходниках.
Быстро, срочный заказ. Владимир 2 ТП5948 м. Примитивный набор взломщика.
– Заказ принят, – почти сразу же доложил равнодушный голос вирторговца, – с вашего счета списано 19 инк-минут.
Жду. Минута… вторая… Ох!! – в нетерпении прокусил кожу на костяшке пальцев. Контроль! Контроль!
Ящик пневмопочты грохнул. Окно выдачи выдвинулось на манер древнего мусоропровода.
Отлично! Новенькая, еще горячая фомка удобно легла в ладонь. Люк с тугим шелестом подался. Не прошло и минуты, как внутри что-то лопнуло и титанопластиковая пластина свободно отошла в сторону.
Свет из проема выхватил ближайшие шесть вертикальных путевых рельсов. Они вздымаются, словно стволы диковинных деревьев из поблескивающей металлом равнины. Спускаюсь осторожно, придерживаясь за высокий порог. Под ногами желоб для горизонтальных перемещений. Как ни странно, перемещение больших блоков оказывается энергетически выгоднее снования отдельных особей. Всегда удивлялся этому факту…
Черт! Мой блок поехал! – жилище, как сверхскоростной лифт, рванулось вверх. Отблески из открытого люка запрыгали по направляющим рельсам и вдруг исчезли, отсеченные другими блок-квартирами, сместившимися иначе.
Термозрение всегда включается как мощная красная вспышка. Слепящая темнота – и вдруг разом такая же слепящая краснота. Несколько секунд подстройки, синхронизации, и в мозгу возникла ясная картинка. Цвет можно поменять… но мне просто нравится красный. Ярко выделяются дорожки повышенной температуры за вознесшимся домом. Множество металлических поверхностей над головой и по сторонам двигаются, отчетливо постукивают. Одни коробки неторопливо сдвигаются, другие поспешно отдергиваются. Сложные движения сберегают энергию и дают дорогу мчащимся по делам.
Шаг… Ноги разъехались, руки нелепо всплеснули, я ничком грянулся о металл. Ладони вляпались в скользкое, холодное, покатились вперед. Подбородок ударил о поверхность, зубы клацнули, из глаз посыпались искры.
Чертова смазка! Чтоб ее!
Осторожно, стараясь не запачкаться сильнее, встал на четвереньки, подобрал фомку. И тут мощный порыв ветра закружил волчком – мимо промчался еще чей-то дом.
Так. Это уже не только противно, но и опасно. Вызываю план перемещения жилых блоков. Сложнейшая сеть повисла в сознании. У каждого жилого лифта появились длиннейшие полотенца данных. Обитатели, масса, скорость, прогнозируемый ход, вероятные векторы движения… – сердечко охлаждения затарахтело как пулемет.
Убрать данные. Оставить лишь движения! Фу-ух! Уже лучше. Эту инфу уже можно воспринимать без эхо-мыслей.
Хорошо, что под ногами… гм, под руками и коленями стабильная станция. Вылезать в другом месте было бы самоубийством. Да и здесь нужно поторапливаться. До ближайшего перехода двести метров по прямой… Гм, только где та прямая…
По-пластунски? Нет, конечности пробуксовывают. Тогда покатились веретеном. Фомка крепко прижата к груди, и вдоль по желобу, оборот, другой… двадцатый…
Ох, закружилась голова. Вестибулярный аппарат, хоть и тренированный постоянными перемещениями жилья, все-таки не апгрейженный. Уже непонятно, куда катиться. Так, сверились, восстановились – катимся дальше, не забывая отслеживать перемещения домов…
Ах ты! Скорее, скорее в сторону! Взш-шшшш – поток горячего воздуха промчавшегося блока отшвырнул в сторону, голова смачно звякнула о колонну рельса. Хорошо, сектора в черепе подпружиненные, хотя кожу, да, рассадил. Да чего же это они быстрые такие! Ага! Вот переход!
Белесый гофрированный шланг. Аварийная внешняя кнопка. Суставчатая дверь, скрипнув, сложилась гармошкой. Внутрь! Пошаркал ботинками перед входом, оставляя жирные следы смазки. Предупредительная автоматика станции залила белым светом кольцевой ажурный балкон. Ряды бликов побежали по зеленоватой поверхности гигантского шара в центре. Он висит, как в паутине, заплетенный миллионами трубок, отбирающих тепло. Слегка покачивается в хватке магнитных полей. Внутри миллион градусов плазмы. Даже здесь, наверху, чувствуется ее раскаленное дыхание. Магнитные вихри отзываются щекочущей вибрацией в сенсорах – гелиевая начинка хоть и слабомагнитная, но отзывается…
Тюрьма… – какие странные ассоциации на это техновеликолепие. Дальше все просто – нужно найти оператора и поменяться. Я усмехнулся, представив завтрашние инфополосы:
«Ворвался, угрожая металлическим предметом… и это вершина технологии… против лома нет приема…
Капельница…»
Стоп! Это не мои ассоциации! – плечи передернулись. По коже побежали мурашки. Волна от головы к пяткам, еще волна, и еще… Все крупнее и быстрее. Не страх… Это определенно не страх.
Капельница…»
Стоп! Это не мои ассоциации! – плечи передернулись. По коже побежали мурашки. Волна от головы к пяткам, еще волна, и еще… Все крупнее и быстрее. Не страх… Это определенно не страх.
– Плазма? – вдруг я очень четко понял, почему невозможно удаленное управление станцией. Реакция идет вовсе не на ничтожные магнитные поля, а на… Вот оно… Я потянулся, будто находясь за пультом и… словно одновременно своими конечностями… Ярче, сильнее! Лепестки пламени изогнулись, раскрылись шире… на спине?! Огонь и ветер!!!
– Привет, Саламандра!
Ночь в Сахаре наступает внезапно, словно день разом выключают. Узкий месяц еле светит. На широкое поле солнечных батарей легла тонкая лунная дорожка. Смена оператора закончена, и Кембридж смотрит в небо.
В свое время стал астрономом. Поставил зрение-телескоп и настроил разум на созерцание звезд. С тех пор ни на минуту не пожелал сменить на что-то другое. Но сегодня не дальние галактики интересуют. Широкофокусный взгляд сканирует разом все небо.
Ну, где он там – нашумевший объект? Какой был старт! Словно молния ударила из громады шара техногорода в космос. Крошечное выходное отверстие, как от микропули в макушке… Но, в общем, минимум повреждений при такой температуре.
Ага, вот он! Выплывает из-за горизонта. Яркая звездочка. Приближаем… Да, как во всех микрофильмах, наводнивших сеть, – небольшой желтовато-белый шарик. На жаргоне ядерщиков – «коматозная плазма», равномерно стиснутая магнитным полем. Но это для специалистов. А так – произвольная скорость вокруг планеты, постоянные переходы с орбиты на орбиту. Внутри то и дело вспыхивают разными цветами спектра втянутые камушки и обломки древних спутников. Питается вроде. Вообще так же гелий на станции втягивался в термоядерную реакцию. Кольцевым движением магнитных полей, через уравновешенный взаимным отталкиванием вход. Непонятно, откуда там вообще магнитное поле. Эксперты с ходу придумали новый термин – «намагниченная плазма», ничего пока не объясняя. Излучает массу тепла. Впрочем, на таком расстоянии это незаметно.
Но что это?! Кембридж едва совладал с желанием протереть глаза.
Шар вытягивается, изгибается… Раз, раз, раз – специализированное телескопическое зрение едва успевает ухватить краткие быстрые перемещения. Ближе, ближе… И… Он уже в атмосфере!!! И… Совсем рядом!!! Снижается, словно гигантский заходящий на посадку самолет. Сияет, даже сквозь многочисленные встроенные светофильтры, нестерпимо-белым светом.
Дракон? Феникс? Жар-птица? – беспорядочно заметались мысли. Вдруг на лбу выступили крупные капли пота. Давно забытый, нереализующийся, теоретически подконтрольный, появился… страх! ужас!!!
Плазма! Это же плазма! Сейчас здесь все вскипит! – ноги предательски ослабли. Астроном мог лишь смотреть в небо, отдавая последний долг цивилизатора, хоть как кинокамера.
Вытянутое тело медленно изгибается. Эластичными шипами пританцовывают четкие, словно нарисованные языки пламени. Вокруг то и дело вспыхивают короткие желто-красные радуги. Четыре длинных огня, будто заостренные крылья чудовищной стрекозы, накрыли техноравнину. Тени под квадратами батарей резкие, графитно-черные в световых оковах. Отблески на сияющих фотоэлементах неясные, словно отраженный свет сметает поток встречных фотонов. Кончики крыльев слегка изогнулись, затрепетали…
– Кембридж! – в голове, словно вечевой колокол, бухнул могучий голос.
– Да, да! – встрепенулся впавший в прострацию техник-астроном.
– Смотри за приборами! Видишь, я отменил сегодня ночь! Срочно переводи станцию в дневной режим! Активируй аварийное охлаждение. Иначе, хоть я и поменял тепло на свет, завтра половину батарей менять придется!
– Что? Что?!
– Должок надо отдать рисковым ИнКам. Пусть энергией подпитаются!
В тот же миг в недрах комплекса Земля в рабочих файлах системы пропал Владимир 2 ТП5948 м и появился Владимир Пл-1. И, словно облегченный вздох вычислителей, бойко застрекотал счетчик рейтинга.
Алексей Васильев Живые мысли
Младший научный сотрудник Института прогнозирования Петр Спиноза опоздал на заседание.
По длинному коридору крался на цыпочках, а у дверей кабинета остановился. Взялся за ручку, тут же отдернулся. Несколько раз сосчитал до десяти, потом два раза – до тридцати. Но эти ухищрения оказались бесполезны. Тогда Петр задержал дыхание. Дождавшись, пока в глазах не вспыхнут синие искры, встряхнул плечами и одновременно выдохнул. Но и это не помогло ему набраться решимости и войти в кабинет, под укоризненные взгляды. Дверь была неодолимой преградой. Петр снова начал считать. Открыть дверь он решился лишь минут через десять, уже окончательно измученный. Все, конечно же, уставились на него, и Спиноза с ужасом представил, кого они видят: раскрасневшегося от дыхательных упражнений, растрепанного молодого мужчину в измятом сером костюме и испачканных до колен брюках – пока бежал от станции метро, несколько раз влетал в лужи.
– Извините, – сдавленно сказал Петр и постарался скорее проскочить на свободное место.
По пути ударился о стул доцента Тетеревлевой, да так, что чуть не свернул, зашиб коленку и до крови прокусил губу, сдерживая вскрик.
Сел с пылающим лицом и долго не слышал докладчиков.
Ну вот, опять, думал Петр, опустив голову. Сначала какая-то дура в метро. Почему именно ко мне прицепилась погадать? Что она во мне увидела? На других не посмотрела. И слякоть эта, туфли грязнущие, брюки уляпаны. Другие вообще носят белое – и ничего. Ни пятнышка. Другим за себя не стыдно. Почему тогда я всегда красный как рак, смешной и глупый? Комплекс какой-то. А как лечить – не знаю. Или не надо?
Вчера, когда Петр смотрел выступление известного научного деятеля, он снова поймал себя на том, что не столько слушает, о чем тот говорит, как переживает, что вдруг собьется, закашляется, матернется нечаянно или чихнет – а из носа вдруг выпрыгнет зеленое, блестящее…
Интересно, как себя чувствует президент, который всегда на виду, которому волей-неволей приходится постоянно следить за собой, то есть держать себя в страшном, мучительном напряжении круглые сутки? Петр был уверен, что сам бы непременно либо упал на бесконечной ковровой дорожке, не выдержав прицела сотен камер, либо чего-нибудь ляпнул невпопад, либо ширинку забыл застегнуть…
Галстук всегда душил его, а рубашка острым краем воротничка впивалась в кадык, отчего на горле противная складка. Но если ослабить узел и расстегнуть верхнюю пуговичку, сразу вид неряшливый. Другим легкая небрежность только на пользу, а вот ему…
Когда Петр разговаривал с кем-нибудь, он почти не дышал: боялся, вдруг изо рта пахнет… Да и потом, после разговора, долго обкатывал уже сказанное, сердясь, что говорил такие глупости и вообще был не самым приятным собеседником.
Нельзя оставаться всегда и во всем абсолютно безупречным, вот в чем заключается истинная трагедия жизни, отчаивался Петр под монотонный доклад профессора Абрамова. Или можно? И тогда это лишь его личная трагедия? Другим подобные мысли, наверное, не приходят. Или приходят? Как можно успевать следить за всем и не рехнуться при этом, мало того, сохранить приятное расположение духа? Каждое требуемое от него мелкое и незначительное действие, называемое им «безупречинка», не сложно, но в совокупности они представляют собой огромный гудящий рой. Их было слишком много, и они впивались в него сотнями, тысячами, миллионами острых жал, вызывая немилосердный зуд. И каждый день, каждый миг в его сознание, в его мозг, даже в его тело впивались эти отравленные иглы! А безжалостный мир и столь же безжалостная жизнь без устали порождали мириады новых задач. Столько всего мелкого и разного требуется человеку, чтобы быть безупречным! Ему не стать таким, совершив одно, два, пять или десять крупных деяний или даже свершений, нет! Все силы он тратит на то, что удовлетворяет необходимость ежесекундно следовать всем этим мелочам и постоянно следить за ними и за собой. Дважды в день менять носки, стирать, ходить к парикмахеру, мучительно бриться, чистить зубы, не забывая тщательно смывать пасту со щек, пользоваться освежителем дыхания и стараться не брызгать слюной при разговоре. Следить за чистотой тела и костюма, за складками на рубашке и галстуком в тон. В общении надо уделить недюжинное внимание тому, о чем говоришь. Приходится постоянно себя контролировать! Следить за осанкой и походкой, вовремя стричь ногти и постоянно помнить, помнить, помнить обо всех остальных миллионах подобных задач! Его жизнь – это непрерывная изматывающая борьба с все новыми и новыми безупречинками, но даже если научишься следовать и выполнять все прежние – жизнь выпустит новые рои микроскопических жалящих существ! И они, эти мелкие беспокойные насекомые, немедленно расползутся по всему сознанию, снова и снова вызывая этот ужасный, сводящий с ума зуд. Принимаешь пищу? Следи! Идешь? Следи! Попал в лужу? Надо было лучше следить! Даже когда спишь – расслабиться нельзя, сотни миллионов насекомых ползают, щекочут, требуют внимания! Когда рассчитываешь день – учитывай все факторы, неучтенные с легкостью собьют график, и все полетит кувырком, и ты, опоздавший и жалкий, в грязных до колена штанах, будешь мучиться перед закрытой дверью… Кстати, была ли у него застегнута ширинка, когда он зашел? Не забывать следить за молнией на брюках!