– О делах давно минувших дней, об одном сотруднике, которого он знал прежде, ныне покойном.
– Да? – дама в пончо приподняла удивленно брови. – Я только хочу предупредить вас – если он вспомнит.
– А что? У него с памятью плохо?
– Порой она ему изменяет, – ответила дама со вздохом, – такой возраст у папы. Так что удачи вам и терпения. Возможно, вопросы придется задавать по нескольку раз.
С таким вот ободряющим напутствием они, постучав, и вошли в палату Константина Яновича Поклонского.
Палата одноместная, небольшая, уютная, тоже вся отделана дубовыми панелями – старая еще постройка. На кровати, обложенный подушками, сидел крохотный, лысый, высохший, похожий на гнома старичок и ел яйцо в фарфоровой подставке. Находилась в палате и нянечка – она налила в поильник какао и обратилась к Кате:
– Потом дадите ему сами.
Она вышла. Страшилин поздоровался. Представился, представил Катю, подвинул к кровати два стула. Они сели, но старичок никак на них не реагировал.
Он доел яйцо всмятку, вытер губы. Катя протянула ему поильник с какао.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она робко, потому что не знала, как вести себя со стариком, который на фразу «Мы из полиции по делу об убийстве» и ухом не повел.
– Сложно сказать. Необычные ощущения, – ответил Поклонский. – К смерти вот готовлюсь.
– Ну что вы, как можно, – возразила Катя.
– А вы дочка Байкалова Леонида Ильича?
– Нет, мы из полиции, мы к вам…
– Константин Янович, вы Уфимцева Илью Ильича помните? – спросил Страшилин – как всегда, он торопился узнать суть.
– Кого? – спросил Поклонский.
– Уфимцева Илью Ильича, он с вами работал в аппарате ЦК в восьмидесятых годах.
– Кто? – спросил Поклонский.
Страшилин глянул на Катю – впервые она заметила в его взгляде растерянность. Старичок, возможно, страдал слабоумием и…
– Ах, Илюшу, так бы сразу и сказали, – Поклонский отпил какао из поильника, – Уфимцев, оооооооо! Тот еще жук был, я вам скажу. Батюшка!
– Да, у него сын – дипломат…
– Какой еще сын? – Старичок Поклонский воззрился на Страшилина. – Это его так в аппарате ЦК прозвали – Батюшка. И в МИДе, и в суде, и в прокуратуре, во всех учреждениях, что он курировал по линии аппарата ЦК, так и звали его – Батюшка. «Идем к Батюшке на поклон». От него ведь все назначения зависели, он кандидатуры рассматривал и дипломатов, и генералов. Но сразу никаких решений не принимал. – Старичок поднял вверх сухонький указательный палец. – Ни-ни, такой жук осторожный. Семь раз отмерь – один отрежь. Ничего без совета референта своего не делал. Без Матушки.
– Без кого? – спросил Страшилин.
– Без Матушки, – повторил Поклонский. – Словно тень она за Ильей Уфимцевым, советы, обсуждение кандидатур к назначению. Матушкины советы – только их он, Батюшка, и слушался. И все, все это знали в ЦК. И я знал, мне докладывали.
– Что еще за матушка? – повторил свой вопрос Страшилин. – Кто?
– Кто? – переспросил Поклонский. – О чем это я?
– Вы о порядке назначений на должности говорили, о референте Уфимцева, – не выдержала Катя.
– А-а-а, это, выгнал потом, – Поклонский махнул рукой. – Потому что – любовница.
– Матушка была любовницей Уфимцева и его референтом? – спросил Страшилин.
– Любовница! – Поклонский погрозил Кате пальцем. – Взрослые люди, на таких должностях, на таких постах – и нате вам. Илье-то ничего, как с гуся вода – он же вдовый был на тот момент. А любовница замужем. Муж не из ЦК, а то бы вообще такой скандалище… Мне лично документ лег на стол, все подробно описано – весь этот служебный адюльтер. Надо было как-то решать. Батюшку никто трогать не собирался – там такие покровители в Политбюро сидели. А референта выгнали к чертовой матери.
– Матушку выгнали?
– Ну да, – старичок кивнул, – чистка рядов. Уфимцев сам и выгнал, сам и убрал. Потому что огласка, потому что официальный документ, не донос, нет, а предупреждение. За моральным обликом тогда ооооооочень следили, ну просто ооооооочень следили. А тут такой скандал.
– А как фамилия Матушки, как ее звали? – спросил Страшилин.
– Кого? – Поклонский моргнул.
– Любовницы Уфимцева.
– А вы кто? – спросил старичок, он снова повернулся к Кате: – Вы дочка Петра Ивановича?
– Нет, мы же объясняли вам, Константин Янович, – ответила она, – мы из полиции, расследуем уголовное дело об убийстве.
– Так вы не дочь Петра Ивановича? – Старичок нахмурил седые бровки. – Медсестра, что ли? Так меня колоть еще рано. И так всего искололи, сидеть невозможно.
– Как фамилия Матушки? – снова спросил Страшилин. – Куда она потом делась? Что с ней стало?
– Поят чем-то, не пойму чем. – Старичок протянул Кате поильник с какао. – Ну, всего хорошего, не буду вас больше задерживать. Петру Ильичу мой сердечный привет передавайте. Не собирается ли он туда?
– Куда? – спросила Катя. – Константин Янович, милый, куда?
– Туда, – старичок ткнул пальцем резко вниз. – Я-то уж в сборах весь, последние приготовления. На пути туда вы меня для разговора застали. Ну, всего вам наилучшего. И живите – долго.
Глава 41 «Торговец рыбой»
– Ну и свидетель, – хмыкнул Страшилин, когда они покинули палату и вышли во двор больницы, – а я ведь готовился его официально на протокол допрашивать. Думал, что в уголовном деле – одним из самых полезных протоколов станет. А оказалось, перед нами – «торговец рыбой».
– Как это? – спросила Катя, она обдумывала то, что услышала от Поклонского.
– «Вы узнаете меня, принц? – Конечно, вы торговец рыбой. – Нет, принц. – Тогда мне бы хотелось, чтобы вы были таким же честным человеком». Гамлет разговаривает с Полонием, прикидываясь дурачком. Только у нас в маразме не принц, а старик Полоний, то есть Поклонский.
– Но, несмотря на маразм, некоторые вещи он очень интересные рассказал про Уфимцева, – сказала Катя. – Батюшка… к Батюшке на поклон. У Уфимцева имелся советник-референт, и прозвали ее в кулуарах Матушка! И она была его любовницей!
– Даже если предположить, что это так, что старикан – «торговец рыбой» действительно вспомнил именно Илью Уфимцева, а не кого-то там другого, с кем работал прежде, то… этой любовнице сейчас самой в районе семидесяти или больше.
– Она уже пожилая и прежде работала в партийных органах. – Катя смотрела на Страшилина. Она ждала его выводов. Как и что он решит после этого странного разговора с полубезумным стариком.
Но он молчал. Они шли к машине, оставленной на больничной стоянке.
– Разве вас не поразило это совпадение? – не выдержала Катя.
– Какое?
– То, что Поклонский сказал нам о Матушке! Он ведь это самое слово назвал – «матушка». Референт, любовница, уволенная из-за скандала из этого их, как его…
– Административного отдела ЦК, – подсказал Страшилин. – Вы способны довериться такому вот свидетелю?
– Пусть он в маразме, но все равно совпадение – удивительное. Я думаю, это, возможно, какой-то новый поворот в деле. – Катя коснулась рукава Страшилина, и он сразу же обернулся к ней. – Андрей Аркадьевич!
– Что?
– Надо попытаться установить фамилию референта, этой женщины, которая работала вместе с Уфимцевым. Это ведь возможно?
– Буду стараться. Но есть одна сложность. Я с ней столкнулся, когда начал справки наводить о работниках аппарата ЦК. В августе 91-го, перед тем как демонстранты вошли в здание ЦК, сотрудники уничтожили много документов из партийного архива. В том числе и документы управления кадров, личные дела, послужные списки. По сути, архив отсутствует и нет такого телефона, по которому можно позвонить и узнать, кто там где работал в этом отделе административных органов – это ведь был один из секретнейших отделов, типа партийной тайной канцелярии по назначениям на самые высокие посты в государстве. И потом надо четко представлять себе разницу между нынешним понятием должностей «секретарь» и «референт» и тем, что было тогда, много лет назад в аппарате ЦК. Как я понял, секретарей там в отделе работало немало, и это не технические были должности, а крупные посты, где партаппаратчики высокого ранга отвечали за определенное направления, «кусты» работы. А должность референта занимал тоже крупный чиновник, что-то вроде советника первого класса. Быстро получить информацию не получиться, нужно время, нужно искать людей, посылать запросы в некоторые другие инстанции, так как, повторяю, архив уничтожен. Но все равно я сделаю, обязан сделать все возможное. И узнать.
Катя не понимала – отчего в его голосе нет ни энтузиазма, ни азарта, ни рвения.
И в этот момент у него в кармане зазвонил мобильный.
– Да, я слушаю. Что? – Он тут же сделал «громкую связь», чтобы и Катя была в курсе.
– Андрей Аркадьевич, это Гуляев, участковый. Вы велели приглядеть за часовней в Каблуково. Так вот там ровно за сутки поставили по периметру металлическую ограду и ворота закрыли. Рабочие приехали, трудились чуть ли не всю ночь. А сейчас к часовне приехало несколько машин – в основном джипы. Побыли и уехали. Потом приехали другие – то ли спонсоры работу контролировать, то ли еще кто-то. Такое впечатление – они собираются часовню открывать. То ли служба, то ли молебен.
– Андрей Аркадьевич, это Гуляев, участковый. Вы велели приглядеть за часовней в Каблуково. Так вот там ровно за сутки поставили по периметру металлическую ограду и ворота закрыли. Рабочие приехали, трудились чуть ли не всю ночь. А сейчас к часовне приехало несколько машин – в основном джипы. Побыли и уехали. Потом приехали другие – то ли спонсоры работу контролировать, то ли еще кто-то. Такое впечатление – они собираются часовню открывать. То ли служба, то ли молебен.
– А крест на куполе? – спросил Страшилин.
– Нету, – ответил Гуляев. – Ограда высокая, кованая, и ворота крепкие.
– Мы сейчас выезжаем к вам, в «Маяк». Ждите меня. Ничего пока не предпринимайте самостоятельно. – Страшилин убрал мобильный. – Вы со мной?
– Да, конечно, только я ничего не понимаю. Я думала, вы займетесь проверкой информации Поклонского о «матушке». – Катя уже садилась в машину рядом с ним.
– Сначала мы должны понять, что происходит в Каблуково, в часовне Смерть майора, на которой так и не установили креста, – ответил Страшилин и завел мотор.
Глава 42 Приглашение на свадьбу
Впоследствии Катя не раз размышляла о том, как именно все складывалось в тот день – одно к одному.
Звонок участкового и внезапное решение Страшилина ехать…
И то, что как раз в тот день город встал почти в девятибалльных пробках.
Да, пока ехали по Москве до МКАД, пока добирались до Ярославского шоссе, еле-еле ползли по нему… Страшилин не ругался, не возмущался – терпел и казался очень сосредоточенным. Катя не могла отделаться от ощущения, что он все ждал нового звонка участкового с вестью – началось…
Что началось?
Однако, когда уже в пятом часу наконец-то добрались до местного ОВД в «Маяке», участковый Олег Гуляев спокойно встретил их в дежурной части.
– Какие новости? – спросил его Страшилин.
– Пока никаких. Машины приезжали, потом уехали, и все затихло там. – Участковый оглядел их с ног до головы. – Вижу, дорога была нелегкой. Измочаленные вы, уж простите за откровенность. А чайку горячего?
– С удовольствием, – ответила Катя.
Она все бы отдала за чашку крепкого горячего чая, а вот есть не хотелось – от усталости, от чертовых пробок.
– Из ваших сотрудников там, у часовни, кто-то находится сейчас? – спросил Страшилин.
– Мой помощник остался в старом цехе фабричном. – Гуляев открыл в дежурной части комнату отдыха и пригласил их внутрь. – Если что – позвонит. Только никого там сейчас, а забор они поставили крепкий.
Он достал термос и разлил по кружкам горячий чай. Катя пила с великим наслаждением, точно умирающий от жажды. Страшилин же, вечно грезивший обедом, в этот раз о еде и чае словно и не думал.
Участкового Гуляева вызвал дежурный по ОВД, и тот, извинившись, оставил их одних в комнате отдыха.
Катя не хотела капать на мозги… вот сейчас капать на мозги – мол, ехали в такую даль, по такой дороге забитой – и все зря. Что толку сокрушаться? Так часто случается в уголовных делах. Однако чего все-таки Страшилин ждал от сегодняшнего дня? И, кажется, до сих пор ждет?
– Долго мы тут пробудем, Андрей Аркадьевич? – не выдержала все же она и налила себе еще чая из термоса.
– Сколько потребуется.
– Но ничего ведь нет. Часовня закрыта и…
– А интересная деталь вырисовывается, – участковый Гуляев вновь возник на пороге комнаты отдыха, – забыл вам сразу сказать. И не часовня это совсем. И монастырю она не принадлежит.
– То есть как? – спросил Страшилин.
– А вот так. Вы как попросили поинтересоваться-то, я поехал туда, а там работяги забор возводят. Я сразу позвонил в администрацию – мол, что это за огораживание в старой промзоне. Они там бумаги, документы подняли и ответили – мол, имеют право. Так как участок и строение в частной собственности.
– То есть как это в частной? Мне раньше сказали, что в монастырской…
– Нет, в том-то и дело. Я разузнал все подробно. – Участковый сел на стул. – Монастырь действительно вел с районной администрацией переговоры о выделении участка под строительство. Сначала именно там, в Каблуково, где Смерть майора. Но потом все изменилось. Монастырю предложили лучшие участки на выбор в непосредственной близости, не в такой дали. И они согласились – участок тот прямо к их территории прилегает со стороны приюта. Они там что-то начнут строить для себя. А место Смерть майора продали частному лицу. И там, в документе, указано – под хозяйственную постройку. Так что эта часовня никакая вовсе не часовня, не культовое строение. А просто объект застройки.
– Как фамилия владельца? Того частного лица? – спросил Страшилин. – Это удалось узнать?
Гуляев кивнул и полез в карман за блокнотом.
– Некая Маргарита Полторак.
– Сестра Римма? – воскликнула Катя. – Но как же это возможно? Разве монахини вправе владеть…
– Она не монахиня пока, в этом все дело. Она послушница, – Страшилин покачал головой. – Значит, это не культовое сооружение, а просто объект застройки, объект будущей инфраструктуры.
И тут у участкового зазвонил мобильный.
– Да, Гуляев слушает. Что? – Он оторвал телефон от уха. – Туда опять машины начали съезжаться. Много машин, и дорогих. Люди выходят, почти все с цветами, с букетами. Что? – Он снова приник к телефону. – Мужчины, женщины. Цветы у всех белые. И со стороны остановки маршруток движутся к часовне… да, как раз монашки идут туда. Трое, те самые, которыми вы интересовались. У них ключи – открывают ворота, открывают часовню. Сами заходят, и приезжие, все направляются туда. Ну, что будем делать? Какие ваши распоряжения? – Он обернулся к Страшилину.
– Подождем. Пусть там все начнется, – ответил тот. – Хорошо, что там, на месте, ваш помощник. Вы поедете с нами, и надо взять еще пару сотрудников на всякий пожарный, во избежание эксцессов.
Участковый Гуляев переговорил с дежурным, и вскоре к ОВД подъехала патрульная полицейская машина. Все собрались в дежурной части и ждали команды Страшилина. А тот, казалось, то ли колебался, то ли сам ждал чего-то.
Чего?
Катя потом, по прошествии немалого времени, часто вспоминала Страшилина в тот момент там, в дежурной части. И когда они уже зашли в часовню… Его лицо… Быть может, он предчувствовал, что случится с ним уже тогда?
И вот позвонил помощник Гуляева с места событий:
– Все внутри. Много народа приехало, много машин. Все собрались в часовне и закрыли ворота и двери. Вроде поют, но слышимость плохая, стены в часовне толстые.
– Выдвигаемся в Каблуково, – скомандовал Страшилин.
И они поехали в сторону старой промзоны – патрульная машина ОВД, участковый Гуляев на своей машине и Катя со Страшилиным.
Катя смотрела на ставший уже знакомым и привычным пейзаж «Маяка» за окном – вот они миновали поселок, затем монастырь, потом еще один коттеджный поселок, железнодорожный переезд.
– Андрей Аркадьевич, вы однажды сказали, что в «Маяке» опасно, – сказала она. – Вы это имели в виду?
Он не ответил, он старался не упустить из виду машину участкового Гуляева, что шла впереди.
– Вы подозреваете, что там какая-то секта? – снова не выдержала Катя.
– Это не секта, – ответил Страшилин.
– А что? Что там, куда мы едем? О чем вы думаете? Да не молчите же!
– Мы сейчас все узнаем, даже если понадобится сломать ворота.
Но ворота ломать не потребовалось. Они проехали мимо заброшенных фабричных цехов, мимо старых ржавых железнодорожных путей, мимо засохших кривых деревьев, мимо мусорной свалки, мимо, мимо, мимо. Снова вырулили на шоссе, свернули на бетонку, по ней ходила маршрутка, а когда-то рейсовый автобус – тот самый, на котором покойная майор ОБХСС Надежда Крылова приехала на фабрику.
Мимо, мимо всего…
У Кати внезапно закружилась голова, она ощутила странную слабость, какой-то непонятный мандраж во всем теле, неуемную, неподконтрольную разуму сосущую сердце тревогу.
Мгновение, все это длилось лишь мгновение…
И вот перед ними возникла часовня – словно призрак, на фоне облупленных кирпичных фабричных стен и темных провалов окон. Вокруг нее возведена кованая металлическая ограда. Красивые ворота заперты изнутри.
Первым из машины вышел участковый Гуляев, начал стучать в ворота. Затем подошли они все.
– Откройте, полиция!
Катя прислушивалась – нет, никакого хорового пения оттуда, изнутри, все тихо и…
Дверь часовни открылась, на пороге появилась женщина. И Катя, к изумлению своему, узнала в ней Марину Балашову – ту самую соседку-блондинку Ильи Ильича Уфимцева.
Балашова притворила дверь часовни и подошла к воротам.
– В чем дело? – спросила она.
– Откройте ворота, – потребовал Страшилин.
– Тут несанкционированное сборище, – перебил его участковый Гуляев, видно, лучше ничего не сумел придумать.
– Это частное владение, частный дом. Здесь собрались гости, – сказала Балашова.
– Откройте ворота, – снова велел Страшилин.