– Она же жрица смерти. Таковой себя воображает. – Страшилин еще подлил Кате кипятка из чайника. – Не нужно придавать этому значение.
– Чему?
– Тому, что она так себя ведет. Видимо, когда она подбирала себе единомышленников там, в монастыре, она не случайно выбрала этих двух – Инну и Пинну. Обеих смерть коснулась так, что они, по сути, получили глубокую душевную травму. Тот, кто травмирован, тот легко подчиняется. Это сестра Римма – Маргарита Полторак – смекнула и решила использовать. Этот же самый ход она пробует и с остальными.
– Опять логично, – согласилась Катя. – Как, например, с Балашовой, соседкой. У той умер ребенок, и она боится за остальных своих детей. А вы правильно подметили тогда, во время допроса, что она нам лжет, то есть не лжет, а не все рассказывает. Теперь понятно, почему она даже не упомянула о знакомстве Уфимцева с матушками-монашками. И все же…
– Что все же?
– Участкового Гуляева сестра Римма повергла в шок своей осведомленностью о происшествии, то есть о его личной трагедии, о которой, по его мнению, никто не знал.
– А он решил, что это сама Смерть ей на ухо нашептала? – спросил Страшилин.
– Такого он мне не сказал, но знаете…
– Как вы это подметили – все слишком экзотично, – усмехнулся Страшилин.
Но усмешка вышла какой-то невеселой.
– Ну, теперь я тоже в душ. – Он допил чай и поднялся.
Начал медленно расстегивать пуговицы на своей белой сорочке. Под ней не оказалось майки, голый торс, волосы на груди.
Катя дождалась, когда он включит воду в душе, и разобрала постель, нырнула под одеяло. Сначала отползла на самый дальний край кровати – к окну. Потом подумала – нет, тут столько места остается, еще решит, что это – намек, приглашение.
Она легла на середину кровати. И быстро стянула водолазку, укуталась одеялом до подбородка.
Из ванной Страшилин появился на удивление быстро – с мокрыми волосами и в одних трусах.
Катя старалась не смотреть – как и что. Полный мужчина.
Страшилин начал возиться с раскладушкой, прилаживая ее между кроватью и столом так, чтобы в тесном номере оставался свободный проход к двери ванной. Оказалось, что дежурная не забыла и матрас. Он положил его на раскладушку, постелил простыню, забрал пожертвованные Катей подушку и одеяло.
– Спокойной ночи, – сказал он, – я тушу свет.
Катя тут же протянула руку и включила ночник на столике возле кровати.
Сумрак в номере. Раскладушка затрещала под тяжестью грузного тела.
– Между прочим, я храплю во сне, – признался Страшилин.
– Ничего, – ответила Катя.
– Лампу не погасите?
– Пусть пока… потом, ладно?
– Ладно, – Страшилин усмехнулся. Он лежал на спине, укрытый одеялом лишь до пояса. То есть полуголый.
– Спокойной ночи, – сказала Катя.
– Угу, – он хмыкнул.
Катя закрыла глаза. Сон, сон, где же ты, добрый сон? Раскладушка заскрипела, и она тут же вперилась – чего это он там?
Она дико, мучительно жалела, что не уехала в Москву, как он и предлагал. Эта ночь в одном номере… нет, так не годится. Как бы шумно он ни вздыхал сейчас, ни ворочался – нет, нет, так не годится.
– Можно я закурю? – спросил Страшилин.
– Ой, нет, я…
– Надо покурить, – он приподнялся на высокой подушке. – Катя…
– Что, Андрей Аркадьевич?
– Пожалуйста, не бойтесь меня.
– Я не боюсь, что вы…
– Я же вижу, вы как воробей встрепанный. Я – ничего. Мое вам слово. Только можно я закурю?
– Курите.
Огонек сигареты…
Катя снова закрыла глаза. Все тело ее ломило от усталости. Нужен отдых… Сон, сон, добрый сон…
Огонек сигареты…
Если бы они оба сейчас протянули руки, то их пальцы соприкоснулись бы в сумраке ночи.
Но Катя лишь тихонько отодвинулась подальше. Она чувствовала запах дыма его сигареты. Он курил, курил без остановки.
Она решила – раз она не способна уснуть, станет чутко контролировать ситуацию всю ночь и…
В этот миг она провалилась в сон – добрый, темный, сладкий, глубокий – он сжалился над ней.
Глава 45 Свидетель обвинения
Катя проснулась и… не сразу поняла, где это она – потолок низкий и с лепниной, нелепый светильник.
Но тут же вспомнила, огляделась – в номере, кроме нее, никого. Раскладушка все еще на месте, не сложена, но постельное белье с нее убрано, матрас скатан.
Она взяла мобильный и глянула на время – одиннадцать! Даже в выходные она не имела наглости спать так долго.
Она села в постели – рядом на прикроватном столике лампа настольная, та самая, под свет которой она так предательски заснула, выключена. На столике листок бумаги и ключи от машины.
Катя прочла записку Страшилина: «Отдыхайте, приезжайте в ОВД в обед, я раньше не освобожусь».
Она встала – рядом с раскладушкой на полу в пепельнице горка окурков. В номере свежо – видно, Страшилин проветривал. Как тихо он ушел – она не слышала, ни как он встал и собрался, ни как мылся в ванной. Видно, не хотел будить ее. Такой медведь неповоротливый, а вот надо же, может двигаться совершенно бесшумно, как тень, как призрак.
Отчего-то сравнение с призраком не понравилось Кате.
Она снова встала в ванной под горячий душ и вышла на этот раз в полотенце. Потом не спеша оделась. Включила чайник и решила позавтракать. Она чувствовала себя отдохнувшей – столько спать, почти до полудня!
И аппетит появился. Она сделала себе бутерброды с ветчиной, напилась чая, даже отыскала в сумке пару конфет – леденцов.
В половине первого она покинула номер, забрав ключи от машины. На всякий случай спросила у дежурной по гостевому дому – сколько мы должны за ночевку?
Та заверила, что все уже уплачено – муж или друг ваш… кто он там вам, утром заплатил.
Катя ощущала на себе липкий любопытный взгляд дежурной. Муж или друг… Может она считать Страшилина своим другом? Пожалуй, нет – коллега – да, напарник, то есть это она – напарник старшего следователя следственного комитета по особо важным делам в данном конкретном случае. Но они не друзья. Наверное, это и к лучшему, хотя…
Она снова пожалела о том, что вчера вечером не уехала в Москву домой. Времени ведь вагон, она бы успела и выспаться дома, и вернуться на «Маяк» в ОВД к обеду.
Интересно, спал Страшилин этой ночью или только дымил, чтобы снять напряжение? И как это она отключилась – ведь хотела же бодрствовать!
Во дворе гостевого дома стоял «Форд» Страшилина. Он ей машину оставил, вот бескорыстная широкая душа. На чем же сам из санатория до ОВД добирался? Скорей всего, вызвал по телефону машину из отдела, ну да, патрульные его забрали утром.
Катя пикнула сигнализацией, открыла машину и села за руль. Вспомнила, как везла Страшилина из бара на Таганку. В этот раз права у нее с собой, в сумке, а вот документов на машину и доверенности нет. Хорошо еще, что тут свой район, можно как-то ГАИ все объяснить.
Очень тихо она ехала по аллее парка к воротам. В парке уже вовсю гуляли старички-отдыхающие. Где-то тут, возможно, и Горлов фланирует, или он отправился в магазин в «Маяк».
Катя вырулила из ворот и поехала по дороге. Она решила вести машину предельно аккуратно, всякий раз сверяясь с навигатором.
Добралась без приключений, припарковалась возле ОВД и пошла в дежурную часть спросить о Страшилине. Тот в ОВД еще не возвращался – то ли в администрации, то ли у прокурора – так сказал дежурный.
Можно, конечно, позвонить ему, узнать… Но так уж у них принято, что они редко, лишь в крайней необходимости общались по телефону. Вот странность какая. Мобильник словно существовал не для них. Катя решала, где ей лучше ждать Страшилина – в коридорах ОВД или в его машине?
Решила сидеть в машине. Она увидит его сразу, как только он либо подъедет, либо подойдет к отделу.
Она снова села за руль. Время текло медленно, такая тягомотина это ожидание. Она достала свой верный планшет, нырнула в Интернет. Потом подумала – как же она укараулит Страшилина, если будет торчать в Википедии?
А, он сам увидит, что его машина тут, возле отдела! По крайней мере позвонит ей и…
Она опять углубилась в свой планшет.
– Вот вы где, а дежурный сказал, что вы уехали.
Катя оторвалась от Интернета. Рядом с машиной стоял не Страшилин, а участковый Олег Гуляев.
Он наклонился к окну – Катя опустила его кнопкой. И сразу же стало ощутимо исходившее от Гуляева амбре – запах мятной жевательной резинки и ночного алкоголя. Видно, для участкового эта ночь после Удаленной часовни оказалась сложной.
– У меня тут новость для вас, – объявил он. – Старуха из поселка только что мне позвонила.
– Какая старуха?
– Глазова, соседка Уфимцева. Я ей в прошлый раз визитку свою оставил. Позвонила мне, но разговор шел о вас.
– Обо мне?
– О Страшилине и о вас, о следователях – так она выразилась, что у нее побывали. Она хочет вас видеть, и очень срочно.
– А что еще она сказала? – спросила Катя.
– А что еще она сказала? – спросила Катя.
– Больше ничего – я и так и этак, она все твердит: пусть следователи ко мне приедут сегодня же, это крайне важно.
– Ладно, Олег, спасибо, я передам Страшилину. А вы… как вы?
– Ничего, путем, – ответил участковый.
– Все перемелется, – сказала Катя.
– Много чего надо смолоть, – ответил Гуляев.
Он пошел в отдел, считая, что выполнил свои обязанности – проинформировал. Катя набрала в одно касание номер Страшилина.
– Добрый день, это я, – сказала она. – Я в вашей машине у отдела. Участковый только что передал, что свидетельница Глазова из поселка срочно желает нас с вами видеть. Говорит – крайне важно.
– Я уже к отделу подъезжаю, – ответил Страшилин, – а что случилось?
– Понятия не имею. Но мне кажется, надо сначала навестить старуху, а потом уже ехать в монастырь к игуменье.
Страшилин появился у ОВД через четверть часа – выпрыгнул из полицейского патрульного джипа. Сразу подошел к машине, и Катя вышла, уступила ему руль.
Она отметила – он идеально выбрит. А ведь вчера щеки его потемнели от щетины, и бритвы он с собой в номере не имел. Видно, позаимствовал тут, в отделе, электрическую бритву в комнате отдыха при дежурке, как и зубную пасту. Конечно, перед визитом в администрацию, к прокурору… Да и к настоятельнице женского монастыря негоже приезжать небритым неряхой.
– Ладно, навестим сначала Глазову, – согласился Страшилин, заводя мотор. – А я так и не пожелал вам доброго утра, Катя.
– Пожелайте доброго дня, – она села на пассажирское сиденье рядом с ним.
И они двинулись в поселок «Маяк».
Страшилин искоса все поглядывал.
Катя сидела рядом с ним прямо, точно аршин проглотила. Помалкивала. Вот так и очутились в коттеджном поселке, свернули на уже знакомую улицу и остановились перед маленьким домом из силикатного кирпича.
Напротив – дом Уфимцева: кирпичный, пустой, по-прежнему опечатанный полицией.
Катя осмотрела участок – дом Уфимцева все еще тонул в золоте и багрянце буйства осенней листвы. Но деревья у самого забора уже успели облететь. Голые кривые сучья тянулись к проводам. А над проводами голубело осеннее небо. Дождей в последние дни почти не выпадало, и под ногами шуршала сухая мертвая листва.
Осень за городом…
Прозрачность, ясность холодного воздуха..
Грозди алой рябины…
Где-то за коттеджем Уфимцева пищали и смеялись дети. Катя решила, что это наверняка у Балашовых, соседей. Вот так – сейчас только два ребенка, а было три. Смерть одного забрала, пощадит ли других?
– Любовь Карловна! – Страшилин постучал в калитку.
Никто не ответил из домика под зеленой крышей.
– Любовь Карловна, это мы! По вашему звонку – следователь! – Страшилин подергал запертую калитку.
Нет ответа.
Внезапно Катя ощутила, как по спине ее пополз холодок. Вот… вот это случилось, то, чего и она, и Страшилин подсознательно ждали… Когда он говорил, что тут, в «Маяке», опасно… Вот что он имел в виду: они опоздали. Соседка-свидетельница мертва, кто-то убил и ее, и теперь то, что она хотела им рассказать, навсегда утрачено…
– Любовь Карловна, вы в порядке? – Страшилин уже примеривался, как преодолевать ограду. – Любовь Карловна, откройте! Вы дома? С вами все в порядке?
Вот, вот оно… И он думает о том же самом: мы опоздали. Глазова кем-то тоже убита и… Катя почти в панике оглядела тихую пустынную дачную улицу. Мертвая, мертвая улица…
– Любовь Карловна! – закричала она.
– Да иду я, иду, подождите!
Катя глянула на Страшилина – он переменился в лице: темная волна… да, темная волна нахлынула и тут же спала, ушла в прибрежный песок.
– Иду я, сейчас открою! Я в туалете сижу!
Входная дверь заскрипела, и на пороге появилась Любовь Карловна Глазова: все в том же теплом вязаном кардигане и брюках, с полотенцем на плече.
– Следователи? А, хорошо, отлично. Сейчас открою, – оповестила она. – Уж извините, буквально с толчка вы меня сдернули.
По дорожке она бодро двинулась к калитке. Она выглядела довольной, однако и слегка встревоженной. А Катя… она чувствовала, как ее колени все еще дрожат, так перетрусила от того, что они опоздали и в домике из силикатного кирпича – новый труп.
– Любовь Карловна, вы звонили участковому, он нам передал, что вы срочно хотите нас видеть, – сказала она.
– Ну да, я звонила, – Глазова открыла калитку, – а вы примчались. Молодцы. Значит, неравнодушно к делу относитесь. Значит, убийцу еще не поймали, но поймать хотите.
– Не поймали, но хотим, – подтвердил Страшилин. – А у вас что, новости для нас припасены?
– Милости прошу в дом, – велела старуха.
Она заперла за ними дверь и повела их в комнату. Катя отметила, что двигается она для своего возраста весьма и весьма легко. А в прошлый раз еле ковыляла – разыгрывала комедию, что ли?
В домике жарко грели батареи и пахло освежителем воздуха для туалета. Любовь Карловна указала на стоявшие вокруг обеденного стола в комнате стулья – то же самое место, как и в прошлый раз.
– Располагайтесь.
– Зачем вы так срочно хотели нас видеть? – спросил Страшилин.
Он достал из портфеля папку с бланками протоколов допроса. И положил бланк на стол.
– Стало быть, теперь с бумагой станете со мной разговаривать, – сказала Глазова.
– Официально допрошу вас, – кивнул Страшилин. – Вы сами нас позвали, Любовь Карловна.
– Сама, сама. Кое-что изменилось со вчерашнего дня в наших местах, – Глазова в ответ закивала седой головой. – Только прежде без протокола уж удовлетворите мое любопытство старческое.
– В части чего?
– Что случилось вчера в промзоне, где часовню построили?
Катя села на стул. Ага, в «Маяке» уже знают о вчерашнем происшествии в Удаленной часовне.
– Место называется Смерть майора, – сказала Катя. – На том месте скоропостижно умерла майор ОБХСС Надежда Крылова, она вела дело цеховиков и контрабандистов золота в восьмидесятых. И приехала задержать некоего Виктора Мурина. Но прямо там, на месте, у нее случился внезапно инфаркт. Мурин спасся и впоследствии стал крупным мафиози.
– Про место Смерть майора слыхала, про остальное нет. Очень интересно, – Глазова прищурилась. – Ну а что там вчера было-то?
– Несанкционированное сборище, так это ваш участковый назвал, – сказал Страшилин. – Несанкционированное сборище приверженцев некоего культа.
– Оккультизм? Оккультная секта?
– Нет, вовсе нет. Оккультизмом это вряд ли можно назвать. В общем, смерть они почитают.
– Смерть? Как это? – Глазова хмыкнула, пожала плечами. – Мне сегодня рано утром Полина позвонила Серебрякова, а той Шумовская Лида. А ее Сережка вернулся из магазина – так там только и разговоров: мол, оккультную секту в Каблуково в молельном доме накрыли, полиция рейд провела. Потом позвонила Вероника, ну она совсем уж из ума выжила, такую чушь стала нести, мол, и наши кое-кто с «Маяка» в этом замешаны. Затем опять Полина позвонила – она с нашей председательшей жилтоварищества разговаривала, а у той муж в курсе, мол, монашки всем в молельном доме верховодили. Правда это?
– Ну, лишь отчасти, – ответил Страшилин.
– Нет уж, вы мне точно скажите – правда это? Монашки замешаны?
– Замешаны.
– Понятно. – Глазова откинулась на спинку стула. Она о чем-то напряженно размышляла. – Ну ладно. Пишите в вашем протоколе. Раз так у нас тут дела повернулись, раз вы до этой истины все же докопались… что ж, и я теперь молчать не стану.
– О чем вы не станете молчать?
– Об убийце, – ответила старуха. – Я ведь знаю, с самого начала знала, кто убил Илью.
Катя замерла, Страшилин же остался невозмутимым. Он не спросил: «И кто же убийца?» – а молча записал в протокол допроса фразу свидетельницы дословно, а потом попросил:
– Расскажите, пожалуйста, все по порядку.
– В прошлый раз я вам уже говорила, у меня в тот вечер адски разболелся зуб. Я смотрела телевизор и то и дело грела воду в чайнике на газу, чтобы полоскание оставалось горячим. Из окна кухни я и увидела!
– Кого?
– Сначала машину. Конечно, уже стемнело, но у нас фонарь на улице как раз у дома Ильи. Машина белого цвета, не наша, иномарка. Я ее сразу узнала. Она вышла из машины, а водитель остался ждать.
– Кто вышла? – не выдержала Катя. – Кого вы видели в тот вечер?
– Начальницу монастыря.
– Начальницу монастыря?
– Игуменью, – ответила Глазова. – Это он, Илюша, ее так называл – начальница монастыря.
– Игуменья Евсевия приезжала к Уфимцеву вечером? – спросил Страшилин.
– Она самая. Я ее видела, как вас сейчас. Она открыла калитку и пошла к дому. Наверное, он открыл ей, дверь дома, к сожалению, мне из окон кухни не видна. Потом я услышала, как у Ильи громко включили телевизор. Видно, говорили о чем-то и не желали, чтобы с улицы услышали. Я сделала себе полоскание и хотела досмотреть передачу. Но… мне стало интересно, я тихонько вышла на крыльцо – смотрю, она идет назад к калитке и садится в машину. Так и уехала. Я стала опять телевизор смотреть, а потом в поселке свет погас.