Окрыленный добычей новых сведений и к тому же вдохновленный комплиментами Генисы, Дан действительно выдал «полную программу», как выразился Маран, впрочем, в данном случае, это особых усилий или навыков не требовало, ублажить собственную жену было делом куда более трудоемким, а бедной маленькой варварке любая ласка казалась подарком судьбы, и однако он пустил в ход чуть ли не все приемы, которыми к настоящему моменту овладел, тем более, что торопился поговорить с Мараном, ему хотелось обсудить то, что он узнал от Генисы.
Убедившись, что девушка уснула, он нажал на «ком» в надежде, что Маран ответит. Если, конечно, не занят выше головы. Ну а вдруг спит, сообразил он, но было уже поздно. Однако Маран не спал и не был занят ничем иным, он отозвался сразу и тоном самым что ни на есть будничным, Дан невольно вспомнил, в каком настроении тот был после вынужденного приключения на Эдуре… нет, видимо, он все-таки решил освободить себя от опрометчиво данного себе же слова… по крайней мере, на время экспедиций… ну и правильно, надо так надо… он смутился, вспомнив, как был возмущен, когда Патрик сказал эту же фразу и по тому же поводу…
— Не спишь? — спросил Маран.
— Не спится, — сказал Дан. — Хочу тебе кое-что рассказать.
— А девушка?
— Видит сны. Надеюсь, приятные. А твоя?
— Тоже.
— На сколько часов даешь гарантию? — пошутил Дан, вспомнив Эдуру и невозмутимого Мита с его точными сроками, но Маран ответил вполне серьезно:
— До утра. Выкладывай.
Дан пересказал ему свой разговор с Генисой, Маран слушал, не перебивая, и только когда Дан завершил свое повествование эмоциональной тирадой о несчастном положении «ненастоящих» женщин, вдруг возразил:
— Не все столь однозначно.
— В каком смысле?
— Есть и другие мнения на этот счет.
— Ты имеешь в виду?..
— Мою даму.
— Так ты с ней обсуждал эту проблему?
— Видишь ли, она личность куда более сумбурная, к тому же… — Маран замялся, и Дан пришел ему на помощь:
— У нее другие интересы?
— Скажем так. Но она все же кинула пару фраз, смысл которых я полностью понимаю только теперь, в свете того, что ты мне поведал.
— И что именно она сказала? — полюбопытствовал Дан.
— Ей не понравилась моя реакция на ее поведение. Она изобразила тут…
— Небольшой стриптиз?
— Что-то вроде того. У нее был довольно жалкий вид, и я… Словом, она заявила, весьма, должен заметить, вызывающе: не смей смотреть на меня сочувственно, если хочешь знать, я только рада, что Самисис обошла меня своей благосклонностью. И, вообрази себе, задрала голову вверх и высунула язык… Не знаю, в курсе ли ты, но тут этот простенький жест считается крайне неприличным. Колоссальная особа! Можешь представить себе земного язычника, показывающего кукиш Зевсу?
Он рассмеялся, и Дан понял, что вся эта история его, в основном, забавляет. Вот как?
— Так Самисис это богиня? — спросил он.
— По всей видимости. Богиня плодовитости, я думаю.
— Плодородия, ты хочешь сказать?
— Нет, не хочу. Какое плодородие там, где нет земледелия? — Он сделал паузу, потом добавил: — Это уже два. На обеде я слышал об еще одном боге.
— Каком?
— Войны, разумеется. У него звучное имя — Руаран.
— Паомес тоже намекнул мне на высшую силу. Но никого не назвал. Судя по смыслу, и он имел в виду бога войны. Значит, религия у них есть. Собственно, этого следовало ожидать, в подобную эпоху без веры обойтись сложно.
— Без веры вообще обойтись сложно, — заметил Маран задумчиво. — Даже в наше с тобой время. Большинство человеческих существ до сих пор предпочитает, чтобы их так или иначе вели по жизни. Людей нашего склада, таких, кто не хочет быть безвольной марионеткой в чьих-то руках, куда меньше.
— Ну этого никто не хочет!
— В таком выражении может и нет. Но суть дела ведь именно такова: бог — кукловод, а ты — марионетка в его руках.
— Это в более древних религиях. Потому, наверно, они и эволюционируют. В сторону более человечных.
— Человечных религий, Дан, не бывает по определению. Любая религия ставит человека в подчиненное, зависимое положение, а следовательно, унижает его. И если ты не хочешь, чтобы кто-либо был выше тебя, ты просто отбрасываешь всякую религиозную идею.
— Чтобы кто-либо?.. Больно ты гордый, — засмеялся Дан. — Ладно, а что еще она сказала?
— Ничего особенного. Отпустила несколько критических замечаний в адрес местного сильного пола. Ну это меня не удивило, я так и думал, что вряд ли здешние парни в смысле определенных достоинств превосходят среднего представителя мужской половины рода человеческого.
Дан уловил в его тоне оттенок презрения и не преминул его кольнуть.
— Тебе, конечно, хорошо, — заметил он с легкой иронией, — поглядывать на этих средних представителей с высоты бакнианской исключительности.
— Если б это был божий дар, — сказал Маран сухо, — твоя ирония была бы к месту. Но ты сам теперь отлично знаешь, что это неустанный труд.
Что правда, то правда! Теперь Дан это знал. Кевзэ действительно предполагало постоянный труд, как, впрочем, и любая другая система физической тренировки. Никто не в состоянии готовиться к состязаниям впрок, мышечная работа не может прекратиться никогда. То есть, может, конечно, но одерживать победы тогда станут другие. Кевзэ, естественно, не спорт, но тренировать мышцы все равно надо каждый день. И чем было вызвано презрение в голосе Марана, Дан тоже знал. Первый репортаж о кевзэ появился в прессе еще перед их отлетом на Эдуру, но вернувшись оттуда через полгода, Дан вовсе не увидел очередей из желающих заниматься системой, создающей сексуальных суперменов, как идиоты-журналисты расписали кевзэ в газетах, ажиотаж — да, тот был, но охоты работать над собой… что вы! Собственно, он всегда знал, что земляне ленивы… Он вспомнил, как говорил об этом Нике еще в астролете, по дороге с Торены, именно тогда ведь они про кевзэ и узнали, и Ника воодушевилась, стала взахлеб строить планы о решении с его помощью соответствующих земных проблем, он же был настроен скептически, он лучше знал земных мужчин… не то чтобы видел насквозь, не такой он умный, но после знакомства с бакнами, да и прочими уроженцами иных планет, он научился смотреть на землян со стороны. Вначале земной патриотизм, как он его понимал или ощущал, мешал ему оценивать людей и вещи объективно, но постепенно… не в малой степени, благодаря, конечно, и влиянию Марана, Марану ложный патриотизм был чужд, он никогда не поставил бы над другими ни свой народ, ни свою планету, ни даже свою расу. Сам Дан стал приходить к этому только теперь, еще год с небольшим назад, на Эдуре, когда Маран стал вдруг говорить о землянах без почтения, его это, помнится, задело, но сейчас, после Глеллы… Конечно, и возраст, пришла пора зрелости, а значит, и критического отношения к жизни и людям, никогда он с такой ясностью не видел человеческих и общественных пороков… Да, земляне ленивы, а что касается этой стороны жизни, они были ленивы всегда, ленивы и эгоистичны. Если б еще не существовало всяких таблеток. Правда, толк от них сомнительный, а последствия удручающие, но кто думает о подобных вещах, когда есть повод увильнуть от лишних затрат энергии. Не времени, потому что убиение его — главная на сегодня земная проблема. И для этого все средства хороши. Опять-таки кроме труда.
— Ладно, Маран, — сказал он бодро. — Твою критику я принимаю.
— Какую критику? — удивился тот.
— Невысказанную. Конечно, земляне — бездельники. Но черт с ними! Давай спать.
— Давай, — согласился Маран и добавил: — Связь я пока отключу. Но если что-то надумаешь, вызывай в любой момент. Да, кстати, я буду вытаскивать тебя поближе к себе всякий раз, когда смогу. Вдруг подвернется шанс удрать. Ну все, спокойной ночи.
Когда Дан проснулся, Гениса все еще спала. Сжавшись в комочек под теплой шкурой с длинным серебристым мехом, она ровно дышала и иногда слабо улыбалась. Господи, до чего ему было жалко это злосчастное, забитое существо! Как голодный бездомный котенок… Он осторожно выполз из-под шкур, и, чтобы не разбудить ее, старался ступать полегче и поменьше шуметь.
«Ком» молчал, он не стал вызывать Марана, никакой спешки в этом не видя, ждал, пока тот объявится сам. Но принесли завтрак, он поел — никак не мог решить, поднять Генису и покормить или лучше не трогать, наконец отложил ее долю и быстро умял остальное, а от Марана все не было ни слуху, ни духу, а потом вместо него явился взбудораженный Паомес, даже не явился, а ворвался.
— Пойдем, — начал он с порога, — Маран сказал, чтобы я поговорил с тобой… — Он наткнулся взглядом на спящую девушку и замер, потом увидел, что разбуженная его шумным вторжением, та открыла глаза, и буркнул:
— Одевайся и уходи.
Девушка, стыдливо прикрываясь шкурой, нашарила валявшийся на полу балахон, торопливо натянула его и вскочила. Она хотела уже выскользнуть из комнаты, но Дан удержал ее за руку.
— Ладно, Маран, — сказал он бодро. — Твою критику я принимаю.
— Какую критику? — удивился тот.
— Невысказанную. Конечно, земляне — бездельники. Но черт с ними! Давай спать.
— Давай, — согласился Маран и добавил: — Связь я пока отключу. Но если что-то надумаешь, вызывай в любой момент. Да, кстати, я буду вытаскивать тебя поближе к себе всякий раз, когда смогу. Вдруг подвернется шанс удрать. Ну все, спокойной ночи.
Когда Дан проснулся, Гениса все еще спала. Сжавшись в комочек под теплой шкурой с длинным серебристым мехом, она ровно дышала и иногда слабо улыбалась. Господи, до чего ему было жалко это злосчастное, забитое существо! Как голодный бездомный котенок… Он осторожно выполз из-под шкур, и, чтобы не разбудить ее, старался ступать полегче и поменьше шуметь.
«Ком» молчал, он не стал вызывать Марана, никакой спешки в этом не видя, ждал, пока тот объявится сам. Но принесли завтрак, он поел — никак не мог решить, поднять Генису и покормить или лучше не трогать, наконец отложил ее долю и быстро умял остальное, а от Марана все не было ни слуху, ни духу, а потом вместо него явился взбудораженный Паомес, даже не явился, а ворвался.
— Пойдем, — начал он с порога, — Маран сказал, чтобы я поговорил с тобой… — Он наткнулся взглядом на спящую девушку и замер, потом увидел, что разбуженная его шумным вторжением, та открыла глаза, и буркнул:
— Одевайся и уходи.
Девушка, стыдливо прикрываясь шкурой, нашарила валявшийся на полу балахон, торопливо натянула его и вскочила. Она хотела уже выскользнуть из комнаты, но Дан удержал ее за руку.
— Съешь это, — сказал он, кивая на оставленный ей завтрак.
Гениса испуганно взглянула на Паомеса, тот покосился неодобрительно на блюдо с мясом, посмотрел на Дана, на девушку, потом махнул рукой и перестал обращать на нее внимание.
— Пошли, — повторил он, поворачиваясь к Дану.
Быстро миновав десяток пустых коридорчиков и закутков, Паомес отдернул очередную занавеску и вошел в довольно просторное помещение, похоже, кухню. Не совсем, очага видно не было, наверно, мясо для правителя, его семьи и гостей варили за пределами шатра, на открытом воздухе, но подготовительные работы велись несомненно тут, несколько женщин трудилось в поте лица, склонившись над котлами и горшками, одна разделывала на каменной плите мясо, часть туши какого-то животного, скорее всего, каота, другая быстро-быстро перемешивала молоко, очевидно с добавлением закваски, жидкость густела на глазах, третья обрывала листья со срезанных целиком маленьких душистых кустиков, по пряному запаху Дан узнал растение, на котором настаивали питьевую воду.
— Сюда! — Паомес подошел к большому плоскому камню, на котором еще одна женщина месила тесто. По краю камня были выложены цепочкой те самые крошечные лепешки, еще сырые.
— Вот это, — Паомес ткнул пальцем в лепешку, — мы очень любим. Они вкусные, сам знаешь.
Дан кивнул.
— Их делают из баобы. — Паомес прошел дальше к объемистой глиняной посудине без горлышка, с прямыми высокими стенками, больше похожей на кастрюлю без ручек, чем на горшок. Дан заглянул вслед за ним в сосуд и увидел на дне несколько горстей белых полупрозрачных зерен. Паомес вынул немного и показал на ладони Дану: зерна напоминали рис, только были совершенно круглые.
— А вот сама баоба, — Паомес взял одно растение из лежавшей рядом кучки и подал Дану.
Это был не колос, скорее, метелка, ничего особенного, среди земных злаков тоже водились метельчатые виды, кажется, тот же рис.
Добывали зерна способом весьма оригинальным, очередная женщина колотила пучком баобы по стенкам сосуда, изнутри, разумеется, зерна, наверно, не очень плотно сидевшие в своих гнездах, осыпались на дно, затем выбивальщица (как еще ее назвать) проверяла метелки одну за другой, если обнаруживала застрявшие зернышки, выковыривала их пальцем, и, только очистив пучок полностью, бросала его на пол и брала новый из лежавшей рядом с горшком небольшой груды. Завершала цикл работница, растиравшая зерна в огромной уродливой каменной ступке.
— Маран сказал, что можно иметь баобы намного больше. И что ты мне объяснишь, как.
— А где он сам? — ушел от ответа Дан.
— Уехал с Бетлоаном.
— Куда?
— Это не наше дело, — буркнул Паомес раздраженно. — Я хочу знать, как добыть больше баобы. Он сказал, что ее можно вырастить. Объясни, как.
Подкинул-таки идею, подумал Дан. Ох уж этот Маран! Конечно, он никогда и ни от кого не скрывал своего отношения к принципу невмешательства, но правил игры тем не менее не нарушал, «живешь в Риме, блюди римские законы», это он понимал и придерживался как параграфов Кодекса, так и неписанных, но принятых норм. А тут… Самому Дану, между прочим, принцип невмешательства тоже не нравился, но что из того? Правда… Существовал и другой принцип, и в данном случае был применим скорее он. Принцип катастрофы, появившийся в правовом поле, охватываемом Космическим кодексом, не без его, Дана, хоть и пассивного, но участия, благодаря компьютеру, который выкинул его с Никой на Торену без инструментов, без оружия, без необходимых навыков, спасибо, что в одежде, а не голыми, выкинул и развалился на куски, оставив их на произвол судьбы и создав тем самым прецедент. Прецедент, ибо они оказались в ситуации, из которой выбраться без посторонней помощи было абсолютно невозможно. Прежде ничего подобного не случалось, неудивительно, ведь Торена была третьей населенной планетой, ставшей известной землянам, и даже вторую открыли всего лишь за несколько месяцев до того, как они с Никой сели в злополучный астролет малой дальности, обломки которого были захоронены на поляне в бакнианском лесу, не сразу, а с некоторым опозданием, но как иначе потерпевших крушение людей сумели бы найти?.. Ну нашли бы, наверно, и без обломков, но так было надежнее, пусть они и могли выдать торенцам… собственно, и выдали, не первому встречному, разумеется, но… Конечно, людей с таким уровнем интеллекта, как у Марана, немного, однако… Собственно, все это несущественно, Земной кодекс декларировал право человека на жизнь, как важнейшее, первейшее и основополагающее, и если для спасения этой самой драгоценной жизни надо было вступить в контакт с аборигенами, да даже нарушить принцип невмешательства, ради бога. Правда, тут существовали свои нюансы, есть ведь в земном кодексе понятия о допустимой самообороне или ее превышении… Дан отнюдь не был уверен, что внедрение земледелия на этой не имевшей даже названия планете так уж необходимо для спасения их жизней, но делать было нечего, и он стал припоминать все, что о примитивных методах возделывания земли читал. Увы, особыми познаниями в области агрономии он похвастать никак не мог.
— Если эти зерна, — объяснил он Паомесу, — посадить в землю, через некоторое время из каждого вырастет новая баоба. Вначале землю надо разрыхлить. — Он попробовал сообразить, как сделать плуг, но понял, что это выше его разумения, конечно, когда-то он видел старинные орудия пахоты на рисунке, но давно, да и смотрел невнимательно, кто мог тогда думать… Мотыга! Он ухватился за спасительную мысль, как приблизительно выглядела мотыга, он помнил. — Выйдем наружу, — предложил он Паомесу. — Я тебе покажу, что и как.
Паомес замялся, но потом кивнул (не забыв, конечно, о стражниках). Они отошли от «шапито» поближе к границе «особой зоны», туда, где между шатрами сохранилась незатоптанная земля, Дан одолжил у одного стражника копье, у другого нож, потом подозвал к забору глазевшего на странную компанию скотовода, попросил у него аркан, привязал нож перпендикулярно к копью и попробовал взрезать получившейся штуковиной землю. Это оказалось делом нелегким, нож соскальзывал, копье виляло, но ему все-таки удалось разрыхлить крошечный участок.
— Здесь надо разбросать немного зерен, — пояснил он. — Потом… — Что-то следовало сделать еще. Что? Он напряг память, и на поверхность вдруг выскочил отрывок из недавно читанной книги про… древний Вавилон. Вавилоняне бороновали поля с помощью… Ага! — Потом надо сделать так, чтобы зерна покрылись землей, — продолжил он. — Берется кусок доски, по краю вырезаются зубья… Я тебе покажу. Ну и… Можно поливать водой. Если не будет дождей. Нельзя топтать.
— И когда же баоба вырастет? — спросил Паомес.
Это был опасный вопрос, приезжему из страны земледельцев следовало знать ответ на него.
— Это зависит от земли, — ответил Дан неопределенно. — От дождей. От самой баобы. Наша отличается от вашей. От времени года. Обычно сеют весной, а вырастает баоба летом. Осенью ее можно собирать.
Паомес озадаченно вытаращил глаза.
— Весной мы здесь, а осенью далеко.
— А почему? — спросил Дан.
— Потому что летом каоты съедят здесь всю траву. Осенью нам надо быть там, где растет другая трава. Много травы, ведь часть надо срезать и засушить, зимой трава не растет.