– Что еще? – буркнул он, больше всего опасаясь, что она сейчас разревется.
Слез ему только в этом кабинете до полного счастья не хватало! Утешать он не станет, это точно. Выгонит из кабинета, а то, может, и с работы, это да. А утешать…
– Я хочу уволиться, – вдруг сказала она звенящим от напряжения голосом.
– Ты?! Уволиться?!
Он так растерялся, что смахнул лист с тремя перечеркнутыми столбцами из имен, фамилий и событий на пол. Полез доставать. Сделал это неуклюже, совсем не молодецки, как хотелось бы на ее глазах. Скомкал пятерней, швырнул на стол, провел рукавом по лбу. Надо же, аж вспотел, то ли от натуги, то ли от ее слов неожиданных.
Как это уволиться? С какой стати? Ладно, он сам бы ее уволил. Тут его воля – закон. Но чтобы она вот так являлась к нему посреди рабочего дня в кабинет с таким заявлением…
Это подло! Подло бросать его в самый сложный для него момент. Ну, может, и не самый сложный, но и не простой. А если ему помощь ее понадобится, или совет даже? Что тогда? Краснела-краснела, мямлила-мямлила – и на тебе!
– Да, я хочу уволиться, Ростислав Викторович, – и она, отвернув от него лицо, отошла к окну, замерла там тонкой стрункой.
«Самое время профилем ее тебе теперь любоваться! – подумал он, внезапно поймав себя на этом. – Гавкал, гавкал на девку, а сейчас вдруг рассмотрел, что стройненькая, ладненькая и очень даже ничего – симпатичная. Что, не будет теперь отдушины у тебя, Сом, да? Не на ком станет злость свою срывать? А она… Она и так долго терпела».
– Ты… Ты не должна так вот… По законодательству ты должна…
– Ах, да бросьте, Ростислав Викторович! – воскликнула она, перебивая его совсем неучтиво. – По законодательству вы не должны были так обращаться со мной!
– Как?
Он смутился. Неужели его неприязнь была столь очевидна? Хреновый он артист, получается. Старался быть ровным, а…
– Вы смотрите на меня как на мебель, – дрогнувшим голоском проговорила она. – На старую, надоевшую мебель, которая вас жутко раздражает.
– Не выдумывай, – неуверенно отмахнулся он от нее. – Может, несколько груб бываю, прости. Устаю потому что. Но… Но я не хочу, чтобы ты уходила.
Господи, он сказал это? Он только что сам себе противоречил? Да что же это с ним такое, а?! Не знал, как от нее отделаться, а когда она готова сама уйти, говорит такое. Стареет или дуреет? Или уязвлен тем, что она опередила его? И ему не придется теперь насладиться, властвуя?
Сволочь он все-таки, если разобраться! Старая гадкая сволочь! Ничего она ему плохого не сделала, что он так о ней. Устал и зарвался просто. Или от денег больших ошалел. И еще от того, что в последние дни деньги эти ему никак не удается отработать.
– Извини, если что не так, – снова удивив самого себя, произнес Сомов. – Сложно мне сейчас. Дело очень… Очень непростое.
– Я знаю, – кивнула она, чуть повернув головку в его сторону.
– Откуда?!
– Так отчеты я печатаю, – напомнила она, спрятав снисхождение за легкой улыбкой.
– Ах да!
Он едва не шлепнул себя по лбу. Совсем одурел, точно! Забыл, что ментовскую обязательную привычку все протоколировать в свой бизнес принес. Как уж в других частных агентствах дела велись, он не знал и знать не желал. А вот у себя хотел видеть все в напечатанном виде, да еще лучше с фотографиями, да еще и на электронных носителях, чтобы все дополнительно хранилось. И чтобы руку мог протянуть, папку с полки достать и пошуршать там страничками, все припоминая.
– И что скажешь? – вдруг спросил он у нее и указал на стул. – Ты присядь, присядь. Пока не уволилась еще, поговори хоть со мной.
Она неуверенно прошла к столу. Присела на самый краешек стула и положила блокнот с авторучкой на стол. Выглядела она при этом слегка обескураженной, но странное дело, не краснела больше.
– Ну! Что скажешь по сетинскому делу? Помню, ты как-то моим ребятам дельные советы подкидывала. И образование у тебя вроде бы юридическое, нет? Я что-то путаю?
Она ничего не ответила, как-то очень внимательно на него посмотрев. Потом проговорила:
– В деле с исчезновением жены Сетина и гибелью его бывшей жены много странного.
– И я о том же! – обрадованно подхватил Сомов, поставил локоток на стол, оперся в него щекой. – Плутаю между его женами, как в лесу дремучем, а Валерия по-прежнему не вернулась.
– А она и не вернется, – неожиданно заявила его секретарша, подергав плечиком. – Не для того она исчезла, Ростислав Викторович.
– То есть?
– Если она сама сбежала, то не вернется никогда. Насколько я изучила ее психологический портрет, она весьма уравновешенная и трезвая особа. Ее действия – плод долгих размышлений. И если она решила бросить своего мужа, значит, она его бросила навсегда.
– Ну почему непременно надо было именно так-то?! – вскричал Сомов, поражаясь женской логике вообще и логике его секретарши в частности. – Не проще ли было развестись? Если она такая умная, зачем?!
– Может, потому как раз, что она такая умная, – задумалась секретарша. – Может, это своего рода месть. Может быть, бегство из страха. А может быть, она и не сбегала вовсе.
– Ага! А поздним вечером того дня, когда исчезла из дома мужа, вдруг появилась в своей квартире. Сама же из дома ушла, никто ее не похищал.
– Ее могли похитить прямо из собственной квартиры, – возразила негромко секретарша. – Из дома мужа сделать это весьма проблематично. А вот из ее квартиры… Сначала надо было заманить ее туда, а потом уже…
– А кто заманил?
– Мария, это же очевидно! – Она глянула на него с изумлением. – Никто, кроме нее, не мог загнать этих страшных собак в вольер. Сам Сетин отсутствовал. Домработница перед этим их только выпустила. Оставалась Мария. Мне кажется, именно она причастна к исчезновению Валерии.
– А за что ее убили? – продолжил Сомов, которому было очень интересно слушать, и он снова возобновил свои записи, теперь уже в строчку.
– Она погибла, как свидетель, мне кажется. Она выполнила свою работу – выманила Валерию из дома, загнав собак. Что-то, возможно, наговорила ей про Сетина. Может даже, сделала это заблаговременно. Не просто же так Валерия – с ее умом и сдержанностью – вдруг закатила мужу истерику, перед тем как ему пойти к губернатору. Что-то ее мучило, что-то тревожило. Все эти разговоры о смерти…
– Могла и играть, между прочим. Чтобы просто попугать его. Глядишь, испугается.
– Сетин?! – Она округлила глаза, сделавшись похожей на изумленного мышонка. – Зачем его пугать? Они прожили вместе два года. У нее было время понять, что на подобные уловки Сетин не поддастся. Нет, Валерия не могла капризничать из чисто женской блажи. Она говорила с ним серьезно. Я… так думаю.
– А хорошо думаешь, между прочим! – похвалил ее Сомов, и снова ему понравился ее точеный профиль. – А дальше?
– Дальше? – Она задумалась ненадолго. – А дальше у меня два варианта ответа: либо Валерию удерживают где-то, с какой целью – не знаю. Требований выкупа ведь не было? Ну вот… Либо ее уже нет в живых.
– Может быть, Сетин причастен к этой истории?
– Если только у него серьезные проблемы с головой, – совершенно серьезно проговорила она и кивнула подбородком в сторону своей приемной. – Я здесь за последние дни собрала целое досье на него, его жен и скажу, что он вряд ли мог причинить боль своей последней жене. Сложилось впечатление, что он привязан к ней по-своему.
– А по-своему – это как?
Сомов готов был ей аплодировать.
А умна же девчонка! Еще как умна. Многие вещи озвучивает, о чем и он думал неоднократно. Причем такие, что не попали ни в отчет, ни в протоколы опроса. Они у него хоть односторонне подписывались, им самим, но велись все же исправно.
– Как может быть привязан человек, помешанный на бизнесе, цифрах, деньгах и власти. Все его бывшие три жены, как куклы, похожи друг на друга. Поразительно похожи! Валерия сильно отличается от них. И с ней он прожил дольше всех. Но… – Она смолкла и какое-то время бездумно листала чистые блокнотные листы. И вдруг сказала: – Мне кажется, что вы мало времени уделили ее подруге.
– Чьей? – не сразу понял Сомов.
– У Валерии есть подруга, Катерина Быкова. Они дружили много лет. И наверняка почти все знают друг о друге.
– Она ничего не знает и даже не предполагает, куда могла подеваться Валерия, – напомнил Сомов о своем разговоре с Быковой. – Сама сильно тревожится и через день звонит домработнице Сетина, чтобы ему не досаждать.
– Это понятно, но… Но она много знает о прошлой жизни Валерии. И в ее жизни…
– Да нет там ничего, поверь! – рассердился ее упрямству Сомов. – Все друзья ее и родственники в один голос говорят о ней только хорошее.
– А бывший любовник? Наверняка у нее кто-то был до Сетина.
– И такой имеется. Овчаров Александр. Они вместе работали. Любовь у них даже была. Два месяца уже, как в заграничной командировке. Связывался с ним по телефону. Он долго не мог понять, чего от него хотят. Занимается сейчас внедрением какого-то долговременного проекта, и ему теперь не до нее. Нету ничего в ее прошлом, ничего!
– Ни единого пятнышка?
– Ни единого. Потому-то все и в шоке. И где теперь искать? Бабы сетинские на дно залегли. Одна в любви вся, Наталья которая. Нового хахаля нашла с тугим кошельком, крутит его по полной программе. И у нее голова ни о чем не болит. Александра так вообще к Сетину перебралась. Он мне с ней поговорить не позволил. То ли бережет ее, то ли стережет. Маша мертва. Где кого искать?
– А… А Батенина когда выпускают? – напомнила вдруг его секретарша, которую он по неразумению своему чуть было не уволил.
– Либо сегодня вечером, либо завтра утром.
– Вот за кем надо походить. Непременно!
– Затем и бездельников этих хотел видеть. А они в «Казачке», вишь! – снова разозлился Сомов, вспомнив начало разговора. – Я же понимаю, что Батенина в покое не оставят. Что-то есть у него такое, что в его квартире не нашли. Или нашли? Как думаешь?
– Не знаю, – не стала она умничать, поднимаясь и направляясь к двери. – Но понаблюдать за ним нужно. Странно как-то оказался он не в том месте, не в то время.
– Странно, – эхом откликнулся Сомов, глядя, как она идет к двери. А ничего походка у нее, красивая. И вдруг спросил, сам того не ожидая от себя: – Ну, ты останешься или нет?
– Останусь, – проговорила она и кивнула, не оборачиваясь.
– И бездельников этих пришли ко мне! – посуровел он тут же, тяжело ему далось признание в собственной слабости.
А он ведь дал слабину с этой девчонкой! Дал, конечно. То злился на нее, уволить был готов, ногами топал. А как она решила уйти сама, так он и стушевался. А девчонка толковая. И краснеть перестала. С чего бы? Может, боялась его, потому и алела маковым цветом? Пойми этих баб! Правду, говорят, все зло от них. Теперь вот ему, Сомову, зло от баб бывшего одноклассника. Думал, нет, что такое возможно? Нет, не думал. А зло точно произрастает из этого тугого змеиного клубка.
Завел, понимаешь, себе гарем, а ему теперь разберись попробуй.
А с Батенина точно глаз нельзя спускать. На кого-нибудь он да наведет. Вот только на кого? Вдруг да правда Сетин при делах?..
Глава 18
– Значит, завтра?
Приятный баритон рокотал в ухе Сетина, уже минут десять предрекая грядущий успех их совместного предприятия. Он и без сладкоречивого знал, что все будет хорошо. У него всегда все было под контролем. Все, кроме семейной жизни. Вот где он постоянно проигрывал. Почему?
– Виталий Станиславович, на сегодня больше не будет указаний?
Секретарь-референт Лидочка испуганно моргала на него от двери. Если осмелилась задать ему такой вопрос в половине восьмого вечера, значит, дома ее ждут неотложные дела. Обычно раньше девяти она к нему не совалась. Да в девять он и сам ее отпускал. Она не роптала, знала, куда шла работать. Условия были озвучены при поступлении. Равно как и заработок.
– Что-то случилось, Лида? – И Сетин выразительно глянул на часы, намекая ей, что еще рано домой уходить.
– И да и нет. – Она неуверенно улыбнулась. – У моего мужа сегодня день рождения. Понимаю, что не вовремя…
– Ну что ты такое говоришь! – воскликнул Сетин с раздражением.
Господи, какого же о нем мнения его подчиненные?! Ужасного, можно сказать, мнения. Как же может быть день рождения мужа не вовремя, скажите на милость? Он что же, должен был его вместе с бизнес-планом их фирмы утверждать, что ли, у Сетина? Что-то одно: либо Лидочка рехнулась, сказав такое, либо он, раз его подчиненные считают праздники своих близких помехой их общему делу.
Наверное, рехнулся все же он. Не просто же так от него Валерка ушла. Он все экспериментировал с их совместной жизнью, проверки ей устраивал, унижал ее достоинство. Все думал, ну вот сейчас, сейчас она себя проявит и взорвется. И скажет, что не любит его и живет с ним только из-за денег. Он ведь и ждал, и боялся этого, и как мазохист продолжал делать пакости, провоцируя. Все ждал, когда же она не выдержит, и выплеснет из себя, и наговорит ему всего. Тогда-то он победно и воскликнет: ага!
А она просто взяла и ушла от него. И даже ничего из вещей не взяла.
Сетин запретил себе думать о том, что с ней могла случиться беда. Он просто не позволял себе этого, потому что знал, что тогда точно сойдет с ума и натворит глупостей. Ему удобнее на данный момент было думать о вероломстве жены, чем о ее смерти.
А Сомов не чешется. За что деньги получает только? Истерил по поводу того, что Сашка поселилась в его доме. Ему-то что за дело, кого Сетин в доме у себя принимает? Сомов должен отрабатывать деньги, которые ему платят, а не губы надувать с важным видом.
– Что-то не так? – дернулась Лидочка, испугавшись его возгласа.
– Да все не так! – в сердцах воскликнул Виталий. – День рождения у мужа. А вы здесь торчите. Муж-то хоть любимый?
– Любимый, – улыбнулась она от двери и выдохнула с облегчением.
– Давно вместе?
– Восемь лет уже, – наморщив лобик, подсчитала Лидочка. – Это срок!
– Восемь лет?! – Сетин ахнул про себя.
А его вот надолго не хватало никогда. Постоянство в отношениях начинало спутывать ему ноги, мешало дышать, раздражало. Может, он не тех и не там выбирал, а? А Валерка тогда как? Она совершенно другая. Почему с ней не вышло? Все дело в нем, наверное?
– Ответь мне, Лидуша, на один вопрос, а потом уйдешь. Хорошо? – Сетин задумчиво глянул на фотографию Валерии на своем столе. – В чем залог семейного счастья?
– В терпении и понимании, – не задумавшись ни на секунду, ответила его секретарша.
– А… А разве не в любви, нет? – удивился он, уверенный в ее таком ответе.
– Любовь… – Она пожала плечами. – Любовь – это тоже, конечно, немаловажно, но на одной любви семьи не построишь.
– А ее надо строить, – пробормотал он негромко, кивая утвердительно. – Не покупать, не властвовать, а строить. Ладно, я понял. Ты можешь идти, Лидочка. Завтра не опаздывай.
– Спасибо…
Она ушла, оставив Сетина совершенно в растрепанных чувствах.
Ну почему, вот интересно, эта девчонка, которая подчинялась ему, выполняла все его требования и порой бывала бестолковой, несобранной, оказалась вдруг много мудрее его в жизни? И с мужем прожила аж целых восемь лет. И на день рождения к нему по-прежнему рвется всей душой, не побоявшись у своего босса-монстра отпроситься.
А он вот, Сетин, весь такой состоявшийся, успешный, вдруг к сорока годам оказался совершенно одиноким. Первых трех жен бросил он. Как по шаблону их выбирал, такой же шаблонной и жизнь с ними оказалась. Он с ними расстался и ни разу не пожалел об этом.
Последняя жена, как оказалось, любимая, бросила его. А у него даже не было времени разобраться в своих чувствах, рассказать ей о них. Не было времени по-человечески поговорить с ней о чем-нибудь простом и незатейливом. О дожде за окном, к примеру. О наступающей весне и зацветающих вишнях. Не было времени сводить ее к своему любимому поваленному дереву и посидеть там, слушая стрекот кузнечиков.
Почему?! Потому что боялся подвоха? Боялся обнажать свою душу, чтобы не быть уязвимым? А уязвимым все равно оказался, вот в чем беда.
Сетин глянул на часы. Половина девятого. Домой возвращаться не хотелось. Оксана Петровна сегодня отпросилась в гости к подруге. Тоже какое-то там семейное торжество у ее подруги.
Приспичило всем сегодня что-то праздновать. Вот прямо сегодня, когда ему особенно гадко, всем приспичило веселиться. Правда, она в последнее время часто стала отсутствовать. По врачам зачастила, по знакомым.
Дома оставалась одна Александра. К ней Сетину как раз и не хотелось возвращаться.
Первые несколько дней своего пребывания в его доме бывшая, самая старшая жена еще соблюдала приличия. Старалась не попадаться ему на глаза. Ужинала раньше его возвращения, завтракала после его ухода. Собственно, все так было и при их совместной жизни. Сашка всегда спала до полудня.
Но вот вчера…
Вчера, когда он после ужина поднимался к себе, она полуголой выскочила из своей гостевой спальни. Повисла у него на шее и начала нести полнейший вздор. Что-то о возродившихся чувствах, об их общем одиночестве. О том, что все еще может вернуться. Что не все потеряно. Первая любовь, мол, не забывается, и все такое.
Сетин еле ее руки расцепил. Оттолкнул зарвавшуюся даму – ох, не зря его Сомов предупреждал, дурак, не послушался. Гнать надо было, в три шеи гнать сразу же эту белокурую стерву.
– Виталик? – мягко произнесла Александра и снова сделала шажок к нему навстречу.
– Даже и не думай, – предостерег он ее и добавил, чтобы хлестнуть побольнее: – А кто, кстати, тебе сказал, что я тебя любил когда-то? Завтра… Завтра к моему возвращению чтобы тебя здесь не было.
– Завтра не могу! – воскликнула она и зачем-то оглянулась себе за спину, будто стоял там кто и науськивал.
– Значит, послезавтра.
– Но…
– Никаких «но», Саша, – повысил голос Сетин. – Послезавтра чтобы тебя здесь не было.
– Виталик! – Она попробовала разжалобить его слезами, начав всхлипывать. – Но я не могу… Я…