– Что-нибудь придумаем. Можно будет устроиться кочегарами на пароплав. Или, в крайнем случае, продадим твое кольцо с диамантом. Я знаю тут одного очень порядочного ювелира. Уверен, что он даст настоящую цену, и мы опять будем на коне. До речи, давно збираюсь запытать, откуда у тебя кольцо с таким коштовным камнем старой огранки?
– Купил, нашел, еле ушёл, – усмехнулся Левша.
Ему ни под каким соусом не хотелось плыть к берегам далекой Австралии в пыльной и душной кочегарке, а тем более расставаться с кольцом, которое он заказал из последнего Никанорового бриллианта.
Наутро он забрал у компаньона пачку злотых с множеством нулей и объявил о своем выходе из концессии.
– Сейчас едем на вокзал, берем билет до Москвы и меняем часть денег на российские рубли мне на проезд. Все, что останется – твое.
Когда подали поезд и Левша, мысленно попрощавшись с гостеприимной Варшавой, взялся за поручни, Стеф придержал его за рукав.
– Не гневись, отец родной. Может, передумаешь и залышышся. Все так файно складывается. Я майже певен в успиху. А на счет диамантового кольца я пожартував. И так прорвемся.
Где-то в глубине сознания у Левши на миг возникло недовольство собственным прагматизмом. «Может быть, правильно поступает этот настырный очкарик, ради любви пустившийся во все тяжкие, не думая о последствиях? – спросил он себя. – Может все-таки стоит остаться и не жалеть это ничтожное кольцо? Тем более что Стеф знает одного очень порядочного ювелира, готового дать настоящую цену. После чего они опять будут на коне».
Но это чувство длилось только одно короткое мгновение. «Пусть мудрость будет твоей сестрой, а разум братом твоим» – вспомнил Левша слова из самой главной Книги, когда-либо написанной людьми. Он тыльной стороной поднес ладонь к губам, дохнул на бриллиантовое кольцо, потер его о рукав шерстяной куртки и полюбовался игрой самоцвета.
– Все нормально было в бане, только не было воды. Ты извини, бродяга, но кажется, нам с тобой не по пути.
Левша пожал сухую, холодную ладонь Стефа и с удовольствием услышал, как прилично одетый, солидный господин в белых лайковых перчатках и с бабочкой, похожий на польского киноактера Збигнева Цибульского, поднимающийся впереди него, зацепившись толстым чемоданом, виртуозно выругался на русском языке и выплюнул на пол тамбура жевательную резинку.
– Шкандаль, – с укоризной бросил ему вслед Стефан.
«Скорее всего, тоже дипломат», – подумал Левша и, следуя у незнакомого попутчика в кильватере, прошел в вагон.
Вернулся бродячий филателист, только когда стало тепло, давно отцвели вишни и, по вечерам, до головокружения пахло сиренью. Где и как провел несколько месяцев и доплыл ли до далекой Австралии, он благоразумно умолчал. Одет Стеф был по-европейски модно и дорого. Темно-коричневый замшевый пиджак, ослепительно белая батистовая рубашка, черные брюки из тонкой шерсти и туфли с золотистыми пряжками от «Чезаре Пачотти», делали его похожим на оперного певца первой величины. На носу, вместо роговых, красовались очки в золотой оправе, а правой рукой путешественник небрежно держал резную тросточку из сандалового дерева. Когда он протягивал барменше непомерные чаевые, то Левша обратил внимание на сжимавшие запястье левой руки швейцарские золотые часы с браслетом. «С таким франтом можно было и по афере поработать», – подумал он.
Несмотря на столь респектабельный вид, Стеф временно отказался возвратить занятые у Апазида деньги. Грек возмутился и согласился ждать три дня, а поле этого пообещал включить счетчик.
– Я сейчас без наличностей, – веско заявил Стеф негоцианту, поглядывая на часы. – Рассчитаюсь через неделю. Все вложил в дело.
Он стал в позу фехтовальщика, как шпагой прикоснулся тростью к левой стороне Апазидовой груди и небрежно добавил:
– Греческий Гобсек, если вы будете таким жорстоким, я вызову вас на дуэль. Вы имеете дело со Стефаном Радзевиллом. Ваши никчемные деньги как в банке. За мной не заржавеет.
– А за мной тем более. – Белоснежным носовым платком Грек потер то место, к которому прикоснулся Стеф и бросил его в урну.
Грек отвел Левшу в сторону и недовольно проворчал:
– Что у тебя общего с этим полусумашедшим дуэлянтом?
Вместе с внешним лоском Стеф приобрел уверенность в себе, говорил с расстановкой и даже плечи держал на одном уровне.
«Наверняка Альбина успела выпотрошить», – подумал Левша, примеряя кожаную куртку «Харли Девидсон», которую Стеф привез ему в подарок.
Реставратор ненадолго пропал, а дней через десять вернулся и привез полтора десятка игровых автоматов третьего поколения. «Одноруких бандитов» временно складировали у Левши в коридоре и в прихожей, и он каждое утро испытывал неудобство, протискиваясь к двери в их узком лабиринте.
Пристроить автоматы в дело так, чтоб они давали прибыль, не удалось, и было решено их продать. Покупателей подыскал Апазид, с условием, что после сделки Стеф погасит долг. Автоматы уплыли в неизвестном направлении, а вместо денег продавец получил чек, срок действия которого истекал через два дня. Дело было под вечер в пятницу, банки уже закрылись и Левша понял, что Стеф не получит ничего. После продолжительных переговоров, выступавший гарантом сделки, Грек, согласился принять чек, с условием, что в половину его стоимости войдет долг Стефа, а вторую половину негоциант обещал отдать через месяц.
Рассчитался Апазид только осенью. Вместо денег Стеф получил на руки целый грузовик подтаявших леденцов, петушков на палочках, «подушечек» и карамелек. Из разорванного картонного ящика Стеф недовольно выловил оплывшего розового петушка на палочке, и, как будто, он был причиной его неудачи, мысленно отождествив петушка с Апазидом, с ненавистью откусил ему голову, уронил под ноги и растоптал.
Реализовать конфеты в розничной сети не взялся никто и Стеф отвез их в Высокополье. Будущая теща замесила на них брагу и целую зиму гнала самогон на продажу. Процесс затянулся до весны, и потому, как на реализации стоял не просыхающий ни на минуту тещин кум, Стеф не получил ни копейки.
Левша полностью разуверился в деловых качествах Стефа и, когда реставратор предложил ехать в Среднюю Азию за ядами и затем переправлять их за кордон, благоразумно отказался.
Через полгода Стеф потерял свой заграничный лоск и артистический вид. Последними ушли золотые швейцарские часы и только, слегка подтоптанные, со сношенными каблуками, и потускневшими пряжками «Пачотти» и сандаловый стек свидетельствовали о его былом финансовом могуществе и процветании.
Но Стеф не упал духом, а только спустился на грешную землю и чуть сбавил обороты. На занятые у Левши деньги он привез из Невиномыска устройство по изготовлению сладкой сахарной ваты, снял на окраине гараж, закупил сахар, и ночи напролет колдовал над ее изготовлением. Злополучная вата упорно не хотела получаться съедобной на вид, сбивалась комками и напоминала клочья мыльной пены после стирки, но энтузиаст не делал и шагу назад. Несколько раз кулинар с коробком от телевизора через плечо, полным до отказа восточными сладостями, выходил на «Магистраль», но расторговаться так и не смог. Слегка разуверившись в успехе, новоявленный кондитер прекратил производство и стал раздавать вату даром, но дело все равно почему-то шло туго. Выручил коробейника одинокий бомж, слонявшийся в поисках пропитания. Стеф вручил ему злополучный ящик, тот радостно утащил его к себе под мост и пропировал с братвой целые сутки. Художник продал оставшийся сахар и у него на руках опять появились приличные деньги, а Левше вместо долга он доставил замысловатое устройство по изготовлению ваты. Заимодавец поставил его в прихожей на то место, где когда-то стояли «Однорукие бандиты» и каждое утро, спотыкаясь о бочкообразный цилиндр, вспоминал Стефа добрым словом.
Эта небольшая неудача Стефа не обескуражила. На вырученные от продажи сахара деньги художник дал объявление в газете и в опустевшем гараже открыл приемный пункт старых швейных машинок фирмы «Зингер». В объявлении указывалось, что принимаются машинки до 1917-го года выпуска, в любом состоянии.
– Наконец-то ты взялся за стоящее дело, – похвалил его Левша, заглядывая в полутемный гараж, – наверно, хочешь организовать швейный кооператив? Молодец. «Аляски» сейчас с руками отрывают.
– Сам шей свои «Аляски», – фыркнул Стеф. – А я, если улыбнется удача, хватану куш не менее десяти тысяч долларов единоразово, поеду в Калининград и займусь поисками Янтарной комнаты. А, может, махну за Урал и отыщу пропавшее золото Колчака. Лишь бы сейчас хватило начального капитала. Если хочешь, могу взять в долю.
– Не вижу ничего общего между десяткой «зелени» и этим зингеровским хламом, – указал Левша на груду швейных машинок и с сомнением покачал головой. – Поэтому тебе самому придется искать Янтарную комнату и откапывать Колчаковский клад.
– Ты всегда видел не дальше своего носа, – усмехнулся Стеф и нехотя покрутил привод швейной машинки, – поэтому, никогда не будешь по-настоящему богат. Нет у тебя полета мысли. Но, так уж и быть, открою тебе секрет моего теперешнего бизнеса. В своё время немецкий предприниматель Зингер, стремясь завоевать российский рынок, выпустил в России партию швейных машинок, в которых приводной вал был изготовлен из платины. На сегодняшний день цена этой детали десять штук баксов. Информация из самого достоверного источника. Мне уже понесли, потому что я не жадничаю, как некоторые, и даю хорошую цену. Я уверен в успехе. Это только вопрос времени.
Стеф продержался около месяца. Когда у него закончились деньги, гараж наполовину был завален разобранными швейными машинками. Но долгожданная удача ему так и не улыбнулась. В пасмурный, ненастный понедельник швейных дел мастер прекратил приём и отвез все свое богатство в металлолом.
После этого неудачливый предприниматель залег на дно и нигде не показывался. Хотя, изредка, его видели в центральном супермаркете у Благовещенского рынка, на рекламных акциях, пробующим рекламируемую дешевую продукцию. Бесплатная дегустация не пошла Стефану впрок. Как-то раз он отравился просроченным йогуртом, его долго тошнило и канудило в животе.
Левша уже начал о нем забывать, но не тут-то было. Как то под вечер, Стеф, одетый в комнатные тапочки на босую ногу, в майку навыворот и твидовое пальто, заявился без приглашения, недовольно оглядел сиротливо стоявшее в прихожей устройство по изготовлению сахарной ваты, уселся на кухне, поставил чайник и принялся за забытую в холодильнике половинку «киевского» торта.
– А, где же «Пачотти» и тросточка? – сухо поинтересовался Левша.
– Трость я в ломбард отнес. Кстати, дали неплохо. А «Пачотти» в ремонте. Подошвы протерлись. Разве макаронники могут что-нибудь путное сделать, кроме спагетти и пиццы? В «Пачотти» только мазурку на паркете танцевать. Не для наших они дорог. Дались тебе эти «Пачотти» – возмутился гость, доедая торт.
– Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, – заметил Левша и поинтересовался. – А ты танцуешь мазурку?
– Приходилось, – ответил Стефан – в нашем роду все хорошо танцевали. Моя бабушка умела танцевать двенадцать вальсов, мама всего три, а Альбина ни одного. Но для меня это не главное. Я её научу.
Стеф поднялся со стула, шаркая тапочками, вальсируя, приблизился к холодильнику и выудил из него пачку сливочного масла и литровую банку с медом.
– А, теперь, не перебивай и дай сказать по существу, старик, – заявил танцор безапелляционно, разрезая вдоль белый батон, – нужна твоя поддержка. У меня колоссальная идея. Если все срастется, будем сказочно богаты.
– Я по горло сыт твоими идеями, и не поеду ни за Урал, ни в Прибалтику. Ты можешь обойтись без меня? Что-то мы последнее время стали друг другу противеть, – недовольно проворчал Левша.
Стеф толстым слоем намазал хлеб маслом и медом, откусил большой ломоть, не спеша прожевал и вторично поставил чайник.
– Когда дело выгорит, может, мы с тобой больше и не увидимся, если я так тебе не по душе. Поеду в Монте-Карло и рвану там куш посерьезнее. Я, кажется, разгадал секрет «Блек Джека».
– А что ты там будешь ставить? Очко, очки и тапочки?– усмехнулся Левша.
– Я же сказал, рванем куш совместно и в разные стороны. Я в Монте-Карло ловить за хвост птицу удачи, а ты мухоморничай тут в своем болоте. Да, не дрейфь, стариган, тебе и делать ничего не надо. Найди только золотой николаевский империал в идеальном состоянии, не старше 1898го года и хорошего домушника. А, дальше, моя забота.
– Давай по порядку, зачем тебе золотые двадцать пять рублей?
Стеф налил очередную чашку чая, сыпанул сахара без меры, добавил столовую ложку меда, размешал и, сделав большой глоток, поперхнулся.
– Ты реже трамбуй, земляк, – порекомендовал Левша и постучал его по спине.
– Не попрекай куском, я же у тебя в гостях. Я после разгрузочного дня. Мог бы чего-нибудь и посвежее предложить, кроме просроченного торта. Хочешь, чтобы я еще раз отравился, – гость с укором ткнул пальцем в синий штемпель на крышке пустой коробки от торта – я заметил, что с годами у людей портится характер, и они игнорируют правила хорошего тона. Если бы ты жил в девятнадцатом веке, тебя никогда бы не приняли в светское общество.
– Весьма возможно, – усмехнулся Левша, – но это меня не сильно бы и огорчило.
– Другого ответа я от тебя не ожидал. Ты же по рождению плебс.
Стеф высокомерно отодвинул на середину стола недоеденный батон и чашку, в протестующей тональности напевая полонез «Огинского», горделиво поднялся со стула и, шаркая тапочками, прошелся по кухне.
– Помнишь, я когда-то рыжьём промышлял?
– Ну и что из этого? – спросил плебс.
– А, дело в том, что я золото одному жирному гусю сплавлял. Он из судейских. Служит судьей в апелляционном суде. Такого не грех и пополоскать. По виду, матерый взяточник, руку по локоть откусит.
– А как фамилия этого борца за справедливость?– поинтересовался Левша.
– То ли Запорожец, а может и Запорожцев, точно не припомню – ответил Стеф.
– Знакомая личность, – прокомментировал Левша, – он не так давно рассматривал жалобу моей родственницы. Старухе было девяносто, она Отечественную прошла. Когда её на заседание на коляске привезли, он заорал. – Зачем этот цирк? – Тоже, нашел циркачку. И в жалобе отказал. Потому, что не подмазано было. Старая, когда узнала цены, чуть не рехнулась, заплакала и прокляла его во веки веков. Хотя дело было пустяковое, гражданское. Это про него в книге праведника Иова сказано: «Так опустеет дом нечестивого, и огонь пожрет шатры мздоимства. Он зачал зло, и родил ложь, и утроба его приготовляет обман».
– Да, по виду, живодер редкий. Туда ему и дорога, – согласился Стеф. – Но с деньгами сумасшедшими. И все в золото переводит. Золотые монеты собирает. У него мания на коллекцию из шести «николашек» золотых. Хочет собрать до кучи пятерку, семь с полтиной, червонец, двенадцать с полтиной, пятнадцать и четвертак. К такой коллекции, если монеты в идеальном состоянии, в Европе смело ноль пририсовать можно. У этого гуся четвертака не хватает, для полного счастья.
– Я достану тебе золотой империал, а дальше что? – спросил Левша.
– А, дальше все проще пареной репы. У меня знакомый в институте Низких температур. Мы эту монету облучаем изотопами, и она на счетчик Гейгера отзывается. Я её толкану этому Тяпкину-Ляпкину, а он её к своим добавит. Так мы на его тайник выйдем. А там добра немеряно. Не удивлюсь, если там окажется и царская золотая мясорубка с платиновыми ножами. Был слух о её существовании. Возможно, он её перехватил. Вот тут и понадобится домушник. Но, такой, чтобы при надобности, мог и сейф ковырнуть. Я этого гуся давно вычисляю. Живет один, на Набережной. В его отсутствие мы к нему с Гейгером и наведаемся.
– Лишь бы там не оказалось платиновой швейной машинки, – заметил Левша – а, монету ты можешь у Апазида перехватить на время, но лучше купить или выменять. Потому, как комбинация эта не стопроцентная. Империал может уплыть из рук с концами.
– Да не каркай ты раньше времени, – возмутился Стеф, – от тебя доброго слова не дождешься. А к Апазидию я ни ногой. Этот жирный крокодил меня пригрел за автоматы, я его на дух не переношу. Ну, ничего, еще подавится. Не все коту масленица, будет ему и Великий пост. В общем, монета это твоя забота.
– Ладно, я подумаю, – согласился Левша, – позвони через месяц.
– Месяц долго, – отрубил Стеф. – Неделя тебе сроку.
Через десять дней Левша вручил Стефу золотую монету и свел с домушником Фимкой по кличке Чистодел.
– Послезавтра монетка будет готова и будет пищать, как резаный поросенок, – радостно сказал Стеф и достал счетчик Гейгера.
Через три дня, после того, как Стеф продал монету в нужные руки, они с Фимкой, дождавшись, когда гусь-крючкотвор улетел по своим судебным делам, вскрыли три замка и оказались в квартире. Стеф сразу же включил счетчик и стал обследовать все комнаты, кухню, санузел, кладовки и антресоли, но Гейгер так и не сработал. Толи батарейки сели, а может, золото было в другом месте. Обстановка в квартире была спартанская и прихватить было нечего. Отсутствовала и золотая мясорубка. Стеф выдвинул ящик кухонного стола и с огорчением обнаружил отсутствие платиновых ножей.
– А ты, гнида судейская, оказалась хитрее чем я думал, – проворчал себе под нос Стефан. – Придется уходить порожняком.
Но неугомонный кладоискатель все-таки отыскал где-то в углу старинную напольную вазу, инкрустированную серебром. Но и тут его постигла неудача. Когда он спускался по лестнице, ваза выскользнула из потных Стефовых рук и разбилась вдребезги.
После этого шляхтич пропал больше чем на год и появился только в конце следующей осени.