Муссон - Уилбур Смит 12 стр.


Когда он возвращался на палубу, ключ в кармане казался тяжелым, как ядро. Надо найти для него тайник. Вероятно, отец не обнаружит утрату, если первый ключ не будет потерян или сломан. Конечно, это очень маловероятно, но носить ключ с собой опасно.

Ночью он, как обычно, проснулся, когда отбили склянки: полночь, середина вахты.

Том выждал еще час, потом встал.

Рядом сел Гай.

— Куда ты? — шепотом спросил он.

У Тома упало сердце.

— На нос, — тоже шепотом ответил он. — Спи.

В будущем нужно изменить порядок сна. Гай снова лег на свой соломенный тюфяк, а Том пошел в сторону носа, но как только оказался вне поля зрения Гая, повернул обратно и быстро скользнул по трапу на нижнюю палубу.

На ветру и в движении на корабле никогда не бывает тихо. Бревна скрипят и стонут, один из парусов мерно хлопает, громко, как пистолетный выстрел, и вода вокруг корпуса шелестит и шепчется.

На нижней палубе было темно, но Том передвигался уверенно и только раз натолкнулся на переборку. Шум, поднятый им, перекрывали другие корабельные шумы.

У основания сходного трапа висела одна-единственная лампа. Она бросала мерцающий отсвет в центральный проход. Под дверью отцовской каюты виднелся серебристый свет. Том проскользнул мимо и на мгновение задержался у крошечной каюты, в которой спали три девочки. Ничего не услышал и пошел дальше.

Пороховой погреб находился палубой ниже, сразу за тем местом, где в кильсоне укреплена пята грот-мачты. Том спустился по последней деревянной лестнице в кромешную тьму нижней палубы, подошел к двери погреба, наклонился и ощупью вставил ключ в замочную скважину. Механизм был тугой, пришлось прилагать значительные усилия, но наконец ключ повернулся, и дверь подалась под нажимом. Том стоял в темном отверстии, вдыхая острый запах черного пороха. Хотя он был горд своим достижением, но понимал, что впереди еще много препятствий.

Он осторожно прикрыл дверь и затворил ее. Ощупью нашел щель над дверной перемычкой и спрятал там ключ и принесенное с собой огниво. Потом отправился назад той же дорогой, добрался до своего тюфяка на орудийной палубе. Рядом зашевелился Гай. Он не спал, но оба молчали и вскоре уснули.


Пока все благоприятствовало Тому. На следующий день у него даже возникло тревожное предчувствие, что удача должна ему изменить. Ничего в поведении Каролины не свидетельствовало о том, что планы Тома могут продвинуться далее достигнутого. Храбрость покинула Тома. Он думал о риске, на который пошел, и о том, на что еще придется пойти. Не один раз он принимал решение вернуть ключ от порохового погреба и отказаться от своего отчаянного замысла, но потом бросал взгляд на Каролину, поглощенную уроком. Округлость ее щеки, сосредоточенно поджатые розовые губки, мягкое предплечье под пышным рукавом платья, слегка загоревшее под тропическим солнцем и едва украшенное редкими тонкими волосками.

«Мне нужно хоть на минуту остаться с ней наедине. Это стоит любого риска», — решил Том, но по-прежнему мялся, не в состоянии набраться храбрости. Он медлил на краю пропасти, пока сама Каролина не толкнула его за край.

По окончании дневных уроков Каролина направилась к выходу из каюты впереди Тома. Но, когда она уже ступила на трап, мастер Уэлш окликнул ее:

— Мисс Каролина, вы сможете сегодня вечером участвовать в музыкальных занятиях?

Каролина повернулась, чтобы ответить. Ее движение было столь неожиданным, что Том не мог не столкнуться с ней. Она едва не потеряла равновесие, но схватила его за руку, чтобы не упасть, а он другой рукой обнял ее за талию. В этот момент они были не видны ни Уэлшу, ни двум другим братьям в каюте.

Каролина не пыталась высвободиться.

Напротив, она качнулась и сознательным гибким движением еще крепче прижалась к Тому всем телом, понимающе глядя ему в глаза. В это мгновение все вокруг для Тома переменилось. Но прикосновение было кратким. Каролина отступила и сказала мастеру Уэлшу в дверь каюты:

— Конечно. Погода такая хорошая, что можно встретиться на палубе.

— Отличная мысль, — с готовностью согласился мастер Уэлш. — Скажем, в шесть вечера?

Уэлш по-прежнему пользовался сухопутным отчетом времени.

* * *

Нед Тайлер стоял у руля позади Тома. Том пытался удержать корабль на курсе юго-юго-запад, чтобы «Серафим» шел по океану не рыская.

— Держи корабль на курсе! — сказал Нед, и Том начал уваливать корабль под ветер. При всех поднятых на бом-брам-стеньге парусах, наполненных ветром, это было все равно что стараться сдержать бегущего жеребца.

— Посмотри на кильватерный след, — строго сказал Нед.

Том послушно взглянул за корму.

— Как пара змей в медовый месяц, — сказал Нед. Оба знали, что это несправедливо: на расстоянии в кабельтов за кораблем виднелась едва заметная петля в следе, но учителя не позволяли Тому ни малейших оплошностей. И следующие десять минут «Серафим» прорезал в воде след прямой, как рапира.

— Очень хорошо, мастер Томас, — кивнул Нед. — Теперь, пожалуйста, сверху вниз всю грот-мачту.

— Бом-брам-стеньга, брам-стеньга… — без запинки и ошибок начал Том называть паруса, не позволяя при этом кораблю отклониться от курса.

Из кормовой каюты на палубу вышло трио музыкантов. Гай нес ноты Каролины и свою цитру. Уэлш — из кармана у него торчала флейта — нес в одной руке стул для Каролины, а другой придерживал парик. Все трое заняли привычные места у подветренного борта, где они были защищены от ветра.

Том пытался управлять кораблем под пристальным наблюдением Неда Тайлера и в то же время украдкой смотрел, как Каролина открывает ноты — в них Том спрятал записку.

— Бизань-мачта, пожалуйста, с самого верха, — сказал Нед.

— Топсель, — начал Том и запнулся. Каролина готова была начать петь, и Уэлш передал ей ноты.

— Продолжай, — подгонял Нед.

— Стаксель, — сказал Том и снова остановился. Каролина открыла ноты и нахмурилась.

Она читала что-то спрятанное между страницами. Ему показалось, он видит, как она побледнела, но вот она подняла голову и посмотрела через всю палубу прямо на него.

— Нижний прямой парус, — сказал Том и тоже посмотрел на нее.

Она снова бросила на него загадочный взгляд и тряхнула головой, так что локоны заплясали на ветру. Потом взяла листок рисовой бумаги, на котором он так старательно выводил свое послание, скатала в шарик и презрительно бросила в сторону. Ветер подхватил бумажку и далеко унес, прежде чем опустить в воду, где она сразу исчезла в пенных волнах. Это был такой ясный отказ, что Том почувствовал, как его мир пошатнулся.

— Держи руль! — строго сказал Нед, и Том вздрогнул: он увидел, как «Серафим» повернул по ветру.


Понимая бесполезность ожидания, Том тем не менее всю долгую первую вахту лежал на тюфяке, ожидая полуночи, и спорил с самим собой, стоит ли рискнуть и все-таки пойти на свидание, которое сам назначил. Отказ Каролины казался категорическим, и все же он точно знал, что момент интимной близости в каюте отца понравился ей не меньше, чем ему. И невольное короткое объятие у каюты Уэлша лишь подтвердило, что она не возражает против нового приключения.

«Она не высокородная и величественная дама, какой притворяется, — гневно говорил себе Том. — Под модными нижними юбками у нее то же, что у Мэри и других деревенских девушек. Ставлю гинею против сухого конского яблока, что она умеет играть в „похоронить куколку“ не хуже прочих».

Том перенес свой тюфяк к одной из пушек, чтобы Гай и Дориан не могли следить за его уходами и приходами. Вахта казалась бесконечной. Раз или два он задремывал, но рывком просыпался, дрожа от предвкушения и сомнений.

Когда на палубе над ним пробило семь склянок первой вахты, он больше не мог сдерживаться и выбрался из-под одеяла, чтобы прокрасться к трапу; на всякий случай, чтобы не услышали братья, он затаил дыхание.

Он снова остановился у крошечной каюты, в которой спали девочки, и прижал ухо к двери. Ничего не услышал и почувствовал искушение постучать, убедиться, что Каролина, как и он, лежит без сна.

Однако здравый смысл победил, и Том ушел от двери и пробрался на нижнюю палубу.

К его облегчению, ключ и огниво лежали там, где он их оставил. Он открыл дверь, проскользнул внутрь, поднялся по приготовленной стойке к лампе, снял ее с крюка и вынес в коридор. Потом старательно закрыл дверь, чтобы искры из огнива случайно не подожгли зерна пороха на полу.

Достал из укрытия огниво и, присев на корточки, задумался, насколько рискованно на корабле высекать в темноте искру. Его тревожила не возможность взрыва, а то, что искра может привлечь чье-нибудь внимание.

Каюта отца наверху, у выхода с трапа, рядом каюта мистера Битти и его жены. У них может быть бессонница, или один из них может выйти из каюты, чтобы ответить на зов природы. Вахтенный офицер во время обхода может заметить необычное свечение и заинтересоваться.

Каюта отца наверху, у выхода с трапа, рядом каюта мистера Битти и его жены. У них может быть бессонница, или один из них может выйти из каюты, чтобы ответить на зов природы. Вахтенный офицер во время обхода может заметить необычное свечение и заинтересоваться.

Но Том точно знал, что у Каролины нет ни мужества, ни знания внутреннего устройства корабля, чтобы в полной темноте добраться до порохового погреба. Он должен хоть немного подбодрить ее.

Он заслонил собой огниво и ударил кресалом по кремню. Последовала ослепительная вспышка искр, и трут загорелся. С бешено колотящимся сердцем Том поднял сетку лампы, зажег фитиль и прикрывал его ладонями, пока тот не разгорелся. Потом он опустил сетку, что затемнило пламя, но защищало от поджога, возможно, рассыпанные зерна пороха.

Потом вернул ключ и огниво на место, отнес лампу в пороховой погреб и повесил на крюк.

Затем вышел из погреба и прикрыл дверь, оставив маленькую щелку, чтобы виден был свет — этого мало, чтобы привлечь постороннее внимание, но достаточно, чтобы подбодрить спускающуюся по трапу робкую девушку.

Здесь, на самом дне, склянки не слышны, и Том потерял счет времени.

«Она не придет», — сказал он себе, после того как прошло, казалось, несколько часов. Привстал, но все еще не мог заставить себя уйти.

«Еще немного», — решил он и снова сел у переборки. И, должно быть, задремал, потому что первым предвестием ее приближения стал запах ее тела, кошачий запах молодой девушки, а сразу после — шаги босых ног по палубе, совсем близко.

Том вскочил, и она вскрикнула от испуга, когда он неожиданно появился перед ней из темноты. Он в отчаянии схватил ее.

— Это я! Я! — прошептал он. — Не бойся.

Каролина поразительно цепко ухватилась за него.

— Ты меня испугал.

Она сильно дрожала, и тогда он прижал ее к груди и погладил по волосам. Она распустила их. Густые и упругие под его пальцами, они доходили до середины спины.

— Все в порядке. Ты в безопасности. Я о тебе позабочусь.

В полутьме он увидел, что на ней светлая ночная сорочка. Она была стянута у горла лентой и доходила до щиколоток.

— Мне не следовало приходить, — прошептала Каролина, прижимаясь лицом к его груди.

— Нет, — сказал он. — Я так долго ждал. Я так хотел, чтобы ты пришла.

Он поразился тому, какая она маленькая, какое теплое у нее тело. И прижал ее к себе еще крепче.

— Все в порядке, Каролина. Здесь мы в безопасности.

Он провел пальцами по ее спине. Хло́пок рубашки легкий, тонкий, под сорочкой на Каролине ничего нет. Он чувствовал выпуклости и изгибы ее тела.

— Что, если папенька… — ее голос дрожал от страха и был еле слышен.

— Нет, нет, — остановил он ее. — Пойдем. — Он быстро завел ее в пороховой погреб и закрыл дверь. — Здесь нас никто не найдет.

Том прижал Каролину к себе и поцеловал в голову. От ее волос исходил слабый аромат. Она перестала дрожать, подняла лицо и посмотрела на него. Глаза у нее были огромные и светились в тусклом свете лампы.

— Не будь со мной грубым, — попросила она. — Не делай мне больно.

— О, моя дорогая! Да как бы я мог? Никогда! — Он обнаружил, что заверения легко и убедительно срываются с его губ. — Я люблю тебя, полюбил в то самое мгновение, как увидел твое прекрасное лицо.

Том еще не понимал, что владеет даром красноречия, который отличает всех великих любовников, не знал, что в будущем этот дар хорошо ему послужит, и не раз. — Я любил тебя, даже когда ты была холодна со мной.

Он почти мог охватить ладонями ее тонкую талию. Он прижал девушку к себе, почувствовал, как ее плоский живот прижимается к его животу.

— Я не хотела огорчать тебя, — жалобно сказала она. — Я хотела быть с тобой, но ничего не могла с собой поделать.

— Не надо объяснять, — сказал он, — я знаю.

Он целовал ее лицо, целовал лоб и глаза, пока не нашел наконец рот. Вначале ее губы были плотно сжаты, потом медленно раскрылись, как мясистые лепестки экзотического цветка, горячие, влажные и полные нектара, и у него закружилась голова. Он хотел ее всю, хотел ртом вобрать всю ее суть.

— Мы здесь в безопасности, — уверял он ее. — Сюда никто не спустится.

Продолжая нашептывать успокоительные слова, чтобы отвлечь, Том вел Каролину к «ложу» из шелковых мешочков.

— Ты такая красивая. — Он осторожно попробовал опрокинуть ее на спину. — Я думал о тебе каждую минуту.

Она покорно позволила уложить себя на шелковые мешочки с порохом. Голова ее запрокинулась, и Том поцеловал Каролину в шею, осторожно развязывая ленту, державшую у горла ночную сорочку. Инстинкт предупреждал его: не торопись, пусть все происходит медленно, пусть она делает вид, что ничего не происходит.

Том прошептал:

— У тебя волосы как шелк, и пахнут розами.

Но пальцы его действовали легко и быстро.

Из-под ночной сорочки показалась одна ее грудь, и Каролина, оцепенев, прошептала:

— Мы не должны этого делать. Остановись. Пожалуйста.

Грудь у нее была очень белая и гораздо больше, чем он ожидал. Том не пытался коснуться ее, хотя она мягко прижималась к его щеке. Он продолжал обнимать и успокаивать девушку, пока не почувствовал, что ее тело снова расслабилось. Она одной рукой обхватила его за шею. Взяла за собранные в хвост волосы и потянула так сильно, что у него от боли выступили слезы. Но он не возражал против боли.

Словно не понимая, что делает, Каролина воспользовалась зажатыми в руке волосами Тома, чтобы направлять его. Ее теплая мягкая грудь так сильно прижалась к его щеке, что он не мог вдохнуть. Потом он открыл рот и взял в него сосок, во рту оказавшийся упругим и твердым. Так его научила делать Мэри. Она это называла «кормить младенца».

Каролина издала тихий гортанный стон и принялась раскачиваться, словно Том и вправду был младенцем. Он ритмично сосал, а Каролина закрыла глаза и легко улыбалась.

— Потрогай меня, — прошептала она так тихо, что он почти не разобрал слов. — Потрогай, — повторила она. — Как раньше.

Ее сорочка задралась выше бедер, и она раздвинула колени. Том протянул руку, и Каролина вздохнула.

— Да, вот так.

И начала тереться бедрами, словно сидя на бегущем пони. Прошло несколько минут, и ее спина изогнулась, каждая мышца в мягком теле напряглась.

«Словно натягиваешь лук, — подумал Том, — когда стрела готова вылететь».

Неожиданно Каролина задрожала и вскрикнула, удивив его, потом обмякла у него в руках, как мертвая. Он испугался. Посмотрел ей в лицо и увидел, что оно раскраснелось, глаза закрыты, а на верхней губе выступили капельки пота.

Каролина открыла глаза и посмотрела на него. Потом вдруг отпрянула и открытой ладонью ударила по щеке.

— Я тебя ненавижу! — яростно прошептала она. — Ты не должен был заставлять меня приходить сюда. Не должен был так касаться меня. Это все ты виноват!

И она разрыдалась.

Том изумленно отодвинулся, но прежде чем он пришел в себя, Каролина вскочила. Шорох сорочки, шлепанье босых ног по палубе; дверь погреба распахнулась, и Каролина побежала по проходу.

Прошло немало времени, прежде чем Том опомнился от удивления и смог пошевелиться. Все еще ничего не понимая, он погасил лампу и старательно закрыл дверь порохового погреба. Надо найти возможность вернуть ключ в стол отца, но особой спешки нет. Пока ничто не говорит о том, что отсутствие ключа в ящике обнаружено. Однако носить его с собой слишком опасно… и он вернул ключ на место над дверной перемычкой.

Проходя мимо двери Каролины, он обнаружил, что дрожит от возмущения и гнева. Ему нестерпимо хотелось распахнуть дверь и высказать девушке все, что он думает. Но он сумел сдержаться и добрался до своего тюфяка на орудийной палубе.

Здесь его ждал Гай, молчаливая неподвижная тень у лафета.

— Где ты был? — шепотом спросил Гай.

— Нигде. — Том был захвачен врасплох и ничего лучше не придумал. — На носу.

— Тебя не было с семи склянок, почти два часа, — мрачно сказал Гай. — Должно быть, все ведро заполнил. Осталось место для других?

— Иди на палубу! — угрожающе начал Том, но осекся. — Я не обязан тебе докладывать. Ты мне не опекун.

Он бросился на тюфяк, свернулся клубком и натянул одеяло на голову.

«Глупая шлюшка, — горько думал он. — Пусть упадет за борт и ее сожрут акулы, мне все равно».


«Серафим» шел постоянным курсом на юго-запад, не укорачивая паруса звездными ночами. Каждый день в полдень Том вместе с другими офицерами приходил на ют и, пользуясь собственным бэкстафом, подарком отца, наблюдал за прохождением солнца, чтобы определить корабельную широту. Отец и Нед Тайлер одновременно наблюдали за солнцем и сопоставляли результаты. В один незабываемый полдень Том закончил сложные вычисления и поднял голову от грифельной доски.

— Ну, сударь? — спросил отец со снисходительной улыбкой.

Назад Дальше