— И я об этом подумал, — кивнул журналист. — Я видел подобные вещи и раньше, только не механического, а человеческого происхождения.
— О, вы имеете в виду силуэты в Хиросиме, — сказал Джером, — следы на улицах и на стенах, оставшиеся от людей в районе взрыва бомбы?
— Я подумал не об этом. — Он обрисовал ручкой какую-то деталь или узел схемы. — Эти отпечатки более детальны и тонки, чем просто контуры.
— Это объяснимо, — Джером не очень понимал, куда клонит журналист.
— Знаете, — спокойно сказал Эрнандес, — есть ум и ум, есть человеческие существа и человеческие существа. Иногда мы можем предъявлять слишком большие требования и к человеку, и к машине. Мы долго шли к той стадии, когда стало возможным заставить машину страдать, как человека.
— Если она и страдала, — сказал Джером, — то не как человек.
— Интересно…
— Вы сказали, — Джером постарался перевести разговор, — что уже видели такие вещи раньше. Если не в Хиросиме, то где?
Эрнандес присел на обломок трубы и стал изучать останки взорвавшейся машины.
— На старом, старом саване в Италии, в Турине[1].
Примечания
1
Скорее всего, автор имеет в виду знаменитую Туринскую плащаницу