Зазвонил телефон, и Лодердейл снял трубку.
— Да? — Он резко выпрямился в своем кресле. — Да, сэр. Я просил? — Он пролистал свой ежедневник. — О да, в десять. — Он посмотрел на часы. — Хорошо, сейчас буду. Да, сэр, прошу прощения. — Он даже покраснел, когда повесил трубку.
— Старший суперинтендант? — предположил Ребус.
Лодердейл кивнул:
— Я должен был явиться к нему пять минут назад. Начисто забыл. — Лодердейл поднялся. — У тебя много дел, Джон?
— Много. Сержант Холмс, надеюсь, уже подобрал для меня какие-нибудь машины, надо посмотреть.
— А, хочешь избавиться от своего корыта? Уже пора, да?
Такое у Лодердейла было представление о юморе. Старший инспектор рассмеялся своей шутке.
* * *Брайан Холмс нашел для него столько машин, что хватило бы на десятерых. Вообще-то, работу за него, похоже, сделал констебль. Холмс, судя по всему, учился делегировать полномочия. Список машин, принадлежавших друзьям Джеков. Марки, номера, цвет. Ребус просмотрел список. Так, отлично, единственная голубая машина принадлежала Алисе Блейк (по прозвищу Секстон Блейк), но она жила и работала в Лондоне. У остальных машины были белые, красные, черные и зеленые. У Рональда Стила был зеленый «Ситроен-ВХ». Ребус видел его возле дома Грегора Джека в тот день, когда Холмс шарил в мусорных бачках… Зеленый? Да, точно, зеленый. В памяти он был скорей зеленовато-голубой или голубовато-зеленый. Не закрывать возможности для вариантов. Ладно, пусть машина была зеленая. Но перепутать зеленую с голубой легче, чем, скажем, красную с голубой. Или белую. Или черную. Правильно?
Потом оставались неясности с днем недели — средой. Опросили всех: где они находились в ту среду утром, днем. Кое-кто отвечал довольно уклончиво. Если на то пошло, то алиби у Грегора Джека было куда более убедительным, чем у остальных. Стил, например, не очень уверенно говорил о том, где был утром. Его помощница Ванесса в тот день не пришла в магазин, а Стил не мог вспомнить, был ли он там или нет. В его ежедневнике тоже не нашлось никаких записей, которые помогли бы ему освежить память. Джейми Килпатрик с похмелья отсыпался весь день — ни посетителей, ни телефонных звонков. Джулиан Каймер «творил» в своей студии. Рэб Киннаул тоже что-то мямлил. Говорил про какие-то встречи, но не помнил с кем. Он обещал проверить, но на это потребуется время…
Время — вот чего не было у Ребуса. Ему тоже нужны были все друзья, каких он мог собрать. На эту минуту он отсеял двух подозреваемых: Тома Понда, который находился за границей, и Эндрю Макмиллана, который сидел в Датиле. С Пондом была морока. Он еще не вернулся из Штатов. Конечно, с ним поговорили по телефону, и он знал о случившемся, но с него еще не сняли отпечатки пальцев.
Со всех, кто, возможно, бывал в «Гнезде глухаря» сняли или уже снимали. Делали это, как заверили всех, исключительно, чтобы их отсеять. Следствию важно было знать, не побывал ли в доме кто-то посторонний, чьи отпечатки не совпадают с отпечатками круга друзей. Это была занудная процедура, сбор и сопоставление ничтожных фактов и ничтожных чисел. Но именно так и расследуются дела об убийстве. Ясное дело, работать легче, если найдено место преступления. Ребус почти не сомневался в том, что Элизабет Джек убили или тяжело ранили на площадке перед будкой. Может быть, Алек Корби что-то видел, но решил утаить? Может быть, он знал что-то, даже не подозревая, что знает? Может быть, это просто не кажется ему важным. А если Лиз Джек сказала что-то Эндрю Макмиллану, а тот даже не подозревает, что эти слова — ключ к разгадке? Господи боже, Макмиллан даже не знает еще, что она погибла. Как бы он прореагировал, скажи ему Ребус об этом? Может быть, в его памяти и вспыхнуло бы что-нибудь. С другой стороны, этакая новость могла бы вызвать иную реакцию. И потом, можно ли вообще доверять его словам? Ведь он мог, как и Гейл Кроули, по каким-то причинам ненавидеть Грегора Джека. Как и все остальные…
Кто такой Грегор Джек на самом деле? Оклеветанный святой или мерзавец? Он не отвечал на письма Макмиллана; он пытался отделаться от сестры, чтобы та не запятнала его репутацию, и он стеснялся своей жены. Были ли его друзья на самом деле друзьями? Или они были настоящей стаей. В стаю сбиваются волки. В стаю сбиваются одичавшие собаки. Ребус вспомнил, что ему все еще нужно найти Криса Кемпа. Может быть, он цепляется за соломинку, хотя лично ему казалось, что это соломинки цепляются за него…
* * *А если уж речь о цеплянии, то к списку злосчастий с его машиной добавился и еще один пункт — сцепление. Когда он включал первую передачу, собираясь тронуться, раздался неприятный вой и скрежет. Однако машина вела себя не так уж и плохо (исключая дворники, которые снова стало заедать). Она ведь только что довезла его на север и обратно и даже не пикнула. Но это, напротив, беспокоило Ребуса еще сильнее. Ремиссия неизлечимого больного, последний проблеск жизни, после которого — только подключение к системам искусственного жизнеобеспечения.
Пожалуй, в следующий раз он поедет автобусом. В конечном счете Крис Кемп жил всего в четверти часа езды от Грейт-Лондон-роуд. Женщина в справочном раздраженным голосом в один миг сообщила ему адрес. А спросил он об адресе, когда ему сказали, что у Кемпа сегодня выходной. Она для начала дала ему домашний телефон журналиста, а Ребус, увидев три первые цифры, обозначавшие территориальный код, спросил адрес.
— Вы с таким же успехом могли посмотреть в адресной книге, — сказал она, прежде чем отключиться.
— И вам спасибо, — проговорил он в онемевшую трубку.
Квартира оказалась на втором этаже. Он нажал на кнопку домофона, постоял в ожидании. Ожидание затягивалось. Нужно было сначала позвонить, Джон. Потом щелкнуло. А после щелчка:
— Да?
Голос был сонный. Ребус посмотрел на часы. Без четверти два.
— Я что, тебя разбудил? Крис, извини, бога ради.
— Кто это?
— Джон Ребус. Надевай брюки, я принес пинту и пирог.
Стон.
— Который час?
— Почти два.
— Боже… Ни слова про алкоголь. Мне нужен кофе. На углу магазин — принесите немного молока, а я пока поставлю воду.
— Я мигом.
Домофон щелкнул и замолчал. Ребус вернулся с молоком и снова нажал на кнопку домофона. С другой стороны раздалось громкое жужжание, и он, толкнув дверь, вошел на тускло освещенную лестницу. Добравшись до третьего этажа, он дышал как паровоз и тут вспомнил, почему любит жить в подвале у Пейшенс. Дверь в квартиру Кемпа была приоткрыта. Под именем Кемпа к двери клейкой лентой была приклеена карточка с еще одним именем: «В. Кристи». Наверно, подружка, подумал Ребус. У стены в коридоре стояло велосипедное колесо без покрышки. Тут же были книги — десятки книг в неустойчивых высоких стопках. Он прошел мимо них на цыпочках.
— Молочник пришел! — крикнул он.
— Проходите.
Гостиная была в конце коридора — большая комната, где почти не осталось свободного места. Кемп, одетый в несвежую футболку и еще более несвежие джинсы, провел пятерней по волосам.
— Доброе утро, инспектор. Вовремя вы. В три часа мне нужно встретиться кое с кем.
— Намек понял. Вот, ехал мимо и…
Кемп смерил его недоверчивым взглядом, потом принялся отмывать кромки двух кружек, что потребовало немалых усилий. Комната служила и гостиной, и кухней. В камин была встроена старая кухонная плита, которая теперь использовалась как выставочный столик для растений в горшках и декоративных шкатулок. Плита, на которой готовили, — заляпанная жиром электрическая штуковина, — стояла рядом с мойкой. На обеденном столе — процессор, пачки бумаги, папки. Рядом со столом — зеленый металлический шкаф-картотека высотой в четыре ящика, один из которых — внизу, с новыми папками — открыт. Все свободное место на полу завалено кипами журналов и газет, но нашлось место и для дивана, одного кресла, телевизора, видео— и стереоаппаратуры.
— Уютненько, — сказал Ребус.
Он и в самом деле так думал. Но Кемп посмотрел на него и скорчил гримасу.
— Я сегодня должен навести тут порядок.
— Удачи.
Кемп положил кофе в кружки, потом плеснул молока. Чайник закипел и выключился, Кемп разлил кипяток.
— Сахару?
— Нет, спасибо. — Ребус устроился на подлокотнике дивана, словно говоря: не волнуйся, долго я тебя не задержу. Он взял кружку, кивком поблагодарив Кемпа, а тот упал в кресло и глотнул кофе. Лицо у него сморщилось — кофе был горячий.
— Господи, — выдохнул он.
— Нелегкая ночь?
— Нелегкая неделя.
Ребус побрел в направлении обеденного стола.
— Алкоголь — жуткая вещь.
— Может, и жуткая, но я говорил о работе.
— Вот как? Извини. — Он отвернулся от стола и направился к раковине… к плите… остановился у холодильника. Кемп оставил картонку с молоком на холодильнике, рядом с чайником. — Я бы его убрал, — сказал он, поднимая картонку. Он открыл дверцу. — Смотри-ка, у тебя там уже есть молоко. И вроде свежее, а? Можно было мне и не ходить в магазин.
Он поставил новую картонку рядом со старой, захлопнул дверцу и вернулся к подлокотнику дивана. Кемп попытался изобразить что-то вроде усмешки:
— Для понедельника вы достаточно наблюдательны.
— Но если нужно, я могу быть и слепым. Так что ты спрятал от дядюшки Ребуса, Крис? Или тебе нужно было время проверить, что прятать нечего? Немного наркоты? Что-то в этом роде? Какую-то историю, над которой ты работаешь… Засиделся допоздна? Что-то такое, о чем я должен знать? Расскажешь?
— Бросьте, инспектор. Не забудьте, что это я оказываю вам услугу.
— Ты должен освежить мою память.
— Вы просили меня узнать, что удастся, об этой истории с борделем, о том, откуда газетчики прознали про операцию.
— Но ты так мне ничего и не сообщил, Крис.
— У меня не было времени.
— И сейчас его у тебя нет. Ты не забыл, у тебя встреча назначена на три часа. Так что лучше расскажи, что тебе известно, и я не буду тебя задерживать. — Ребус соскользнул с подлокотника и расположился на диване. Через то, что осталось от узорчатой обивки, он задницей почувствовал пружины.
— Видите ли, — сказал Кемп, выпрямившись на стуле, — впечатление такое, будто кто-то нарочно слил информацию. Все газеты считали, что получают эксклюзив. А потом, когда все там встретились, то поняли, что их обвели вокруг пальца.
— Что ты хочешь сказать?
— Что, если бы открылась какая-то история, они были бы вынуждены ее напечатать. Если бы не напечатали они, то это сделали бы их конкуренты…
— Редакторы начали бы спрашивать, почему они не опубликовали сенсацию.
— Именно. Так что тот, кто все это подстроил, гарантировал максимально широкое освещение это случая в прессе.
— Но так кто же это подстроил?
Кемп отрицательно покачал головой:
— Никто не знает. Все было сделано анонимно. В четверг был телефонный звонок во все новостные службы. Полиция собирается совершить рейд на бордель в Эдинбурге в ночь с пятницы на субботу… Адрес — пожалуйста… Если прибудете около полуночи, вам гарантирована встреча с членом парламента, которого там застукают.
— Это сказал звонивший?
— Если точно, то сказал он вот что: «По крайней мере там застанут одного члена парламента».
— Но имени не назвал?
— Да этого и не нужно было. Члены королевской семьи, парламентарии, актеры, певцы… Стоит любой газете получить малейший намек на скандал с их участием, они тут же летят, как ночные бабочки на огонек. Я тут, кажется, напутал с метафорами, но вы поняли суть.
— Да, Крис, суть я понял. И что ты об этом думаешь?
— Похоже, Джека подставили — кто-то хочет его свалить. Но обратите внимание: звонивший не назвал его имени.
— Это не имеет значения…
— Да, не имеет.
Ребус терзал свой мозг. Если бы он не полулежал на диване, то мог бы сказать, что соображает на ходу. Вообще-то, он спорил сам с собой. Спорил о том, оказывать или нет Грегору Джеку громадную услугу. Аргументы против: он ничем не обязан Грегору Джеку и должен сохранять объективность — разве не об этом ему говорил Лодердейл? Аргументы за (всего один аргумент): это можно рассматривать не как услугу Джеку, он просто выведет на чистую воду ту крысу, что его подставила. Он принял решение.
— Крис, я хочу сказать тебе кое-что…
Кемп почувствовал, что тут пахнет чем-то горячим.
— От названного источника?
— Боюсь, что нет.
— Но хоть достоверное?
— О да, достоверность я тебе гарантирую.
— Давайте. Я слушаю.
Последняя возможность дать задний ход. Нет, не будет он давать задний ход.
— Я могу тебе сказать, почему Грегор оказался в борделе.
— И почему же?
— Сначала я хочу узнать кое-что. Ты от меня ничего не утаиваешь?
Кемп пожал плечами:
— По-моему, нет.
Но Ребус не поверил. Правда, у Кемпа не было никаких резонов вообще что-либо говорить Ребусу. А Ребус собирался сказать ему только то, что хотел сказать. Полминуты они просидели в молчании — не друзья и не враги, скорее они напоминали солдат, которые вылезли из траншей на Рождество, чтобы попинать мяч с противником.[41] Ребус вспомнил: он знает кое-что, интересующее Кемпа, — откуда у Рональда Стила его прозвище…
— Ну, — сказал Кемп, — так почему он там оказался?
— Потому что кто-то сказал ему, что там работает его сестра.
У Кемпа вытянулись губы.
— Она проститутка, — пояснил Ребус. — Кто-то неназвавшийся позвонил ему и сказал об этом. И он отправился туда.
— Очень глупо с его стороны.
— Согласен.
— И она действительно оказалась там?
— Да. Она называет себя Гейл Кроули.
— Вы уверены?
— Уверен. Я только что с ней общался. Она все еще в Эдинбурге, продолжает работать.
Кемп говорил ровным голосом, но глаза его зажглись:
— Вы понимаете, что это сенсация?
Ребус пожал плечами, ничего не говоря.
— И вы хотите, чтобы я об этом написал?
Снова пожатие плечами.
— Зачем?
Ребус разглядывал пустую кружку у себя в руке. Зачем? Затем, что, когда об этом станет известно, можно будет считать, что план анонима провалился, по крайней мере пошел по другому сценарию. А в этом случае он обязательно попробует что-нибудь еще. Но если попробует, Ребус будет наготове…
Кемп кивнул:
— Хорошо, спасибо. Я подумаю.
Ребус тоже кивнул. Он уже жалел о решении поделиться информацией с Кемпом. Кемп был журналистом, которому еще предстояло сделать себе имя. Никто не мог знать, что он приплетет к этой истории. Можно ее повернуть так, что Джек будет выглядеть добрым самаритянином, а можно — что подлецом.
— Ну а пока мне нужно принять ванну, чтобы успеть на эту встречу, — сказал Кемп, поднимаясь с кресла.
— Хорошо, — сказал Ребус, тоже вставая и ставя кружку в мойку. — Спасибо за кофе.
— Спасибо за молоко.
— Ну, счастливо. До встречи, Крис.
Он пошел к двери, ступая так, чтобы половицы не скрипели под ногами, потом оглянулся и увидел, что Кемп исчез в ванной. Раздался плеск воды. Ребус тихонько перевел защелку в нейтральное положение, зафиксировал, потом открыл дверь, вышел и громко захлопнул ее за собой. Он постоял на лестнице, придерживая дверь, чтобы она не открылась. В двери был глазок, но Ребус стоял, прижавшись к стене. Ничего, если Кемп подойдет к двери, он так и так увидит, что защелка сдвинута… Прошла минута. Никто к двери не подошел. Повезло ему еще и в том, что на лестницу не вышел никто из соседей. Не хотелось бы объяснять, что это он тут делает, зачем стоит у стены и держит дверную ручку.
По прошествии двух минут он присел, открыл крышку почтового окошка на двери, заглянул через щель. Дверь ванной была чуть приоткрыта. Вода продолжала течь, но он слышал, как Кемп напевает что-то себе под нос, потом с ахами и охами погружается в ванну. Вода продолжала течь, создавая шум, который ему и был нужен. Он осторожно открыл дверь, проскользнул внутрь, закрыл дверь, подпер ее книжкой, которую снял с верхушки одной из стопок. Оставшиеся книги, казалось, вот-вот рухнут, но удержались на месте. Ребус с облегчением вздохнул и осторожно пошел по коридору мимо двери. Вода из крана продолжала течь… Кемп продолжал напевать. Пока все было легко. Выйти будет труднее, если он ничего не придумает.
Он пересек гостиную, рассмотрел, что лежит на столе. Папки ни о чем не говорили. Никаких признаков «большой сенсации», над которой работал бы Кемп. Компьютерные дискеты были помечены номерами — тут ничего не понять. Ничего интересного и в открытом ящике. Он снова повернулся к столу. Никаких записок, подсунутых под чистые листы. Он просмотрел стопку пластинок рядом с аппаратурой, но между ними тоже не было никаких записок. Под диваном… нет. Шкафы… ящики… нет. Черт побери! Он подошел к большой металлической плите. Сзади за тремя или четырьмя горшками с растениями стоял уродливый сувенир — приз, полученный Кемпом как лучшим молодым журналистом года. Спереди на плите стояли декоративные шкатулки. Он открыл одну — значок активиста Компании за ядерное разоружение, пара сережек с символом Африканского национального конгресса. В другой шкатулке значок с надписью «Свободу Нельсону Манделе» и кольцо вроде бы из слоновой кости. Явно побрякушки его подруги. А в третьей шкатулке? Маленький целлофановой пакетик наркоты. Вряд ли этого количества достаточно, чтобы привлечь к ответственности, — максимум четвертушка. Это и спешил спрятать Кемп? Ребус подумал, что судебный приговор вряд ли был бы полезен для имиджа «политически активного журналиста». Неловко вести публицистический огонь по общественно значимым фигурам после отсидки по статье за хранение наркотиков.
Ну его к черту. Помимо всего, ему теперь нужно незамеченным выбраться из квартиры. Краны уже были выключены. Теперь шум его не прикроет… Он сел на корточки возле плиты, задумался. Пожалуй, самая беззастенчивая ложь будет лучше всего. Прошествовать мимо, сказав, что вернулся за оставленными ключами… Да, конечно, так Кемп на это и купится. С таким же успехом можно ставить миллион на то, что «Коуденбит» сделает дубль: возьмет и чемпионат, и кубок.