Но скачки, которые проводил «Боливар», должны были дать старт всему празднику. Василий Петрович, как один из участников, получал из «Боливара» уведомления о тех или иных событиях, посвященных предстоящему празднику. И когда друзьям сообщили, что господин Мазуренко сегодня лично будет инспектировать беговую дорожку, они не замедлили явиться на скаковое поле.
Василий Петрович уже бывал тут, и не один раз, вместе со своими лошадьми и помощниками. И сейчас он явился в обществе Толи. Владелец «Боливара» тоже был тут. Господин Харин лично представил Василия Петровича господину Мазуренко, присовокупив:
– Это владелец нашего фаворита.
И напрасно Василий Петрович искал в лице Харина какой-то насмешки или издевки. Сам украл Жеребчика, а теперь еще насмехается! Владелец «Боливара» держался совершенно невозмутимо. Он явно ничего не знал об исчезновении Жеребчика.
Но сам Мазуренко заинтересовался:
– Я слышал, конь нашей новой отечественной породы? Мне рассказывали мои коллеги. Они-то уже вдоволь на него налюбовались. Могу я тоже на него взглянуть?
Василий Петрович напрягся. Он снова посмотрел на Харина, но тот взирал на них с такой отеческой лаской и снисходительностью, что у Василия Петровича никак не получалось всерьез заподозрить этого человека в причастности к трагедии. А просьба самого Мазуренко как нельзя лучше укладывалась в планы Василия Петровича и Толи, и поэтому он сказал:
– Можете.
– Даже прямо сейчас?
– Поедемте со мной, и я вам покажу своих лошадей.
– Ого! Так у вас их несколько? С удовольствием взгляну. Ведь мы должны поощрять таких вот энтузиастов конного спорта.
Мазуренко выглядел совершенно безмятежным. И Василий Петрович никак не мог взять в толк, почему. Неужели депутату еще не сообщили о смерти его любовницы? Невероятно, но было похоже, что Мазуренко ничего не знает.
И по дороге к конюшне, куда они отправились на депутатской машине, Василий Петрович наконец придумал, как вывести Мазуренко на интересующую его тему.
– Я бы хотел вас познакомить также и со своей супругой, – произнес Василий Петрович и многозначительно прибавил: – И еще с одной молодой женщиной… Ну, вы меня понимаете?
Мазуренко с интересом взглянул на него.
– А вы ходок! Неужели с собой привезли? Или уже здесь подыскали?
Но даже тени легкой задумчивости не появилось при этом на его лице.
Либо у этого человека железные нервы, либо он ничего еще не знает, подумал Василий Петрович.
Было и еще одно предположение: Мазуренко – редкая сволочь, и смерть его любовницы оставила его совершенно равнодушным. Но что-то мешало Василию Петровичу поверить именно в это.
«Знает или не знает?» – терзался он.
Оказалось, что второе предположение было ближе к истине. Мазуренко ничего не знал.
– Замотался я с этими приготовлениями к празднику, – признался Мазуренко по дороге к конюшне. – И так работы целое море, а в связи с праздниками ее стало больше раз в десять. Сегодня весь день катался по округе, призывал людей приходить на праздник трезвыми и соблюдать порядок и организованность. Все-таки на всю страну трансляция пойдет. Может быть, даже в Европе покажут отдельные кадры. Неудобно получится, если где-нибудь драку ребята устроят или другое безобразие.
Вообще Мазуренко производил впечатление человека, который если и запускает руку в казну, то делает это крайне осторожно. И для чего он в своем кресле посажен, тоже не забывает.
– Да, в такое время хочется вечерком прийти к себе домой, расслабиться, – закинул очередную удочку Василий Петрович. – Вы женаты?
– Женат, – коротко ответил Мазуренко, причем только сейчас на его лице появилась тучка.
Больше развивать эту тему он не захотел, из чего Василий Петрович сделал для себя вывод, что в личной жизни у депутата не все в порядке.
– Вот конюшня, а лошади дальше.
В это время во дворе на корде бегал Буран. Он был темно-гнедой масти. А чуть более светлая Торпеда стояла неподалеку, мечтательно глядя куда-то вдаль. Торпеда была кобылой задумчивой, жеребцами не интересовалась, а витала мыслями где-то далеко-далеко. Она встрепенулась, когда ее поспешно принялись седлать. Но возражать не стала. А потом, когда Василий Петрович лично взял на ней несколько препятствий, она и вовсе развеселилась.
Торпеда находилась в знакомой среде, среди хорошо известных ей людей. Поэтому кобыла не волновалась и прыгала легко и изящно, не задев и не сбив ни одной балки. Следом за ней прыгнул Буран, который тоже отличился.
– Хороши, – одобрил депутат. – Но вы говорили, что лошадей у вас три. Где же третий?
– Его украли.
– Украли? Кто?
И Василий Петрович произнес фразу, которую готовил в уме вот уже почти целый час.
– Полагаю, – сказал он, глядя прямо депутату в глаза, – об этом нам могли бы рассказать люди, которые причастны к смерти вашей любовницы – Маргариты Лаврушкиной. Вы же знаете, что она убита?
И вот только теперь Василий Петрович воочию убедился в том, что эта новость для Мазуренко явилась настоящим откровением. Депутат побледнел, даже посерел всеми своими пухлыми щеками и жирной шеей. Его упитанное брюшко задрожало и как-то сжалось. А сам он вдруг сделался маленьким, несчастным и каким-то очень испуганным.
– Что вы сказали? Маргарита мертва? Это что? Какая-то шутка?
– Нет. К сожалению, нет. Маргарита погибла. Ее тело нашли сегодня утром возле поселка Лебяжий Лог. Вы знаете, где это?
Мазуренко кивнул. Говорить он мог лишь с огромным трудом. И единственное, что сумел выдавить, был жалкий вопрос:
– Откуда… Откуда вы знаете про Маргариту?
– Я вам сейчас все объясню, – вздохнул Василий Петрович. – Но вы должны пообещать мне, что все рассказанное останется между мной и вами. У меня еще есть надежда вернуть своего Жеребчика до скачек. Но для этого я должен выяснить, какое отношение к его пропаже имела ваша любовница.
– Еще и это! – простонал депутат. – Ох, Маргошка, неугомонная твоя голова, во что же ты снова вляпалась!
– Вы хорошо знали свою подругу?
– Мы с ней вместе уже пять лет. Конечно, я хорошо ее знал.
И чувствуя, что разговор будет длинным, Василий Петрович пригласил депутата пройти к зданию конюшни. Там у него был обустроен уголок, в котором можно было спокойно выпить, посидеть и поговорить по душам.
Глава 9
Мазуренко оказался настоящим мужиком. Василий Петрович понял это уже после третьей рюмки, которую депутат опрокинул в себя без всякой закуски.
– Ты пойми, – втолковывал он Василию Петровичу, – я же ее любил. Может, я даже на ней жениться собирался!
– Ты женат вроде бы.
– Женат, – не спорил Мазуренко. – И что? У жены давно своя жизнь, у меня своя. Я же не брошу ее, квартира, содержание – все при ней останется. Как жила, так и будет жить дальше. Только меня рядом с ней не будет. Но ты же меня понимаешь?
– Я понимаю, а она?
– Жена? Она бы тоже поняла. Не сразу, но со временем обязательно бы поняла.
– Ты ей уже сказал, что хочешь к другой женщине уйти?
– И документы заставил на развод подать. Там ведь ребенок, мой малыш!
– Уверен, что твой?
– Конечно, мой! А то чей же?
– Да поговаривают про покойницу всякое. Вроде бы хахаль у нее какой-то завелся. Никитой зовут.
– Кабы кто был, я бы уж знал! – отрезал депутат.
Но после этой вспышки замолчал, задумался, а потом признался:
– Хотя… Действительно, в последнее время Маргошка что-то печальная сделалась. На здоровье жаловалась. Я приеду – она в постель. Да не так, как обычно, – в бельишке с кружавчиками. А так, словно и знать меня больше не хочет. Но потом я журнальчики у нее увидел для беременных, тест опять же в мусорке валялся, и все мне ясно стало. Залетела моя голубка! Пузатенькая скоро могла ходить.
– И вы с ней разговаривали насчет этого?
– Она аборт сделать хотела. Я ей запретил. Сказал, что с женой разведусь, раз такое дело, а на ней женюсь. Ребенок – это то, о чем я уже лет двадцать как мечтаю. Сколько мы с женой всяких лекарств перепробовали! Даже на ЭКО согласны были. Не получилось. А у Маргошки получилось.
– Но ты уверен, что ребенок твой?
Мазуренко подумал, выпил еще водки и глубокомысленно произнес:
– Мой или не мой… Теперь-то уж какая разница? Маргошки в живых нету. И ребенка тоже нету.
И так Мазуренко это огорчило, что он уронил свою большую голову на сложенные перед собой руки и горько зарыдал. Выглядел он вполне искренним и горько переживал смерть подруги и не рожденного ею ребенка. Похоже, депутат был последним человеком, кто согласился бы причинить Маргарите вред. Да он был готов с нее пылинки сдувать все девять месяцев ее беременности, лишь бы она родила ему здорового малыша, о котором он так страстно мечтал многие годы подряд.
Но тут Мазуренко внезапно поднял на Василия Петровича глаза и произнес:
– Знаешь, как я с Маргошкой своей познакомился? На улице ее подобрал, в прямом смысле этого слова. Ночь, темнота, а она одна бредет, и в руках только чемоданчик маленький. И знаешь, что в том чемоданчике у нее было?
Но тут Мазуренко внезапно поднял на Василия Петровича глаза и произнес:
– Знаешь, как я с Маргошкой своей познакомился? На улице ее подобрал, в прямом смысле этого слова. Ночь, темнота, а она одна бредет, и в руках только чемоданчик маленький. И знаешь, что в том чемоданчике у нее было?
– Нет, – помотал головой Василий Петрович.
– А был там реквизит сценический. Парики и грим. Маргошка у меня не простая девочка, она на сцене театра выступала.
– В вашем городском театре?
– Бери выше! В столице! В самой Москве!
– А тут?
– Нет, – помотал головой депутат. – Тут я ее на сцену не пустил. Ни к чему мне шумиха. Да она и сама не рвалась.
– Почему?
– Разочаровалась она в театре. И в театральных людях тоже. У нее роман в том театре был, неудачный, как я понял. Она мне потом призналась, что если бы меня не встретила, то, наверное, с моста бы в речку с головой сиганула.
– Что так?
– Обидел тот мужчина ее сильно. Изменил ей, да еще гадко поступил, с ее родной сестрой связался. Роднулечка моя! Сколько ей в жизни вынести пришлось!
И, утирая пьяные слезы, Мазуренко продолжил свою речь:
– А я ей квартиру купил, машину, домик за городом на ее имя переписал. Она у меня ни в чем отказу не знала. Ну а в театр теперь предпочитала сама ходить. И кстати говоря, очень хвалила нашу труппу. Говорила, что играют для провинции очень неплохо и слаженно.
– Для провинции? Выходит, сама она из большого города сюда подалась?
– Говорю же, из Москвы.
– А почему сюда?
– Судьба так распорядилась. Когда она в кассу билетную сунулась, то попросила билет на ближайший поезд. Так и приехала. Ко мне… Любимая моя.
И было это уже пять лет назад. С тех пор бывшая столичная актриса совсем забыла про успех, поклонников и вообще про театральные подмостки. Она зажила тихой обывательской жизнью. Видимо, нанесенная ей рана была слишком глубока, и требовалось много времени, чтобы ее залечить.
Пока Василий Петрович размышлял об этом, депутат Мазуренко совсем расклеился. Плакал, рвался то к Марго, чтобы повидаться с ней в последний раз, то к жене, чтобы мириться, коли уж теперь ничего другого не остается. Но в конце концов никуда не пошел и уснул, бормоча что-то о том, что жизнь прошла напрасно.
Василий Петрович сдал депутата на руки его водителю, который совсем не удивился, обнаружив своего хозяина в таком состоянии.
– Он у нас частенько так домой едет. Ничего, Алле Константиновне не привыкать. Она его и похуже видала.
– Алла Константиновна – это супруга?
– Она самая.
В голосе водителя, когда он заговорил о своей хозяйке, послышалось невольное уважение. И Василий Петрович не удержался, спросил:
– А как, по-твоему, Алла Константиновна про Марго давно знала?
– От нее ничего не укроется. Знала, конечно. Только если меня спросить, то я так скажу, нехорошо хозяин задумал с женой поступить. Алла Константиновна из него человека сделала. Она и ее папаша. Тот еще в советские годы на руководящих постах сидел, связи и остались. Алла Константиновна и речи за своего мужа писала, и в его предвыборной кампании участвовала. А он с ней вон как… Ради какой-то девки жену бросить задумал. Разве же так делают?
– У девки ребенок должен был быть от твоего хозяина.
– И чего? Ребенка возьми в свой дом, а девку зачем? Алла Константиновна, я уверен, ребенка бы приняла. И воспитала бы настоящим человеком. А что Маргаритка могла ребенку дать? Она только и умела, что ногами дрыгать и кривляться перед зеркалом. Пошлет меня к ней хозяин, продукты там отвезти или еще по какому делу, зайду к ней, вечно она либо физиономию себе малюет, либо у перекладины ногами размахивает. Срамота! Алла Константиновна вовек бы себе ничего подобного не позволила!
Позиция водителя была в этом вопросе совершенно ясна. Он был на стороне законной хозяйки.
– Ты слышал, Маргариту ведь убили.
– Да вы что? – ахнул водитель. – Не врете?
– Чистая правда.
– А знаете, я так скажу, туда ей и дорога!
– Что так?
– Да потаскуха она, вот что! – сплюнул на землю шофер. – Сначала-то нормально себя вела. А в последнее время хвостом крутить начала. Как хозяин ей ни позвонит, то она у врача, то у стилиста, то еще где. А правда в том, что к хозяину она охладела. Забыла, сколько он для нее добра сделал! Да еще с мужиком я ее недавно видел, вот так-то вот!
– И что за мужик? Рослый? Крупный?
– Да я бы не сказал. Напротив, тощий такой, мелкий даже. Маргарите он по плечо был.
Совсем не тот!
– Морда брезгливая, – продолжал отчитываться водитель. – Сразу видно, что столичный хлыщ к нам пожаловал. Только не в нем самом было дело. Он-то на бабу свысока так поглядывал, даром что ростом мал. А вот Маргаритка перед ним уж так и этак крутилась. Был бы хвост, так и им бы, наверное, завиляла. А глаза у самой счастливые, каких я при хозяине никогда у ней и не видывал. А значит, хахаль это был ейный. И значит, хозяину она изменяла. И мне ее, падлу, ничуть не жалко! По заслугам и награда!
И, высказавшись, водитель взвалил на себя хозяина и потащил его к машине. Василию Петровичу осталось только ошарашенно смотреть ему вслед, удивляясь, до чего черствыми бывают люди.
Пока Василий Петрович разбирался с Мазуренко и выслушивал отповедь праведного водителя, подруги обдумывали свой собственный стратегический маневр. Коля где-то задерживался с Татьяной, так что они обладали достаточным свободным временем, которое могли посвятить именно расследованию, а не попыткам увести Колю подальше от состояния депрессии.
Под каким предлогом им сунуться к депутатше, они так и не придумали. А рисковать и идти просто для того, чтобы получить пинок под зад коленом, им не хотелось.
– Можно было бы поговорить с ней откровенно, только сдается мне, что не всякая захочет откровенничать с посторонними бабами о том, что муж ей вовсю изменяет.
Инга тоже так считала. И напомнила подруге:
– Мы с тобой так и не дошли до «Прелестницы».
– Еще не поздно сходить и сейчас.
Спустившись вниз, подруги узнали от портье, что «Прелестница» – это место, куда без предварительной записи попасть не так-то просто. И даже по записи все равно не просто.
– Потому что клиентура у них – сплошные випы!
– Что? И жены депутатов тоже бывают?
– Именно они и ходят! – последовал им незамедлительный ответ. – Морды свои шлифуют, чтобы мужьям, не приведи бог, не разонравиться. Если у кого доход задекларирован больше миллиона в год, точно в «Прелестнице» стригутся и чешутся. Потому что у нас в стране как? Если в налоговой декларации миллион пишут, значит, считай, десяток еще где-то припрятан.
Услышав, что в салон красоты, который любила посещать Маргарита, также вхожи и жены депутатов, сыщицы ощутили еще большее желание побывать в «Прелестнице».
– Вдруг нам повезет и мы прямо там встретимся с женой Мазуренко?
Но нет, такая удача подругам не улыбнулась. Зато им повезло в другом. Едва только они пояснили девушке у стойки, что они расследуют обстоятельства убийства Маргариты Лаврушкиной и хотят поговорить с людьми, близко знавшими покойную, как та немедленно вскочила и унеслась куда-то. Обратно она вернулась в обществе какого-то женоподобного создания. О том, что перед ними существо мужского пола, приходилось только догадываться.
– Наш стилист – Вольдемар! – представила девушка подругам этого юношу с неглупыми порочными глазами, пирсингом над верхней губой и странно взъерошенными светлыми волосами. – Если что надо, его спрашивайте. Он больше всех времени с Маргаритой проводил.
– Что ты придумываешь вечно, Афродита, – капризно проворчал юноша, одновременно сканируя глазами подруг. – И вовсе не больше, чем с другими. Я всем своим клиентам уделяю одинаковое количество времени.
И, посмотрев в лица подругам, он сказал:
– Вообще-то сегодня не моя смена. Я случайно в салон заскочил.
– Значит, нам повезло, что мы вас застали.
Вольдемар никак не отреагировал на это замечание. И, немного поколебавшись, он все же спросил:
– Скажите, неужели правда, что Марго убили?
– Да.
Они ожидали, что Вольдемар от такой новости упадет в обморок, устроит истерику или выкинет что-нибудь в этом духе, но он неожиданно порадовал их. Оставил свои жеманные ужимки и деловито-рассудительным тоном произнес:
– Если кто с Маргаритой и проводил много времени, то это наша маникюрша – Ларочка. Вот они с Марго были настоящими подругами.
– А где Ларочка сейчас? Можно ее тоже позвать?
– Увы, – жеманно пожал плечами Вольдемар. – Сие невозможно.
– Почему? У нее клиент? Так мы подождем, когда она освободится.
– Ларочка сегодня не вышла на работу. Хотя в отличие от меня сегодня она должна была работать.
– Ее не было на работе? – переспросили подруги, одновременно ощущая, как в груди у них появляется неприятный холодный комочек. – А почему? Она предупреждала о том, что может не выйти сегодня?