Первый дон - Марио Пьюзо 37 стр.


В этот момент Папа вдруг встрепенулся.

— А где твой брат, Хофре? — его брови сошлись у переносицы.

Дуарте отправился на поиски.

Придя, Хофре встал за креслом старшего брата, подальше от отца. В его холодных глазах горе отсутствовало напрочь.

— Подойди ближе, сын мой, — прошептал Александр. — Возьми меня за руку, хоть на мгновение.

Кто-то отодвинул кресло с Чезаре, Хофре с видимой неохотой взял руку отца.

— Наклонись ниже, сын мой. Ниже. Я должен тебе кое-что сказать…

Хофре не сразу, но наклонился.

— Я подвел тебя, сын мой, но я не сомневаюсь, что ты — мой сын. Только до этой ночи мои глаза видели не то, что следовало.

Хофре всмотрелся в пелену, которая застилала глаза Александра.

— Я не смогу простить тебя, отец. Потому что из-за тебя я не смогу простить себя.

Александр смотрел на младшего сына.

— Это придет позже, я знаю, но прежде чем я умру, ты должен услышать от меня что-то очень важное. Тебя следовало произвести в кардиналы, потому что ты — лучший из нас.

Хофре покачал головой.

— Отец, ты совсем меня не знаешь.

Вот тут Александр лукаво улыбнулся, потому что ему открылась истина.

— Без Иуд сам Иисус остался бы простым плотником, который проповедовал бы тем немногим, кто соглашался его слушать, и умер бы от старости, — Александр хохотнул. Внезапно жизнь показалась ему такой абсурдной.

Но Хофре выбежал из комнаты.

Чезаре вновь занял место у кровати отца. И держал его руку, пока не почувствовал, что она стала холодной, как лед.

Александр, уже в забытьи, не услышал легкий стук в дверь, не увидел Джулии Фарнезе, которая вошла в комнату в черном плаще, с надвинутым на лицо капюшоном.

Откинув капюшон и сняв плащ, она повернулась к Чезаре.

— Я не могла не прийти, — объяснила она и наклонилась, чтобы поцеловать Александра в лоб.

— Как поживаешь? — спросил Чезаре, но она не ответила на его вопрос.

— Знаешь, он был мужчиной моей жизни, стержнем моего существования. За долгие годы у меня было много любовников. В основном мальчишек, воинственных, жаждущих славы. Но при всех его недостатках, — она вновь повернулась к Александру, — он был мужчиной.

Слезы полились из ее глаз, она прошептала: «Прощай, любовь моя», — подобрала плащ и быстро вышла.

Часом позже пришел духовник Александра и отпустил ему грехи.

Чезаре вновь склонился над отцом.

Александр почувствовал, как умиротворенность разливалась по его телу, когда лицо Чезаре начало растворяться в темноте, застилавшей глаза…

Он вдруг перенесся в «Серебряное озеро», шел по апельсиновой роще, перебирая в руке золотые четки. Никогда он не был так счастлив. Никогда не испытывал такой благодати…

Его тело почернело и так раздулось, что его пришлось втискивать в гроб. Крышку пришлось приколотить гвоздями, потому что, сколько мужчин ни прижимали ее, она все равно приподнималась.

Даже в смерти Александр не желал укладываться в привычные рамки.

Глава 29

В ночь смерти Александра вооруженные толпы носились по Риму, избивая и убивая всякого, кто говорил с испанским акцентом, и грабя их дома.

В своем римском замке Чезаре, более молодой и крепкий, чем Папа, боролся с ядом, но никак не мог взять над ним верх. Он пролежал в постели не одну неделю, изо всех сил сопротивляясь зову Смерти. Но лучше ему не становилось. И в конце концов доктор Маррудзи по совету Дуарте поставил ему пиявки, пусть и без согласия Чезаре.

И в последующие несколько дней Чезаре не мог даже встать, не говоря уже о том, чтобы защищать завоеванные им территории. Прежние правители проводили интенсивные переговоры, заключали новые союзы, а он с трудом разлеплял глаза и вскоре вновь проваливался в сон. Враги собирали войска, чтобы захватить Урбино, Камерино, Сенигалью, бывшие правители возвращались в свои города и замки, а Чезаре не мог оказать им ни малейшего сопротивления. Даже когда семьи Колонна и Орсини объединились и послали войска в Рим, в надежде повлиять на исход выборов Папы, Чезаре не смог подняться с кровати.

Конечно, Чезаре и Александр разрабатывали планы, которые следовало привести в действие после смерти последнего, с тем, чтобы сохранить семью, богатства, титулы, территории. Но сын Папы был слишком слаб, чтобы реализовывать эти планы.

Здоровый Чезаре в течение нескольких дней сконцентрировал бы верные ему войска около Рима. Проследил бы за тем, чтобы замки и города Романьи во всеоружии встретили врага, укрепил бы отношения с союзниками. Но в нынешнем состоянии ничего такого он сделать не мог. Попросил Хофре заменить его, но тот отказался, пребывая в глубоком трауре не только по отцу, но и по жене.

Санчия умерла в темнице перед тем, как ее освободили.

Чезаре вызвал Дуарте и попытался собрать армию, но коллегия кардиналов, которую он более не контролировал, потребовала, чтобы все войска немедленно отвели от Рима.

Выборы нового Папы являлись задачей первостепенной важности, нахождение войск в непосредственной близости от Рима, сказали ему, могло оказать влияние на исход голосования. Кардиналы столь жестко поставили вопрос, что подчинились даже Колонна и Орсини. И вскоре в окрестностях Рима не осталось ни одного солдата.

Конклав кардиналов превратился в грозную силу. Чезаре послал письма французскому и испанскому королям в надежде заручиться их поддержкой. Но ситуация решительным образом изменилась. Ни Франция, ни Испания больше не желали однозначно взять его сторону. Они предпочитали дожидаться решения коллегии.

Дуарте Брандао часто бывал у Чезаре, сообщал о новых условиях, которые предлагали его враги.

— Они не такие уж кровожадные, — говорил он. — Тебе останется все твое состояние, но вот города и территории придется вернуть прежним правителям.

Правителями двигало не великодушие, а осторожность. Они боялись больного, но живого Чезаре. Они даже опасались, что он всего лишь симулирует болезнь, расставляя очередную западню, как в Сенигалье.

А главное, жителей покоренных городов Романьи вполне устраивало правление Чезаре. Он показал себя более справедливым и щедрым, чем герцоги и графы, которых он выгнал, и жизнь горожан за время его правления изменилась к лучшему. Если бы Чезаре принял предложение бывших правителей, народ мог бы и взбунтоваться.

Чезаре тянул с решением, но понимал, если не произойдет чуда, предложение придется принимать. Выхода он не видел.

В тот вечер он заставил себя подняться, смог сесть за стол. Первым делом написал письмо Катерине Сфорца во Флоренцию. Если уж пришлось бы отдавать захваченные замки и города, он хотел, чтобы она получила свои первой. К письму он приложил приказ, возвращающий Форли и Имолу Катерине и ее сыну, Отто Рарьо. Но утром почувствовал себя лучше и убрал письмо и приказ в ящик стола. Решил подождать исхода выборов.

* * *

«Папа умер! Папа умер!» — донеслись крики с улиц Феррары. Сонная Лукреция села на кровати, посмотрела на распахнутое окно. Но еще не успела окончательно проснуться, как распахнулась дверь ее спальни и перед ней возник Мичелотто. Он мчался из Рима без остановки и прибыл практически одновременно с печальной вестью.

— Мигуэль? — спросила Лукреция. — Это правда? Он умер?

От горя Мичелотто не смог ответить, лишь склонил голову. Лукреции почудилось, что ее крики слышны по всей Ферраре, но ни звука не сорвалось с губ.

— Кто это сделал? — даже ее удивило спокойствие собственного голоса.

— Говорят, малярия, — ответил Мичелотто.

— Ты в это веришь? Чезаре верит?

— Твой брат тоже заболел. И был на волосок от смерти.

Дыхание Лукреции участилось.

— Я должна ехать к нему, — громким голосом она позвала служанок. Ее отец умер, брат нуждался в уходе. — Принеси одежду и обувь, — приказала она вошедшей служанке. — Все черное.

Но Мичелотто запротестовал:

— Твой брат просил держать тебя подальше от Рима.

Там опасно. На улицах неспокойно, горожан грабят, насилуют. Тебе туда нельзя.

— Мигуэль, ты не сможешь удержать меня вдали от него, от моих детей. Я должна увидеть Папу до того, как его опустят в землю… — ее глаза наполнились слезами раздражения.

— Твои дети в Непи, в полной безопасности, — ответил Мичелотто. — Адриана с ними, скоро приедет Ваноцца. Как только Чезаре поправится, он встретится с тобой там.

— Но Папа? — воскликнула Лукреция. — Как же Папа?

Мичелотто не хотелось даже думать о том, как отреагировала бы Лукреция, увидев почерневшее тело отца. Зрелище это произвело неизгладимое впечатление даже на него. Что ж говорить о нежной женской душе?

— Ты можешь помолиться за упокой Папы и в Ферраре. Ибо Господь знает, где ты, и он слушает.

Тут в спальню вошли Эрколе и Альфонсо, оба попытались утешить ее. И однако утешения она не находила. Отправила Мичелотто отдыхать, чтобы на следующий день он мог возвратиться к Чезаре. Заверила, что приедет в Непи, как только брат пошлет за ней.

Тут в спальню вошли Эрколе и Альфонсо, оба попытались утешить ее. И однако утешения она не находила. Отправила Мичелотто отдыхать, чтобы на следующий день он мог возвратиться к Чезаре. Заверила, что приедет в Непи, как только брат пошлет за ней.

Эрколе и Мичелотто вышли, Альфонсо, к удивлению Лукреции, остался. За время их совместной жизни Альфонсо практически не уделял ей внимания, лишь изредка разговаривал, отдавая предпочтение своей коллекции оружия да куртизанкам. Она же открыла свой дом художникам, поэтам, музыкантам, которые собирались у нее по вечерам, а днем выслушивала жалобы обычных граждан.

А теперь Альфонсо подошел к ней, на его лице читалось сострадание.

— Могу я помочь справиться с горем? Или моя компания тебе не мила?

Лукреция не могла думать, не могла ничего решать. Не могла даже сидеть или ходить. Ноги ее подогнулись, темнота стерла все мысли.

Альфонсо успел подхватить ее на руки. Сел на кровать, но вместо того, чтобы уложить на нее жену, держал в объятиях, осторожно покачивая.

— Поговори со мной, Сонни, — прошептала она, когда ее глаза открылись. — Наполни мою голову мыслями, которые выгонят те, что роятся там сейчас, — плакать она еще не могла, слезы запрятались слишком глубоко.

Альфонсо оставался с ней всю ночь и потом долгие дни и ночи, когда ее сердце разрывалось от горя.

* * *

Откладывать выборы нового Папы более не было никакой возможности. Однако Чезаре решил во что бы то ни стало нанести поражение Джулиано делла Ровере, давнишнему врагу Борджа.

Он остановил свой выбор на Жорже д'Амбуазе, которого, разумеется, поддержали все французские кардиналы. Но итальянские кардиналы в большинстве своем не желали иметь с Чезаре никаких дел и заранее отдали свои голоса делла Ровере. Чезаре попытался склонить испанских кардиналов на сторону д'Амбуаза, но они выдвинули своего кандидата. Но оставались верные Чезаре кардиналы, которые намеревались проголосовать против его врага.

Флорентийцы обожали азартные игры и в те дни с особой охотой делали ставки на исход выборов Папы. Одни горожане спорили друг с другом, другие делали ставки через флорентийские банки. И суммы на кон ставились немалые.

Поставивший на д'Амбуаза один дукат, мог выиграть пять, на делла Ровере, очевидного фаворита, только три.

Должно быть, банки полагали, что других реальных претендентов просто не было, потому что ставки на остальных кардиналов превышали двадцать к одному. Но выборы Папы отличались непредсказуемостью. Очень часто фаворит на момент созыва конклава оставался кардиналом и по окончании его работы.

Этот конклав не стал исключением. После двух первых туров стало очевидно, что ни д'Амбуаз, ни делла Ровере не получат достаточно голосов.

Но после еще двух туров из ватиканской трубы повалил белый дым. К всеобщему изумлению, коллегия избрала Папой пожилого и нерешительного кардинала Франческо Пикколомини. Чезаре, узнав о результатах голосования, почувствовал облегчение, пусть его кандидат и не прошел.

Пикколомини, восходя на престол, взял имя Пий III.

Он не во всем соглашался с Александром, но отличался справедливостью и мягкостью характера. Чезаре знал, что преследовать семью Борджа он не будет, наоборот, постарается защитить, пока защита эта не войдет в противоречие с интересами святой матери-церкви. Каким-то чудом угрозу появления на престоле враждебного Борджа Папы удалось отвести.

В последующие после выборов недели Чезаре медленно, но верно поправлялся. Сначала начал ходить по своим покоям, потом гулять в саду, наконец, начал садиться на коня и совершать длительные прогулки по окрестностям Рима. Даже начал строить планы по удержанию Романьи.

Но в один день, когда Чезаре возвратился после долгой загородной прогулки верхом, его уже поджидал Дуарте Брандао.

По выражению его лица Чезаре понял, что произошло непредвиденное.

— Плохие новости, Чезаре. Папа Пий Третий умер.

Папой он пробыл всего двадцать семь дней.

* * *

Теперь перспективы Чезаре стали совсем мрачными.

Со смертью Пия о защите со стороны Папы, даже о справедливом отношении, пришлось забыть. Враги Чезаре поняли это, как и он сам, и начали действовать. Орсини убедили Колонну выступить против Чезаре.

С верными частями, находящимися в Риме, Чезаре укрылся в замке Сант-Анджело, который по-прежнему считался неприступной крепостью. Ваноццу он отправил в Непи, полагая, что ее жизнь важнее принадлежащих ей таверн и виноградников.

* * *

Остановить кардинала Джулиано делла Ровере более не представлялось возможным. В промежутке между конклавами он остался единственным претендентом, не имеющим серьезных соперников. С приближением выборов поставившие дукат на делла Ровере могли рассчитывать разве что на получение двух. Чезаре знал, что на этот раз ему придется смириться с поражением, и прилагал максимум усилий, чтобы смягчить удар.

В итоге Чезаре Борджа встретился с Джулиано делла Ровере и заключил договор, напирая на свое влияние на испанских и французских кардиналов и мощь замка Сант-Анджело.

Чезаре пообещал поддержку на выборах в обмен на сохранение за собой замков и городов Романьи. Остался он и гонфалоньером церкви, и главнокомандующим папской армией.

Чтобы гарантировать, что после выборов кардинал не откажется от своих обещаний, Чезаре потребовал публичного объявления достигнутых договоренностей. Делла Ровере согласился, уж очень ему хотелось без помех стать Папой.

И с поддержкой Чезаре делла Ровере выбрали в первом же туре, безо всяких обсуждений, едва за кардиналами закрылись двери, отсекшие их от мирского влияния.

* * *

Кардинал делла Ровере, как и Чезаре, боготворил Юлия Цезаря. И при вступлении на папский престол взял имя Юлий II. Господи, как же долго он ждал этого мига, сколько идей хотел претворить в жизнь, реформируя святую мать-церковь.

Хотя Папа Юлий был уже далеко не молод, его отличало отменное здоровье, и злости и угрюмости в нем заметно поубавилось, как только он занял пост, которого, по своему разумению, давно заслуживал. Ирония судьбы, но его планы относительно Папской области практически не отличались от планов Александра и Чезаре: объединение всех входящих в нее территорий и создание централизованного государства. Разница, разумеется, была лишь в одном: план делла Ровере не предусматривал правления Борджа.

Взойдя на папский престол, Юлий не смог сразу решить, как поступить с Чезаре. Разумеется, его не сдерживало данное им слово, о таких мелочах он и не думал. Но Юлий понимал, что первым делом должен сконцентрировать в своих руках власть, укрепить свои позиции и отвести удары врагов.

В это время он опасался Венеции больше, чем Чезаре, и прекрасно понимал, что последний окажется сильным союзником, который поможет остановить захват венецианцами Романьи. С учетом того, что Чезаре мог ему понадобиться, Юлий принял меры к тому, чтобы отношения между ними, а ведь всю жизнь они враждовали, выглядели дружескими.

Чезаре тоже не терял времени. Постоянно контактировал с капитанами оставшихся под его управлением замков и городов, убеждая их, что позиции у него сильные, несмотря на многолетнюю вражду с новым Папой. А в поисках новых союзников связался с Макиавелли, рассчитывая через него обеспечить себе поддержку Флоренции.

* * *

Мужчины встретились в холодный декабрьский день в садах Бельведере, из которых открывался прекрасный вид на соборы и замки Рима. Погуляли меж высоких кедров, присели на каменную скамью, любуясь видом лежащего под ними Вечного города. Ветер унес пыль и дым, под ярким солнцем сверкала мраморная облицовка зданий.

Макиавелли отметил, что говорит Чезаре возбужденно, на щеках краснеют пятна румянца. Он все время жестикулировал, часто и громко смеялся. Макиавелли даже подумал, а не лихорадка ли у него.

— Смотри, Никко, — Чезаре обвел рукой Рим. — Этот город недавно принадлежал Борджа. И будет принадлежать вновь, обещаю. Вернуть сданные крепости будет сложнее, чем завоевать их. А вот с защитой тех, что остались у меня, никаких проблем не будет. У меня сильные и верные командиры. Народ их поддерживает, и я собираю новую армию, в которую войдут отряды наемников и пехота Вала ди Ламоне. Как только мои позиции в Романье укрепятся, Рим сам упадет мне в руки, вот увидишь. Да, раньше Папа Юлий был моим врагом, но все это в прошлом.

Он публично поклялся горожанам, государственным и церковным чиновникам, что будет поддерживать меня.

Я по-прежнему гонфалоньер. Мы даже обсуждали брачный союз, который еще сильнее сблизит нас. К примеру, моя дочь Луиза может выйти замуж за его племянника Франческо. Началась новая жизнь, Никко, новая жизнь!

«Что сталось с умнейшим, здравомыслящим стратегом, которого я боготворил», — думал Макиавелли. Да, он действительно боготворил этого человека. Считал себя другом Чезаре. Но когда дело доходило до политики, у него оставался только один друг: Флоренция. В тот же вечер он ускакал во Флоренцию, чтобы как можно скорее добраться до родного города. И на этот раз в докладе Совету десяти, который собрался в маленьком, закрытом от посторонних глаз и ушей зале заседаний, его позиция кардинальным образом переменилась.

Назад Дальше