Антон Леонтьев Путешествие в сны
…Его сильные руки обхватили ее шею. Женщина попробовала сопротивляться, но мужчина был намного сильнее ее. Повалив женщину на диван и нависнув над ней, он стал душить ее. Перед глазами женщины расплылась кровавая пелена, скрывавшая лицо того, кто пытался убить ее. Хрипя и стараясь освободиться, она бросила взгляд на его руки. Потом на вздымавшуюся грудь. Наконец, на блестевший от пота живот. А затем он усилил хватку, и свет окончательно померк перед ее глазами. Она знала, что сейчас умрет. Что он сейчас убьет ее. Легкие женщины были готовы лопнуть, она из последних сил попыталась приподняться, но это у нее не вышло. А затем небытие поглотило ее…
Часть первая Ирина
Она открыла глаза и уставилась в потолок. Почему-то на мгновение ей показалось, что она знает, где находится, однако эта мысль исчезла так же быстро, как и возникла. Странно, но вообще не было никаких мыслей – создавалось впечатление, что голова была пустая, словно кто-то при помощи волшебного рубильника просто отключил все ее мысли.
Она перевела взгляд с потолка на стену – белую, стерильную. Чуть повернув голову, она заметила окно – достаточно широкое, прикрытое шторой. И на что же это похоже?
Ответ пришел сам собой, причем все было так очевидно: больница, конечно же, больница!
Только вот вопрос в том, как она здесь оказалась. Ведь если она находится в больнице, то это значит… Она напряглась, пытаясь сообразить, и наконец ей это удалось. Если она находится в больнице, следовательно, с ней что-то случилось. Что-то нехорошее.
Она снова обвела взглядом комнату, в которой находилась. Как же она называется? Странно, но ей понадобилось несколько минут, чтобы сообразить. Палата, больничная палата – вот как это называется.
Только как она здесь оказалась? И что предшествовало всему этому? И, собственно, как долго она уже пребывает здесь? Ни на один из этих вопросов у нее не было ответа.
Ей внезапно сделалось страшно, очень страшно. У нее даже вспотели руки, а в ушах зазвенело. И она поняла: ей надо бежать отсюда, бежать как можно быстрее! Только куда? Но и на этот вопрос не было ответа. Она ничего не знала – как будто… Как будто все ее воспоминания стерли большим ластиком.
Она поднялась с кровати и неуклюже встала на ноги. Палата была большая и просторная, в углу располагался стол, на котором возвышалась ваза, а в ней – букет белых с красными прожилками гладиолусов.
Эти цветы… Они что-то напомнили ей, в голове мелькнуло воспоминание, улетучившееся так же быстро, как и возникшее. Как будто… Как будто мысли ей не подчинялись!
Засунув ноги в мягкие тапочки, она, шаркая, приблизилась к столу. Дотронулась до вазы, а затем и до гладиолусов. Стоило сделать это, потому что ей вдруг подумалось, что цветы-то ненастоящие. Нет, оказалось, что она не права – это были живые растения.
Но от осознания этого лучше не стало. Сердце тревожно билось, а во рту пересохло. Она приблизилась к окну и отдернула штору. Перед ней расстилался парк. Трава была зеленой, а массивные серебристые ели, стоявшие перед окном, не позволяли увидеть то, что находилось вдали.
Она попыталась открыть окно, однако это не получилось – они были заблокированы. Она несколько раз дернула металлическую ручку, но потом бросила это занятие. И тут ее внимание привлекла тонкая-претонкая решетка, вернее даже, стальная сетка, почти невидимая глазу, которая находилась за окном.
Даже если бы она распахнула окно, то выбраться наружу все равно бы не смогла – помешала бы сетка. Прямо не больница, а тюрьма! Тюрьма…
Внезапно у нее мелькнуло странное воспоминание – даже не воспоминание, а обрывок оного. Тюрьма… Нет, не тюрьма, а полицейский фургон. И она внутри. Но дверь открыта… Что это значило, она сказать не могла… Странно, но она ничего не могла вспомнить, даже…
Она развернулась к двери, поняв вдруг, что если ей хочется выйти, то надо воспользоваться вовсе не окном. Она подошла к двери, дернула ручку, но дверь была закрыта. Как она ни старалась, как ни крутила ручку, покинуть палату было невозможно.
Точно тюрьма! Она находится здесь в заточении! Но почему? Разве она совершила какое-то преступление? И почему она одна?
Тут ее взгляд снова обратился к потолку, и в одном из углов она разглядела странный предмет. Понадобилось некоторое время, чтобы понять, что же она видит. Это была миниатюрная камера. Она похолодела – нет, она вовсе не была одна, те, кто заточил ее сюда, наблюдали за ней!
Словно завороженная, она смотрела в камеру, а потом быстро подошла к кровати, улеглась на нее и накрылась с головой одеялом. Отчего-то она была уверена, что допустила большую ошибку. Потому что теперь они знают, что она пришла в себя.
Они… Только кто это – загадочные они, ей не было известно. Ей вообще ничего не было известно. Она не знала, где находится. Не знала, почему. Не могла сказать, как долго это продолжается.
Самое страшное, и это стало ей вдруг ясно со всей кошмарной очевидностью, что она не знала, кто она такая. Она – это была она, и точка! Но ведь у нее наверняка имелись имя и фамилия. Но если и имелись, то она все это забыла.
На глаза навернулись слезы, и в этот момент раздался скрежещущий звук. Она поняла, что это значит: кто-то открыл дверь! Она приказала себе перестать плакать, и хотя слезы все еще продолжали катиться по щекам, затаилась на кровати.
Но было поздно – они наверняка увидели, как она бродила по палате, пыталась открыть окно и дверь. И теперь ей не стоило изображать из себя спящую – они все равно не поверят.
Они… Почему она так уверена, что они не хотят ей добра? Она ведь ничегошеньки не помнила! Вот это и было хуже всего. А еще эта решетка на окне… И запертая дверь… И белые с красными прожилками гладиолусы на столе…
Это были ее любимые цветы… Только почему были – это и есть ее любимые цветы! Именно гладиолусы, и именно этой расцветки. Или все же нет? Она не могла сказать со всей определенностью, потому что даже не вспомнила это – просто у нее возникло странное чувство…
Странное чувство, что она любила эти цветы. Но чувство возникло и пропало, а сомнения остались. Однако она вдруг вспомнила, что находится в палате не одна. До нее донеслись приглушенные шаги, затем, однако, стихшие.
Она была уверена, что тот, кто вошел, остановился около кровати и наблюдал за ней. Поэтому она приказала себе дышать как можно ровнее и естественнее. Они не должны заметить, что она впала в панику. Потому что…
Она не знала, ПОЧЕМУ именно ей требовалось вести себя именно так, – просто ЗНАЛА. И этого было пока вполне достаточно. Рыдания застряли у нее в горле, и она, не шевелясь, лежала спиной к тому, кто стоял около кровати и наблюдал за ней.
Но вечно так продолжаться не сможет! Рано или поздно ей придется сбросить одеяло и взглянуть в глаза тем, кто держит ее здесь.
Она почувствовала, как по одеялу скользит чья-то рука, и, не удержавшись, вздрогнула. А потом резко повернулась – и увидела перед собой миловидную женщину средних лет, одетую как сиделка.
Посетительница была симпатичная, с короткими седыми волосами и умными серыми глазами, скрывавшимися за стеклами очков. Она тотчас отдернула руку и, мягко улыбаясь, сладким тоном произнесла:
– Ах, как хорошо, что вы уже проснулись! Я не хотела вам мешать, только вот одеяло сползло, и я решила его поправить!
Женщина в самом деле поправила одеяло и, наклонив голову, отступила от кровати. Разве можно было бояться такую спокойную и приятную особу? Она же являлась воплощением доброго, вездесущего ангела!
Но в то же время в ней было что-то фальшивое. Так же, как и в гладиолусах на столе. Вроде бы все казалось донельзя настоящим, но именно это и наводило на мысль о том, что перед ней – подделка, хотя и очень искусная.
Только о чем она? И гладиолусы были настоящие – в этом она убедилась, прикоснувшись к ним. И стоявшая перед ней особа, вне всяких сомнений, – тоже. Так же как и палата, и решетка на окне, и высоченные ели за окном.
– Вы ведь наверняка проголодались? – спросила посетительница слащаво, от чего сделалось тошно. – Ну конечно же, проголодались! Я немедленно принесу вам что-нибудь перекусить!
От этих слов в желудке у нее заурчало, и только в этот момент пленница больницы поняла, что голодна. Сколько же она не ела? На этот вопрос, как и на все остальные, ответа не было. Она знала, что ничего не знала, – кому принадлежала данная крылатая фраза? Но и этого она сказать не могла…
– Где я? – произнесла она и поразилась собственному голосу. Он звучал глухо, тихо. И вообще – был ли это ее голос? И кем являлась она?
Но адресовать этот вопрос сиделке она не могла. Потому что та наверняка бы соврала. Откуда она это знала – ей было неизвестно. Она просто чувствовала это…
Сиделка же, продолжая мягко улыбаться, ответила:
– Вы находитесь в клинике, в той самой, куда вас доставили после катастрофы…
Она смутилась и отвела глаза, видимо, понимая, что сболтнула что-то лишнее. Безымянная же пациентка напряглась и спросила:
– Катастрофа? Какая катастрофа?
Сиделка засуетилась и ответила:
– Конечно, вам нужно подкрепить силы! Потому что вы ведь давно уже ничего не ели…
Облизнув пересохшие губы, пациентка спросила:
– Сколько? Я хочу знать, как долго я здесь нахожусь!
Сиделка, щебеча какие-то милые глупости, попятилась к двери. Пациентка отбросила одеяло и опустила ноги на пол.
– Вы так и не ответили мне! – заявила она, но сиделка, проворно открыв дверь, выскочила в коридор. Сделала она это так быстро, что безымянная пациентка не смогла угнаться за ней. А когда она оказалась около двери и попыталась ее открыть, то ничего, разумеется, уже не вышло. Дверь была заперта.
Тогда она решила ждать. Ведь женщина обещала принести еду, значит, вернется через несколько минут. И тогда можно будет отпихнуть ее и выбежать в коридор.
Этот коридор она видела какую-то долю секунды, когда сиделка покидала палату. Белые стены, картина в стиле абстракционизма на стене. Вот, собственно, и все.
Но время шло, и никто не появлялся. Почувствовав внезапную усталость, она опустилась на стул, а потом поняла: ну конечно, тем, кто за ней наблюдал при помощи камеры, стало понятно, что она затеяла. И поэтому они не разрешили сиделке возвращаться.
Тогда она пододвинула стол в угол, поставила на него стул и, взгромоздившись на оный, оказалась рядом с камерой. Она попыталась повернуть ее в сторону, но ничего не вышло. Не получилось и выдрать ее из стены. Тогда она стала бить по ней кулаком, но камере это не причинило ни малейшего вреда.
Провода! Ну конечно же! Она схватила один из них и с силой потянула на себя. Он все никак не поддавался, однако пациентка решила не сдаваться. Стул вдруг зашатался, она поняла, что может полететь вниз и насмерть расшибиться. Ей требовался нож или ножницы! Но наверняка в палате ничего такого не было. А вдруг?
Она спрыгнула со стула на стол, повернулась – и заметила человека в белом халате, стоявшего рядом со столом и наблюдавшего за ее действиями. Она вздрогнула и растерялась, потому что не слышала, как он вошел в палату.
Судя по всему, это был врач – высокий, с породистым лицом и стильной бородкой. На вид ему было чуть за сорок, голливудская седина совсем не старила визитера. Под белоснежным халатом, который сидел на нем безупречно, были видны светло-розовая рубашка и галстук замысловатых расцветки и узора, наверняка ужасно дорогой, а очки в тонкой оправе посверкивали, как у крупного биржевого маклера.
– А ведь это чрезвычайно опасное занятие! – произнес он иронически и покачал головой, не предпринимая, впрочем, попыток помешать ее действиям. – Представляете, что будет, если вы вдруг упадете вместе со стулом на пол! Конструкция-то весьма ненадежная!
Она молчала, так как не нашлась что ответить. А ведь он был прав. И, кроме того, она со стороны выглядела наверняка смешно, скорее всего, даже странно. Прямо-таки сумасшедшая…
Неужели… Неужели она находится в психиатрической клинике? Тогда все становилось понятно! Она – одна из пациенток этого импозантного доктора. Причем пациентка не простая, а страдающая серьезной болезнью…
Впрочем, ведь если человек осознает, что он психически больной, значит, ситуация не такая уж и запущенная. Эта мысль возникла у нее в голове и тотчас снова унеслась прочь. Значит, она вовсе не больна? Или больна, но не так сильно?
– Как я понимаю, вам не нравится то, что за вами ведется наблюдение? – произнес врач. – Скажу честно, мне бы тоже не понравилось. Но, поверьте, это исключительно в ваших же интересах. Судя по скептическому выражению вашего лица, вы с этим не согласны. На вашем бы месте я думал бы так же. Кстати, камера сейчас уже выключена, однако вы, наверное, мне не верите. Поэтому вам нужно лично убедиться в этом…
Дверь палаты приоткрылась, появилась знакомая ей сиделка. С опаской взглянув на безымянную пациентку, стоявшую на столе, она протянула доктору ножницы. Тот, поблагодарив свою помощницу, протянул их больной.
– Прошу вас! – сказал он галантно. – Можете перерезать провода. Но я бы не стал этого делать, потому что никогда не знаешь, шандарахнет тебя током или нет. Но так как камера отключена и от сети, то ничего произойти не должно.
Она машинально взяла ножницы и взглянула на камеру. И вдруг поняла, что вела себя глупо. Если бы она была в психиатрической клинике, никто бы не дал ей массивные стальные ножницы.
А доктор, судя по всему, не испытывал ни малейшего дискомфорта и ничего не опасался. Например, того, что она нападет на него с ножницами. Но ведь она и не собиралась делать этого! В конце концов, она не умалишенная! И почему она должна кидаться на этого внушающего ей симпатию человека?
– Но, повторюсь, если вы уже решили перерезать провода, то делайте это побыстрее. Конечно, вы можете подумать, что я намеренно даю вам неверные советы, дабы вы не смогли повредить камеру, но это не так. Забочусь я вовсе не об этом ненужном приборе, а исключительно о вас!
Он усмехнулся, и ей вдруг стало не по себе. И почему она решила, что может доверять этому лощеному типу? Только из-за того, что он вел себя так спокойно и уверенно? Но на чем зиждились это спокойствие и уверенность? На том, что она в итоге сделает все так, как ему нужно?
– Или вы хотите, чтобы я вам помог? – произнес вдруг доктор и подошел к столу. – Одна голова хорошо, а две лучше. Надеюсь, что стол выдержит нас обоих!
С этими словами он с легкостью взобрался на стол и приблизился к безымянной пациентке.
– Перерезать провода могу и я. Вы только скажите мне, какие именно. И отсюда вам будет отлично видно, что я их перерезал, а не смухлевал. Только вот на стул залезать не очень-то хочется, но без него я до камеры, боюсь, не достану…
Говоря это, он все же решился взгромоздиться на стул, который под ним жалобно заскрипел. Видя, как он балансирует на стуле, безымянная пациентка вдруг произнесла:
– Нет, не надо!
– Что, другой провод резать? – произнес, не оборачиваясь к ней, доктор. – Думаете, лучше вот этот? Черт их разберет, эти провода! Только дайте мне, пожалуйста, ножницы.
– Нет, не надо! – повторила она уже громче. – Не надо ничего резать. Мне очень неловко. И давайте спустимся вниз!
Повторять дважды не пришлось, потому что доктор быстро слез со стула, а потом переместился на пол. Стоя на полу, он протянул ей руку и заметил:
– А ножницы я бы рекомендовал вам положить на стол.
Заметив, что она все еще сжимает в руке ножницы, безымянная пациентка положила их на деревянную поверхность и вложила ладонь в руку доктора. Он помог ей спуститься со стола.
– Ну вот и отлично! – заявил он, подводя ее к кровати. – Это маленькое приключение вас не утомило? Потому что вы выглядите далеко не самым лучшим образом.
Она действительно чувствовала усталость. А кроме того, ей было ужасно неуютно и даже стыдно. Она повела себя как капризная дошкольница. Кажется, и доктор заметил ее смущение, но ничего не сказал.
– Значит, настало время перекусить. Вам лучше всего лечь. Наш персонал о вас позаботится!
Появилась сиделка, которая при помощи особого пульта управления привела головную часть кровати в вертикальное положение. Теперь пациентка могла сидеть в ней, как в большом кресле. Откуда-то сбоку женщина извлекла спрятанный столик, развернула его и установила прямо перед сидевшей пациенткой. А затем вопросительно посмотрела на доктора.
Тот, потрепав пациентку по руке, сказал:
– Итак, вы же не против того, чтобы подкрепиться? Или хотите по-прежнему голодать?
Женщина мотнула головой и ответила:
– Нет, не хочу!
– Ну вот и отлично! – заявил весело доктор, и сиделка исчезла из палаты, чтобы вернуться через минуту с подносом, на котором находились пластиковые коробочки. Она сноровисто расставила их перед пациенткой, сняла крышки, и по палате распространился аромат горячей еды.
Больная заметила в небольшой открытой коробочке две пилюли, круглую бирюзовую и овальную красную. Она отодвинула их от себя и заявила:
– Никаких таблеток я принимать не буду!
– Но как же так… – начала сиделка, но доктор поднял руку, и она мгновенно замолкла.
Пациентка же, сделав глоток апельсинового сока, повторила:
– Никаких таблеток я принимать не буду, пока не узнаю, что со мной случилось и почему я здесь нахожусь.
Доктор пожал плечами и указал сиделке на таблетки:
– Прошу вас, уберите их!
Женщина нехотя убрала коробочку с таблетками, и по выражению ее лица было видно, что она не согласна с решением своего шефа.
Допив сок, пациентка приступила к бульону с клецками. Доктор тактично вышел, заявив, что скоро вернется.