Олег навис над ней своей массой:
– Так-таки ни в чем?!
Девушка чуть испугалась, но головой замотала.
– А сердце у князя молодого кто похитил?! – Олег дождался растерянности во взгляде будущей невестки и хохотнул. – На перевозе, а? До сих пор забыть не может.
Князь повернулся в Карлу с Ингорем:
– Хороша! Молодец! А что не княгиня, так на то и ты, женишься – станет княгиней!
Только тут Прекраса поняла, для чего привез ее сюда этот Карл. Внимательно глянув на Ингоря, она вспомнила, как совестила молодого парня тогда на перевозе, но кто же мог подумать, что этот приставала ее запомнит!
Дальше все было как во сне. Свадьба, многочисленные гости, даже первая ночь, которой она очень боялась… Но Ингорь оказался опытным, ласкал так, словно занимался этим каждую ночь. Правда, Прекраса о том не задумывалась, ей все было внове в княжьем тереме.
Глава 36
Услада же по-прежнему жила в тереме у князя Олега и даже чувствовала себя там хозяйкой. Холопкам приказывала так, словно и не ровня ей. Умна оказалась, с князем беседы вела не только ласковые, но и разумные, о чем он с воеводами говорит, внимательно слушала, а потом уже в ложнице и свой голос подавала.
Когда это случилось впервые, Олег недоуменно уставился на Усладу, не веря своим ушам. Та сначала смутилась, но быстро поняла, что князь в хорошем настроении, и рискнула договорить. А говорила дельно, потому Олег даже прислушался. После этого разрешил ей не уходить далеко, когда разговоры серьезные в трапезной ведет, оставалась Услада за завесочкой, слушала, все примечала, а позже рассказывала князю, что заметила. Но если со слугами была требовательной, то с князем всегда свое место знала, хватило ума у нее не лезть, когда не спрашивают. Может, за это и любил ее Олег вопреки всем недовольным? А те снова припомнили, что Олег не боярскую дочь взял, хотя на сей раз и киевлянку. Но князь не женился, просто держал красавицу у себя.
А вот Прекраса в дела мужа и тем более свекра не лезла, вела себя, как и подобало скромной девушке, только что вышедшей замуж – рукодельничала, разговаривала только с мамками, при чужих опускала глаза долу. Карл даже удивлялся, и куда девался тот самый гордый взгляд, который был у красавицы, когда ее только привезли на княжий двор?
Заметив, что оглядывается, хотя и несмело, молодая княгиня, точно ищет что, к ней метнулась Вятишна:
– Что, княгинюшка, что?
Прекраса, не привыкшая к такому обращению, смутилась, зарделась:
– Там… мое пряслице где-то… брала с собой…
– Есть, есть, видела, – засуетилась мамка, переваливаясь утицей, поспешила за дверь, вернулась споро, неся в руках пряслице с начатой куделью и веретено.
Прекраса улыбнулась вещам как родным, это все, что осталось с ней от родимого дома. Как-то сложится жизнь с князем? Хотя он и добр, и старший князь Олег давеча глядел на нее ласково, точно на дочь свою, но страшно Прекрасе, а тут свое, привычное…
Уверенно взяла в руки веретено, проверила на нем петельку, что нити не дает разматываться, присела на край лавки. Попыталась привычным жестом воткнуть нижний конец пряслица в отверстие лавки… и не смогла. Не было его у лавки в горнице князя Игоря! Не пряли здесь.
Растерянно оглянулась Прекраса на мамку Вятишну, точно спрашивая, как быть. Та не сразу сообразила в чем дело, а как поняла, вспеснула пухлыми руками:
– Ахти! Скажу Устею, чтоб дырку-то сделал. И то, не прял же князюшко… – от смеха вокруг ее глаз побежали морщинки-лучики.
Прекрасе отчего-то стало легче, тоже улыбнулась. Вятишна засуетилась:
– Сейчас донце принесу, у Алтеи возьму и принесу.
И правда, принесла быстро, подала и встала чуть в стороне, с удовольствием наблюдая, как привычно прядет молодая княгиня, как уверенно движутся ее руки. Убирая полное веретено, снова довольно заулыбалась – тонкопряха Прекраса.
А той очень хотелось пить – пришлось то и дело лизать пальцы левой руки, чтобы нить из кудели скользила легче, поэтому во рту пересохло.
Вятишна сметливая, догадалась, подала Прекрасе напитку брусничного. Княгиня благодарно улыбнулась, рядом с такой заботливой мамкой стало совсем спокойно.
Олегу невестка понравилась, кроткая, но себя в обиду не даст, держится скромно, но речи ведет умные. Хорошую жену себе Ингорь выбрал. Иногда подолгу засиживался у молодых князь вместе с Карлом, старался привлечь в беседу Ингоря с Прекрасой, чтоб уму-разуму учились. Им же славянами править. Карл рассказывал поучительные истории про королей да дальние земли, Олег про свое, что успел повидать да узнать. Прекраса слушала, иногда рот раскрыв, а Ингорю скучно было. То ли оттого, что уже знал это, то ли не любил истории про мирную жизнь, его, как и в детстве, больше увлекали рассказы про воинские походы да жестокие битвы.
Ингорь, казалось, улучил момент, когда у Олега было хорошее настроение, а за ним самим не было огрехов, за которые стыдно в глаза смотреть. После свадьбы Олег вообще не слишком прижимал воспитанника, давал время с молодой красавицей женой побыть, глядел на них с Прекрасой ласково. Все понимали – ждет старший князь от молодых скорей наследника, а у тех, как назло, никого уже второй год. Вокруг шептаться стали, мол, то ли красавица пустая, то ли князек слабоват. Не мог не слышать такого шепота Ингорь, досадно ему было, вроде все делали они с женой, старались, да только не получалось хотя бы и девчонку родить, не было детей у молодых.
Боярин Невид, который как-то вслед за Прекрасой из Плескова к ним перебрался, в уши нашептывал, что ежели б сами жили, может, что и сладилось, а то все под присмотром. Ингорь и сам не мог сказать, зачем привез с собой Невида, но быстро привязался к нему. Боярин понимал его тайные мысли, хотелось Ингорю уйти из-под ока наставника, давно хотелось, если не совсем, так хоть с молодой княгиней на время. Все казалось, что останься он один – и все получится не только с Прекрасой, но и вообще в жизни. Робел, как только думал об Олеге, не то что видел его.
Хотел сегодня попросить уехать в Ладогу, что ли…
Но Олег махнул рукой воспитаннику:
– Вернусь, поговорим. Ежели не срочно?
Тот быстро замотал головой:
– Нет, я так… просто поговорить хотел…
Князь согласился:
– Ну, добре. Вернусь – поговорим, – и тронул поводья своего коня, направляя его к городским воротам. Стража услужливо отскочила в сторону, Олегу боялись заступить дорогу, хотя и не ездил быстро, конь не выдюжил бы, но все одно – не любил, чтоб кто впереди на пути был.
Ингорь с досадой глядел вслед князю Олегу, только хотел поговорить про то, где им с Прекрасой жить, так чтоб самим, а тот снова собрался… поохотиться. Какая охота среди дня, с чего это вдруг?
Конечно, князь не охотиться ездил, у него была очередная беседа с купцом или кем другим, кому на княжьем дворе показываться ни к чему. После того, как отучил за собой подглядывать, повесив трех человек в назидание остальным на городских воротах, стал звать на беседу к капищу. Сначала тот же Раголд боялся, потом привык и уже спокойно кланялся славянскому богу Перуну, присаживался и беседу вел, не оглядываясь. Только волхвы и знали, с кем встречается князь и о чем говорит, но тем и рассказывать не нужно, так ведают про все.
Карл спрашивал Олега, почему тот поклоняется славянским богам, Олег отвечал, что у славян же и научился. У них есть обычай – в какой земле находишься, тем богам и дары неси. Правильно, ведь в каждой земле свои боги правят. Олег своих покровителей нашел среди славянских – Перуна да Велеса.
А с Ингорем Олег в тот день так и не поговорил, как вернулся – навалились срочные дела, да и воспитанник не рискнул подойти. Вспомнил князь об отложенном разговоре только на следующий день, стал младшего спрашивать, про что беседовать хотел. Ингорь не ожидал того, перед людьми говорить не хотелось, замялся. Но недаром Олега вещим кликали, кивнул, за собой позвал в гридню, остальные тут же ушли, никто к князю на глаза без дела не лез.
Глаза Олега смотрели ласково, интересовался, как Прекраса, здорова ли, весела ли? Ингорь только кивал коротко, все не знал, как приступить к основному. Но снова старший все без слов понял, сам предложил:
– Может, вам поехать куда самим пожить? А то все на виду, на виду…
По тому, как споро замотал головой воспитанник, понял, что попал в точку.
– Куда хочешь? В Ново Град опасно, там еще Вадимовых много, не слишком любят Рюрика вспоминать. Может, в Ладогу? Людей разных много, дружина там у меня хорошая, да воеводой старый Олаф сидит.
– Да, – согласился Ингорь.
– Ну вот и добре, завтра же и сбирайтесь. Поживете в тереме, где мать твоя жила, только не давай Прекрасе скучать, молодые женщины любят мужей дома видеть. Чтоб не было, как у меня с Силькизиф. – И вздохнул: – Наследник нужен.
Вроде все решили, а младший князь не уходил, Олег понял, что еще что-то спросить хочет да боится.
– Ну, что ты еще хочешь?
– Верно ли говорят, княже, что ты сына Вадимова пригрел? – решился наконец Ингорь.
Глаза Олега впились в его лицо:
– Кто тебе сказал? Невид?
Не смог отказаться Ингорь, кивнул. Да, про то ему боярин сказал под страшным секретом, что жив сын у Вадима, что Олег его спас. Зачем?
Вздохнул Олег, опустился на лавку.
– Что спас, не откажусь. Донесли, что прячутся жена и отрок Вадима недалече, приказал спрятать в лесах, чтоб не убил кто. Умный малец вырос, взрослый уже, а женка померла, она и тогда уже хворая совсем была. Поболела и померла. Чего ж не спрашиваешь, как братца-то звать?
Меньше всего интересовало Ингоря имя соперника, больше хотелось спросить другое – зачем Олег его в живых оставил.
– Стемидом кличут, – сам продолжил князь, – в Плескове под этим именем жил. Да не бойся, он тебе не соперник, Рюрика словене звали, а он тебе княжить завещал, никто же не оспаривает. Пусть живет Вадимов сын, он тебе не помеха.
Олег поднялся во весь рост, голос его стал грозным, как и вид.
– А Невиду скажи, чтоб и не мыслил что против Стемида. Узнаю про то, сам голову оторву. И тебе тоже. Ты князь киевский и всех славянских земель, что я собрал! Только ты! Стемид тебе не мешает, его не тронь, слышишь? И так отца его зря сгубили. Для тебя все делаю. Рожайте скорее с Прекрасой наследника, и ему все останется. Пока я жив, тебя никто не обидит, и твою семью тоже.
У двери гридни обернулся и уже тише добавил:
– А советчиков худых гони от себя. И помни одно – для меня нет никого тебя дороже, потому как…
Но почему, так и осталось недосказанным. Ингорь и сам понимал, что для Олега он дороже всего, что князь для него старается. Хотя еще дороже для Олега сама Русь, одержим он мыслью собрать славян в сильное государство, которое вровень с остальными сильными встанет. Правильно понимает все князь – без единства силы не будет, что славян потому бьют, что врозь они, правильно всех в кулак собирает. Это и те, кого примучивает, тоже понимают, хотя и со скрипом, а подчиняются. Ингорь вдруг подумал, что позови Олег славян в Великую скуфь, и пойдут ведь, есть у князя не только сила в дружине, но и вера в него у людей тоже есть. Самому Ингорю такого не добиться, для этого не просто кровь княжеская нужна, а властность княжеская. У Олега хоть отбавляй, тот лишь глазом поведет, все бегут исполнять и невысказанное, а Ингорю иногда не один раз повторить надо, чтобы сделали.
Уплыл Ингорь с женой в Ладогу на какое-то время, но прожил недолго, как понесла Прекраса, так и обратно вернулись. Скучно там, все делом заняты, а он без дела, да и Прекраса рада вернуться, все же первый ребенок будет, как одной?
Олег вести обрадовался, на невестушку наглядеться не мог, наказал, чтоб берегли пуще глаза, пылинки сдували. Но слуги и без того ей шагу самой ступить не давали, под ноги ковры раскидывали, чтоб не застыла невзначай. Не любила молодая княгинюшка такой заботы, тяготилась ею, все же не княжеских кровей была, воли хотелось. Без мамок-нянек побегать по траве-мураве, погреться на солнышке, а тут печи в ложнице жарко натоплены, хотя на дворе и тепло, духота за закрытыми дверьми, вокруг всегда люди, норовят подхватить, поддержать, когда и не надо. Она, здоровая, молодая, сильная, должна ходить под руки, как старуха. Тоскливо княгинюшке, ох, тоскливо. Раньше с Ингорем миловалась, а как тяжелая стала, так мамки и князя к ней не подпускают, чтоб дитю урон не нанес. Ладно бы ночью, так ведь и днем поговорить не дают, мол, у него речи все с заботами княжьими, расстроить может, ахнет Прекраса, да и случится что с дитем. От этого одиночества совсем тошно, надоели гудошники с плясунами, надоели байки одни и те же каждый день про королевичей да про то, какой княжич красивый да стройный, умный да пригожий родится. Только одна из старух и сказала, что девка будет, но на нее так шикнули, что больше голос не подавала, князьям наследник нужен, а не девчонки!
Ингорь как узнал, что отцом станет, загордился, в Киев вернулся победителем, точно подвиг какой совершил. Олег в усы посмеялся, но воспитанника похвалил, порадовался. На радостях и Невида разрешил вернуть.
Глава 37
Киеву сильно досаждали хазары, хотя и чувствовали, что власть уже не та, но согласиться с таким положением никак не могли. Славянских данников становилось все меньше, а нападки степняков все ожесточеннее. Нет, Хазария не давила всей силой, но ежедневно, ежечасно понемногу трепала окраинные веси, заставляя людей уходить все дальше в леса. Находились те, кто говорил, мол, так и нужно – уйти подальше, степняки совсем глубоко в лес не сунутся, сидят же себе вятичи да радимичи глубоко спрятавшись, платят дань понемногу, и ничего… Князь, впервые услышав такие речи, даже удивился – так можно и до самого Ильменя удирать, а то и дальше к морю. Но разговоры не прекращались, нашлись те, кто открыто предлагал снова платить дань хазарам, как делали прежде, только чтобы набегами не мучили. Вот на это Олег уже взъярился:
– За свои земли постоять боитесь?! Готовы в любые норы залезть, все с себя отдать, только чтобы никто не тронул лишний раз? Не бывать этому! У нас силы не меньше, чем у какого хазарского бека. Итиль сейчас не осилим, а вот с набежниками воевать будем!
Если честно, то поляне побаивались князя даже больше хазар, потому поспешно согласились воевать разорителей, робко надеясь, что делать это придется варяжской дружине Олега.
Не вышло, зря надеялись. Князь сразу заявил, что варяги дружинников, набранных из славян, только научат тому, что умеют, а вот за мечи придется браться самим. С Олегом не поспоришь, пришлось и воинскую науку прилежней осваивать…
Степняки нападали не абы когда, их стоило ждать у днепровских порогов во время прохода там торговых лодей. Князь и решил встретить врагов там. Для этого с ранней весны принялся гонять не только варяжскую часть дружины, но и набранных в нее полян, кривичей, дреговичей да других, кто пришел.
Степняки воюют как? Нападают быстро, разоряют все, что не могут забрать, убегают также быстро, захватив с собой рабов и добычу. Стрелами бьют издали. Если осилить не могут, то скорее уйдут, чтобы напасть в следующий раз. Потому и воевать против них тяжело, налетели, как вихрь черный, и ищи ветра в поле… У хазар есть и города, и крепости, и веси, да только далеко они от Руси, туда не доберешься. А набеги совершают конные отряды из ближних, быстрые и неуловимые. Размышляя, как справиться с этой напастью, Олег задумался над тем, чтобы заставить хазар биться в открытом ближнем бою. Выход был один – выманить степняков подобно Аскольду к себе и там бить.
Наступило время отплытия каравана. Все видели, что князь что-то задумал, а вот что – не говорит. Каждая пятая ладья в караване нагружена странно – товара почти нет, зато шкур от дождя много. Конники, что всегда сопровождали купцов, не слишком хорошо вооружены, на что Олег надеется, чтоб хазары испугались одного известия, что князь сам с караваном? Это испугало бы кого другого, только не степняков, им что князь, что смерд – все одно, добыча. Князь даже лучше, с него навару взять можно больше. Степняк уважает только того, кто его бьет.
Когда дошли уже до порогов и вытащили товары из лодей на берег, чтобы перетащить посуху и нагрузить снова, дозорные донесли, что по степи движется большой отряд хазар. Олег скомандовал воинам спрятаться под шкурами, остальным за лодьями, а сам с конниками куда-то исчез. Паники не было, но страх сжал сердце каждого, все понимали, что это угроза не просто разорения, а хазарского полона. Небольшая часть воинов заняла оборону.
Хазары действительно налетели вихрем, осыпая тучей стрел. Если бы не щиты, которыми загодя укрылись, половина дружины полегла бы на первых минутах. Князя с его частью дружины не было видно, тех дружинников, что сопротивлялись, нападавшие перебили достаточно быстро и, не встретив достойного сопротивления, поспешили добраться до товара. Для этого почти все спешились, выставив только нескольких всадников для наблюдения за степью. И тут произошло неожиданное – раздался резкий крик какой-то птицы, и из-под шкур, которым тюки накрывали для защиты от воды, в хазар полетели стрелы! Причем было видно, что били по сговору, одни в людей, другие в их коней, чтоб уходить было не на чем. Выпустив тучу стрел, славяне откинули шкуры и ввязались в ближний бой с нападавшими. Вскочить на коней удалось только троим степнякам, остальные поневоле вытащили свои мечи. Хазары воинской науке хорошо обучены, если б не учеба по весне, туго пришлось бы русичам. Но не только учеба пошла впрок, само вооружение тоже изрядно помогло. Это была задумка Асмуда – вооружить ратников боевыми топорами. Хазарские щиты хороши, удар меча держат, а вот секира прорубает его за два-три удара, кроме того, ею можно и колоть, как копьем. А князя с его конниками все не было видно…
Бой разгорелся нешуточный, повсюду раздавались звон мечей, крики и буханье топоров. За шумом битвы не сразу услышали, что князь с конниками уже подоспел, охватывая хазар большим полукружьем, и теперь крушил ненавистных, не давая бежать тем, кто опомнился. Зажатые с двух сторон, оставшиеся пешими, потерявшие боевой задор степняки, видно, не надеялись уйти подобру-поздорову и теперь старались отдать свои жизни подороже.