Тут из мегафона послышался приказ «пропустить тварей через себя», что означало, избегая лобовой атаки, дать танкам противника зайти на ваши позиции и обстрелять их с флангов и с тылу. Но от страха все выполнили приказ не до конца: просто забились поглубже в свои прежние укрытия. В противогазах было трудно дышать, и это затуманивало разум. Оставшиеся с единицами бойцов командиры с ужасом наблюдали, как на их позиции следом за танками наступают цепи автоматчиков в химзащитных костюмах.
– Да нас же сейчас начнут, как крыс, выкуривать огнеметами! – заорал сам себе командир Цевелик.
Вдруг он увидел, как впереди один из юдолянских солдат с поднятыми руками поднялся у ног наступавших.
– Комрад! – закричал он.
Цевелик, не колеблясь, выстрелил ему в спину.
– Я тебе покажу, кому рад, мать твою за ногу! – выругался он и почти на четвереньках побежал вдоль линии обороны.
По пути поднимая живых, командир павианом мчался по хламу, чтобы выгнать своих солдат из укрытий. Одним из первых, на кого он наткнулся, был Тариэл, который присоединился к командиру и тоже стал звать товарищей в бой. Через пару минут их было уже достаточно, чтобы дать отпор пехоте. Послышались затяжные очереди вражеских автоматов и хлопки наступательных гранат. Им ответили отрывистые очереди юдолян. Первую цепь наступавших скосил трехногий станковый пулемет, но он тут же стал давать перебои, а потом и вовсе захлебнулся. Враг мгновенно оказался в пяти шагах. Школьники поднялись в рукопашную.
Послышался командирский свисток к отступлению. Это значило, что каждый боец, носящий четный номер, должен сдерживать врага, а каждый нечетный отходить, вынося раненых. Тариэл был вторым, но он сцепился с одним ловким дэвианином и кубарем скатился с ним в какую-то щель. Он сорвал с него противогаз и обнаружил, что под ним такой же, как он сам, подросток. Русый с рыжеватым оттенком волос мальчик пытался спихнуть Тариэла с себя, а тот старался не ослаблять хватки душащих противника рук. Наконец дэвианин начал слабеть. Тариэл снял руки с вражеской шеи, выхватил из-за пояса кортик и попытался вонзить его во врага, но тот увернулся, и клинок провалился в рыхлую землю.
Парень схватил Тариэла за руки и мастерски выбил из-под него опору, так что тот упал ему на грудь, и они оказались лицом к лицу.
– Ну, что скажешь, сволочь? – спросил его Тариэл.
– Великий дракон с нами! – прохрипел поверженный с дэвианским акцентом.
– Врешь!
– Клянусь честью, – выдавил в противогаз юдолянина светлолицый мальчик с голубыми глазами.
Мгновенный рывок – и наградной кинжал Тариэла оказался в горле противника. Он ковырнул лезвием, прошил шею насквозь и дернул на себя, вскрыв кадык. Багровая кровь густой струей забрызгала белое лицо дэвианина и залила светлые волосы.
– Нет у вас ни чести, ни славы, – прогнусавил Тариэл сквозь противогаз стандартную формулу победы.
Обессиленный, он скатился с тела умирающего. Потом ему в голову вонзилась мысль о возможном пленении. Он содрал с поверженного шеврон с белым вьющимся драконом на черном фоне и вынул из внутреннего кармана документы. Он хотел уже выпрыгнуть из щели, как вдруг остановился и по непонятной причине посмотрел на убитого. Тот лежал, запрокинув голову и широко раскрыв рот. Рядом валялась каска, сорванный противогаз и еще один малоприметный предмет: пилотка, почти такая же, как у юдолянских школьников, только черная с красной двойной каемочкой на гребешке. Пилотку венчала кокарда. Тариэл схватил зачем-то пилотку и выскочил из ямы.
И тут он увидел двух вражеских автоматчиков, которые только что прошли мимо него. Если бы Тариэл не помедлил, его бы уже убили. Он не успел понять, что, задержав его, пилотка спасла ему жизнь и помчался выбираться к своим. Кругом сновали дэвианские санитары с носилками.
Вдруг из дыма показался разряженный строй медленно бредущих вражеских автоматчиков. Тариэл упал и залег за ржавый искореженный фрагмент заводской лестницы. Цепь небрежно прошла мимо него, Тариэл полежал еще и продолжил путь. Он и не думал, что бронетранспортеры унесли их войска так далеко в глубь завода. Иногда ползком, иногда на четвереньках, иногда короткими перебежками, к темноте он с горем пополам все же добрался до реки. Весь берег был усыпан подбитыми, искореженными, еще дымящимися БТРами его дивизии. Тут же копошились стройотряды врага, сооружая на захваченном берегу заграждения. С той стороны Саулы вели слабый беспокойный огонь. Над широкой лентой тихой реки парили на парашютиках осветительные ракеты, которые отражались в воде и шипели, касаясь ее глади.
Тариэл, спрятавшись в чахлых кустах, быстро разделся, освободился от всего ненужного, выбросил противогаз, набил сумку самым ценным и помчался к реке. Его окликали, потом стреляли вслед, но он обманывал стрелявших, выписывая зигзаги. Тариэл вбежал в воду, но не успел нырнуть, когда жгучая боль парализовала его спину. Он ничком плюхнулся на мели, и река понесла его по течению.
Лежа лицом в воде, он слышал выстрелы и, выдохнув, нырнул под воду. Каждое движение руки или ноги отдавалось адской болью в какой-то точке спины. Временами он переставал грести и расслаблялся, отчего жгучая боль сменялась пульсирующей и ноющей. Наконец он вынырнул, чтобы набрать воздуха. Оглянулся. Он был еще очень близок от вражеского берега, и его наверняка было легко заметить.
Он вновь нырнул и поплыл под водой. Сумка путалась у бедра и мешала, раненый бросил ее и поплыл налегке. Еще до середины реки он выныривал раз пять, потом, наконец, понял, что уплыл достаточно далеко от врагов, лег на спину и потерял сознание.
Неизвестно, через сколько времени Тариэл пришел в себя, лежа на воде в какой-то тихой заводи. Рыбы пощипывали рану, на что та отзывалась зудящей болью. Он попробовал перевернуться и поплыть, но тело было словно деревянным и неживым. Жестокая боль колом пронизывала все его существо. Он снова перевернулся на спину и попытался грести руками. Последнее, о чем он успел подумать, это то, что он далеко от фронта и что уже не слыхать канонады.
* * *Юноша очнулся вновь, когда какие-то голые тощие каджи в противогазах втаскивали его тело во мрак широкой бетонной трубы, по которой тек ледяной ручеек. Тариэл не мог противиться, а вместо слов вырывались стоны. Каджи, услышав их, начали переговариваться, но их гнусавые голоса, искаженные фильтрами противогазов, были непонятны.
Эти каджи были изгоями. Дело в том, что каджей, как некогда причастившихся к самому великому дракону Дэву, запрещалось казнить, бросая в Позорное озеро. Предателей, преступников и смутьянов из каджей наказывали вечным изгнанием за пределы цивилизации. Здесь они, как звери, обитали среди отравленной природы и занимались неведомо чем. Добропорядочные граждане этим не интересовались, считая ниже своего достоинства следить за судьбой тех, кто, получив величайший дар приобщения к дракону, ступил на тропу предательства.
Эти исхудавшие твари с когтистыми руками и бледной, сухой чешуйчатой кожей вместе с достоинством потеряли свои одежды и даже лица. Лишенные системы оповещения о химических атаках, они носили противогазы круглосуточно, снимая их разве что во время еды.
«Что может быть хуже опустившегося каджа-предателя? – риторически подумал раненый воин. – Надеюсь, эти твари не собираются меня съесть»…
Юноша был совершенно наг и парализован. Два существа над ним сопели и мотали своими вытянутыми мордами-масками. Стеклышки противогазов были чисты и, поблескивая, отражали дневной свет в конце трубы. Один кадж, урча, осторожно провел своей когтистой шершавой рукой по груди юноши.
– Да, немного крема тебе бы не помешало, – пробормотал Тариэл.
Кадж медленно отвернулся.
– Ты что, сволочь, задумал? – вслух сказал Тариэл.
Но гибкий кадж просто нагнулся за мокрой тряпкой, лежавшей у него за спиной. Кадж начал ее отжимать, и на лицо юноши полилась вода.
– Прекрати, дрянь! – простонал он.
Но Тариэл очень хотел пить, а вода была такой прохладной, что он раскрыл рот и последние несколько капель проглотил. Тварь повторила номер с тряпочкой, и юноша жадно пил. Напившись, он почувствовал ломящий холод в спине. Текущий под ним источник нагонял ледяной озноб. Тариэл попробовал подняться, но под лопатку вонзилась боль, и он вновь лег на спину.
Твари побулькали в своих масках и, ловко передвигаясь на четвереньках, покинули трубу.
– Хоть на том спасибо, – сказал Тариэл.
Он лежал еще, может быть, час, а может – два. И вдруг понял, что если ничего не предпримет, умрет. Нечеловеческим усилием воли он поднялся на четвереньки и пополз к свету.
Снаружи было ветрено, но теплей, чем внутри. Тариэл внезапно покрылся испариной и понял, что у него жар. Оглядевшись, он увидел, что бетонная дренажная труба выходит в пологую канаву, по которой течет струящийся из темного круга поток. По склонам канавы пучками росла жухлая травка. Цепляясь за нее и опираясь на выскальзывающие из-под колен камни, Тариэл добрался до верха. Он посмотрел вдоль ручья. Разливаясь по камням, тот впадал в спокойную пенистую заводь.
Снаружи было ветрено, но теплей, чем внутри. Тариэл внезапно покрылся испариной и понял, что у него жар. Оглядевшись, он увидел, что бетонная дренажная труба выходит в пологую канаву, по которой течет струящийся из темного круга поток. По склонам канавы пучками росла жухлая травка. Цепляясь за нее и опираясь на выскальзывающие из-под колен камни, Тариэл добрался до верха. Он посмотрел вдоль ручья. Разливаясь по камням, тот впадал в спокойную пенистую заводь.
Юноша обернулся и увидел, что за ним наблюдают десятки глаз – толпа исхудавших изгоев устроилась неподалеку от трубы. Они сидели рядками, как воробьи, и молча пялились на него через круглые линзы противогазов.
– Чего уставились, мрази?! – крикнул он им.
Но те даже не пошевелились. Холодный ветерок казался теперь Тариэлу приятным, и он почувствовал прилив сил. Он думал, как далеко его отнесло и как выбраться к своим. Полудохлые твари не внушали ему опасения, просто он брезговал и не хотел вступать с ними в контакт.
Он поднялся на ноги и покачиваясь побрел вверх, против течения реки.
– Гнусные предатели! – уходя, выругался он и забубнил себе под нос одну из излюбленных формул командира Цевелика: – «Что может быть хуже предателя? Даже сыпнотифозную вошь можно оскорбить, сравнив ее с предателем».
Пройдя несколько десятков метров, юноша обессиленно рухнул на каменистую землю. На горизонте в белесой дымке виднелся скалистый горный хребет.
Вдруг рядом с собой юноша заметил труп каджа. Как выглядит на любой стадии разложения человеческий труп, Тариэл знал, но труп каджа он видел впервые. Тело лежало, как раздавленный лягушонок, тонкая бледная сухая шкура была порвана и лоскутками колыхалась на ветру. Сквозь дыры виднелись кости. На голове была маска, лишенная стекол и фильтра. Сзади послышался шорох камней. Тариэл обернулся и увидел, что его преследует вся стая каджей. Они пугливо озирались, перебегали с места на место и прятались друг за друга.
– Ну, чего надо? Убирайтесь! – крикнул им юноша и добавил себе под нос: – Идите, ловите своих крысок или чем вы тут питаетесь…
Вдруг один из каджей на четвереньках подбежал к Тариэлу и сел перед ним на корточки.
– Ух, какой смелый, – вслух подумал тот.
Кадж сидел против него, неподвижно и молча.
– Чего хотел? – спросил раненый воин.
Кадж заметно занервничал, и все жилки его тела пришли в движение. Он стал громче сопеть фильтром противогаза.
– Ну, чего стесняешься, мразь? – сказал юноша. – Давай! Хочешь подраться – бей первым, хочешь поболтать – задавай вопрос.
Кадж снова замер. Потом оглянулся на своих и осторожно подобрался к юноше ближе. Он нарисовал коготком на земле что-то вроде вьющейся собачки – это был принятый у врага знак дракона. Потом обрисовал его двумя дольками, так что дракон оказался в сердечке.
– Да, да, – безразлично пробормотал Тариэл. – Я тоже люблю дракона. Люблю и уважаю…
Все исхудалое тело изгоя задергалось в собачьей радости, голова затряслась, и из сопящего фильтра забулькало, закудахтало некое подобие смеха. Тариэл сморщился, вытянул руку и пальцами двинул по баночке фильтра:
– Прекрати, меня сейчас вырвет.
Кадж подчинился.
– Ты видел где-нибудь поблизости автомобили? – спросил юноша. – Ну, машины, такие – ж-ж-ж… – он порулил в воздухе.
Кадж молчал.
– Люди, понимаешь, люди? – он похлопал себя по груди. – Как я.
Кадж еще помолчал, вытянув свою резиновую морду на длинной жилистой шее в сторону Тариэла.
– У-у, – как-то многозначительно промычал он сопелкой и медленно указал длинным когтистым пальцев в небо. – У-у.
Кадж болтал вверх-вниз фильтром противогаза.
– Дурак, – сказал Тариэл и пошел прочь.
Он обернулся и увидел, что тварь крадется за ним. Он схватил булыжник и пульнул в преследователя. Тот увернулся и, закудахтав, в ужасе скрылся за бугром.
К вечеру изнемогающий от боли и жажды юноша добрел до пустынных каменистых дюн. Когда-то здесь бушевали сражения, ржавые искореженные куски бронетехники давно стали частью местного пейзажа.
– В наш бы школьный музей такой, – сказал юноша, подходя к неказистому танку. Башня его была свернута и упиралась хоботом в землю, так что машина походила на ржавого стального муравьеда.
Еще час юноша брел среди стальных скелетов и кратеров от тяжелых авиабомб. Наконец, он стал подниматься по каменистому склону пологого перевала. Силы оставляли Тариэла, и он то и дело припадал к колючим камням. Когда начало смеркаться, раненый вдруг услышал позади себя хорошо знакомый гул, похожий на свист ветряной мельницы. Не оборачиваясь, он помчался к вершине перевала. Подъем начал медленно выравниваться, и скоро он оказался на самой вершине. Из последних сил он стал исполнять безумный сигнальный танец, по которому два года назад сдавал экзамен на военной кафедре. Юноша приседал, подпрыгивал, выбрасывал в стороны руки и ноги, маяча, бегал туда и сюда, махал руками и кружился на месте. Но вот он зашатался, как пьяный, его заплетающиеся ноги подкосились, и он упал без сознания. А над гребнем холма на низкой высоте почти беззвучно и медленно, как планер, пролетел темно-серый самолет полевой разведки.
* * *– Где я? – спросил Тариэл, лежа под холодной простыней на койке.
– В лазарете, – ответил женский голос. – Тебя чудом обнаружил самолет нашей тактической разведки.
– Я в городе?
– Да.
– Я серьезно ранен?
– Поговоришь об этом с врачом. Пока не двигайся.
Он почувствовал влажное прикосновение к бедру ватки со спиртом и резкий укол.
– Ай!
– Спокойно, боец, – сказала сестра. – А вот и доктор.
Человек в белом халате, с ручкой в нагрудном кармане нагнулся над раненым. На лице у него были большие круглые очки с мощными линзами. Он улыбался.
– Ну, что ж, – сказал врач выразительным голосом добряка, – добро пожаловать в мир живых.
Он выпрямился, и его не стало видно, только ощущалась громадная нависающая тень. Врач листал блокнот и что-то бубнил под нос. Наконец он сказал:
– Тебе безумно повезло. Пуля вошла под большим углом, прошла на сантиметровой глубине и вышла под плечом из так называемой широчайшей мышцы спины. Но все же зацепило тебя хорошо. Ранняя стадия сепсиса, но это ничего страшного. Ты вовремя нам попался, парень.
Через пару дней Тариэл стал подниматься. Он находился в ярко освещенной палате, больше похожей на коридор, с бесконечным рядом коек. В помещении не было окон, и оно ярко освещалось электрическими лампами вдоль потолка. За нынешний год Тариэл уже третий раз находился в подобном помещении. И все всегда повторялось с точностью до мелочей: строгий распорядок дня, настольные игры, обед, временные друзья.
Дважды к нему приходили посетители. Первым был командир Цевелик. Он вошел в накинутом на форму белом халате. Учитель был улыбчив, но глаза его оставались серьезными.
– Ну что ж, красавец, – задушевно обратился к Тариэлу строгий вояка, – дай пожму тебе руку. Позволь от имени Верховного совета, армии и всего народа сообщить тебе, что ты награжден Орденом за проявленную отвагу третьей степени!
– Но за что? – удивился боец. – Мы же проиграли.
– Да, мы оставили позиции, чтобы не попасть в плен, – объяснил Цевелик, – но наши усилия были по заслугам оценены вождями нашего народа. В неравном бою с превосходящим в силе и технике противником мы добились почти невозможных успехов. По нашим подсчетам, стоимость одной сверхсовременной машины равна стоимости от тридцати до пятидесяти единиц средних танков. Наша дивизия прикрывала около двух процентов от передовой, и это был единственный участок, на котором удалось подбить новейшую вражескую технику. Теперь о нашем подвиге пишут во всех газетах, – с наигранной гордостью говорил командир. – Нами гордится весь наш славный народ. Молодые юдолянские бойцы доказали, что не только не уступают в силе и храбрости старшим товарищам, но зачастую и превосходят их. Враг получил хороший урок, и надолго запомнит, что никакие технические ухищрения не способны сломить наш рвущийся к свободе дух. В этом бою, отдав два километра руин, мы получили бесценный опыт борьбы с их, так сказать, «сверхоружием». С радостью буду ожидать, боевой товарищ, твоего возвращения на учебную скамью нашей школы!
Он отчеканил этот заученный и, вероятно, не впервые произносимый панегирик, козырнул, и умчался.
Другие посетители обрадовали Тариэла куда больше. Это были узнавшие о его ранении Нестан с подружками. Девочки весело крутились вокруг него, а он делал вид, что совершенно беспомощен – просил подать воды, приглашал сесть на край койки. Прощаясь, Нестан сказала, что больше не сможет навестить его, так как часы посещений в лазарете совпадают со временем ее репетиций в балетном кружке, а также работой на фабрике во благо победы и процветания их родины, но добавила, что с нетерпением будет ожидать его выздоровления. Тариэл был на седьмом небе от счастья.