– Спасибо.– Кассик стоял ошеломленный.
– Возможно, вы правы. Конечно, его нужно бы отправить в больницу. Но мы не можем позволить себе этого: борьба идет не на жизнь, а на смерть. Многие из нас хотели бы уйти... может быть, даже все.
– Может быть,– согласился Кассик, почти не слушая его.
– Люди Джонса проникают повсюду. Рушится все здание: это происходит везде, во всех слоях общества. Даже здесь, в Службе безопасности... люди куда-то исчезают, бегут... как вот этот Каминский. Я должен посадить его в лагерь. Если бы было можно, я бы не задумываясь убил его.
– Вы бы не захотели.
– Да,– согласился Пирсон.– Не захотел бы. Но сделал бы это.
Какое-то время он молчал. Потом продолжил:
– Каминскому попали в руки материалы, связанные с одной сверхсекретной программой. Что-то там касающееся Департамента здоровья... Что именно, мне неизвестно, да у нас это никому не известно. В Совете, конечно, знают, в чем там дело.
Этим занимался один биохимик, некий Рафферти. Вы могли слышать о нем. Он исчез лет тридцать назад.
– Помню,– рассеянно сказал Кассик; он никак не мог сосредоточиться.– С Максом все в порядке? Его не ранили?
– Все в порядке.– Пирсон нетерпеливо продолжил: – Вам следует взять на себя секретную часть этого проекта. Я догадываюсь, что этот сукин сын Джонс все о нем знает. Каминский не успел передать им документы, но Джонс, вероятно, получал устные сообщения.– Он яростно щелкнул пальцами.– Все равно Джонс ничего не может сделать. У него нет власти... пока. А пока ее нет у него, мы будем продолжать проект.
– Что я должен делать? – тупо спросил Кассик.
– Скорей всего, я отправлю вас к Рафферти, и вы на месте увидите, в чем там дело.– Он достал из ящика стола нужные бумаги и протянул их Кассику.– Рафферти уже сообщили про Каминского. Он вас ждет, все готово. Отправляйтесь немедленно и доложите мне, как только там все распутаете. Не проект – мне наплевать на него. Меня интересует только безопасность. Понятно?
Совершенно ошеломленный, Кассик вышел из здания. У обочины тарахтел скоростной полицейский крусер, возле него стояли трое полицейских в блестящих касках с автоматами в руках. Когда он подошел к ним, они вытянулись, но он был так потрясен, что мысли путались в голове и он едва понимал, что происходит.
– Вам что-нибудь известно? – спросил он.– Я даже не знаю, куда ехать.
– Мы уже получили приказ, сэр,– сказал один из полицейских.– Маршрут там указан.
Через минуту они взмыли над темным городом; он представления не имел, куда и зачем он летит. Машина шла на автопилоте. Полицейский справа спокойно дремал, положив автомат на колени. Другие двое затеяли игру в карты. Кассик откинулся на спинку кресла и приготовился к долгому полету.
Однако путешествие закончилось неожиданно. Корабль пошел на снижение, один из полицейских отложил карты и взял управление на себя. Под ними раскинулось море мерцающих огней во мраке ночного города. И только когда корабль опустился на плоскую крышу одного из домов, Кассик узнал Сан-Франциско. Так вот что имел в виду Каминский в ту ночь. Они тут рядом... Эти бессвязные слова имели отношение к проекту; он случайно пробормотал их, размышляя о нем и не решаясь заговорить об этом вслух. Теперь он узнает, в чем там дело... Но думал он теперь не о проекте Федправа, а о том, что сейчас делает Каминский в лагере.
Раздался щелчок, крышка кабины отъехала, и полицейские один за другим вышли. Кассик осторожно спустился за ними. Дул сильный холодный ветер. Дрожа от холода, он вглядывался в темноту, стараясь догадаться, где они сели. Скорей всего, это даунтаун[4]. Огромные непроницаемые очертания зданий маячили в холодной темноте.
– И куда теперь? – раздраженно спросил он.
Его повели к спуску, и через дверь со множеством замков и запоров они спустились на один пролет по металлической лестнице. Через минуту он стоял перед маленьким, скромным, немолодым человеком в медицинском халате. Этот человек снял очки, близоруко сощурил глаза и протянул руку. Лицо его выражало тревогу и озабоченность. Над верхней губой торчали нелепые усики.
– Да-да,– сказал он, пожимая ему руку,– меня зовут Рафферти. Но их теперь здесь нет. Вам нужно подождать.
– Доктор,– сразу заявил Кассик,– я ничего не знаю про ваши дела.– Он протянул ему бумаги, выданные ему Пирсоном.– Меня направили сюда, ничего толком не объяснив. Вы что-нибудь знаете о Каминском?
Рафферти подозрительно посмотрел по сторонам, потом круто повернулся и пошел по коридору. Кассик зашагал рядом.
– Я отослал их, как только Пирсон предупредил меня, что Каминский сбежал. Это была моя инициатива: я не хотел, чтобы они оставались здесь в случае, если Каминский успеет сообщить о них Джонсу. Глупо, конечно: ведь если Джонсу что-то известно теперь, значит, он знал об этом год назад. Но я боялся нападения... Я видел, как его люди карабкаются на крыши домов, чтобы напасть на эту протоплазму. Я подумал, что они под этим предлогом могут забраться и сюда.
– Куда мы идем? – спросил Кассик.
– Я хочу показать вам проект. Я должен это сделать, если вы действительно присланы обеспечивать нашу безопасность. Как вы сможете охранять их, если даже не знаете, что это такое.
Кассик очутился в сложном лабиринте сверкающих чистотой переходов. Туда-сюда сновали люди, одеждой похожие на врачей и занятые каким-то своим, далеким от его понимания делом. Никто не обращал на него никакого внимания.
– Вот это их Убежище,– стал объяснять он, когда они остановились перед длинной прозрачной стеной.– Я приказал почистить и отремонтировать всю их скорлупу, пока их тут нет. Убил сразу двух зайцев.– Он стал осматривать приборы.– Еще немного, и можно будет войти туда.
Кассик с любопытством заглянул в этот громадный, наполненный паром резервуар. Там волнами ходили густые, сырые, тяжелые клубы пара, в которых утопал мрачноватый пейзаж. С грохотом работали какие-то механизмы, тонкими струйками разбрызгивая какую-то жидкость. Почва на вид была ноздреватой. Кое-где росли тощие кустарники; похоже, они никогда не приносили плодов. То здесь, то там поблескивали грязные лужи. Весь пейзаж был похож на болотистый берег какого-нибудь гнилого залива.
– Атмосфера внутри,– объяснял Рафферти,– состоит из аммиака, кислорода, фреона и малого количества метана. Видите, какая она влажная? Температура для нас довольно высокая – обычно где-то около сотни градусов по Фаренгейту.
В густых облаках пара Кассик различил какие-то здания, крохотные строения, на стенах которых поблескивали капли влаги. Мир сырости, горячего пара, мир, сжатый до размеров комнаты.
– И они тут живут? – медленно спросил он.
– Это их естественная среда. Убежище специально спроектировано для них, там есть все, в чем они нуждаются, все для поддержания их жизни. Они зовут его чревом, но это скорее инкубатор, мембрана, разделяющая чрево и наш мир. Но они никогда не выходят сюда.
Подошел человек из обслуживающего персонала. Посовещавшись с ним, Рафферти пригласил:
– Ну вот, теперь можно войти.
Раздвинулся ряд дверей, вделанных в стены, и они вошли в Убежище. Кассик чуть не задохнулся, когда горячие струи пара окутали его с ног до головы. Он споткнулся, остановился, достал носовой платок и приложил его ко рту и к носу.
– Нужно привыкнуть,– прохрипел Рафферти с перекошенным от отвращения лицом.
– Похоже на турецкую баню, только гораздо хуже.
Кассик отчаянно потел, задыхался, ничего не видел. По мере того как они пробирались вперед, Рафферти давал объяснения:
– Они не могут жить снаружи, а мы не можем жить здесь. Мы тщательно следим, чтобы условия в Убежище строго отвечали определенным параметрам. Их убить очень просто: открыть клапаны, их воздух выйдет, наш попадет внутрь, вот и все. Или, скажем, сломать стену. Или охладить ее. Или не снабжать их едой – их организмы требуют совершенно иной пищи, не такой, как наша. Каминский превосходно справлялся с задачей защиты Убежища: он везде расставил своих тайных агентов. Никто, даже я сам, не мог попасть в это здание без проверки вашими людьми.
Воздух постепенно становился чище. Теперь Кассик мог рассмотреть все до мельчайших подробностей. Плотный ком чуждого газа, застрявший в его легких, рассосался.
– Куда вы их отправили? – спросил он.
– Есть небольшое запасное помещение. Чтобы можно было здесь делать профилактический ремонт.
Рафферти указал на бригаду роботов, входящих внутрь и быстро снимающих верхний слой почвы Убежища, чтобы добраться до подводящих коммуникаций.
– Оно, конечно, не такое, как это. Что-то вроде маленького фургона. И им тоже радость: им кажется, что они вырвались отсюда. Какое-никакое, а разнообразие. Мы переведем их обратно часа через два. Они любят посидеть там подольше. Пойдемте, я покажу, как они живут.
Кассику пришлось сильно нагнуться, чтобы войти в дверь дома.
– Оно, конечно, не такое, как это. Что-то вроде маленького фургона. И им тоже радость: им кажется, что они вырвались отсюда. Какое-никакое, а разнообразие. Мы переведем их обратно часа через два. Они любят посидеть там подольше. Пойдемте, я покажу, как они живут.
Кассику пришлось сильно нагнуться, чтобы войти в дверь дома.
– Должно быть, они маленькие,– пробормотал он.
– Очень маленькие, очень. Самый тяжелый, Луи, весит меньше сотни фунтов.– Рафферти остановился.– Здесь их кухня. Стол, стулья. Тарелки.
Все было миниатюрным, как в кукольном домике: крохотная мебель, крохотное столовое серебро... все было точно так, как и в любой другой кухне, только в уменьшенном виде. Кассик взял со стола пропитанный воском «Уолл-стрит джорнал».
– Они что, читают это? – недоверчиво спросил он.
– Конечно,– ответил Рафферти и повел его по крошечному коридору в боковую комнатку.
– Здесь живет один из них, его зовут Фрэнк. Взгляните. Здесь есть книги, магнитофонные записи, одежда – все как у нас. Это такие же люди, как и мы! Такие же человеческие существа и в культурном, и в духовном, и в моральном, и в психологическом смысле! В умственном развитии они так же близки к нам, как...– он сделал неопределенный жест рукой,– ближе к нам с вами, чем эти маньяки со своими криками, лозунгами и значками.
– Боже мой,– произнес Кассик, разглядывая шахматный столик, электробритву, подтяжки и календарь с изображением красивой девушки. На туалетном столике лежала книга Джеймса Джойса «Улисс».
– Но ведь они мутанты. Они стали такими из-за войны?
– Нет,– ответил Рафферти,– это мои дети.
– Вы хотите сказать, фигурально?
– Нет, буквально. Зародыши были взяты из матки моей жены и помещены в искусственную среду. Я породил каждого из них, мы с женой их родители.
– Но все-таки,– тихо сказал Кассик,– они же настоящие мутанты.
– Конечно. Я работал над ними более тридцати лет в соответствии с нашей программой. Мы многому научились... К сожалению, большинство первоначальных опытов закончилось смертью.
– Сколько их всего?
– Всего было сорок. Остались живы лишь восемь. Семеро живут в Убежище, а один, еще ребенок, в отдельном инкубаторе. Работа тонкая, деликатная, взять нужную информацию неоткуда.– Маленький доктор говорил, не повышая голоса, он только перечислял факты. Он гордился своей работой, но в его словах не было и тени хвастовства.
– Искусственно выращенные мутанты...– Кассик прошелся по тесной комнатке.– Так вот почему у них все общее.
– Вы, наверное, видели нечто подобное во время войны?
– Бывало.
– Ну тогда вас не удивишь. Это можно понять не сразу. Конечно, тут есть, я полагаю, что-то слегка забавное. Некоторые мои коллеги сначала просто смеялись. Они такие маленькие, они такие хрупкие, они так смешно хмурят брови, когда их что-то беспокоит. Очень похоже на меня. И они трудятся в своем Убежище, они спорят, что-то обсуждают и дерутся, нервничают, занимаются любовью. Все как у людей. Убежище – это их мир, в котором они составляют органичное человеческое общество.
– Но зачем все это, для чего? – спросил Кассик. Он уже смутно догадывался, для чего именно, но хотел услышать об этом прямо от автора проекта.– Если они не способны жить вне Убежища, в условиях Земли...
– Вот-вот,– сказал Рафферти как о чем-то само собой разумеющемся.– Они не предназначены для жизни на Земле. Предполагается, что они станут жить на Венере. Мы пытались вырастить группу для жизни на Марсе, но ничего из этого не вышло. Марс и Земля – слишком разные планеты, а вот Венера чуточку похожа. Это Убежище, этот миниатюрный мир, по своим условиям – точное повторение условий, которые наши разведчики обнаружили на Венере.
Глава 12
Когда они вышли из миниатюрного здания, доктор Рафферти присел и поднял одну из губок, во множестве произраставших в Убежище.
– Она искусственная. Но на Венере существуют настоящие губки, во всем подобные этим. Несколько штук доставили на Землю, и наши люди смогли сделать по ним модели.
– А почему просто не посадили. Настоящие здесь не растут?
– Я вам объясню почему, но только попозже.
Выпрямившись, он повел Кассика к маленькому озерцу.
– Эти тоже ненастоящие.– И он вытащил из воды извивающееся, как змея, существо, отчаянно бьющее короткими толстыми ножками. Рафферти быстро открутил ему голову, и существо перестало извиваться.
– Механическая игрушка. Видите проводку? Но опять же точная модель одного из представителей фауны Венеры.– Он привернул голову обратно, и ящерица снова принялась отчаянно сопротивляться. Рафферти бросил ее обратно в воду, и она с довольным видом юркнула в глубину.
– А вон те горы,– показал Кассик,– на том заднике, тоже срисованы с венерианского пейзажа?
– Совершенно верно.– Рафферти оживился.– Можно подойти поближе, если хотите. Они любят свои горы.
По мере того как они вдвоем переходили от скалы к скале, Рафферти продолжал свои объяснения.
– Это Убежище не только среда их обитания, но вдобавок еще и школа. Оно призвано приспособить их к жизни во внеземной среде. Когда они попадут на Венеру, они уже будут готовы жить в ее условиях – по крайней мере, мы сделаем все, что в наших силах. Возможно, кто-то из них умрет – скажем, на них вредно подействует перемена обстановки. Но в конце концов, без ошибок ничего не бывает; мы сделали все, что могли, чтобы создать точно такие же условия, как и там, хотя, конечно, могут быть некоторые отклонения.
– Подождите,– перебил Кассик,– они-то сами что, тоже смоделированы по образцу гуманоидных форм Венеры?
– Нет, конечно,– ответил Рафферти,– это не имитация уже имеющихся форм, это совершенно новые существа. Эти существа созданы по принципу совокупного изменения всех свойств человеческого зародыша: мы подвергали их воздействию внеземных условий существования... а точнее, воздействию по всей шкале условий, существующих на Венере. Это чрезвычайно сложный процесс, и мы потерпели много неудач. Как только рождался ребенок с измененными свойствами, его тут же помещали в инкубатор, внутри которого были созданы условия, существующие на Венере. Другими словами, каждый зародыш с уже измененным строением подвергался воздействию непрерывно, включая и послеродовую жизнь. Как вы понимаете, человек не может жить в условиях Венеры, любые попытки колонизировать ее обречены. Федправ пытался это сделать, но безуспешно. А вот если внести в организм определенные физические изменения, колония землян с измененными свойствами вполне способна выжить на Венере. Если нам удастся соорудить особые шлюзы с промежуточными условиями жизни... организм постепенно привыкал бы... то есть я говорю об акклиматизации, понимаете? Точнее, об адаптации. Со временем в организмах потомства под воздействием внешних условий произошла бы мутация, а нам именно это и нужно. И постепенно в последующих поколениях сформировался бы устойчивый, способный к выживанию тип человеческого организма. Конечно, многие погибнут, но немало и выживет. И в результате мы получим квазичеловеческий вид существ, физически хотя и отличающийся от нас, однако вполне гуманоидного, родственного нам типа. Собственно, это будут такие же люди, только приспособленные к жизни на Венере.
– Понятно,– сказал Кассик.– Это люди из Федправа так придумали.
– Совершенно верно. Нам не найти другой такой планеты, как наша, с такими же условиями жизни,– одинаковых планет не бывает. И боже мой, нам просто повезло, что поблизости оказалась Венера, у которой такая же плотность атмосферы, близкая сила тяжести, влажность, температурный режим. Само собой, нам эти условия покажутся сущим адом. Но не так уж много нужно, чтобы Рай превратился в Ад: поднять температуру всего на десять градусов и увеличить влажность всего на один процент.– Сбив ногой растущий на камне лишайник, Рафферти продолжил: – Нам понадобилась бы тысяча лет, чтобы достичь этой цели другим каким-нибудь способом. А потом бесчисленное количество транспортов с питанием для колонии поселенцев. Люди мерли бы как мухи. Были бы несчастны. Природа может позволить себе такое, но мы нет. Народу это бы не понравилось.
– Да,– сказал Кассик,– я это уже видел.
– А результат неизбежно оказался бы точно таким же. Но готовы ли мы к таким потерям? Я так думаю, что в конце концов мы отказались бы от этой затеи. Не захотели бы жертвовать на нее тысячи жизней, не зная, что из всего этого получится. А все потому, что в конечном счете не мы хотим приспосабливаться к жизни, к условиям другой планеты, а наоборот, мы бы хотели эти условия приспособить к себе. Даже если бы мы отыскали где-нибудь вторую Землю, нам бы этого было мало. А вот в этом нашем проекте заложены семена большого будущего. Если у нас все получится, если мутанты выживут на Венере, мы станем совершенствовать наш проект. Мы станем производить мутантов и для других планет, где условия жизни еще более жесткие. И в конце концов мы заселим всю Вселенную – мы сможем жить в любых условиях. Если у нас все получится, мы завоюем весь мир. Человеческий род уже никто не сможет уничтожить. Вот это Убежище, этот замкнутый мирок кому-то может показаться чем-то надуманным. Но своей работой я попытался ускорить естественную эволюцию. Я попытался упорядочить ее, исключить случайности, потери, привести ее к какой-то разумной цели. Не землян мы станем посылать на Венеру, а венериан. Когда они окажутся там, их встретит не чуждый и враждебный мир, но мир, который является их собственным, мир, который они хорошо знают. Они найдут там более совершенное воплощение того самого мира, с которым познакомились и к которому привыкли здесь.