Так было и в Киеве. Для обеспечения безопасности высоких персон, присутствовавших в зале в тот день, было потрачено 300 тысяч рублей и реализованы беспрецедентные меры. Киевский губернатор А. Ф. Гире вспоминал, что он облегченно вздохнул, когда сановники оказались в здании театра: «За театр можно было быть спокойным, так как та публика, которую предложено было допустить туда, была строго профильтрована». Зрительный зал и подсобные помещения были тщательно проверены задолго до спектакля. Согласно акту осмотра, жандармы вскрывали пол, осмотрели бархатную обшивку барьеров и даже хрустальную люстру — не подпилили ли ее злоумышленники, чтобы обрушить на головы зрителей. В театр допускали по именным билетам. Далеко не все местные начальники были удостоены такого приглашения».
Следовательно, ни о каком погасшем свете речи быть не могло. А посему у стрелка не было шансов на спасение. Его ждали либо арест, либо самосуд, учиненный толпой. Богров же явно ожидал чего–то третьего.
Непонятно и то, как Дмитрий появился в зале.
За несколько дней до спектакля в оперном театре Богров связался со своими полицейскими патронами и сообщил, что на Столыпина готовится покушение, сам он привлечен к делу и должен быть в театре, чтобы опознать преступников.
Подполковник Кулябко впоследствии утверждал, что билет был выдан по просьбе самого агента с разрешения генерала Курлова и его помощников. Однако товарищ министра говорил, что не подозревал о присутствии секретного агента в театре. После этого Кулябко изменил свои первоначальные показания, пояснив, что он, возможно, превратно истолковал слова шефа. Но самое главное заключалось в том, что никто не мог вразумительно объяснить не только с чьего разрешения, но и с какой целью был выдан билет. Нелепость же приведенных Богровым аргументов была, мало сказать, очевидна.
И все же, примерно за час до начала спектакля из охранного отделения Богрову доставили билет N406 в 18‑м ряду партера. Допустив своего агента в театр, начальник охранки нарушил циркуляр Департамента полиции от 3 октября 1907 г., запрещавший использовать секретных сотрудников для наружного наблюдения. Кроме того, он грубо нарушил Инструкцию об охране высочайших особ, согласно которой осведомители не допускались в места присутствия императора.
Но надо сказать, что, нарушая правила, подполковник Кулябко следовал сложившемуся шаблону. В 1907 г. он посадил в театральном зале женщину–агента, которая должна была указать на террористов, готовивших покушение на тогдашнего киевского губернатора Курлова. В 1909 г. он использовал осведомителей в присутствие Николая II в Полтаве.
Возможно, поэтому начальник охранки был уверен, что и на этот раз все сойдет благополучно.
Не сошло.
Уже в театре Богров заявил, что план покушения неожиданно изменился: террористы собираются убить не Столыпина, а царя. Спецслужбы тот час сконцентрировали внимание на высочайшей особе, перестав обращать нимание на всех остальных. В итоге, тайный агент, свободно фланируя, подошел в плотную к премьеру и расстрелял его.
Смерть антигероя
Дмитрий Богров был казнен в возрасте 24‑х лет. Герой ли, игрушка охранки — он остался непонятым ни современниками, ни потомками. В революционном лагере всегда высказывались полярные мнения о нем и его поступке. Одни предлагали воздвигнуть в честь Богрова памятник, другие презирали, как запутавшегося и запуганного провокатора. Но в последний свой час Дмитрий держался очень достойно. Из рассказа очевидца казни: «Когда к Богрову подошел палач, тот обратился к присутствующим с просьбой передать его последний привет родителям. После этого палач связал его руки назад, подвел к виселице, и надел на него колпак. Последние слова Богрова (удивительно безразличного ко всему происходящему) были обращены к палачу: «Голову поднять выше, что ли?“ Спокойствие приговоренного смутило даже палача, и он поспешно выбил табурет из–под ног Богрова…».
По материалам «История преступлений в лицах» (www. rus–history.com), «Грамотей» (www.gramotey.com), «Энциклопедия замечательных людей и идей» (www.abc-people.com) для газеты «Я»
История 18 Тайна смерти Владимира Бехтерева
Нейрофизиолог и психиатр, автор фундаментальных трудов по анатомии, физиологии и патологии нервной системы, основоположник рефлексологии, организатор и руководитель Психоневрологического института и Института по изучению мозга и психической деятельности ушел из жизни при весьма таинственных обстоятельства, объяснению которых нет до сих пор
Канва событий
Смерть Владимира Михайловича Бехтерева (20.1.1857 г. — 24.12.1927, г.) была неожиданной, поскольку еще накануне 70-летний ученый чувствовал себя вполне здоровым и собирался принять участия в двух научных форумах: Первом всесоюзном съезде невропатологов и психиатров и Всесоюзном съезде педологов, посвященном проблеме воспитания детей.
22 декабря открылся съезд невропатологов и психиатров. С большим вниманием делегаты выслушали доклад Бехтерева о лечении под гипнозом больных наркоманией и различными формами неврозов.
Вечером 23 декабря Владимир Михайлович с женой отправился в Большой театр на балет Чайковского «Лебединое озеро» (по другой версии: в Малый театр на необычайно популярную в том сезоне «Любовь Яровую»).
На самочувствие Бехтерев по–прежнему не жаловался. Однако после спектакля академик почувствовал боли в области живота.
Была уже ночь, и только утром к заболевшему был вызван профессор Д. А. Бурмин — выдающийся терапевт, директор клиники медицинского факультета Московского университета. Он нашел, что у Бехтерева желудочно–кишечное заболевание, и назначил лечение. Самочувствие больного несколько улучшилось, но к вечеру появились признаки ослабления деятельности сердца. Были вызваны еще несколько известных врачей и, в частности, профессор В. Д. Шервинский — также знаменитый терапевт и эндокринолог.
Однако было уже поздно. В 23 часа 45 минут 24 декабря после короткой агонии великий ученый скончался от паралича сердца.
Утром 25 декабря скульптор И. Д. Шадр снял гипсовую маску, а профессор Абрикосов, согласно воле покойного, извлек мозг для передачи в Ленинградский институт по исследованию мозга. Тело было сожжено
в крематории Донского монастыря.
Версия № 1
Внезапная кончина крепкого и энергичного человека, активно работающего ученого, по роду своей деятельности приближенного к многим государственным тайнам, да еще по такому «неубедительному» поводу, как «отравление консервами», породила массу слухов.
Молва утверждала: в ту злополучную пятницу Владимир Михайлович появился на съезде с опозданием на несколько часов. В ответ на вопросы коллег с раздражением бросил: «Смотрел одного сухорукого параноика!». Считается, что говорил Бехтерев про Сталина. После спектакля Бехтерева пригласили в музей театра, где после угощения чаем не то с бутербродами, не то с пирожными, ему и стало плохо.
Однако «сталинская» версия не обрела документального подтверждения. Очень сомнительно, что операцию по устранению ученого разработали и реализовали за один день. Не понятно, также зачем «декорациями» для этого выбрали прославленный театр, дискредитируя его, таким образом в глазах общественности. Не стыкуются и другие моменты. Многие ученые, особенно старой школы, полагали, что врач высочайшего уровня по определению не мог дать скоропалительное заключение после недолгой аудиенции. Не стал бы Бехтерев, отличающийся исключительным тактом и деликатностью, обсуждать диагноз (к тому ж такого человека!) во всеуслышание с посторонними людьми.
Что касается психического здоровья Сталина, то параноиком он не был. Психический склад Иосифа Виссарионовича при всей одиозности врачи (доктора медицинских наук В. Рожнов, А. Белкин, Л. Гримак, В. Файвишевский) называли крайним вариантом нормы. Так что, скорее всего, Бехтерев консультировал другого человека.
Версия № 2
По мнению писателя Глеба Анфилова, смерть Бехтерева была непосредственно связана с его работами в области создания «идеологического оружия».
Начиналось все с опытов над животными, которые Бехтерев проводил совместно с известным дрессировщиком Дуровым. Эти опыты заключались в поисках некой радиоволны, «заведующей» трансляцией мыслей и заставляющей животных выполнять мысленные желания экспериментатора.
Первые опыты были не особенно удачными. Однако в дальнейшем Бехтереву удалось соединить собственные разработки в области «психологии толпы» с последними достижениями инженерной мысли. Это произошло в 1925 году, после общения с Бернардом Кажинским, автором «Биологической радиосвязи». В разговоре Кажинский воспринял от Бехтерева идею об эмоциональном управлении толпой, а ему, в свою очередь, подал мысль о технических усилителях мысленных сигналов. Как раз в ту пору у Бехтерева появилась возможность провести исследований в рамках государственного экспериментального института.
Первые опыты были не особенно удачными. Однако в дальнейшем Бехтереву удалось соединить собственные разработки в области «психологии толпы» с последними достижениями инженерной мысли. Это произошло в 1925 году, после общения с Бернардом Кажинским, автором «Биологической радиосвязи». В разговоре Кажинский воспринял от Бехтерева идею об эмоциональном управлении толпой, а ему, в свою очередь, подал мысль о технических усилителях мысленных сигналов. Как раз в ту пору у Бехтерева появилась возможность провести исследований в рамках государственного экспериментального института.
Среди прочих, в команду Бехтерева вошел друг старшего брата Кажинского. Этот Некто (определение Анфилова) был по происхождению из немцев, часто ездил в командировки в Германии, привозил оттуда первоклассную радиоаппаратуру, якобы для медицинских экспериментов и вполне мог работать на немецкую разведку, весьма интересовавшуюся советскими опытами по телепатии.
Как это обычно бывает, ученые, увлеченные чистой идеей, не задумываются о практической судьбе своих изобретений. Бехтерев, изучающий телепатию, гипноз, ясновидение, внушение, психологию толпы, не предполагал, что результатом его экспериментов станет «идеологическое оружие», при помощи которого власть сможет превратить собственный народ в послушную толпу, безумно обожающую своего лидера и выполняющую все его приказы. Не задумывался Владимир Михайлович и о том, к чему приведут его протесты. За что и поплатился в декабре 27‑го года.
Но это опять–таки всего лишь предположение. В пользу которого, говорят такие факты: в начале 1927 г. Некто неожиданно пропал, скорее всего, сбежал в Германию, прихватив с собой секретную информацию, после чего в политических ситуациях, сложившихся в СССР и Германии того времени, стало наблюдаться разительное сходство.
Что касается опытов
Идея о передачи мыслей на расстоянии до сих пор считается фантастической. Между тем, в 1921 г. академик В. М. Бехтерев доказал ее реальнойсть. К началу 1921 г. в лаборатории В. Л. Дурова за 20 месяцев исследований было проделано 1278 экспериментов по мысленному внушению (собакам). Удачных среди них было 696, неудачных 582. Статистическая обработка материала показала, что «…ответы собаки не были делом случая, а зависели от воздействия на нее экспериментатора».
Проведенные исследования показали, что мысленное внушение не обязательно должен проводить дрессировщик. Это может быть и опытный индуктор. Необходимо только, чтобы он знал и применял методику передачи, установленную дрессировщиком. Внушение проводилось как при непосредственном визуальном контакте с животным, так и на расстоянии, когда собаки не видели и не слышали дрессировщика, а он их. Следует подчеркнуть, что опыты проводились с собаками, имеющими определенные изменения в психике, возникшие после специальной дрессировки. Классическими в изучении телепатии и суггестии являются описанные академиком В. М. Бехтеревым шесть опытов над дрессированной собакой Пикки (1919 г.). В четырех опытах передающим задание академика был В. Л. Дуров, а в двух остальных — сам академик, причем о своем мысленном задании он никому перед опытом не говорил. Опыты проходили в ленинградской квартире В. М. Бехтерева, т. е. в обстановке, не привычной для подопытного животного. Вот, что пишет В. М. Бехтерев. «Третий опыт заключался в следующем: собака должна вскочить на предрояльный круглый стул и ударить лапой в правую сторону клавиатуры рояля. И вот собака Пикки перед Дуровым. Он сосредоточенно смотрит в ее глаза, некоторое время охватывает ладонями ее мордочку. Проходит несколько секунд, в течение которых Пикки остается неподвижным, но будучи освобожден, стремительно бросается к роялю, вскакивает на круглый стул, и от удара лапы по правой стороне клавиатуры раздается трезвон нескольких дискантовых нот. В четвертом опыте собака должна была, после известной процедуры внушения, вскочить на один из стульев, стоявших у стены комнаты, и затем, поднявшись на стоящий рядом круглый столик, поцарапать лапой большой портрет, висевший на стене над столиком. Казалось бы, что это сложное действие собаке не так–то просто выполнить. Но Пикки превзошел все наши ожидания. После обычной процедуры (Дуров сосредоточенно смотрел в глаза собаке в течение нескольких секунд) Пикки спрыгнул со своего стула, подбежал к стулу, стоящему у стены, затем с такой же легкостью вскочил на круглый столик, и, поднявшись на задние лапы, достал правой передней конечностью портрет и стал царапать его когтями… Чтобы иметь полную уверенность, я решил сам проделать аналогичный опыт, не говоря никому о том, что я задумаю. Задание же мое состояло в том, чтобы собака вскочила на стоящий неподалеку круглый стул и осталась там сидеть. Сосредоточившись на форме круглого стула, я некоторое время смотрю собаке в глаза, после чего она стремглав бросается от меня и начинает бегать вокруг стула. Опыт не удался и я понял почему: я сосредоточился исключительно на форме круглого стула, упустив из виду, что мое сосредоточение должно начинаться движением собаки к круглому стулу и затем вскакиванием на него. Ввиду этого я решил повторить опыт, не говоря никому о своей ошибке и поправив себя в вышеупомянутом смысле. Я снова усаживаю собаку на стул, обхватываю ее мордочку обеими ладонями, начинаю думать о том, что она должна подбежать к круглому стулу и, вскочив на него, сесть. Затем отпускаю собаку и не успеваю оглянуться, как она уже сидит на круглом стуле. Пикки разгадал мой «приказ» без малейшего затруднения…»
Версия № 3 и 4
«Обстоятельства смерти академика Бехтерева в конце двадцатых годов тайно расследовались тремя крупными российскими юристами: Н. К. Муравьевым, П. Н. Малянтовичем и А. А. Иогансеном», — пишет в своей книге внук последнего. Муравьев взялся собрать сведения в верхнем эшелоне власти в Москве. Он был до этого несколько лет юрисконсультом наркома внешней торговли Красина и общался со многими политическими тузами. Иогансен взялся провести расследование в близких к Бехтереву академических и медицинских кругах в Ленинграде. Неизвестно, какую часть работы взял на себя П. Н. Малянтович, но, когда тройка снова встретилась и проанализировала собранную и информацию, выводы совпали полностью. Оказалось, в 1927 году Г. Е. Зиновьев, стоявший во главе Ленинградской парторганизации, вступив в смертельную схватку со Сталиным за власть, решил выдвинуть против «вождя и учителя» обвинение в отравлении Ленина. О том, что Сталин давал Ленину яд, знала вся партийная верхушка. Однако все боялись и молчали. Лишь Троцкий позже попытался открыто обвинить Сталина, за что и был убит (по мнению автора).
Зиновьев в 1927 г. рассчитывал победить Иосифа Виссарионовича с помощью свидетельских показаний Бехтерева. Для чего и стал оказывать давление на ученого. Тот в 1923 году осматривал больного Ленина и не имел сомнений в том, что Владимир Ильич был отравлен.
Экспертное заключение Бехтерева — ученого с мировым именем и колоссальным авторитетом — могло поставить Сталина в очень затруднительное положение. Однако выход нашелся. «Нет человека — нет проблемы». И великого ученого не стало.
«Ленинской теме» посвящена и версия № 4. Правнук Бехтерева, Святослав Лебедев, директор института мозга человека, считает, что ученый был убит из–за диагноза, поставленного Ленину. Бехтерев считал, что у великого вождя был сифилис головного мозга. Хотя Владимир Ильич к тому времени уже лежал в мавзолее, правда об истинной причине его смерти никоим образом не должна была стать достоянием гласности. Поэтому, предотвращая утечку опасной информации, Бехтерева вполне могли убить. Правда, не очень понятно, почему аж через три года после смерти Ленина.
И версиям нет числа
Воспоминания внучки великого ученого Натальи Петровны Бехтеревой, ныне покойной, нисколько не прояснили загадку гибели ее деда. В 80‑х годах прошлого века она заявила в печати, что Бехтерев в самом деле нашел у Сталина паранойю и за это поплатился жизнью. Значительно позже, осенью 1995 года, давая интервью еженедельнику «Аргументы и факты», Наталья Петровна сказала: «Это была тенденция объявлять Сталина сумасшедшим, в том числе и с помощью якобы высказывания моего деда. Но никакого высказывания не было, иначе мы бы это знали. Он был прекрасный врач, как он мог выйти от больного и сказать, что тот параноик? Деда действительно отравили, но из–за другого».
А еще позже Наталья Петровна, выступая по телевидению, заявила буквально следующее: «У нас в семье всем было известно, что отравила Владимира Михайловича его вторая жена…» И это заявление еще больше запутывает и без того таинственную историю гибели прославленного академика.
Под материалам Unbelievable.su, «Люди» (www.peoples.ru), «Психиатрия и физиология» (www. psychiatry.narod.ru), «Ветхие страницы) (www.carabaas.livejournal.com), «Петергбурский дневник» (www.spbdnevnik.ru), «Загадки и тайны 20 века» (www.macbion.narod.ru) для газеты «Я»