Переступив порог, Надежда как бы попала в другой мир, разительно отличающийся от остального дома. Квартира бывшего Алкиного ученика была большая, просторная, но жутко запущенная. Повсюду валялись разбросанные вещи, посреди коридора красовался одинокий ботинок, рядом с ним – скомканный свитер и пустая упаковка из-под картофельных чипсов. Сквозняк гонял по полу комки пыли.
– Дверь слева! – проговорил голос из динамика.
Надежда толкнула эту дверь и вошла в полутемную комнату, которую хотелось назвать берлогой. Она вся была завалена каким-то хламом, среди которого тут и там валялись книги и компьютерные диски. Значительную часть комнаты занимал стол, на нем стояли два включенных ноутбука и клавиатура от большого компьютера, упрятанного под стол.
За столом, в удобном вращающемся кресле, сидел толстый неопрятный парень с длинными светлыми волосами и реденькой бородкой. Перед ним, рядом с ноутбуком, стояла большая чашка черного кофе, тут же лежал открытый пакет чипсов и почему-то рваный шерстяной носок. Одет был хозяин квартиры в разношенные тренировочные штаны и растянутый на локтях коричневый свитер. Надежда подумала, что теперь фамилия Пирожок ему не подходит – в нем ничего не осталось от пухлого румяного старшеклассника.
– Я от Аллы Владимировны, – сообщила Надежда.
– Да, она мне звонила, – отозвался парень, отправив в рот щепотку чипсов. – О, Алла Владимировна – это такая женщина! Вы, может, кофе хотите?
– Нет, спасибо. – Надежда оглядела жилище компьютерщика, задержавшись взглядом на рваном носке, и решила на всякий случай ничего здесь не пить и не есть. К тому же она напилась чаю у гостеприимной Нины Евгеньевны.
В это время из темного угла комнаты неторопливой вальяжной походкой вышел огромный черный кот. Не кот – котище с разбойничьей широкой мордой и пышным хвостом с полено толщиной. Подойдя к Надежде, кот негромко мурлыкнул и потерся об ее ноги.
При виде этого кота Надежда невольно почувствовала симпатию к хозяину квартиры. Как всякая котовладелица, она хорошо относилась к себе подобным.
– О, а вы понравились Боцману! – оживился компьютерщик. – Он не к каждому подойдет! Так будете кофе?
– Спасибо, – повторила Надежда. – Давайте лучше сразу перейдем к делу. Вы ведь человек занятой…
– Давайте, – кивнул Пирожок. – Алла Владимировна сказала, что вам нужна квалифицированная компьютерная помощь. У вас что – комп вирусами порос?
– Нет, мне нужна помощь другого рода… – Надежда немного смутилась. – Понимаете, мне нужно получить доступ к определенной информации… Я понимаю, это может быть не совсем законно… даже совсем незаконно…
– Вот как? – Пирожок с интересом взглянул на Надежду. – Никогда бы не подумал! Но это, надеюсь, не связано с какими-то государственными секретами? Я такими вещами не занимаюсь… по крайней мере, в последнее время.
– Нет-нет, упаси боже! – Надежда замахала руками. – Мне всего лишь нужно проверить базу данных Псковского педагогического института, найти там одного выпускника… точнее, выпускницу. Разыскиваю, понимаете, старую знакомую… то есть, не то чтобы старую…
– Ну, это плевое дело! – перебил ее парень. – Для Аллы Владимировны я и не такое сделаю! Тем более пединститут – это вообще не вопрос, это вам не банк и не оружейная фирма…
Пирожок придвинул к себе один из ноутбуков, защелкал клавишами. Кот громко мяукнул и вскочил к нему на колени.
– Ну, конечно, как же без тебя… – пробормотал Пирожок и почесал кота за ухом. Потом полуобернулся к Надежде: – Говорите, Псковский педагогический? Выпуск какого года вас интересует?
Прикинув возраст покойной учительницы, Надежда назвала интересующие ее годы.
– Фамилия? – задал компьютерщик следующий вопрос.
– Цыплакова… или Барсукова. Понимаете, она могла выйти замуж и сменить фамилию…
Пирожок еще немного постучал по клавиатуре и разочарованно протянул:
– Нет, в те годы, которые вас интересуют, в списках выпускников нет ни Барсуковой, ни Цыплаковой!
– Вы уверены? – разочарованно протянула Надежда.
Программист вместо ответа только бросил на нее выразительный взгляд.
– Значит, она там не училась… – Надежда Николаевна вздохнула и решила, что зря потратила время, и уже собралась попрощаться с гостеприимным хозяином.
– Постойте-ка… – остановил он ее. – В списках выпускников ее нет, но вот я запустил более широкий поиск и нашел Цыплакову в экзаменационных ведомостях… Алина Цыплакова – это ваша знакомая?
– Да, она! – Надежда оживилась. – Как же так – в ведомостях она есть, а в списках выпускников – нет?
– Да очень просто! Училась ваша знакомая в этом пединституте, но не закончила… Постойте, сейчас я узнаю про нее побольше… – Он еще немножко пощелкал клавишами и сообщил: – Да, смотрите-ка, Алина Цыплакова поступила в Псковский пединститут… на первом курсе училась хорошо, оценки очень приличные, на втором курсе – тоже, а потом… потом она взяла академический отпуск.
– Академический отпуск? А по какой причине?
– Сейчас… минутку… ага, вот ее заявление… по состоянию здоровья. Заболела ваша знакомая. Но через год вернулась, перешла на третий курс, зимнюю сессию сдала, весеннюю тоже, но на четвертом курсе ее уже нет, и вообще в институте она больше не появилась.
– Вот как! А в чем же дело? Куда же она пропала? Это невозможно узнать?
– Для человека разумного ничего невозможного нет! – гордо ответил Пирожок. – Или, по крайней мере, почти нет…
Он снова заработал на компьютере, уставился на экран и вдруг проговорил озабоченно:
– Вынужден принести вам свои соболезнования… не найдете вы свою знакомую…
– Не найду? – переспросила Надежда. – Что, все ее следы пропали? Ничего не удается найти?
– Да нет, не в этом дело! Умерла ваша Цыплакова. Скончалась от острой сердечной недостаточности. Я нашел ее данные в областной больнице и все про нее выяснил. Она уже несколько лет болела, потому и академку брала, что ложилась в эту больницу на обследование и лечение. И вроде почувствовала себя лучше. Настолько, что вернулась в институт. Надеялась доучиться, найти работу… однако это ей было не суждено. Примерно через год у нее случился очередной сердечный приступ, и Алина Цыплакова умерла. Там же, во Пскове, и похоронена. Вот, я нашел копию справки из бухгалтерии пединститута о выделении матпомощи на ее похороны. Она ведь была одинокая…
– Одинокая? – переспросила Надежда.
Какая-то неясная мысль мелькнула у нее, но в это время кот мягко спрыгнул с коленей хозяина, подошел к ней и снова потерся об ноги, отчего непослушная мысль благополучно скрылась в темных глубинах подсознания.
– Это он вам сочувствие выражает! – пояснил Пирожок.
– Спасибо, – машинально проговорила Надежда и почесала кота за ухом. – А нет там у вас фотографии Алины Цыплаковой?
– Запросто! – Пирожок что-то нажал на клавиатуре и повернул компьютер экраном к Надежде.
Надежда Николаевна взглянула на экран. На нее смотрела худенькая веселая девушка, ничуть не похожая на убитую учительницу. Несмотря на улыбку, была в ее лице какая-то затаенная грусть – как будто на ней уже лежала тень скорой смерти. Хотя, возможно, Надежде это только показалось.
– Ну что – это она? Ваша знакомая?
– Трудно сказать, – уклончиво ответила Надежда Николаевна. – В любом случае, большое вам спасибо, вы мне очень помогли. Правда очень помогли!
– Не стоит, мне это было ничуть не трудно! – ответил Пирожок. – Передайте привет Алле Владимировне! Успехов ей в воспитании молодого поколения!
Кот Боцман пошел за Надеждой, проводил до самых дверей и напоследок вежливо мурлыкнул.
– Так что вот такие дела, – закончила Надежда Николаевна. – Умерла настоящая Цыплакова, уже несколько лет прошло, как умерла!
Они разговаривали в кабинете у Алки Тимофеевой.
Надежда Николаевна позвонила Алке, как только вышла от компьютерщика с аппетитной фамилией Пирожок, и сказала, что нужно встретиться, причем чем скорее, тем лучше. Она предложила поговорить в кафе, но Алка отказалась наотрез: у нее в этот день в школе было очень много дел. Тогда Надежда согласилась приехать в школу. Хорошо хоть, секретарша Нина Евгеньевна уже ушла, а не то пошли бы по школе сплетни – что это Надежда к завучу зачастила…
– Умерла? – растерянно переспросила Алла. – Как же так? Мы же все ее документы проверили… Не может быть!
– Очень даже может! Твой Пирожок прошерстил всю компьютерную базу пединститута. И фотографию настоящей Цыплаковой я видела.
– Не может быть! – повторила Алка, но прежней уверенности у нее в голосе не было. – У нас же кадровик опытный, все проверяет, и все у нее было – паспорт, страховое свидетельство, ИНН… все совпало с базой данных…
– Ага, в том-то и дело, что все документы у нее были подлинные. Только она сама фальшивая, настоящая Цыплакова умерла, а ее документы каким-то образом попали в руки этой… особы. Забыла, как ее фамилия?
– Сейчас посмотрю… – Алла выдвинула ящик стола, достала оттуда паспорт и прочитала: – Барсукова Людмила Анатольевна… А ты думаешь, это имя настоящее?
– Думаю, да, настоящее. Зачем человеку два фальшивых паспорта?
– А один зачем?
– Ну, один… для этого могут быть самые разные объяснения. Но в общих чертах – затем, чтобы вести двойную жизнь, что бы это ни значило. Одна жизнь – под настоящим именем, а другая – под фальшивым, с фальшивым же паспортом…
– А может, у нее была не двойная, а тройная жизнь? – не сдавалась Алла.
– Ну, по-моему, это уже перебор… и кроме того, – Надежда взяла паспорт в руки, поднесла к свету, – кроме того, смотри – этот паспорт явно настоящий, видно, что им много лет пользовались. Вон, видишь, какой он потертый.
– Ты же говорила, что тот паспорт, на фамилию Цыплакова, тоже был настоящий?
– Да ну тебя! Все, конечно, может быть, но я хочу сказать, что кроме этого паспорта у нас все равно нет никаких зацепок, так что давай исходить из того, что она на самом деле была Людмилой Барсуковой, такого-то года рождения… Давай-ка посмотрим, что еще мы можем о ней узнать из этого документа?
Надежда Николаевна окончательно завладела паспортом и принялась его изучать.
– Так, имя, фамилия, отчество… год рождения – почти такой же, как у Цыплаковой… Родилась еще в Ленинграде, отметки о браке нет, а вот отметка о прописке, или как сейчас говорят, о регистрации… Большая Озерная улица, дом сорок восемь. Это же в районе Шувалово-Озерки, рядом с Суздальскими озерами. Вся улица застроена старыми дачными домами и новыми коттеджами… – Надежда подняла глаза на подругу: – Знаешь что, меня мама давно просила съездить в магазин для садоводов, ей там нужно какое-то особенное средство от улиток и слизней, а этот магазин как раз находится неподалеку, возле станции метро «Озерки».
– Ох, Надька, ищешь ты неприятностей на свою голову! – проговорила Алла с тяжелым вздохом.
– Я неприятностей не ищу, – возразила Надежда. – К сожалению, они меня как-то находят…
Она взглянула на часы – четвертый час. До Озерков ехать отсюда далековато, зато потом до дома не так далеко. Она вполне успеет до темноты обернуться. А муж все равно раньше восьми вечера не явится.
Через час она шла по Большой Озерной улице.
Она давно не бывала в Озерках и заметила большие перемены: совсем мало осталось на улице старых трогательных домов довоенной или даже дореволюционной постройки, с резными наличниками, с верандами в цветных стеклах, с уютными палисадниками. Большая часть улицы была застроена современными коттеджами и загородными домами, окруженными высокими коваными оградами или глухими трехметровыми стенами с камерами наблюдения по углам. Из-за этих стен стыдливо выглядывали аккуратные черепичные крыши, вычурные башенки, увенчанные коваными флюгерами.
За кованой оградой по левую сторону улицы стояла огромная косматая собака. Скорее всего, кавказская овчарка. Увидев Надежду, собака уставилась на нее мрачным неодобрительным взглядом. Она не лаяла, даже не рычала, только смотрела – но в этом взгляде была такая густая смесь презрения и угрозы, что Надежда постаралась как можно скорее пройти мимо.
Дойдя до дома номер сорок восемь, Надежда увидела, что самого дома как раз и нет: от него остался только фундамент, обугленная стена и полуобвалившаяся кирпичная труба. Судя по всему, дом сгорел уже несколько лет назад.
Надежда обошла дом с разных сторон. Откуда бы она ни смотрела – зрелище было одинаково безнадежным. Приходилось признать, что зря она сюда приехала: родной дом Людмилы Барсуковой давно уже не существует.
Надежда развернулась, собираясь дойти до садового магазина, как вдруг столкнулась нос к носу с невысокой пожилой женщиной в вязаном малиновом берете, с бидончиком в руке.
– Люсю ищешь? – спросила женщина с несомненным интересом.
– Да… – удивленно ответила Надежда Николаевна. – А как вы догадались?
– Так ты не первая! – Женщина встала поудобнее, явно настроившись на продолжительный разговор. – Что, большая недостача?
Глаза женщины загорелись.
– Что? – переспросила Надежда, пытаясь понять собеседницу и выбрать правильную линию разговора.
– Ну, на много тебя Люська кинула?
– На пятьдесят тысяч, – брякнула Надежда первую попавшуюся цифру, все еще не понимая, о чем говорит собеседница.
– Ух ты! – В этом возгласе прозвучала сложная гамма чувств – от осуждения до восхищения. – Да, пятьдесят тыщ – это большие деньги! – проговорила женщина, что-то считая про себя. – Очень большие! Это сколько же месяцев мне пенсию надо получать? Страшное дело! Ту-то, которая прошлый раз ее искала, Люська поменьше наказала, на тридцать две тысячи. Но все равно много! – Женщина взглянула на свой бидончик, потом на часы и озабоченно проговорила: – Некогда мне с тобой лясы точить! Я к переезду спешу, там аккурат в это время бочка с молочного завода приезжает, молоко свежее, творог, сметанка… Если опоздаю, ничего не останется! Там такой народ озабоченный – все разберут… Мне, конечно, Серафима Степановна иногда оставляет, но кто ее знает…
– Извините, не буду вас долго задерживать! Только еще одно… Вы сказали, что ее, Люсю, уже кто-то искал?
– Ага! Сперва такая женщина навроде тебя искала, средних лет, приличная такая, говорила, что она в магазине у нее работала, деньги украла и пропала. Но это давно было, года уж три назад. А потом еще один искал, мужчина, из себя такой невидный, одет вроде чистенько, но скромненько, брючки темненькие, свитерок тоже, голос тихий, и все носом поводил, будто принюхивался…
– Вот как… – Надежда чуть не подпрыгнула на месте. Да это же очень точное описание того типа, который следил за Цыплаковой, то есть за Барсуковой в ту субботу возле театра! Надо же, и тут он уже побывал. Как говорится, наш пострел везде поспел!
– Да, так вот, он сперва со мной поговорил, а потом уже с Павликом. Вот, женщина, с кем тебе нужно поговорить! – оживилась собеседница Надежды. – С Павликом! Он про Люсю больше моего знает! Он ведь по молодости за ней бегал, как собачка за сосиской! Вот, женщина, с ним поговори!
– С Павликом? – переспросила Надежда. – А где же мне найти этого Павлика? И как его узнать?
– Да возле магазина – того, что рядом с кладбищем, где же еще, – женщина махнула рукой в дальний конец улицы. – Он там, почитай, целый день торчит, ждет, когда что-нибудь перепадет. Ты его сразу узнаешь – на нем фуражка такая, знаменитая! А я побегу, а то мне ничего не достанется – ни творожка, ни сметаны!
Проводив взглядом разговорчивую особу, Надежда отправилась в указанном направлении.
Через пять минут она увидела застекленный павильончик круглосуточного магазина, возле которого на пластиковых ящиках из-под пива, как три богатыря на картине Васнецова, сидели три потрепанных жизнью алкаша.
Посредине, как Илья Муромец, возвышался большой, обрюзгший тип лет шестидесяти в ватнике неопределенного цвета и всесезонной шапке-ушанке, одно ухо которой уныло свисало к плечу, а другое жизнерадостно торчало к осеннему небу. По левую руку от него, пригорюнившись, восседал «Добрыня Никитич» – унылый персонаж в бывшем демисезонном пальто, с обвислым носом и следами высшего образования на небритом лице. Он явно был из тех, кто любит вспоминать, каким большим человеком был в советские времена.
Но самым колоритным из троицы оказался «Алеша Попович» – хмурый тип в морской фуражке-мичманке со сломанным козырьком; уголок тельняшки ненавязчиво выглядывал из расстегнутого пиджака, а клочья кое-как обстриженной бороды обрамляли украшенное лиловым синяком лицо. Возраст его определить было невозможно – ему можно было дать и пятьдесят, и тридцать с небольшим.
Затесался в компанию и еще один персонаж: большая косматая дворняга без одного глаза, валявшаяся у ног алкашей. Дворняга вполне вписывалась в этот колоритный коллектив.
– Это ты, что ли, Павлик? – обратилась Надежда к «Алеше Поповичу».
– Ну, допустим! – ответил тот с хитроватой уклончивостью. – А что мне будет, ежели я Павлик? Что вам, дама, к примеру нужно? Ежели перенести что или, к примеру, грядку вскопать – то это можно, согласно утвержденным расценкам! Или даже покрасить что…
– Меньше чем за сотку не соглашайся, – авторитетным тоном заявил «Илья Муромец». – Меньше чем за сотку не стоит и беспокоиться! Меньше чем за сотку Прохиндей, и тот не почешется! – И алкаш пнул ногой дворнягу, чтобы было ясно, о ком он говорит.
– Сами разберемся! – отмахнулся «Алеша Попович». – Плавали, знаем! Так что вам нужно?
– Для начала поговорить. Один на один.
– Это можно. – Павлик с трудом поднялся, перешагнув через дворнягу, свысока поглядел на своих товарищей и проговорил: – Ну, вы местечко-то для меня придержите, я ненадолго!
Дворняга, однако, забеспокоилась, поднялась и потрусила следом за «Алешей Поповичем».